Текст книги "Новогодний тролль"

Ирина Щеглова
Новогодний тролль

– Увидеть Париж и не умереть, – пробормотала Ольга, рассматривая путеводитель по городу мечты. Или это Нью-Йорк город мечты? Нет, Нью-Йорк город больших возможностей, Рим – Вечный город, а Париж – о, Париж! Город влюбленных! Уж кому знать, как не ей, получившей в подарок от Парижа ее последнюю, такую горькую, но такую осязаемо-прекрасную любовь…

Ваня пришел пожелать спокойной ночи. Забрался под одеяло, обнял и сказал:

– У нас счастливая семья!

Ольга и без того едва удерживала слезы, а после слов сынишки в носу защипало и потекла из глаз соленая водица. Откуда шестилетнему мальчишке знать о счастье? Ольга быстренько сунула голову в подушку, промокнула влагу, чмокнула сына в макушку.

– Конечно, счастливая! – подтвердила бодро. – Спокойной ночи, родной, иди спать, а то завтра не выспишься и будешь несчастливым, – улыбнулась дрожащими губами.

Ваня посмотрел внимательно, чуть нахмурив лоб, так же точно, как это делал его отец… но об этом лучше не вспоминать, не думать, не травить себя…

– Ты ведь не умрешь? – спросил он неожиданно.

У Ольги сбилось дыхание, сердце как-то очень резво подскочило к самому горлу.

– Ни-ког-да! – произнесла она раздельно.

Ваня наконец-то улыбнулся и снова прижался к ней, доверительно сообщив:

– Женщины такие плаксы.

– Правда? – Его пушистые волосы на макушке щекотали Ольге, так что она чуть не чихнула. – Все-все?

– Даже ты! – подтвердил сын.

– А я больше не буду.

– Ладно…

Ваня сполз с кровати и пошлепал босыми пятками.

– Ваня, опять без тапок! – крикнула ему вслед Ольга.

– Мама, не паникуй, – отозвался он.

– Не паникуй, не паникуй. – шептала она, глядя в потолок и продолжая улыбаться. Как бы научиться не быть такой чрезмерной.

Она переживала самое тяжелое для нее время – канун праздников. За две недели до Нового года в городе начался ажиотаж, на площадях и в магазинах уже установили елки, уже отовсюду доносились рождественские песенки, и, несмотря на слякоть и серость улиц, настроение у пробегающих, проносящихся, встречных и поперечных было такое возбужденно-радостное, даже у старушек, ощупывающих дорогу клюками, даже у нищих, полицейских и коммунальщиков.

Праздник подбирался к Ольге отовсюду, намекал, нашептывал, раздражал своей неприкрытой, наглой радостью.

Она поддалась, тоже бегала по магазинам, хватала всякую чепуху, зачем-то докупала елочные игрушки, хотя на антресолях – большая коробка, но как удержаться?

Раньше Ольга регулярно бывала на корпоративных вечеринках, но после рождения Вани и вечеринки, и шумные компании, и красивые платья, и всякие другие бесшабашные глупости остались в прошлом.

Новый год она встречала одна. Нет, конечно, не одна, с сыном. Разумеется, она готовилась к детскому утреннику в саду: заячьи уши, стишок… Городская елка, билеты на детский спектакль в каком-нибудь модном месте, Пушкинском музее или цирке, непременный обход родственников с первого по тринадцатое. Все это, конечно, было, но когда наступала ночь с 31-го на 1-е, Ольга оставалась одна. Ваня засыпал часов в десять, и все, что ей оставалось – сидеть до отупения перед телевизором или бродить по Интернету до рези в глазах. В полночь она залпом выпивала рюмку коньяку, ведь шампанское одна пить не будешь, цедить бутылку в одиночестве – что может быть печальнее. А недопить – утром оно превратится в кисленькую жижу, от былого праздника одна тоска…

Зеленая, зеленая тоска…

Кстати, о тоске, надо купить живую ель – решила Ольга внезапно, хотя по многим причинам предпочитала искусственную, с ней и возни меньше, и вид у нее лучше…

Но вот не смогла пройти мимо елочного базара. Выбрала самую пушистую, отвалила кучу денег, волокла домой и ругала себя вполголоса, угораздило же!

Полезла на антресоли за елочными украшениями и наткнулась, конечно. Достала заветную коробку, пыльную, унылую со всяким мусором: пустая бутылка из-под шампанского, засушенная роза, растерявшая почти все свои лепестки, карта Парижа, всякие бумажки и чеки, использованные билеты…

Давно пора все это выбросить, так нет, рука не поднимается, над коробкой так сладко рыдать, когда дома никого…

В такие вечера она могла забыть о бесконечной работе, поджидающей ее, и отдаться воспоминаниям. Жалеть себя, страдать, заливаться слезами и, забравшись в Интернет, рассматривать снимки и читать посты на странице чужого, но такого любимого мужчины.

Сколько же прошло? Семь лет. Ване шесть, да, она привезла его из той поездки в Париж. Подарок на Рождество от любимого, лучшего она и представить не могла.

Кому – ей, нарушившей главный свой запрет, табу под названием «никогда с женатым». Да-да, зарекалась кошка…

Она не знала… Да и откуда ей было знать. А он? Илья, так называемый биологический отец ее сына. Уж он-то все о себе знал, закручивая необременительный роман.

Замуж? Выйти замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть. Семейная жизнь Ольги не сложилась, восемь лет она промаялась с творческим человеком, бесконечные измены и депрессии, депрессии и измены. В конце концов муж предсказал собственную гибель и погиб, страшно погиб, хорошо, что к тому моменту они разошлись окончательно.

Работа – Ольга всегда спасалась работой, и тогда, и потом, о себе говорила, немного рисуясь:

– Я не работала только пять дней своей жизни – с Ваней в роддоме, да и то потому, что у меня была большая кровопотеря.

Ванин отец никогда его не видел, перед родами он писал ей:

«Прости меня, прости, если сможешь! Ты сможешь, я знаю, но сын никогда не простит. Мне с этим жить, но как жить? Я не прошу у тебя совета, мы неглупые люди и оба все прекрасно понимаем. Я не могу жить на две семьи, поэтому никогда не приеду и не возьму сына на руки, иначе я не смогу отпустить его…»

Нет-нет, Ольга и не собиралась разбивать его семью, честно говоря, она не думала никогда о его семье, о какой-то там другой женщине, ей не было до нее дела.

Вот если бы он сам… Что – сам? Сам ушел?

Сам ушел, сам пришел…

Иногда Ольга делилась своими горестями с близкой подругой. Это происходило в редкие вечера, когда Ваня гостил у бабушки и Ольге не надо было прятать себя настоящую.

– Ну знаешь, дорогая моя, как ты представляешь себе жизнь с предателем? – поджимала губы подруга.

– Почему с предателем? – удивлялась Ольга.

– Вот так вопрос! – возмущалась подруга. – Значит, по-твоему, мужчина, бросивший одну семью ради другой, – не предатель? А кто же он, святой?

Ольга называла ее жестокой.

– Да почему же? – не соглашалась подруга. – Я не жестокая, я реалистка, это ты у нас вдруг стала сентиментальной. Чуть что – глаза на мокром месте.

– Это не просто интрижка, это любовь! – настаивала Ольга. – Без любви дети не родятся!

– Ну не смеши меня! – отмахивалась подруга.

Ольга злилась на нее, на ее черствость, непонимание, обвиняла в «неприкрытом цинизме». Они ссорились, допивали коньяк, подруга уезжала, а расстроенная Ольга снова принималась плакать. И так до следующей встречи.

Она могла заплакать на улице, увидев папашу с коляской. Утирала слезу, услышав, как ребенок кричит «папа!».

Она – девочка из благополучной московской семьи, обожавшая своего отца, казавшегося ей большим и сильным, особенно если он сажал ее на плечи, и оттуда сверху она смотрела на окружающий ее мир с восторгом и чувством легкого превосходства. Никогда в жизни никто не любил ее так, как отец, и ни один мужчина не мог дать ей того чувства абсолютной защищенности и счастья, как в детстве, когда она верила в чудеса и в Деда Мороза, а в Новый год сбывались все ее детские мечты.

И теперь, став мамой, она страстно желала дать своему сыну все то, что сама получила в детстве, пусть ей тоскливо, пусть ничто не радует, но Ваня об этом не узнает, у него будет праздник, о котором он сможет вспоминать в зрелые годы.

Во второй половине декабря работы прибавилось, чтобы все успеть, пришлось брать на дом, Ольга уже была не рада свалившемуся как снег на голову заказчику. Из-за этой внезапной работы она света белого не видела: утром отводила Ваню в сад, возвращалась, садилась за компьютер и не выходила из-за стола до вечера. Вечером же, спохватившись, бежала в сад, Ваню никак нельзя было забирать последним, он куксился, капризничал и требовал к себе внимания. Новая воспитательница, мило улыбаясь, спросила:

– Вы Ванина бабушка? – Вопрос прозвучал так неожиданно и так обидно, что Ольга на несколько мгновений лишилась речи. Кровь резко прилила к щекам, она судорожно вдохнула, сдерживая близкие слезы.

– Это моя мама! – с гордостью представил ее Ваня. – Бабушка меня никогда не забирает.

– Ой, извините, – засуетилась молоденькая воспитательница, – я недавно, еще не всех запомнила…

Ольга натянуто улыбнулась. Даже огрызнуться не смогла, сил не было.

На улице сын не отпускал ее руку, шагал, время от времени останавливаясь и заглядывая в лицо:

– И вовсе ты не похожа на бабушку… В смысле, ты на нее похожа, конечно, потому что она же твоя мама. Не слушай эту воспитательницу, она глупая и ничего не понимает, ты самая красивая.

Ольга невольно рассмеялась, спросила лукаво:

– Красивее Лизы?

Ваня сосредоточенно замолчал, обдумывая ответ.

– Видишь ли, мама, – начал он очень торжественно, – я еще не совсем понял, кто мне больше нравится, Лиза или Виолетта. Так что я не смогу ответить на твой вопрос, к тому же ты моя мама, как можно сравнивать?! – Он демонстративно пожал плечами. Обида улетучилась.

– Берегитесь, девы! – пропела Ольга, с улыбкой глядя на сына.

После улицы, едва войдя в квартиру, Ольга вдруг заметила бардак в прихожей, попыталась вспомнить, когда же она в последний раз делала генеральную уборку. И не вспомнила.

Ванная и кухня тоже пребывали в плачевном состоянии.

Ваня крутился рядом и выспрашивал:

– Как ты думаешь, если я сейчас напишу письмо Деду Морозу, он еще успеет купить для меня «Лего»?

– Да-да-да, – забормотала Ольга, – Новый год, подарки, конечно, я помню…

– И еще нужен костюм для утренника, – не отставал Ваня.

– Ну разумеется…

«Хорошо бы еще приобрести путевки в какой-нибудь пансионат, – подумала она, – но цены на новогодних каникулах запредельные! Придется обойтись билетами на елки».

Работу она закончит ночью, а завтра непременно вызовет уборщицу, одной

...

конец ознакомительного фрагмента