Текст книги "День гнева"

Им было что рассказать.

Эва сподобилась откровения от Иисуса Христа. Он явился ей и просил купить обручальное кольцо. Это было весной. Кольцо с семью бриллиантами – знак завета – предназначалось самой Эве.

Смысл откровения был ясен как день, и все же Эве не верилось. Что это могло значить? Несколько дней она мучилась сомнениями и ждала знака, которого все не было.

– Наконец я решилась открыться Петеру, – сказала она.

Странный, должно быть, у них получился разговор. Эва улыбалась. Женщина сообщает мужу, что Христос тоже решил вступить с ней в брак.

Петер отреагировал совсем не так, как она ожидала, и как будто нисколько не удивился. Он сказал, что в глубине души давно этого ждал и не сомневался, что рано или поздно нечто подобное произойдет.

Эва поехала в Уппсалу, где купила кольцо в ювелирном бутике в торговом центре «Гренбю», и попросила выгравировать на нем стих из Исайи: «И нарекут ее невестой Бога».

– Ювелир переспросил, действительно ли мне нужно только одно кольцо? – улыбнулась Эва.

Кристина тоже улыбалась, потому что это было то, чего от нее ждали.

Синдре тоже присутствовал на церемонии.

– Кто-то должен был нас обвенчать, – объяснила Эва.

Она дрожала как осиновый лист, целыми днями. Эва не верила и никак не могла отважиться. Но то же, что заставляло ее дрожать, одновременно наделяло невиданной силой.

Синдре прочел нужные стихи из Библии и объявил брачующихся мужем и женой, как всегда делал в таких случаях. Эва перестраховалась. Она запретила Синдре подходить к ней ближе чем на несколько метров и сама надела кольцо себе на палец. Это была святая ночь, и тот, кто осмелился бы прикоснуться к Эве во время венчания, непременно рухнул бы замертво.

– Когда все было кончено, я попросила Синдре уйти, – продолжала она, – и в тот же момент упала на колени без сил. Я чувствовала, что отныне моя душа отягощена ношей, с которой мне только предстоит свыкнуться.

Эва с нежностью посмотрела на Синдре, потом задержала взгляд на Ясмине и Кристине. И всем троим тут же стало ясно, какого доверия с ее стороны они удостоились.

– Я уснула там же, на полу, и спала крепко, как ребенок. А когда возвращалась домой темной ночью, Господь снова говорил со мной и дал мне новое имя – Фирца.

Тут подал голос Синдре и объяснил, что имя Фирца происходит из «Песни Песней» царя Соломона, часть 6, стих 4.

– «Ты прекрасна, Фирца, моя возлюбленная», – процитировал он голосом, которым читал проповеди. – А «Фирца» то же самое, что «Ева».

– Совсем как во сне, – прошептала Ясмина.

Что касается Кристины, свой сон она почти уже не помнила. Его место заняло откровение Эвы. А может, она и сейчас спит? Кристина провела по своей руке – нет, похоже, она бодрствовала.

– Мы обсуждали это на пасторском совещании, – сказал Синдре. – Этот вопрос оставался в центре нашего внимания всю зиму и весну. Ведь сказано в «Книге Откровения», что придет время свадьбы, и невеста должна быть готова. Мы знали, что Господь нагрянет, как вор посреди ночи, и что у Кнутбю особая миссия. Но мы никак не могли думать, что…

Синдре смолк. Даже его красноречия было недостаточно, чтобы передать суть случившегося. Сейчас он смотрел на Эву как на некое неземное существо, затесавшееся на кухне между двумя обыкновенными женщинами.

– Это мой обет пред Господом, обет любви.

Повисла благоговейная тишина. Глаза Ясмины блестели. Кристина пыталась понять, о чем, собственно, речь? Похоже, ее сомнения были заметны со стороны, потому что Синдре выглядел расстроенным. То, что рассказала Эва, и в самом деле было неслыханно.

– Дискуссии о том, как понимать выражение «невеста Господа», продолжаются уже много веков, – объяснил он. – На этот счет существуют разные теории. Одни полагают, что под «невестой» следует понимать «избранный народ». И «невеста» – это новая церковь, Иерусалим или весь христианский мир. Но нельзя исключать и того, что речь идет просто о человеке. Об этом нигде прямо не сказано. В Библии описано много случаев, когда Господь заключал соглашения с разными людьми.

Это прозвучало слишком восторженно, но Кристина выдавила из себя улыбку:

– Понимаю.

Синдре кивнул, это было все, что он хотел от нее слышать. Потом повернулся к Эве, хотя продолжал разговаривать с Кристиной и Ясмин:

– Несмотря на то, что сказал Петер, Эва продолжала сомневаться в своей избранности. И столько было сломано копий в дискуссиях на эту тему, что сейчас мне остается только повторить: «Если «невеста» – человек, то речь идет о тебе».

«Он цитирует самого себя», – подумала Кристина.

– И теперь я знаю, что это так, – закончила Эва.

– Аминь, – прошептала Ясмина.

Кристина же поняла, что если и раньше Эва Скуг пользовалась в общине непререкаемым авторитетом, то теперь возвысилась до совершенно нового, божественного качества.

Эва стала Христовой невестой.

18

Но у Кристины никак не получалось в это поверить. Хотя она и хотела, до боли в сердце. По утрам она садилась в автобус до Альмунге. Листвы на деревьях оставалось все меньше, луга превращались в болота, и темнота с каждым днем все раньше окутывала дома, равнину и дороги. Вечерами холодный ветер щипал щеки, когда Кристина, с ноющей от усталости спиной, по дороге от остановки пыталась осмыслить эту проблему с разных сторон.

Никто не знал Библию лучше, чем Синдре, и не работал усерднее его. И Синдре утверждал, что он и другие пасторы из Кнутбю несколько недель, даже месяцев, только и делали, что занимались этим вопросом. Душой они понимали, что все правда, но намеренно заняли критическую позицию. Снова и снова сверяли факты с текстами Священного Писания и лишь после этого окончательно сошлись на том, что Эва избранница Христова и его невеста.

Так кто такая была Кристина, чтобы опровергать эту истину? Она ведь только-только начала видеть вещие сны, и ни разу Святой Дух не избирал ее орудием своей воли. Она была жена пастора, одна из многих, кто заполняет собой церковные скамьи во время службы – не более.

Но при всей своей малости, которую Кристина особенно остро ощущала по вечерам, когда отправлялась в туалет или опускала Эльсу в ванночку, смывая с пушистой головы ароматную пену, прежде чем надеть на малышку пижаму, это было то, чего она никак не могла взять в толк. Избранничество Эвы оставалось для Кристины непостижимым.

Эльса заливалась смехом так, что булькало в горле, но Кристина ничего не слышала. Она знала, что скажет Синдре в ответ на ее сомнения. Что Кристина слаба в вере и ее душа блуждает в потемках. Но Иисус выбрал Эву, как такое принять? Кристина лежала рядом с Эльсой в постели, где малышка засыпала, прежде чем ее переносили в детскую кроватку. Из всех женщин планеты последних двух тысячелетий одна Эва Скуг удостоилась стать женой единородного сына Всемогущего Бога.

«Как вор в ночи», – мысленно повторяла Кристина. Так вот почему он выбрал Кнутбю, – поселок, где едва наберется тысяча жителей, затерявшийся в уппланских лесах. Северная страна на задворках Европы с восемью миллионами населения – или их уже девять? В любом случае, что может быть более незаметно, непостижимо и неожиданно?

Господь выбрал Швецию, Кнутбю и Эву. Разве Мария-Антуанетта не подошла бы Ему больше? Или, может, мать Тереза, Мэрилин Монро, королева Англии? Все земные женщины были одинаково немыслимы в этом качестве, так почему бы и не Эва?

Так или иначе, Его день пришел, и поверить в это было не трудней, чем во все остальное. Так думала Кристина, поднимая с кровати спящую дочь. Теперь Эва – избранница, и все мы – гости на свадебном пиру. Это ли не причина для радости?

Так проходили дни, складываясь в недели – ночь, работа и снова ночь. Никогда еще Кристина так не уставала, не чувствовала такой тяжести на душе. Она знала, что это связано с ее неспособностью принять избранничество Эвы. Эти сомнения изводили Кристину час от часу и изо дня в день.

Впервые после отъезда из Кристинехамна она радовалась тому, что у нее нет подруги. Что поблизости не оказалось никого, кому Кристина могла бы доверить свои мысли, и поэтому держала их при себе. Можно, конечно, позвонить Софии, Кристина не общалась с ней, наверное, вот уже года два. Но обсуждать по телефону помолвку Иисуса Христа – что-то в этом было не то…

19

Он собирался подойти к ней после проповеди. Шел первый адвент, вечером планировалась репетиция рождественской мистерии, в которой Ирис играла поющего осла.

Зал был полон, никто не остался дома в это воскресенье. И Синдре выстроил проповедь так, как умел только он. Поначалу как непринужденный разговор, вроде тех, что ведутся между друзьями перед телевизором, когда на экране транслируется футбольный матч. Главные слова обрушились как гром среди ясного неба, поражая, обезоруживая, глубоко проникая в сердце и душу.

– Осталось не так много времени, – говорил пастор Синдре Форсман. – Их задача – подготовиться. Иисус видит насквозь всех и каждого в Кнутбю и скоро объявится здесь собственной персоной, под видом самого обыкновенного человека. В ожидании его им следует проявлять стойкость, жить правильно и не поддаваться искушениям сатаны. Потому что нечистая сила тоже будет как никогда активна, и это Синдре тоже скрывать от них не намерен. Демоны сделают все возможное, чтобы совратить членов общины Кнутбю с пути истинного, такова обратная сторона избранничества.

– Помните, у нас есть мощное оружие, чтобы противостоять всем атакам, – уверял он. – Доспехи, которые делают нас неуязвимыми. Это наш волшебный мед – помните мишку Бамси[6]6
  Мишка Бамси – герой серии комиксов, созданных в 1966 году художником Руном Андреассоном. Медвежонок Бамси отличается невероятной силой, потому что пьет волшебный мед, который готовит его бабушка.


[Закрыть]? – Тут дети на задних скамьях рассмеялись, потому что поняли намек. – Я говорю о нашей вере, – продолжал Синдре, и Кристина почувствовала, как его взгляд проник ей в самое сердце, – о любви и надежде. Совсем скоро наступит Рождество, и мы станем радоваться появлению на Земле Иисуса. Это ради нас Он воплотился в человеческом теле, ради нас умер и вернется.

После проповеди люди окружили пастора, спеша поделиться впечатлениями от его речи. Синдре с трудом пробирался к Кристине, которая все еще сидела на первой скамье, не в силах оторвать взгляд от мужа. Наверное, и Христос так же прокладывал себе путь сквозь толпу больных и увечных, прослышавших о его чудесах в Иерусалиме и жаждущих исцеления.

Но если Христос, – как, по крайней мере, представляла себе Кристина, – был исполнен скорби о малых сих, то Синдре буквально сиял, чувствуя себя в центре внимания. Он призывал людей говорить по делу, кивал и подбадривал, принимая восхищение. «Собственно, почему он должен вести себя иначе? – спрашивала себя Кристина. – Синдре достоин этого. Он из тех редких проповедников, которые, вместо того, чтобы отгораживаться от людей своей ученостью, ведут их за собой. Так, что к концу проповеди паства словно одна футбольная команда, готовая хоть сейчас выйти на поле и совершить невозможное во имя Иисуса».

Кристина улыбнулась. Этот образ она тоже позаимствовала у Синдре, который часто сравнивал общину с командой, хотя совсем не интересовался спортом.

– Кристина, – раздался над ухом его голос.

Она подняла глаза. Синдре стоял, окруженный поклонниками, и протягивал ей руку. Тем самым он возвысил ее над всеми, показал, что она его. Кристина встала, ног под собой не чуя от гордости.

– Нам нужно поговорить, – сказал Синдре.

Кристина кивнула и последовала за ним на служебную половину, где у Синдре был кабинет.

Синдре хлопнул дверью и сразу изменился в лице.

– Садись, – велел он Кристине.

Она села.

– Я чувствовал это, – продолжал он. – На протяжении всей службы это чувствовали все, включая Эву, Пера и Ирму. В воздухе витало нечто, чему место где угодно, только не в церкви. Я быстро понял, в чем дело.

Синдре смотрел на нее:

– Дьявол отыскал лазейку в нашу общину. Никогда еще он не был так близко от всех нас и… от Эвы. Бог знает, что он теперь может с ней сотворить.

– Лазейку? – переспросила Кристина.

– Эта лазейка – ты, – кивнул Синдре.

У нее перехватило дыхание. До сих пор ее муж не был так прямолинеен. Он ходил вокруг да около, ограничивался намеками, косвенными обвинениями, но это…

– Я?

– Твое неверие перестало быть твоим личным делом. Мы уже обсуждали этот вопрос на пасторском собрании. Ты живешь неправильно, Кристина, и твоя гордыня не случайна. Ты не готова пройти этот путь с Господом.

– Я… я готова.

– Ты не веришь, как все мы, – покачал головой Синдре. – Ты не видишь ни сияния, которое окружает Эву, ни Господа, который грядет. Именно поэтому нечистый и свил гнездо в твоей душе и в твоем теле. И теперь он в тебе.

Кристина хотела ответить, но слова застряли в горле. Мятущиеся мысли вдруг остановились в голове, словно кто-то внезапно поставил сцену на паузу, и все возражения повисли в воздухе, бессильные и пустые.

– Во мне?

Это прозвучало глупо.

– Неужели поздно? – уже тише спросил Синдре. – Неужели уже не спасти?

Голос его был тверд. Кристина не поняла, обращается ли он к ней или непосредственно к Господу.

– Я думаю… – начала она. Слова висели в голове, как воздушные шары, и она отчаянно пыталась ухватиться хотя бы за одну ниточку. – Нет, еще не поздно.

Синдре остановил на жене долгий взгляд. В его глазах мелькнул огонек презрения, и Кристина не смогла сдержать слез.

– Нет, – наконец сказал он. – Еще не поздно. Мы будем за тебя молиться, и Господь, конечно, явит свою милость.

Кристина затаила дыхание.

– Помоги мне, – прошептала она.

Синдре не сводил с нее глаз. Он терпеть не мог слез.

– Ты должен помочь мне, – все так же шепотом продолжала Кристина. – Ты умнейший человек из всех, кого я знаю… и ты мой муж… Ты можешь помочь мне.

Синдре встал, повернулся к ней спиной и подошел к окну. До вечера было далеко, но сумерки уже сгустились. Свет фонарей лежал на мокром асфальте парковки бледными пятнами.

– Грядет день великой радости, – провозгласил Синдре. – Иисус к нам возвращается. Не этого ли столько столетий ждали христиане всего мира, не об этом ли молились? И вот теперь этот день совсем близок благодаря Эве и Кнутбю. Наконец все мы вернемся домой, и семья, которая так долго пребывала разделенной, воссоединится. Мы узнаем настоящую любовь, в сравнении с которой человеческие чувства покажутся смешными и жалкими.

Синдре продолжал глядеть в окно, словно различал в сгустившемся мраке контуры грядущего мира. А когда снова повернулся к Кристине, его лицо было печально:

– И ты хочешь этому помешать, Кристина?

Нет, она не хотела. Но в ответ только покачала головой, потому что что-то снова помешало словам вырваться наружу.

20

Она поднималась из подвала приходского дома, когда услышала наверху голос Синдре. Спускаясь, Кристина только слегка притворила дверь на лестницу, потому что боялась споткнуться в свете одной лишь тусклой подвальной лампочки.

Собственно, Кристина отправилась в подвал за новой порцией «Поммака». Всю неделю накануне родители спорили, стоит ли давать детям прохладительные напитки после утреннего праздника Люсии[7]7
  Люсия – национальный шведский праздник святой Люсии, который отмечают в середине декабря. Традиционный элемент праздника – шествие Люсии, возглавляемое девушкой в венце с зажженными свечами.


[Закрыть]. В конце концов Синдре решил, что пара-другая бокалов «Поммака» не нанесут особого вреда, с чем, однако, не все были согласны.

– Твои шафрановые булочки, Ирма, куда более верный путь к погибели, – пошутил Синдре, и Ирма зарделась от такого комплимента.

В итоге после шествия Люсии и утренника, – на котором Стаффан Сталледренг в колпаке звездочета напрочь забыл слова, но прекрасно сымпровизировал, чем привел публику в восторг, – весь «Поммак» разошелся в считаные минуты. Антон и Ирис, тоже задействованные в хоре, дергали мать за платье, выпрашивая угощенье. Наконец Кристина, взяв инициативу на себя, отправилась за добавкой. И пусть другие мамы думают что хотят.

В подвал можно было попасть из холла, через неприметную дверь сразу за той, что выходила во двор. Ею редко пользовались. Во всяком случае, плащи и шапки на крюках вдоль лестницы, а также сапоги и старые туфли под ними хранились здесь, сколько Кристина могла помнить. Похоже, о них просто забыли или же намеренно избавились от них таким способом.

Услышав голос мужа из холла по другую сторону подвальной двери, Кристина так и застыла на крутой лестнице. Пакет с бутылками сразу стал неподъемно тяжелым.

Голос Синдре звучал озабоченно, но спокойно и вполне дружелюбно.

– Ты же можешь, – сказал он.

– Я не знаю, – ответила молодая женщина, которую Кристина узнала не сразу.

– Верь мне, – продолжал Синдре. – Ты человек редкой чистоты.

– Я не знаю, – смущенно повторила женщина.

– Это не комплимент, Анна. Я всего лишь говорю то, что вижу. Именно поэтому я и решил посоветоваться с тобой.

Анна. В этот момент Кристина вдруг узнала женский голос, который принадлежал Анне Андерсон – девушке, отвечавшей за миссионерскую работу в Римбу. Это ее парня Кристина встретила в кафе возле Академической больницы.

– Не уверена, что могу давать советы пастору, – почти испуганно возразила Анна.

– Но я ведь спрашиваю не тебя, – уже мягче объяснил Синдре, – а Господа.

– Не уверена, что могу задавать вопросы Господу.

– Ты слышишь его, Анна. Я знаю, и Эва говорит то же. Если спросишь ты, он обязательно ответит.

Повисла пауза. Наверное, девушка кивнула, потому что Синдре продолжил:

– Я и моя жена оказались в трудной ситуации, Анна.

Ноги Кристины подкосились, бутылки звякнули, но Синдре с Анной, похоже, ничего не слышали.

– Так бывает, Анна, – продолжал Синдре. – Поначалу любовь затмевает все, но потом жизнь снова берет свое. Появляются дети… и прочие обстоятельства, над которыми мы не властны. Если повезет и хватит терпения и сил, любовь сможет снова склеить все по кусочку, но…

Кристина не дышала. Подвернись такая возможность, она поставила бы бутылки на ступеньку, но боялась выдать себя малейшим движением.

– Я вижу три возможных варианта развития ситуации, – продолжал Синдре, – и хотел бы знать, как смотрит на это Создатель.

– Да, – чуть слышно выдохнула девушка.

Тут Кристина представила себя, вжавшуюся в стенку между старыми плащами. Что, если Синдре обратил внимание на щель за подвальной дверью? С другой стороны, с какой стати это должно его заботить.

– Первое – Кристина возвращается к вере, – продолжал Синдре. – Это ведь ее детская вера, совсем такая, как твоя, Анна, заставила меня когда-то в нее влюбиться. Сейчас это кажется почти невероятным, но ведь в то время сомневающимся был я, а Кристина неколебимой, как скала. И это то, о чем я хочу спросить Господа – вернется ли она в лоно веры? Возможно ли, чтобы все стало так же хорошо, как раньше? Хватит ли у нее на это сил?

Синдре замолчал, Анна не отвечала. Кристина представляла, как она сидит, опустив глаза в пол. Кем надо себя возомнить, чтобы встретить взгляд Синдре после такого вопроса?

– Мы с Кристиной расстаемся, это второе, – продолжал Синдре. – Как пастор, я прекрасно осознаю все сложности этого варианта, тем не менее. Я давал слово перед лицом Господа оставаться верным этой женщине до гробовой доски, но… обстоятельства бывают сильнее нас, иногда нам приходится к ним приспосабливаться, увы.

– Да, – все так же шепотом повторила Анна. Не в силах больше терпеть, Кристина поставила бутылки на ступеньку. Она сделала это как могла осторожно, но легкого звона избежать все же не удалось.

– Наконец, третье, – провозгласил Синдре. – Господь забирает Кристину к себе.

– Что вы имеете в виду? – испуганно переспросила Анна.

– Что Кристина умрет. Мне снилось, как она возвращается к Господу, и я склонен считать этот сон пророческим. Хотя и не вполне уверен… Поэтому я и хочу с твоей помощью спросить Господа, умрет ли Кристина.

21

– Это будет наш вечер.

Ясмина как будто не поняла, что сказала Кристина. Дело было в пятницу, после работы. Обе женщины сидели на кухне.

– Синдре уедет во второй половине дня, – объяснила Кристина. – В доме останемся только мы и дети. Думаю, самое время будет заняться собой. Мы это заслужили, правда?

Но Ясмина смотрела все так же скептически:

– Куда уедет Синдре?

– Он приглашен на обед к Перу и Ирме.

– А ты?

– А я нет.

– Он приглашен, а ты нет? К Флудквистам?

– Все верно.

– Но это как-то… странно, тебе не кажется?

С начала декабря, с того самого дня, когда Синдре обнаружил, что Кристина стала лазейкой для сатаны, никто из руководства общины с ней не разговаривал. И не то чтобы их к тому принуждали, нет. С Кристиной и в самом деле творилось что-то неладное, она сама это видела. Так или иначе, теперь у нее никого не было, кроме Ясмины. Между Кристиной и мрачноватой няней из Норрланда возникло нечто вроде молчаливого союза. Его было трудно назвать дружбой и даже просто доверительными отношениями, но этого было достаточно, чтобы Кристина не чувствовала себя такой одинокой.

И ничего не изменится, пока у Кристины не получится поверить в то, что Эва невеста Христа. Притворяться не имеет смысла, Синдре тут же выведет ее на чистую воду. То, что Кристина принимает избранничество Эвы как факт, не засчитывается. Нужно поверить сердцем, но это было именно то, на что Кристина пока не чувствовала себя способной.

– Зато какие возможности, – улыбнулась она в ответ на вопрос Ясмины. – Впереди выходные – и мы никому ничего не должны. Кроме подарков, конечно. Хотя я уже почти все купила.

– А я не все, – подхватила Ясмина.

– Управилась на неделе, – оживилась Кристина. – Прошлась по всему списку, даже Эльсу не забыла.

Тут лицо Ясмины расслабилось.

– И что ты ей подаришь? – улыбнулась она.

– Решила, будет кстати что-нибудь такое, во что можно вонзить зубы. Резиновое собачье кольцо, например. Ей должно понравиться!

Ясмина рассмеялась, кивая. Да, пожалуй.

– Итак, выходной! – объявила Кристина. – И мы его заслужили, правда?

И, прежде чем Ясмина успела ответить, выскочила из-за стола, побежала на второй этаж и несколько секунд спустя прокричала сверху:

– Педикюр и маникюр. И еще мне нужно осветлить волосы. Что скажешь?

Ясмина ничего не имела против педикюра и маникюра, но волосы доверяла только профессионалам.

– Тогда ты должна мне помочь, – продолжала Кристина.

Она уже спускалась с лестницы с тазиком, в котором лежали кремы, пилочки, ножницы и полотенца.

Привлеченная шумом, Ирис вышла из своей комнаты и поинтересовалась, что происходит. Кристина немедленно нашла ей работу в импровизированном салоне красоты и вручила тюбик крема. Антон, который никогда не оставлял старшую сестру надолго, сел за кухонный стол рисовать – этим он мог заниматься часами. Эльса спала в прихожей в снятой с колес люльке от коляски.

– Вот так… – Кристина и Ясмина окунули ноги в ароматную пену, каждая со своей стороны. – Вот так, да?..

Было шесть вечера, когда Антон объявил, что хочет есть. На радостях Кристина забыла купить продуктов и решила, – оборачивая полотенцем только что осветленные волосы, – заказать пиццу. До сих пор она делала это только один раз, Синдре не одобрял лишних денежных трат. Но сейчас Синдре не было дома, и даже воспоминания о скупом супруге не могли испортить Кристине настроения.

После салона красоты они затеяли не менее увлекательную возню – одна команда против другой – на полу, а потом Кристина позвонила в пиццерию в Эдсбру. Там заправлял выходец из Турции, которого как будто не особенно воодушевила перспектива везти заказ в Гренсту под проливным дождем.

– Мы хотим одну кальцоне и три каприччиозы, – сказала Кристина, – с двойным сыром, пожалуйста. И салат из капусты на всех.

Она даже не поинтересовалась, сколько это будет стоить.

Пицца прибыла спустя почти час. Они накрыли стол и зажгли свечу на подоконнике. К нескрываемому удивлению Ясмины, Кристина достала бутылку красного вина. Перед едой молились дольше обычного, предоставляя времени идти своим чередом, а потом дружно занялись пиццей. Они набросились на нее, как стая голодных волков, и все-таки не справились. В любой другой день Кристина расстроилась бы при виде недоеденных кусков, но сейчас молча сложила тарелки в мойку и достала скрипку.

– Ты играешь? – удивилась Ясмина, и Кристина вдруг осознала, как давно это было в последний раз.

Она аккомпанировала, а дети пели. К девяти часам все устали. Ирис поднялась в свою комнату, а Антон и Эльса уснули в гостиной на диване. Ясмина хотела перенести их в спальню, но Кристина ее остановила:

– Чуть позже я сделаю все сама. Они так уютно смотрятся на этих подушках… Ложись, Ясмина, я здесь приберусь.

Синдре вернулся от Флудквистов поздно ночью. Осторожно, чтобы не разбудить жену, проскользнул в спальню. Кристина прошептала: «Привет» в тот момент, когда он закрывал дверь.

Она не задернула гардины, поэтому, откинув одеяло, Синдре мог различить в контуры ее тела в холодном лунном свете. Кристина имела привычку спать в трусах и майке.

– Иди сюда, – позвала она.

Синдре помедлил секунду или две, а потом разделся. Кристина улыбнулась его поспешности. Он выдвинул ящик бюро, где лежали презервативы.

– Не надо, – прошептала Кристина. – Без них так здорово.

Тогда Синдре скинул трусы и лег в постель.

22

Проснувшись наутро, Кристина рывком села в кровати и сразу поняла, что ее разбудило. Желудок сжался, его содержимое поднялось к самому горлу. Кристина откинула одеяло и, зажав рот ладонью, побежала в ванную. Когда она открыла дверь, проснулся Синдре и спросил, что происходит. Она не смогла ему ответить с полным ртом и бросилась к унитазу, выплескивая из себя красноватую, слизистую жижу с кусочками пиццы. В унитаз попала примерно половина, столько же на пол.

Кристина упала на колени. Она старалась дышать медленнее, и некоторое время ей это удавалось. Но потом зловоние снова запустило рефлекс. Желудок запульсировал, и второй каскад выплеснулся отчасти через нос. На этот раз все ушло в унитаз. Не поднимая головы, Кристина нащупала кнопку слива и успела смыть все, прежде чем ее вырвало в третий раз.

– Господи, как это отвратительно.

Это был Синдре, незаметно появившийся в ванной. Кристина застыдилась. Она подумала, что комментарий относится к ней, но в следующий момент увидела, что и он блюёт над раковиной.

– Черт, – выругался Синдре. – Что происходит?

Лишь десять минут спустя супруги смогли вернуться в спальню. За это время они успели прополоскать рот и почистить зубы, после чего оба почувствовали себя лучше. Слабость, конечно, осталась, но новых позывов к рвоте не было. Сошлись на том, что причиной случившегося стала рвотная инфекция, которую занесли в дом чужие дети.

Синдре уснул спустя несколько минут. Кристина лежала в кровати и смотрела в потолок. Пульс участился. Некоторое время Кристина ничего не чувствовала, кроме колотящегося комка в горле. Она вспотела. Может, в спальне действительно было жарко, или вдруг подскочило давление? Что, если у нее жар?

Когда простыня прилипла к телу, а ноздри заполнил запах пота, она встала и снова поковыляла в ванную. Нашла упаковку альведона и приняла две таблетки. Этого было мало. Кристина стала искать снотворное Синдре, баночку дексофена, который он принимал от болей в спине. Обычно она хранилась в верхнем ящике возле раковины, но на этот раз ее там не оказалось, и Кристина вернулась в постель. Стоило лечь – пульс участился, и комната вокруг закружилась.

Пару часов спустя Кристину разбудила резкая боль в бедре. Это было похоже на укус осы, и она заворочалась в постели. Движение снова запустило карусель в голове. Спала ли она вообще? Горький привкус на языке заставил вспомнить о рвоте, которая тут же вернулась. Кристина осторожно повернула голову. Синдре храпел, повернувшись к ней спиной.

Ей нужно подняться срочно в туалет. Кристина отбросила одеяло. В постели что-то было, возле бедра. Инсулиновый шприц Синдре, это на него она напоролась во сне? Помогала Синдре ввести инсулин, да так и уснула, не убрав шприц? Но ничего такого Кристина не помнила. В голове, как и перед глазами, все расплывалось, как в тумане.

Она ощупала бедро – ни малейшей припухлости. Тогда, может, это не шприц, а что-то другое? Заколка, например. Кристина попробовала сосредоточиться, но мир внутри нее рухнул – и ледяной дождь обрушился разом на все мозговые центры.

Ее затрясло. В страшном ознобе Кристина перестала чувствовать собственные ноги. Она встала, но была вынуждена ухватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Пыталась сообразить, который теперь час. Что-то около полудня? Небо за окнами серое, и поля лежат черные, хотя в глубине леса снег еще не совсем растаял.

Кристина направилась в ванную и закрыла дверь, чтобы не будить Синдре, прежде чем включила воду. Ее трясло от холода, нужно было согреться. Пока ванна наполнялась, Кристина присела на край унитаза. Мысли и слова так и метались в голове, натыкаясь друг на друга. Не вполне понимая, что произошло, Кристина вдруг обнаружила себя лежащей на полу.

«Ну наконец, – подумала она. – Хоть пару минут без движения».

Воды все прибывало. Кристина с трудом перешагнула через бортик. Как была, в трусах и майке, она стояла посреди почти полной ванны, и вода согревала окоченевшие икры и стопы. Все вокруг крутилось. Кристину как будто запихнули в черный пластиковый пакет и швырнули в глубокую, темную нору. Потом она упала, из разбитой головы хлынула кровь. Струйка извивалась, как красная шелковая лента, и вода в ванне быстро стала розовой.