Текст книги "Трагедия Мессины. Хроника доблести и человечности русских моряков"

Они ловко карабкаются по обвалившейся стене. Быстро достигают первого этажа и еще с большей ловкостью добираются до второго. К счастью, потолок в одном месте испорчен. Они пробивают дыру и оказываются на третьем этаже. Теперь остается самое трудное и опасное – это попасть на четвертый этаж. Спасает веревка. Ее перебрасывают женщине и объясняют, что она должна ее за что-нибудь привязать, что та и исполняет и, схватившись за нее, спускается и оказывается в объятиях наших матросов, те привязывают женщину веревкой и спускают ее вниз, а затем благополучно спускаются и сами. Итальянцы внизу все время проявляли самое живое участие, но только криками, жестикуляцией и, по-видимому, советами, которых мы не понимали. Когда же все благополучно закончилось, они зааплодировали, бросились пожимать руки спасителям.

Только успели покончить с этим, как подбежали какие-то новые люди и, перебивая друг друга и жестикулируя, стали мне что-то объяснять. Так как я все равно ничего не мог понять, то повел своих матросов за ними. Они привели к такому же полуразрушенному дому, на третьем этаже которого находился какой-то мужчина. Но почему-то он не проявлял никакого стремления спуститься вниз и вообще не обращал никакого внимания на окружающих. Наши провожатые объяснили, что он сошел с ума. Опять наши матросы проявили акробатическое искусство и храбрость и оказались на третьем этаже. Однако этот итальянец решительно запротестовал против того, чтобы его спустили на землю. Тогда его без дальнейшего промедления связали и спустили вниз.

Далее нас привели к какой-то куче мусора и сказали, что там засыпало ребенка, который, несомненно, жив, так как время от времени слышится его писк. Стали прислушиваться, чтобы определить направление, по которому следует рыть. Действительно, приложив ухо к земле, услышали сдавленный писк. Живо принялись за работу. Через полчаса нечеловеческого напряжения стали приближаться к цели. Увы! Нас встретило полное разочарование – из образовавшейся дыры выскочила взъерошенная кошка и, жалобно мяуча, понеслась по обломкам. Наши провожатые сконфуженно замолчали и начали переругиваться между собою. Но надо было торопиться. Нас тащили в другую сторону и указывали на какие-то развалины. Это, по-видимому, была церковь. Нас уверяли, что там находятся живые люди. Здесь работа оказалась менее сложной, и мы сравнительно легко добрались до двери. Взломали ее и за нею нашли двух женщин в полуобморочном состоянии, осторожно вынесли их на улицу и сдали толпе, которая нас всюду сопровождала. Собрались идти дальше, как гардемарин услышал какие-то звуки. Хотя мы и не были уверены, что их издают люди, но все же решили проверить, благо работа казалась недолгой. Выбили стекло, которое каким-то чудом уцелело, хотя от церкви остался один лишь угол. В окно влез матрос. Он попал на маленький дворик, где нашел двух козликов – выволокли и их на свободу, но надо думать, что итальянцы их скушали в тот же день.

Нас потащили дальше. Идти было невероятно трудно. Некоторые улицы оказались засыпанными почти до уровня второго этажа, приходилось все время карабкаться по горам кирпичей, глыбам штукатурки, балкам и всякого рода лому. Наконец добрались до какого-то дома, который оказался засыпанным чуть ли не до самой крыши. Внутренние помещения, видимо, уцелели, и оттуда неслись приглушенные звуки или стоны. Предстояла огромная работа, но теперь мы были уверены, что там находится человек, а то мы боялись опять ошибиться. Добрались до крыши, проломили ее и пол чердака, на все это потратили не менее часу. Через дыру проникли во второй этаж и на веревке спустили матроса. На этот раз работали не зря – там оказалась семья из четырех человек. С трудом вытащили их наружу. Несчастные были так счастливы, что готовы были целовать нам руки.

Русские моряки, разбор завалов после землетрясения в Мессине, 1908 год

Пошли дальше. Какие полные трагизма картины попадались на пути: обнаженный угол дома, торчит кровать, на ней лежит младенец, а сверху мужчина, который, видимо, стремился защитить от обломков жену и ребенка, но это ему не удалось, и их тела были раздавлены кирпичами.

Землетрясение началось перед рассветом и застало всех жителей во время сна, поэтому и погибло столько людей. Многие, очевидно, проснулись только тогда, когда уже произошли самые сильные толчки и начали сыпаться обломки кирпичей и штукатурка, и не имели времени выбежать на улицу.

Затем нам опять указали на развалины, откуда доносился не то детский плач, не то мяуканье кошки. Мы стояли в нерешительности. Не хотелось тратить время на откапывание кошки, но боялись и ошибиться. Поэтому стали внимательно вслушиваться. Одному кажется, что кричит ребенок, а другому – что мяучит кошка. Таким образом, никакой уверенности не было, и я приказал рыть. Работа оказалась чрезвычайно трудной, но все же добрались до какого-то провала. В него осторожно полез один из матросов и оказался в почти совсем разрушенной комнате. Там у стены стояла кроватка. А в ней ребенок, не старше года. Осторожно вытащили его и отправили на сборный пункт. Бедный! Какую ужасную катастрофу пережил: лишился родителей. А может быть, братьев и сестер, остался одиноким на весь мир. Взрослые люди погибли, а он, такой маленький, беспомощный, остался невредимым. На радость или горе!

Разрушенная Мессина, 1908 год

Так за работой не заметили, как прошло время до шести часов вечера, когда было приказано возвращаться на крейсер, который должен был засветло уйти в море.

Возвращаться было трудно: устали ужасно. Какая-то несчастная женщина шла за нами и о чем-то упрашивала. По-видимому, дело касалось ее ребенка и мужа. Их засыпало, но она была убеждена, что они живы. Ее горе так тронуло, что решили, что лучше запоздаем, но поможем этой несчастной. С удвоенной энергией начали рыть и растаскивать кирпичи и добрались до двери, которую взломали. Действительно, там оказались мужчина и ребенок. Первый – мертвый, а второй еще живой, но серьезно раненный. Передали его матери и хотели скорее бежать на корабль, но оказалось, что она не в силах тащить ребенка.

Русские моряки в Мессине, 1908 год

Пришлось помогать. Поэтому изрядно-таки опоздали, но, впрочем, не только мы, а почти все. На стенке гавани пришлось подождать, пока все соберутся, чтобы проверить: нет ли оставшихся на берегу. Вся рота оказалась налицо, но, Боже мой, в каком виде: грязные, изодранные, покрытые пылью штукатурки! Но довольные сознанием выполненного долга. Как-никак, а все же удалось спасти некоторое количество жителей. На рейде уже стояли все наши корабли, и, следовательно, раскопки будут продолжаться, и, наверно, спасенных окажется не так мало».

Русским морякам приходилось не только разбирать завалы, подвергаясь опасности попасть под обрушивающиеся стены, вытаскивать погребенных, успокаивать обезумевших от горя и страданий, но и нередко отстреливаться от банд мародеров, грабивших полуразрушенный банк, магазины.

Толчки «освободили» из тюрьмы Капуччини 750 заключенных. Они разбрелись по руинам мародерствовать и убивать. Итальянский репортер свидетельствовал: «…Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучкой грабителей, в три раза превосходивших их по численности. При этом шестеро матросов были ранены».

Из воспоминаний Г. В. Вахтина: «…прошло более часа, покуда мы добрались до юноши, лежащего с разбитой головой и поврежденными ногами. Мы достали его, обмыли, перевязали и передали матери. Заливаясь слезами, бедная женщина целовала своего сына и наши руки, умиленно благодаря нас за то, что мы спасли его. Впоследствии мы узнали, что юноша поправился, и счастливая мать прислала нам трогательное письмо с его фотографией…»

«…Минута колебания, но в этот момент до меня донесся вновь плач ребенка. Мы начали раскопки, и после утомительной и долгой работы мы наконец добрались до двери, под прикрытием которой лежала совершенно здоровая, неповрежденная девочка лет трех.

Она была одета как для гулянья – в пальто и капоре, но рядом с ней из-под щебня торчала мертвая рука ее матери… Что с ней делать? Мне было жаль ребенка, и я оставил ее с нами, стараясь развлечь ее; я решил ее взять на крейсер, когда сам вернусь туда…

Во время раскопок не обошлось и без трагикомизма. Мы копали по голосу, работали около получаса и в результате раскопали клетку с попугаем. Попугай кричал человеческим голосом и ввел нас в заблуждение. Сначала мы рассердились, что потеряли столько времени на «попку», но потом решили, что ведь и он хочет жить, и взяли его с собою. Этот попка плавал с нами и забавлял нас своей болтовнею.

Во время работы мы вдруг услышали выстрелы. Кто мог стрелять в этом царстве смерти? Потом мы узнали, что итальянские мародеры хотели, воспользовавшись общей суматохой, разграбить кассу банка. Наши отряды отогнали их, забрали ценности на адмиральский корабль и таким образом спасли достояние государства, передав его впоследствии итальянским властям… Мы работали без устали и без передышки до тех пор, покуда не услышали призывные свистки нашего крейсера. Мы вернулись на «Адмирал Макаров», где выяснилось, что на крейсере набралось около 600 человек тяжело раненных и адмирал приказал нам доставить их в Неаполь.

Маленькую Джиованну и черненькую «Мессинку» (собачка, ее нашли около трупа хозяйки) я устроил у себя на койке, предварительно накормив их. Скоро мы вышли в море.

Все офицеры, гардемарины и команда, а в особенности доктора и фельдшеры всю ночь ухаживали за ранеными, стараясь облегчить их страдания. Человек 20 раненых умерли в пути – их мы заворачивали в парусину и после прочтения священником молитвы с привязанным грузом бросали в море, ставшее для них могилою. «Имена их Ты, Господи, веси!»

Когда мы на следующий день пришли в Неаполь, раненых сразу же развезли по госпиталям, а нам благодарные неаполитанцы оказывали всевозможные знаки влияния. Всех увезли, а моя сиротка Джованни и «Мессинка» остались у меня, я не хотел расставаться с ними, да и они полюбили меня и друг друга. Я телеграфировал своей матери в Петербург, прося ее приехать за ребенком. Вечером опять ушли в Мессину…

Здесь наш крейсер посетила герцогиня д’Аоста. Она узнала, что у меня осталась девочка-сиротка и что я хочу отправить ее в Россию. Она хотела, чтобы я отдал. Но я так привык к этой малютке и полюбил ее, что мне жаль было с ней расставаться.

Потом приехал итальянский адмирал, говорил со мною, объяснил, что девочке, может быть, будет вреден суровый петербургский климат, рассказал, что у него самого нет детей, и просил отдать ему ребенка, гарантируя, что девочке будет хорошо и что он с женой заменят ей погибших родителей. Мне грустно было расставаться с Джованной, но я согласился …»

В фондах РГА ВМФ РФ хранится рапорт корабельного гардемарина Людомира Адамовича на имя старшего офицера крейсера «Адмирал Макаров» старшего лейтенанта С. Коптева: «16-го сего декабря я был отправлен с командой в 11 человек нижних чинов крейсера на раскопки в Мессину. Около трех часов дня, когда на смену пришла 2-я рота, ко мне прибежал комендор Москалев и доложил, что он и кочегар Мищенко заметили, что вооруженный итальянский патруль из трех человек на соседней улице взламывает несгораемый шкаф и знаками приглашает их принять участие во взломе. Мищенко остался наблюдать за патрулем, а Москалев прибежал ко мне. Взяв артиллерийского квартирмейстера Крюкова и комендора Николаева, я по указанию Москалева направился на соседнюю улицу, где и застал кассу уже взломанной, а трое итальянских солдат были заняты выгрузкой содержимого. Я приказал отнять у патруля ружья, что и было быстро исполнено Крюковым, Москалевым и Николаевым, несмотря на слабое сопротивление не ожидавших этого итальянцев. Затем я приказал обыскать их, причем у двух было отобрано по пачке банковских билетов, а у третьего платок, наполненный золотом и медью. По-видимому, были деньги у них и под одеждой, (часть текста утрачена). Положив (…) в кассу, я отправил Николаева поискать вблизи какой-нибудь итальянский патруль с офицером и привести его к кассе. Итальянцы бежать на пытались, а предлагали команде поделиться. Спустя минуты две после ухода Николаева я увидел, что по соседней улице проходит ружейный взвод с офицером, по-видимому, генералом. Когда ему было доложено о случившемся, он поблагодарил и немедленно отрядил пять человек для высылки к кассе. Указав посланным кассу и мародеров, я с командой отправился на крейсер. Уходя, я видел, что к кассе был поставлен часовой, а итальянских солдат-грабителей трое других куда-то повели. Считаю своим долгом донести Вашему Высокоблагородию об этом случае, в котором команда крейсера проявила себя с самой лучшей стороны».

Из воспоминаний гардемарина Николая Ивановича Евгенова:

«…были свезены на берег для спасательных работ все возможные для этого люди. Разбившись на небольшие группы по 6–10 человек, во главе с офицерами, кондукторами корабельными гардемаринами (одним из которых был и я) наши команды разошлись по городу и приступили к раскопкам.

То, что мы увидели на берегу, по сравнению с тем, что наблюдали с моря, производило потрясающее впечатление. Здания, казавшиеся издали сохранившимися, почти все были разрушены. У иных держались лишь фасады или отдельные стены, остальное же всё обвалилось и представляло собой груды бесформенного мусора, покрытые густым слоем известковой пыли. Под ними были погребены почти все, кого катастрофа застала в домах. Все улицы были загромождены обломками, людей почти не было видно, так как все искали спасения на морской набережной или площадях. Однако на набережной многие погибли, будучи смыты в море огромной волной, хлынувшей на неё в начале землетрясения. Оставшиеся в живых были полураздеты, ведь землетрясение произошло ночью. Многие обнаруживали признаки помешательства. Однако отдельные из уцелевших жителей приносили нам большую помощь. С теплым чувством вспоминаю одного инженера, оказавшегося хорошим для нас товарищем во время раскопок.

Разбирать развалины, из-под которых нередко доносились жалобные стоны или слышались призывные стуки, приходилось нередко с риском того, что неустойчивые руины в любую минуту могли обрушиться и засыпать спасаемых и спасающих. Особенно сложно было снимать людей, висевших на межэтажных перекрытиях. Здесь выручало лишь мужество и находчивость наших матросов, показавших искусство ″верхолазов″ буквально на грани собственной гибели. Иногда раскопки сильно затягивались из-за неблагоприятных условий. Так, например, группе, в которой я работал, пришлось долгие часы разгребать обломки, чтобы добраться до двух засыпанных людей. Когда мы наконец их откопали, то один из них, мужчина, был уже мертв, жену же его удалось спасти».

Перевозка раненых мессинцев, жертв землетрясения, на русские корабли

Позже прибыли корабли английской эскадры, также, по счастью, оказавшейся неподалеку от бедствующего города. Моряки Британии развернули походные кухни, помогли восстановить порядок в борьбе с грабителями и мародерами. Экипажи с кораблей английской эскадры присоединились к русским морякам по спасению пострадавших. Раскопки велись с большой опасностью для самих спасателей. Риск был большой. За несколько дней спасательных работ под обломками погибли шесть российских моряков, несколько человек получили серьезные травмы. Среди них был и флагманский инженер-механик Петр Федоров. Офицер полез в глубокий провал, чтобы вытащить из глубины раненого итальянца, когда произошел новый толчок, вызвавший обрушение стен провала, в результате чего Федоров оказался под завалами. В течение часа матросы из его группы отчаянно разбирали завал и в итоге смогли достать своего офицера.

Смена команд происходила через шесть часов, но многие по-прежнему отказывались от заслуженного отдыха. О русских моряках итальянцы говорили: «Их послало нам само небо, а не море!»

Спасенные из-под завалов раненые, получив первую помощь, доставлялись на русские корабли, превращенные в настоящие госпитальные суда. «У нас было 300 раненых, – вспоминал один из русских моряков. – Они были размещены повсюду, даже в капитанской каюте, одежду и питание, одеяла и подушки – мы отдавали им всё. Все заботились о раненых, как о близких родственниках…»

Русские корабли забирали по 400–500 пострадавших на борт и направлялись в Сиракузы, Неаполь и Таранто, чтобы доставить пострадавших в местные госпиталя, а на обратном пути привезти в разрушенный город продовольствие и медикаменты.

Линкор «Слава» с 600 ранеными, женщинами и детьми на борту вышел в Неаполь с приказанием после передачи людей немедленно вернуться в Мессину, закупив лишь дезинфицирующие средства, перевязочные материалы и свежую провизию.

Из телеграммы Литвинова морскому министру от 31 (18) декабря: «…Вследствие переполнения больных в ближайших городах сегодня послал корабль ″Слава″ в Неаполь для отвоза 600 раненных и доставки оттуда перевязочных материалов и дезинфекционных средств. Ночью с кораблем ″Цесаревич″ ухожу в Сиракузы для отвоза раненных и приемки угля. Пришедшие сегодня канонерские лодки ″Кореец″ и ″Гиляк″ вечером уходят в Таранто и, сдав там принятых из Мессины раненных, проследуют в Пирей».

Позже итальянские врачи написали морскому министру России: «…Мы не в силах описать Вашему превосходительству более чем братские заботы, которыми нас окружили… Русские моряки начертали свои имена золотыми буквами для вечной благодарности всей Италии… Да здравствует Россия!!!»

Всего русскими моряками была оказана помощь около 2 400 пострадавшим. Из телеграммы Литвинова морскому министру от 31 (18) декабря, посланной из Неаполя: «…Сегодня прибывшие в Мессину король и королева Италии посетили корабли ″Цесаревич″ и ″Слава″ и благодарили за помощь населению. Бедствие ужасное. Средств для спасения засыпанных мало. Погибших не менее 50 000 в одной Мессине, не считая унесенных волною в море. Работа всего личного состава вверенного мне отряда выше похвалы».

* * *

Из телеграммы от 22 декабря (по ст. ст.), полученной морским министром из порта Аугуста от командующего гардемаринским отрядом контр-адмирала В. Литвинова: «Морской министр адмирал Мирабелло, поблагодарив от имени короля и нации за помощь, оказанную отрядом, сообщил, что, ввиду наличия достаточных средств, не представляется необходимым дальнейшее содействие отряда. Всего было отрыто и перевязано около 1800 засыпанных раненных, и около 1800 было перевезено всеми судами. Собрав отряд, по готовности предполагаю идти по назначению. Письменное донесение следует».

Больше пяти дней продолжалась спасательная операция русского флота в Мессине. В спасательных работах приняло участие 113 офицеров, 164 гардемарина, 42 кондуктора, 2599 нижних чинов, а с подошедших чуть позже канонерских лодок «Гиляк» и «Кореец» – еще 20 офицеров, 4 кондуктора и 260 нижних чинов. Постепенно в пострадавшем городе установился относительный порядок. Здесь было сосредоточено более 6 тысяч войск и 40 военных кораблей разных стран, собралось до 300 врачей.

В далёкой России русский народ, глубоко взволнованный несчастьем, постигшим Италию, собирал средства в помощь пострадавшим от землетрясения и наводнения. Комитет «Петербург – Мессина» в первый же день собрал 6118 рублей пожертвований, в Одессе было собрано 8 тысяч рублей.

М. Горький, живший в то время на Капри, приехал на несколько дней на место катастрофы. Вскоре после землетрясения в русских газетах появилось воззвание, в котором он призвал своих русских сограждан оказать посильную помощь пострадавшему населению. Сам М. Горький решил написать книгу о постигшем итальянский народ бедствии и в спешном порядке напечатать ее, чтобы вырученные деньги передать в пользу пострадавших.

К 12 января 1909 года работа над книгой была завершена. В эту же книгу писатель решил поместить статью известного швейцарского астронома Вильгельма Мейера, который тоже был очевидцем землетрясения. Книгу решено было издать сразу в двух издательствах: в издательстве И. Ладыжникова в Берлине на немецком языке и в издательстве «Знание» на русском. Первой вышла книга на немецком языке. Вслед за берлинским изданием книга была выпущена издательством «Знание» – М. Горький, В. Мейер, «Землетрясение в Калабрии и Сицилии 15 / 28 декабря 1908 г.». Книга включала «Землетрясение в Калабрии и Сицилии» М. Горького и статью В. Мейера «В разрушенной Мессине». На вкладном листе книги был помещен текст: «Весь доход с настоящего издания поступает в пользу пострадавших от землетрясения».

Деньги, собранные в России, а также полученные от продажи книги, М. Горький передал на постройку детского приюта в Калабрии.

3 января 1909 года линкоры «Слава» и «Цесаревич» ушли в Аугусту, а еще через два дня отряд перешел в Александрию. Практическое плавание Особого отряда, назначенного для плавания с корабельными гардемаринами, продолжалось, снова начались практические занятия и учения по разным специальностям для подготовки гардемарин к предстоящим экзаменам на получение офицерского чина. Каждая пройденная миля приближала гардемаринский отряд к берегам России.

* * *

По возвращении на родину в марте 1909 года после окончания плавания корабли отряда пришли в Либаву, стали на якорь.

Начальник отряда контр-адмирал В. И. Литвинов был зачислен в свиту его величества и удостоен следующих слов государя: «…Вы, адмирал, со своими моряками в несколько дней сделали больше, чем мои дипломаты за всё моё царствование».

У офицеров гардемаринского отряда продолжалась служба на флотах и флотилиях России. Экипажные будни и заграничные плавания. Все они с честью носили блестящую форму Российского Императорского флота – черное с золотом. Вечный траур и вечный парад. Они прошли сквозь войны и революции, познали горечь поражения и горький хлеб изгнания, а кто-то лагеря на родине и службу в Красном флоте. А что же гардемарины?

Гардемарины так и сияли. Наступало последнее испытание – экзамены, а затем предстояло производство в офицеры. Первой задачей отряда было произвести выпускные экзамены корабельным гардемаринам. Как только прибыла экзаменационная комиссия от флота, они и начались. В сущности, это было формальностью, так как гардемарины, которые за плавание доказали свои способности и были отмечены преподавателями как годные для производства в мичманы, на них пропускались.

Экзамены длились три дня. После этого счастливые гардемарины уехали в отпуск, чтобы через две недели явиться уже офицерами на разные корабли.

Но были и те, кто после учебного плавания и экзаменов не получил долгожданного чина мичмана флота и был выпушен из Морского корпуса поручиком по Адмиралтейству. Это корабельные гардемарины унтер-офицеры Павел Фадеев, Алексей Чубаров, корабельные гардемарины Кирилл Минков, Иван Михайлов, Герберт фон Дитман, барон Курт Мантейфель, Григорий Семёнов, Александр Манштейн и Евгений де-Симон.

Корабельные гардемарины Андрей Иосса, Николай Свободин, Николай фон Дрейер, Борис Всеволожский, Вадим Подгоричани-Петрович, Михаил Мардарьев были произведены в чин подпоручика по Адмиралтейству. Чины, числящие по Адмиралтейству, несли преимущественно береговую службу.

Через год по экзамену они могли быть произведены в чин мичмана, если только после выпуска не уходили в отставку.

21 апреля (4 мая) молодые офицеры, согласно существующему положению, отправились в Царское Село представляться императору. После представления Николай II обратился к ним с краткой речью, в которой пожелал успешной службы и выразил благодарность за оказание помощи в Мессине.

Вот так эти «мальчики» вошли во взрослую жизнь, проявив мужество, героизм, иногда самопожертвование, а главное, научившись сострадать.

С легкой руки Николая II, гардемаринский выпуск 1908 года стал именоваться «мессинский», и, узнавая, что представившийся ему офицер выпуска из Морского корпуса 1908 года, император неизменно произносил: «А-а-а, вы моего, мессинского выпуска»…