Текст книги "(Не)реальная любовь"

Йорданка Величкова
(Не)реальная любовь

© Йорданка Величкова, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

Глава 1

Как считаете, какова была реакция моих родственников, когда они узнали, что я, София Ивановна Миловидова, окончившая с отличием школу и почти на отлично кафедру прикладной лингвистики с французским и английским языком в МГУ, устроилась работать учителем французского языка? Всем было понятно, что мест для учителей французского не так много, если, конечно, это не языковая школа с углубленным изучением, но мне дали место в обычной средней школе. Вероятно, поэтому моя тетя Лина выглядела крайне изумленной.

– Миленькая, ты уверена, что не было других возможностей найти работу по специальности?

Я утвердительно кивнула и ясно отчеканила:

– Не было.

Видимо, догадываясь о невеселой судьбе учителей всех языков, кроме английского, тетя Лина, сидя в углу на кресле, продолжала жалобно всхлипывать, время от времени украдкой высмаркивая нос.

– Ну что можно сказать… Нет, не думай, Софья, что я недовольна твоим выбором профессии, но… – это «но» она постаралась произнести как можно более выразительно, – но… с твоим дипломом ты могла бы получить место куда лучше.

Я ничего не ответила. Считала, что каждый труд достоин уважения, тем более труд учителя. Слово «карьера», которое люди часто используют, когда говорят о своей профессии, мне было непросто понять.

– Сделать карьеру в школе – дело сложное, дорогая, – вот и моя родная тетя тоже не сдержалась, произнесла это «важное» слово. – Да и вообще, почему ты решила преподавать в школе?! Я абсолютно убеждена, что это не добавит тебе в жизни уверенности, скорее наоборот. Выбрала бы другую профессию, какую-то погламурнее…

– Например, парикмахером звезд кино и театра? – вошел дядя Мирослав, супруг моей тети, и его громкий бас расставил новые акценты в нашем разговоре.

– Не придирайся, Мирек! – тетя постаралась как можно отчетливее произнести его славянское по звучанию имя.

– Оставь ты девочку, Лина! – продолжил своим басовым тембром дядя. – Школа – это святое! И я поздравляю свою племянницу с тем, что решила взяться за реформу образования!

«Ну он дает, мой дядя-болгарин!» – я одарила дядю благодарным взглядом.

– Не пудри мне мозги, Мирек! Разве ты веришь, что наша Софья сможет стать министром образования?

Мой скромный дядя ничего не произнес, только улыбнулся нам своей душевной улыбкой.

Но тетя, видимо, сама сделала выводы:

– Я не ожидала от тебя такого. Ты же амбициозный до мозга костей! – тетя подмигнула дяде Мирославу, как девчонка.

– Ну я не знаю, что сказать, возможно, просто я объективный. Ведь ты сказала, что у нее диплом почти с отличием…

Мне показалось, что дядя вообще не думал о том, что его племянница станет министром образования, но сделал вид, что согласился, ведь тетя выглядела такой счастливой.

– Почти отличный, да, и это все из-за проклятой кексикологии!

– Лексикология, тетя! Ле-кси-ко-логия, – поправила я, еле сдерживая смех.

Ведь никто по этому предмету не заставлял нас делать кексики…

– Какая разница. Важно только, что из-за этой дурацкой кекси… ну ладно… ле-кси-ко-логии София не получила отличный диплом!

– Ты не беспокойся, Лина. Зато сейчас у нее все под контролем. Она уже взрослая! Она многому научилась, и я уверен, в конце концов воплотит твою мечту – станет какой-то значимой личностью!

Дядя сказал «воплотит твою мечту», то есть мечту моей тети, а не мою, но я совершенно не хотела препираться со своей любимой родней.

Наверное, у всех родителей и родственников похожие амбиции по отношению к детям-отличникам. Но в этом, кажется, есть и моя вина: я не хотела никого разочаровывать, и вот сейчас все ждут от меня, что я либо займу кресло секретарши крупной западной компании, либо кресло министра образования. А я, представьте себе, не хотела ни того, ни другого! Возможно, чтобы сделать им назло, а может, потому что, несмотря на свой почти отличный диплом, я постепенно с годами устала от учебы и превратилась в далеко не амбициозную особу женского пола.

А вдруг я в поиске своего призвания, любимой профессии, что будет мне по душе?

«Софья, вот мой тебе совет, – вспомнила я недавний разговор со своей двоюродной сестрой Настей. – Попытайся найти себе что-то по душе, а то ведь только ребенком занимаешься! Отыщи себе профессию по вкусу, и тогда твоя жизнь станет краше!»

«А разве быть учительницей было моей мечтой? – думала в этот момент я. – Нет… но я не против быть ею, так как роль учителя для современного поколения безоговорочно важна!»

«…И еще: это очень важно, – вновь реплики Насти хлынули в мое сознание. – Попытайся находить время для мужа».

«А вот теперь, с моей новой работой, непонятно, будет ли время для мужа», – задумалась я.

В последнее время наш сын, которому недавно исполнилось четыре с половиной года, стал чаще болеть. И где именно в этом беспрерывном хаосе детских недомоганий, хныканий и рыданий можно выкроить хоть полчаса для нормального общения с мужем, я не представляю.

Разве дети мешают нашим мечтам, взаимоотношениям, представлениям о карьере?

Мне кажется, нет, не мешают. Это скорее что-то вроде оправдания для матерей, которые искали работу только ради заработка и гламура. Вот таким мамам, а вместе с ними и их детям, не повезло. Такие матери всегда находятся в поиске «более престижной работы», а их дети, к сожалению, предоставлены сами себе, растут без должного внимания и понимания. В итоге вся семья несчастлива, что очень и очень грустно!

Но есть и другой вариант. Я верю – если человек успел осознать, какая профессия ему по-настоящему нравится, ему удастся развить себя в этой профессии. И маленькие дети не помеха. Найти профессию, к которой стремится душа, а не кошелек, должно быть искренним стремлением для каждого из нас. Тогда и вся семья – мама, дети и папа – будут счастливы, так как мама нашла свое настоящее место в обществе.

Но как отыскать эту профессию по душе, вот в чем вопрос. Перво-наперво надо обратиться к своей интуиции и быть готовым заглянуть глубоко-глубоко в себя, проанализировать свои отрицательные и положительные качества, сделать выводы, задать себе вопросы. С чем в профессии мы могли бы справиться без особых усилий, а с чем нет? Какие задачи сможем выполнить, только достаточно потрудившись?

Все же, как ни странно, зная все это теоретически и имея прекрасный диплом, я пока не знала, что ПО-НАСТОЯЩЕМУ мне удается. Я научилась хорошо учиться, вот и все!

А что, если мои академические знания никому, и даже мне самой, не нужны?!

Вот такой парадокс!

Глава 2

Я решила быть учительницей не из-за того, что это мое призвание, но мне становилось жутко обидно, когда я осознавала эгоистичную невнимательность к проблемам учителей и от государства, и от нас самих.

Оклад учителя французского был невелик, и, чтобы увеличить ставку, мне предложили быть еще и библиотекарем. Я была так рада! Литературу я обожала! Поэтому с большим желанием принялась наводить порядок в книгах – вместилище не только знаний, но и самых теплых воспоминаний моего детства. Многие книги я неоднократно перечитывала, над ними смеялась, плакала, впадала в раздумья, в них скрывалась от внешнего мира, кажущегося мне суровым. На страницах книг было все или почти все – мои переживания, мечты, только просыпающиеся подростковые порывы!

Я знала – когда появится свободное время, я вновь кинусь перечитывать мои любимые книги, как когда-то в школьные годы, и моя кожа снова покроется мурашками от впечатлений и нахлынувших чувств.

Но так как длительный отдых мне не светил в ближайшие три года, а скорее всего, и больше, я была весьма рада шансу погрузиться хоть на мгновение в невероятно интересный мир книг. Когда брала в руки бумажную книгу, я постепенно становилась частью напечатанного мира и чувствовала мельчайшие оттенки всей гаммы описанных там эмоций, устремлений героев, ароматов и прочих подробностей.

Нашему с Антоном ребенку было почти четыре с половиной года. Я читала, что дети в этом возрасте обычно часто болеют. Поэтому меня эта работа устраивала: я знала, что могу взять больничный, если ребенок заболеет, и никто, скорее всего, не будет особо придираться. Чего я не могла получить, работая в какой-то фирме секретарем, где и шефу, и персоналу постоянно будет необходимо присутствие секретаря на месте. А часто утруждать тетю Лину своим болеющим ребенком мне было неловко.

В моем воображении в моих ушах уже звучал раздосадованный голос тети Лины, жалующийся на то, как плохо устроен мир и что никого не интересует увеличение прироста населения.

«Дорогая, вы с Настей правильно сделали, что родили детей! – начала бы она с ярым энтузиазмом. – Вы думаете о будущем нации!» – как настоящий защитник прав женщин отчеканила бы тетя.

Не знаю, думала ли Настя о чем-то таком, когда хотела родить ребенка, но в моих мыслях точно ничего похожего не было.

Если честно, я ни о чем ТОГДА не думала, только о нас с Антоном, о наших жарких поцелуях, пылких прикосновениях и сногсшибательном сексе. Но даже в моем разбушевавшемся воображении я не посмела в этом признаться образу маминой сестры, драматически будоражащему мое сознание… Пожалуй, желание увеличить прирост населения только помешало бы нам с Антоном наслаждаться нашей любовью.

* * *

Наступил мой первый рабочий день.

Мне достались пятые, шестые и десятые классы. К сожалению, дети, которые учились там, были, мягко говоря, не подарок.

Но я была намерена сделать из них хороших людей, поэтому приготовилась нести доброе и светлое и бороться с их дурными наклонностями.

Я вошла в шестой класс. Директор говорила, что дети здесь более-менее дисциплинированные, но с первых же минут я ощутила, насколько серьезно нужно подойти к обучению в этом классе. Большинство детей были какими-то вялыми, равнодушными к уроку. Как бы я ни старалась объяснять особенности произношения, на их лицах читался неизменный вопрос: «Зачем вообще нужен этот французский, раз все или почти все уже давно связано только с английским?».

– Попробуем написать слово «масло» на французском языке, – подталкивала я своих подопечных. – Давайте, пожалуйста, поднимайте руки! Вы это изучали еще в пятом классе!

Никакого отклика. Их молчание стояло стеной – безмолвной и непробиваемой.

– Давайте, ребята, подумайте. Как будет по-французски масло? – не сдаваясь, настаивала я.

Кто-то пугливо поднял руку и ответил: «le beurre».

– Правильно! – хоть это и был элементарный вопрос, я просияла. – А сейчас попробуем вспомнить окончания для единственного и множественного числа.

Я написала на доске: «Le matin je prefere le toast avec de beurre et de saucisse[1]1
  Пер. с фр.: Утром я предпочитаю тост с маслом и колбасой.


[Закрыть]» и «Au dejeuner tu preferes le poisson[2]2
  Пер. с фр.: На обед ты любишь рыбу.


[Закрыть]».

– В первом случае в первом лице единственного числа у нас нет окончания или грамматически у нас есть нулевое окончание, а во втором предложении окончание «s». А как будет в третьем лице единственного числа?

Меня по-прежнему обволакивала тишина. Я ждала, что хоть кто-нибудь попробует дать ответ, пусть и не самый исчерпывающий, но хоть какой-то. Но, к огромному моему сожалению, никто не осмеливался поднять руку.

Безмолвие угрожало обрушиться на меня скалой. С печалью я всмотрелась в школьников: «Неужели им ничего не преподавали, как надо?». Некоторые ребята не проявляли желания даже посмотреть на доску – они то пялились в окно, где ученики помладше играли в футбол, то рисовали непонятные рисунки в своих тетрадях.

И вдруг из дальней части класса донеслось:

– Можно?

Я увидела, как кто-то чуть ли не с яростью поднимает руку, и во мне загорелась искра надежды. Возможно, этот ребенок знал окончания по лицам?

– Да, я слушаю тебя, – располагающее улыбнулась я.

– А как будет по-французски «топор»?

– Топор?! – я не знала, что чувствуют люди, треснутые топором, но вдруг ощутила, как будто в меня и правда вонзили топор.

И только неуклюжее хихиканье где-то из середины классной комнаты помогло мне выйти из этой неприятной конфузной ситуации. Сначала помогло, а затем закинуло меня еще дальше в бездну неожиданных и безжалостных школьных проделок.

Несмотря на чувствительность моего характера, я решила не сообщать об этом директору. Она не несет ответственности за то, что дети лишены любознательности к окружающему миру, в том числе и к языкам. Родители – единственные, кто ответственен за утраченный или вообще не появившийся интерес к тому, что происходит вокруг нас.

Я почти уверена, что дети, которым родители не успели привить интерес к учебе еще до школы, в подростковом возрасте воспринимают каждую попытку впихнуть в них знания как навязчивость, неправомерность, чуть ли не как посягательство на их собственное эго, борющееся с этим «скучным миром».

Прежде чем вызвать интерес к определенному делу у ребенка, стоит вызвать его у самого себя!

Но все же я решила не сдаваться, а попробовать как-то вызвать интерес к моему предмету.

Глава 3

Первый рабочий день окончен. Мне хотелось как можно скорее зайти в квартиру, успокоиться и унять разочарование от школьников. Я дотронулась до ручки входной двери, но внезапно она передо мною широко распахнулась. Изнутри слышались возбужденные голоса.

– Входите, моя принцесса! – промолвил одетый в костюм Антон и подарил мне прекрасную кремовую розу. – Это тебе, дорогая, – он поцеловал мне руку.

Я была приятно удивлена. Когда мой муж был в настроении и хотел произвести впечатление, он не имел себе равных! Бархатные глаза искрятся озорными огоньками, черты лица сочетают в себе мужество и миловидность, тело наполнено силой и природной мощью… Все его существо пропитано жизнью. И это не оставило меня равнодушной.

– Ты, как всегда, удивляешь меня, – мои губы трепетно дотронулись до его приоткрытого рта. – Ты мой самый настоящий подарок в жизни! Я так много хочу тебе сказать… – а затем у самого его ушка договорила: – Спасибо за красивую розу! Я почувствовала себя аристократкой.

Егор бросился меня с разбега обнимать, и мне не удалось ничего больше произнести.

– Мамочка, ты велнулась!

– Егор! Будь осторожен. Не видишь, мама устала.

– Ой, да. Извини, мамочка, дологая.

– Ничего страшного, мой милый. Ты еще маленький. Не понимаешь в таких вещах… Как в садике?

– Неплохо. Только один мальчик меня лазозлил, но я лешил его не бить.

– Решил не бить? – мы с Антоном взволнованно всмотрелись в наше чадо. – Разве в садике сегодня было так плохо?!

– Я узе ответил: там не было так плохо… Только этого Колю так хотелось побить! Он отнял у меня глузовичок, – быстро объяснял Егор, пока наши укоряющие взгляды не заставили его остановиться. – Но Малия Ивановна заплетила мне бить Колю, – продолжил разъяснять наш герой. Вот таким облазом, – Егор артистично вытянул указательный палец, стараясь как можно лучше показать, как делала это воспитательница. – Она глозила пальчиком плямо пелед моим лицом. Видите, как она это делала?

Мы с Антоном не сдержались и расхохотались.

– Не смешно! – произнес ребенок обижено.

– Ты такой сладкий! – вымолвила я. – Иди ко мне!

– Нет! – отрезал сын, вновь грозя указательным пальчиком.

– Мы ни за что не желали тебя обидеть, дорогой.

– Неплавда.

– Правда. Мама и папа просто хотели тебя обнять, – мы гладили его с любовью.

И глядя на нас, ребенок не сдержался:

– Нухолошо.

Малыш подошел к нам, наши с Антоном руки переплелись, и мы стали его обнимать. Сильнее, как можно сильнее.

– Я наю, ваши луки не сдавят меня.

– Конечно, не сдавят, – смеясь, успокоили мы сынка.

Через час мы уложили Егора спать.

– Ты так и не рассказала. Как прошел первый рабочий день? – спросил муж с энтузиазмом.

– Мне больше нравится заниматься книгами в школьной библиотеке, а вот быть учителем – непростое дело, – грустно сказала я.

– Да, могу себе представить…

– Нет, не можешь! – порывисто ответила я. – Могут себе представить только те, кто преподавал в обычной школе хоть одну неделю. Детям нужны знания, но чтобы дать им их, ученики должны быть хотя бы воспитанными, а этого сильно не хватает.

– Все невоспитанные? Надо же! Я понимаю, это не элитная школа, но все-таки…

– Может, я немного преувеличиваю, но… Мои ожидания прям сильно не оправдались. Дети в предподростковом возрасте, поэтому, видимо, с ними так сложно.

– От возраста многое зависит, но мне кажется, должно быть и другое…

– Другое – это то, что, к сожалению, у большинства, а может, и у всех этих детей, не выработано терпение к учебе.

– Думаю, любознательность поможет выработать им терпение, – предположил Антон.

– Возможно, ты прав, – я подняла свои серо-зеленые глаза, которые сейчас излучали грусть и разочарование. – Но мне кажется, в двенадцать лет очень сложно стать любознательным, если ты до этого воспринимал новую информацию как обузу.

– Обычно у мальчиков в двенадцать лет больше всего любознательности по отношению к противоположному полу, – подмигнул мне Антон.

– Да, но что делать? Не буду же я вести себя, как школьница, чтобы хоть кто-то решил обратить внимание на французский язык?

– Ну… было бы неплохо… – игриво произнес мой возлюбленный.

Мне сразу захотелось удавить мужа, и я посмотрела на него испепеляющим взглядом.

– Ты не считаешь, что мало кому в современном мире удается иметь любимую профессию? – вдруг произнесла я, решив не углубляться в свои дальнейшие «уничтожительные» действия.

– Тогда, – улыбнулся муж, – мне крупно повезло: и с тобой, и с профессией.

– А почему у большинства людей не получается иметь любимую профессию? – спросила я почти возмущенно. – Это же не те послевоенные голодные годы, когда, если у тебя есть хоть какой-нибудь ежемесячный заработок, ты доволен, не придавая особого значения тому, чем занимаешься?! Сейчас вроде бы другая ситуация, тебе предоставляется больше свободы при выборе профессии. Но…

– Хочешь сказать, что результат тот же самый?

– Да! Я не говорю о профессии учителя, я говорю в общем: хоть сейчас и не голодные годы, но все же у людей как будто нет возможности выбирать дело, которое им нравится по-настоящему. Почему так?!

– А потому – вот, например, ты взял кредит, чтобы купить себе квартиру и машину, и нужно все это оплачивать, поэтому и выбираешь профессию не по желания, а исходя из денег, которые получаешь.

– Разве все мы так привязаны к материальному? – я выразительно посмотрела на мужа.

– Ну, в этом нет ничего такого ужасного. Ведь имея семью, мы хотим, чтобы было уютно и комфортно и чтобы семья не страдала от того, что мы «не хотим привязываться к материальному».

– Да, возможно, ты прав! – ответила я. – Но еще, наверное, мы опускаем ту основу, то зерно, без которого невозможно понять, что нам по-настоящему удается. То, чем мы захотим заниматься в будущем, несмотря ни на что.

– Милая, а может, до большинства из нас так и не дошло, чем на протяжении всей оставшейся жизни мы хотим заниматься? Или, наоборот, отдаем себе отчет в том, что нам по-настоящему удается, но для этого нужно много усилий или затрат (или и того и другого], и нам проще плыть по течению. И намного легче, когда кто-то – родители или спрос – выберут нашу будущую профессию.

– Но так ведь постепенно все душевное теряется! И мы не хотим ничего развивать без помощи родителей или каких-то стереотипов, – с неприкрытой печалью сообщила я. – Потому что профессия – это не только зарабатывание денег и оплачивание кредитов, от нее, возможно, зависит и наше положение в обществе, и развитие самой глубинной человеческой сути.

– Ты не просто умная, но и творческая женщина. У тебя особые способности, – карие глаза Антона засветились сердечной теплотой.

– А какие они, мои способности, мой рыцарь?

– Идите ко мне, и вам быстро станет понятно, моя принцесса!

– Эй, у тебя на уме только это!

– Нееет, не только это.

– Нет-нет, только это и твоя любимая физика!

– Не стоит меня дразнить, – Антон изобразил на лице недовольство и демонстративно насупил губы.

Глава 4

Мы оба решили не продолжать нашу словесную баталию, и я согласилась не дразнить больше Антона. Разговор о современной школе может подождать, наша совместная жизнь – это ведь не только работа.

Через полчаса у меня появилось дерзкое желание предстать перед мужем одетой во что-то вроде школьного прикида. На мне была красивая блузка цвета экрю с рукавами-буфами и темная юбка немного выше колена…

– М-да… – посмотрел на меня с восторгом Антон. – Даже косу успела заплести, как я люблю. Здорово! – он стал приближаться ко мне, чтобы поцеловать.

Но я не позволила ему продолжить, выставив вперед указательный палец.

– Ну ладно. Я подожду, – не роптал он.

– Что ты от меня хочешь, я еще школьница!

– Хорошо, хорошо, успокойся, моя школьница, не хочу тебя разозлить.

Моя героиня обняла себя за плечи.

– Представь себе, что мы оба из одной школы. Ты в десятом классе учишься, а я в одиннадцатом, – предложил Антон.

– Вообще-то, у нас разница три года, а не один! Почему не как в жизни?! Ты хочешь сделать меня старше на целых два года?! – запротестовала я.

– Подумай: как мы будем заниматься любовью, если тебе четырнадцать лет? По закону это возможно только с разрешения взрослых.

– Так вот какие у тебя намерения, старшеклассник! – наигранно разгорячилась я. – Твоя цель, чтобы ты не говорил, затащить в постель несовершеннолетнюю девчонку!

– Ну… ну… – в голосе Антона послышалось наигранное напряжение. – Чтобы обойти закон, у меня и появилось предложение: чтобы ты училась в десятом классе.

– Ну ладно, я согласна. Хотя мне так хотелось, чтобы все было как в жизни…

Мне ничего больше не нужно было говорить, когда перед лицом суженного распахнулась моя блузка, а из-под нее показался бюстгальтер из прозрачного светлого тюля с вышитыми цветами.

– Ну ты даешь, моя школьница!

Руки Антона только на минуту задержались на моей груди, а затем нетерпеливо заскользили вдоль бедер под темной юбкой. Он на нескольких мгновений остановился, его взгляд ошеломленно поглощал меня, словно видел в первый раз.

– Ты так оделась… я вообще такого не ожидал!

– А что ожидал?

– Ну… наверное, только прозрачного белья… – он улыбнулся. – Иди ко мне, моя школьница, – Антон вновь притянул меня к себе. Его руки нежно обвивали мою талию: – У тебя такая тонкая талия! Ведь действительно, как у школьницы! – возбужденно произнес он, легонько, еле уловимо поцеловав мои губы, а я приоткрыла рот, наслаждалась этим невероятным блаженством.

Когда людям хочется заниматься любовью, обычно они почему-то спешат. Наверное, потому что на подсознательном уровне боятся, что весь неконтролируемый неслыханный накал эмоций постепенно ускользнет, исчезнет и никогда больше не вернется таким ярким и воодушевленным.

А мне кажется, нелепо не менять темп своих порывов – они могут быть то восторженными и быстрыми, то медленными и неспешными, но в них не должно теряться то изначальное, исконное зернышко, от которого зависит счастье наших душ. Потому что оно – счастье – хоть и абстрактное понятие, но зачастую крепко связано с анализом нашего восприятия.

– Ты… как всегда, такая сексуальная… – до меня доносился приятный тембр Антона.

Он приподнял мою юбку школьницы, и его умелые руки подкрались к моему белью, он вновь и вновь, почти безостановочно сминал пальцами прозрачную ткань, а потом, словно не желая унять свое нетерпение, его руки зашарили, слегка возбужденно надавив на мою промежность. Возбуждение непреодолимо нарастало, мне так хотелось схватить мужа за брюки, но он не давал.

– Я старше тебя, не забывай об этом! – одновременно ласково и твердо напомнил он.

– Но! А… я… думала, что все будет более предсказуемо, мой старшеклассник.

Ничего не ответив, Антон поцелуями заставил меня замолчать, но в этот раз они были не нежными, еле ощутимыми, как тонкие крылья бабочки, а буйными, дикими, порывистыми, как средиземный необузданный вихрь. Его руки вновь безотрывно зашарили под моей юбкой, а затем его взор быстро скользнул и, заметив молнию, он расстегнул ее одним движением, и юбка упала на пол, словно подстреленная птица.

Сейчас глаза Антона созерцали мои стройные ноги.

– Они так прекрасны, – промолвил мой любимый и, немного задержав на мне взор, поднял одну ногу и начал ее целовать, поднимаясь вверх от ступни.

Он вновь поменял темп и вернул первоначальную нежность и неспешность. Его рука держала мою ногу, и он не спеша, как будто пытался вобрать в себя весь этот момент, целовал и целовал – мягко, еле ощутимо, как дуновенье ветерка.

– Не надо, прошу тебя.

– Почему, моя школьница? – непонимающе спросил мой старшеклассник и продолжил делать то же самое с другой ногой.

– Потому что тебя посадят, – вырвалось вдруг из меня, и я захихикала.

– Кто меня посадит?

– Директор школы расскажет полиции, – проговорила я, будто в игре.

– Мне все равно.

– Даже если выгонят? – спросила я, нетерпеливо ожидая ответа. – И тогда ты никогда не сможешь закончить школу с золотой медалью и МГУ с любимой физикой тебе никогда не засветит, – захихикала я.

– Я же сказал, мне все равно.

– Не могу поверить! Даже на физику тебе все равно?! – продолжала я веселиться.

– Достаточно, – чуть ли не резко произнес он. – Какая красивая школьная блузка с рюшами! – он увидел валяющуюся на полу блузку. – Надень ее снова!

И как послушная школьница, я это сделала.

– А сейчас иди ко мне, – Антон нетерпеливо вновь притянул меня к себе.

И его руки стали расстегивать пуговицы моей школьной блузки. При расстегивании каждой пуговицы он слегка приоткрывал мои плечи и самоотверженно целовал их – то еле дотрагиваясь, то буйно, с невероятным пылом. На протяжении нескольких минут его губы как будто безмолвно говорили с моим телом.

А затем…

Наша страсть переросла в то, что не всегда подвластно описать словами: трепет и нежность, дикость и необузданность сливались, переплетались, становились одним целым. На несколько мгновений один порыв как будто выигрывал у другого и начинал слегка доминировать, но это было ненадолго…

А потом мы вдруг, как нежданная гроза, меняли нежный настрой, к которому, казалось, наши души прилепились навеки, они внезапно вспыхивали, на минуту даже исчезали, а на их месте появлялись другие, в которых была только дикость и неконтролируемость. Словно наши обнаженные тела боролись с условностями, старались доказать, что самое главное в мире – это страсть: ошеломляющая, бесподобная, сногсшибательная страсть!

«Без этого нам невозможно жить. Разве это не любовь? – невольно спрашивала я себя. – А может, нет? Как же люди живут без головокружительных, не поддающихся обузданию порывов?»

– Я так люблю тебя, моя дорогая, – произнес Антон.

– И я тоже, – нежно ответила я.

Я так жаждала остаться в этом моменте!

Навсегда!