Текст книги "TEENариум. Антология невероятных историй"

– Кто знает? – Алиса улыбнулась, подмигнула и пошла прочь.

Мишка некоторое время стоял и смотрел ей вслед, пытаясь понять, что с ним происходит – почему ему, с одной стороны, приятно находиться рядом с этой москвичкой, а с другой – она так его раздражает?

Ну а когда стройная фигурка в цветастом комбинезоне и остроконечной шапке исчезла из виду, он с размаху стукнул себя кулаком по лбу – вот остолоп, даже не подумал спросить у Алисы телефон или лучше фамилию, чтобы потом отыскать ее во «ВКонтакте»!

Девчонок с таким именем в Москве должна быть не одна сотня!

Хотя ведь промелькнула такая мысль за завтраком, но тогда он постеснялся.

Мишка сердито засопел, развернулся и зашагал через мост, не глядя по сторонам. Злиться на себя он перестал, только свернув прочь от Кремля, и обнаружил, что идет вслед за двумя мужчинами.

Москвичи разговаривали, и он невольно прислушался.

– Э, а ты не слышал, брат, что сегодня ночью в Третьяковке было? – спросил тот, что шел справа, повыше, в шапочке петушком. – Э, прям криминал настоящий, преступление века!

– Неа, – откликнулся второй, без головного убора, со снежинками на черных, с сединой волосах.

– Сторожей связали, вломились внутрь, да только ничего не взяли! Удивительно, да? – Обладатель шапки-петушка даже рубанул ладонью воздух, показывая собственное изумление.

– Да взяли, не может такого быть… что ж, они, идиоты? Что-то очень ценное и маленькое.

– Картины маленькими не бывают!

При этих словах Мишке вспомнился зал, где они с Алексеем Федоровичем общались ночью – вот туда никакие грабители не доберутся. А потом он ускорил шаг – нет времени слушать чужую болтовню, нужно прийти пораньше и встать так, чтобы видеть всех, кто идет в театр.

Жалко, что мобильник сломался, а часов у него нет.

Хотя почему нет, вон в кармане тикают?

Но нет, после того что он узнал, даже трогать золотое «яйцо» было противно, не то что разглядывать черные циферблаты. Поскорее бы встретиться с Анной Юрьевной и все ей рассказать – она историю преподает, знает много всего, может быть, посоветует что-нибудь.

Посоветует, если поверит в случившееся… а ведь может и не поверить.

Но даже если так, то часы можно будет отдать взрослым, а сам он рядом с классной окажется в безопасности.

И приободренный, Мишка добавил шага.

Появившийся из-за угла Большой театр он узнал сразу: колесница с четырьмя конями над входом, белые колонны и светло-бежевые стены, небольшой сквер с лавочками и мертвым сейчас фонтаном.

Вот только здесь никого не было – то ли он пришел слишком рано, то ли опоздал.

Мишка заторопился, взлетел по ступенькам, потянул на себя тяжелую дверь из коричневого дерева. В вестибюле оказалось так же пустынно, как и снаружи, кассы закрыты, вход в театр охраняла сурового вида билетерша, седоволосая, аккуратная, в туфлях на каблуках и сером костюме с юбкой.

– Ты куда, мальчик? – спросила она, когда Мишка подошел поближе.

– Ну, я… наши уже прошли, должны быть уже там, я отстал… мы не из Москвы, – принялся сбивчиво объяснять он, понимая, что ничего не вышло, он явился поздно: через стеклянные двери видно, как от гардероба отходят двое белобрысых мальчишек в сопровождении папы и двигаются торопливо, едва не бегом, а значит, опаздывают.

Внутри похолодело от предчувствия неудачи.

– Хочешь пройти? – спросила билетерша. – А билета у тебя нет, так?

Мишка кивнул и уставился в пол, ожидая, что сейчас ему велят отправляться на все четыре стороны.

– Ты и вправду не из Москвы, наши мальчишки куда более наглые и намного хитрее, – задумчиво проговорила она. – Ну а кроме того, никого из них и пряником в театр не заманишь. Пустить тебя здесь я не имею права, но смотри, выходишь обратно, сворачиваешь направо за угол, и там будет такая неприметная дверь. Через пять минут я буду ждать тебя там. Но поспеши!

– Э, спасибо вам, – только и сказал Мишка.

Дверь, украшенную табличкой «Служебный вход», он отыскал без труда.

Постучал, тихо скрипнули петли, и из открывшейся темной щели послышался знакомый уже голос:

– Давай быстрее.

Она взяла Мишку за руку и повела за собой – сначала по узкой лестнице, где было пыльно и грязно, затем по темному коридору, где он вовсе ничего не видел, шел едва не вслепую. Послышались далекие голоса настраиваемых труб, скрипок и еще каких-то музыкальных инструментов, приглушенный ропот, впереди распахнулась еще одна дверь.

– Тебе сюда, – сказала билетерша. – Сиди тихо, после спектакля я тебя выведу.

Мишка переступил через порог, а сделав два шага вперед, уперся в низкий бортик.

Сообразил, что находится в ложе, а впереди заполненное тьмой обширное пространство, где выделяется ярко освещенная сцена и как раз поднимают занавес, тяжелый, багровый, с золотыми кистями…

* * *

Офицер милиции взял трубку лишь с шестого или седьмого гудка, и в голосе его прозвучали интонации важного, исключительно занятого человека, которого отвлекают от дел назойливые людишки.

– Да?

– Это вас Леденцова беспокоит, из Нижегородской области, – сказала Анна Юрьевна. – Помните, вчера я у вас была… по поводу мальчика пропавшего, Миши Котлова…

– А, конечно, да, – отозвался милиционер лениво. – К сожалению, не могу порадовать.

– Да? – Сердце Анны Юрьевны упало.

Она эту ночь почти не спала, пила успокоительное, все ждала, когда запиликает телефон и ей сообщат, что Миша нашелся. Крепилась, утешала себя, что ее просто не хотят беспокоить в поздний час, дают отдохнуть, но утром обязательно позвонят.

– Но и огорчить тоже не могу, – продолжал милиционер. – Ведь мы могли найти его, хм… Понимаете меня?

– Нет, – сказала она.

– Ну, в больнице или в морге, или даже мертвым на улице, но ведь не нашли. – офицер хохотнул, показывая, что это шутка, но от его смеха Анну Юрьевну покоробило. – Скажите лучше, во сколько у вас поезд? Вы ведь сегодня уезжаете?

– Да, в шестнадцать сорок пять с Курского.

Ну да, пять часов в поезде, затем в автобус, чтобы к ночи вернуться в родное Заволжье.

Но как вернуться туда без Миши? Как посмотреть в глаза его родителям?

– Хорошо, понял вас… – Милиционер умолк, должно быть, записал время отправления. – Если будут новости, я обязательно сообщу вам, не сомневайтесь. Ситуация под контролем…

Это все были дежурные фразы, гладкие и бессмысленные, как пластиковые фрукты.

– Да, – сказала Анна Юрьевна и нажала «Отбой».

– Ну что? – спросила Елена Владимировна.

– Ничего, ничего пока…

Дети стоят рядом, видят лицо классного руководителя, и значит, нельзя показывать, как она расстроена.

– Пойдемте в зал, спектакль скоро начнется, – проговорила Анна Юрьевна, натягивая на лицо улыбку.

– А что Миша? – неожиданно подала голос Света Лапырева. – Он найдется?

Ну да, и еще на десяти лицах написан тот же вопрос, в глазах тревога и непонимание – обычные школьники, из благополучных, в общем, семей, неожиданно столкнувшиеся с такой стороной жизни, о которой они раньше не знали.

– Обязательно. – В это слово Анна Юрьевна вложила как можно больше той веры, что у нее еще оставалась. – А сейчас нам нужно идти, вот-вот дадут третий звонок, а мы еще места не нашли!

И пожилая барышня, что охраняет ведущую в зал дверь, косится на их группу неодобрительно.

Проходя мимо нее, Анна Юрьевна заискивающе улыбнулась, в ответ получила суровый взгляд и напоминание о том, что нужно отключить сотовые. К местам своим пробрались очень вовремя, едва расселись, как погас свет, оркестр затих, и занавес с шорохом начал подниматься.

Но что удивительно, ей вдруг показалось, будто Мишка рядом, и он смотрит на нее!

Анна Юрьевна даже поглядела по сторонам, но тут же отругала себя за глупость.

От недосыпа и переживаний мерещится невесть что…

* * *

Антона выдернули из сна самым бесцеремонным образом – потрясли за плечо.

– Че за дела вообще? – забормотал он, пытаясь натянуть на голову одеяло и не понимая, отчего его нет.

– Вставай, сладкий мой, – пропели в ухо противным гнусавым голосом. – Пора.

Антон дернулся, открыл глаза.

Он лежал на кожаном диванчике в приемной Босса – тут он ночью и заснул, когда выяснилось, что беглый пацан исчез неведомо куда, и даже хваленая парочка оказалась не в силах взять его след. Сверху нависала ухмыляющаяся физиономия рыжеволосого Охотника, у дверей стоял бледный, такой спокойный, уверенный и свежий, будто не было суматохи последних суток.

– Шевели копытами! – прикрикнул рыжий и провел рукой по шевелюре, где – сейчас Антон точно видел – ползали букашки, может быть, вши или тли, а может, вылезшие из мозга тараканы.

У Антона болело все тело, согнутые ноги занемели, голова казалась тяжелой и пустой, словно котелок после трапезы. О том, чем они занимались вчера, в частности ночью, вспоминать совершенно не хотелось – если менты его найдут, то даже Босс не отмажет, если вообще захочет отмазывать.

– Сейчас, в лучшем виде, – протянул он и попытался подняться.

Рыжеволосый помог, ухватил лапищей за локоть, и касание его оказалось противным, как у покрытого слизью осьминога.

– Сам я! – буркнул Антон и, зевая на ходу, зашагал следом за Охотниками.

Они прошли через офис, пустой и тихий, спустились на первый этаж, протопали мимо охранников, которым не повезло оказаться на дежурстве в воскресенье. Забрались в буро-кирпичный джип, и тут он задремал, несмотря на бешеные рывки машины и оглушающий рев мотора.

Но проснулся на этот раз сам, когда они притормозили, и не так как раньше, на светофорах, а основательно.

– Где это мы? – сказал Антон, протирая глаза.

– На Театральной площади, коллега, – с издевкой в голосе сообщил рыжеволосый. – Невозможно не отметить выдающееся архитектурное строение в виде греческого храма искусств, где и скрылся наш беглец.

– Он внутри, – добавил бледный.

– Очень хорошо. – Рыжеволосый обернулся и посмотрел на Антона в упор: мутно-зеленые, как его язык, глаза слегка переливались, точно пульсировали, а на щеке невероятно быстро набухал гноем прыщ. – И мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы пацан покинул его незаметно. Нас трое, а значит, мы в состоянии эффективно перекрыть все выходы, и главный, и служебные…

– Прогноз положительный, вероятность захвата – девяносто процентов, – выдал бледный.

– Дайте хоть кофе-то выпить! – заявил Антон. – А то такое дело, я усну и в сугроб упаду!

– Вон там, на углу, кафешка открытая. – Рыжеволосый показал пальцем, словно недоумку. – Пятнадцать минут у тебя есть.

Антон в «норматив» уложился с запасом, вернулся к Большому театру проснувшимся и немного ожившим. Тут выяснилось, что Охотники разработали, как выразился бледный, «векторную диспозицию», и им только и остается, что воплощать ее в жизнь.

– Все уяснил? – поинтересовался рыжеволосый по завершении инструктажа.

Антон кивнул – что здесь непонятно, стой на месте, жди, пока спектакль закончится, и поглядывай по сторонам. Жаль только, что нет возможности одеться потеплее – ветер усилился, и снегопад грозил превратиться в метель не хуже вчерашней.

– Очень хорошо, тогда за дело. – Рыжеволосый потер руки, отчего из его рукава выпал крупный таракан, после чего все трое разошлись по своим местам.

Глава шестая

Занавес поднялся, и открылось убранство большой комнаты, украшенной к Новому году, – всюду гирлянды, мишура, мерцают игрушки на елке, огромный камин, нарисованные на заднике окна. Зазвучала музыка, из-за кулис на сцену выбежали девочки с куклами в руках и мальчишки с саблями.

Поначалу Мишка решил, что это и вправду дети, потом сообразил, что переодетые взрослые.

– Ух ты! – выпалил он и завертел головой, выискивая, где бы сесть.

Ложа, куда его привели, казалась просторной, но больше напоминала забытый склад. Громоздились ящики, грудой были свалены стулья с отломанными ножками, отдельно стояло большое плюшевое кресло.

И только Мишка решил, что можно устроиться в нем, как дверь за его спиной раскрылась.

– Ой… – сказал он, понимая, что сейчас его раскроют и выгонят, а здесь даже спрятаться некуда.

В ложу, опираясь на трость, шагнул высокий, тучный мужчина во фраке, бабочке и рубашке такой белоснежной, что в темноте она выглядела светившейся.

– Бонжур, молодой человек, – сказал он без малейшего удивления. – Я не помешал?

– Э, нет, – буркнул Мишка.

– Превосходно. – Тучный поднес к глазам закрепленные на палочке очки без дужек. – Насколько я понимаю, это место занято? Ведь вы явились сюда прежде меня?

Очень хотелось сказать «да» – если не усесться в кресло, то придется извлекать стул из груды, а там все как на подбор колченогие. Но видно, что обладатель фрака и бабочки на трость опирается не просто так, дышит тяжело, как побегавшая на жаре собака, да и лицо белое, измученное, словно у больного.

– Садитесь, я пристроюсь как-нибудь, – сказал Мишка, отодвигаясь.

– Благодарю вас, молодой человек. – Тучный, хромая и отдуваясь, двинулся к креслу. – Помню, давали «Торжество муз» на стихи Дмитриева, когда блистал несравненный Мочалов, и тогда я, еще юный и неискушенный, вынужден был смотреть спектакль стоя. – Кресло скрипнуло. – Ох, еще раз благодарю…

Один стул, самый верхний, оказался вполне ничего, особенно если сидеть ровно.

Мишка устроился у самого края и принялся глядеть на сцену, где танцоры летали над помостом так, словно вовсе не знали такой штуки, как земное притяжение. Сообразил, что происходит нечто вроде новогодней елки, и всем дарят подарки, вот только вместо Деда Мороза некто в цилиндре и маске.

Трость у него была почти такая же, как у соседа по ложе.

– Великолепно, великолепно… ох, помню, Уланова дебютировала в роли Мари. Феноменально это выглядело, феноменально!

Мишка не знал, кто такая Уланова, но решил, что, наверное, танцовщица из тех, кто давно не выступает.

– А как в Мариинке первый раз ставили этот балет! М-м-м-м! – продолжал болтать сосед. – Невероятно…

Говорил он не для того, чтобы его услышали, нет, он, похоже, не замечал сидящего рядом мальчишку – так порой беседуют сами с собой старики, перебирая в ладонях, точно карты из колоды, яркие эпизоды молодости и зрелости.

Дряхлым обладатель фрака и бабочки не выглядел, но было в нем что-то, наводящее на мысли о глубокой древности.

– Ох, славно-славно… да, это напоминает мне «Ромео и Джульетту» того же Григоровича…

Мишка не слушал, он смотрел…

На сцене злой мальчишка сломал куклу, а затем вместе с приятелями надел маски оскаленных мышей, чтобы подразнить лишившуюся подарка девочку. Исчезли стены и забитая барахлом ложа, весь мир сгинул, осталась только громадная зала, освещенная льющимся в окна лунным светом.

Кружатся снежинки, выросшая елка упирается в потолок, с нее падают, оживая, игрушки…

И схватка, беспощадная, настоящая, хотя с одной стороны – орда серых грызунов, возглавляемая крысой в золотой короне, а с другой – армия игрушечных солдатиков, предводитель которых столь страшен, что на него неприятно смотреть…

И летит через сцену туфля, и волшебство заканчивается, зажигаются лампы под потолком зрительного зала.

– Феноменально, ох, феноменально, – пробормотал сосед, и Мишка вспомнил, кто он и где находится. – Молодой человек, вы обратили внимание, как именно решена финальная сцена?

– Нет…

Ответ получился рассеянным, поскольку он думал о том, что наступил антракт. Что, может быть, именно сейчас нужно выбраться из ложи, отправиться в буфет, куда непременно поведет всех Анна Юрьевна.

Но он же не знает, как устроен театр, где что находится… и может заблудиться!

– А зря! – Голос соседа неожиданно стал властным, в нем появились звенящие командные нотки.

– Э, в смысле? – Мишка повернул голову. – Что вы имеете в виду?

– Всякая вещь, предмет, явление имеют власть над нами и над миром, поскольку мы придаем им значение. – Тучный заговорил иначе, совсем не так как ранее. – Наделяем смыслом. Поверила Мари, что ее подарок на Рождество может ожить – так и случилось…

Исчезло оханье, пропал рассеянный взгляд, в кресле словно оказался другой человек, даже тучность куда-то ушла, осталось лишь белое, висящее в воздухе лицо с черными пустыми глазами.

– Но когда получившая собственную волю сказка пошла совсем не в ту сторону, куда девочка хотела, она вмешалась снова. Разбила очарование, запустив в него банальностью. Швырнув башмак, иными словами!

– З-зачем вы все мне это говорите? – спросил Мишка. – Для чего?

– А потому, молодой человек, что это может тебе помочь. – Тон соседа помягчел, губы растянулись в улыбке. – Ты уступил мне место, и я обязан вернуть тебе сторицей… иначе нельзя.

– Но чем помочь?

– Ты не понимаешь… то, что ты носишь с собой, нужно так или иначе обезвредить. Позволим хозяину этой вещи довести планы до конца – и все, не будет больше чудес и театра. Таким, как он, чудеса не нужны, их интересуют лишь деньги и власть.

Мишка обмер.

Откуда… откуда он знает о золотых часах, что надежно спрятаны в кармане куртки?

Кто этот человек?

– Я что, должен бросить в них ботинком? – спросил он, растерянно моргая. – Объясните! Может быть, я отдам их вам?

Белое лицо отдалилось, будто сидящий в кресле человек отшатнулся.

– Нет! Нет! – сказал он с тревогой. – Я не могу это взять… Сейчас я покажу тебе!

И в этот самый миг лампы в зрительном зале начали гаснуть – антракт закончился.

Мишка прозевал… придется ловить Анну Юрьевну после спектакля.

В ложе стемнело, и сосед вновь появился в поле зрения целиком – оплывшая, грузная фигура, трость на коленях, белоснежное пятно рубашки и четко выделяющаяся на ней клякса бабочки.

– Смотри через них! – воскликнул он, протягивая те самые очки на палочке.

Мишке очень хотелось сказать, что у него хорошее зрение, но он послушно взялся за ручку, поднес к глазам. Перед глазами поплыло, и он обнаружил, что на сцене все резко поменялось: исчезла елка, звездное небо, появились очертания богатого дворца, колонны и уводящие под потолок лестницы.

По одной спускался старик в чалме и восточном халате со звездами, и под мышкой он держал мешок.

– Славен будь, великий царь, знал меня отец твой встарь! – пел он, переступая со ступеньки на ступеньку.

Внизу, посреди сцены, толпились бояре в высоких мохнатых шапках, а впереди всех стоял другой старик в блестящем облачении. На голове его красовалась корона, седая бороденка воинственно топорщилась, но все равно выглядел он жалко, потерянно.

– Смотри, смотри, – прошептал в ухо сосед. – Так наделяют значением предмет!

Обладатель халата со звездами вытащил из мешка сделанного из золота петуха, тот забил крыльями, и в зрительный зал полетел звонкий голос:

– Ки-ри-ри, ки-ри-ку-ку! Царствуй, лежа на боку!

– И теперь эта безделица, игрушка определит судьбу целого государства…

Мишка смотрел, пытаясь понять, что происходит и какое это отношение имеет к нему и к вокзальной находке.

Царь по зову вещей птицы отправлялся в поход, обнаруживал убитых сыновей и шатер с красавицей внутри. Та игриво восклицала «Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Не боюся я греха!» – и падал наземь старик в белоснежной чалме.

– Ты видел удар, понял, как надо это делать? – спрашивал сосед, но Мишка не мог ничего сказать.

Все его внимание поглощало то, что происходило на сцене.

– Вижу, что понял, когда надо, повторишь. Только бить надо было не старика, а петушка… – В шепчущем голосе прозвучало удовлетворение.

Очки на рукоятке – лорнет, да, теперь Мишка знал это слово – дрогнули в ладони.

Сцена вновь изменилась, возникли женщины в крылатых шлемах, свирепые бородатые мужчины в кольчугах, русалки, карлики и великаны, мрачные глубины реки, скалы и исполинское дерево… и кольцо, проклятое украшение, переходящее из рук в руки, несущее всем владельцам лишь горе и гибель.

Гремели голоса, происходило что-то не совсем понятное, а Мишка не мог оторвать взгляда.

Потом он моргнул и понял, что смотрит тот же балет, что с самого начала – вновь мыши и куклы. Поглядел вниз, пытаясь понять, куда делся лорнет, но ничего не нашел, перевел взгляд на кресло, то оказалось пустым.

Тучный, одышливый сосед, передвигавшийся с помощью трости, исчез бесшумно и бесследно.

– Но так толком ничего и не сказал, – с досадой пробормотал Мишка, понимая, что по-прежнему не знает, как поступить с вокзальной находкой.

Найти посох, как у того царя, и шарахнуть посильнее?

Или выкинуть находку в воду, как то кольцо?.. Найти прорубь на Москве-реке, позвать русалок?

Что означает «лишить значения» и как это сделать с золотыми часами?

Не глядя более на сцену, Мишка полез в карман, пальцы скользнули по холодному округлому боку. Негромкое тиканье усилилось, заполнило ложу, перебило остальные звуки, даже музыку, зазвучало назойливо и издевательски.

Разбить очарование, запустив в него банальностью? Как это сделать?

Мишка замахнулся и ударил часы кулаком – по самому большому циферблату, чтобы хотя бы погнуть стрелки. Помня о том, что происходило утром, ожидал, что промахнется, но попал, вот только эффекта это не произвело… разве что руку слегка ободрал, вон, даже кровь пошла.

Подумав немного, он стащил с ноги кроссовку и, чувствуя себя полным дураком, хлопнул ею по золотому «яйцу».

Тик-так… тик… и тут часы остановились.

Неужели все, так просто?

Мишка приложил вокзальную находку к уху, даже потряс, но та и не подумала оживать: холодный и теперь уже наверняка мертвый кусок металла… неужели он все-таки справился? Одолел напасть?

Вот только уж больно легко получилось.

Он убрал часы обратно, обулся, и тут ведущая в ложу дверь бесшумно открылась.

– Давай, выходи, – сказала заглянувшая внутрь билетерша, та самая, что впустила Мишку в театр. – Через несколько минут спектакль закончится, мне будет не до тебя. Пойдем, мальчик, быстрее.

Эх, не получится поймать Анну Юрьевну в вестибюле!

Но ничего, можно будет подождать ее снаружи, так даже лучше, не придется объяснять, как он попал внутрь.

– Святое дело, – проговорил он, поднимаясь и убирая часы в карман. – Спасибо вам. Скажите, а вы не знаете такого… ну, он постоянно ходит к вам на спектакли…

И Мишка описал соседа по ложе, вспомнил черный фрак, трость, лорнет, хромоту и одышку.

– Нет, не знаю. – Билетерша неожиданно сердито дернула головой. – Ты все выдумываешь. Или тебе кто рассказал?

– О чем?

Но она ничего не ответила, только зашагала быстрее, так что и ему пришлось поторопиться.

– Спасибо, – сказал Мишка, оказавшись у той самой двери, через которую вошел в театр.

– Не за что, – произнесла билетерша уже ему в спину.

Так, теперь нужно двинуться налево, свернуть за угол, и он окажется на крыльце…

– Очень хорошо, какой приятный юный джентльмен, – сказал кто-то совсем рядом, голосом, похожим на тот, каким разговаривал кот Матроскин в мультике, только из каждого слова так и сочилась злобная радость.

Не оглядываясь, Мишка рванул прочь, но сильная рука вцепилась ему в рюкзак.

Земля вылетела из-под ног, что-то ударило по спине, и он понял, что лежит, а над ним нависает крупный мужчина – встрепанные волосы, зеленый камуфляжный костюм, круглая физиономия, украшенная гадкой улыбкой.

– Ой, мальчик упал. – Охотник покачал головой. – Сейчас мы ему поможем подняться.

Мишку дернуло вверх, словно его подвесили на стреле крана.

В голове замельтешило, перед глазами закрутилось, а когда все встало на свои места, он обнаружил, что рядом появились еще двое – тщедушный парень в кожаной куртке и черной шапке, тот самый, что был на вокзале, и второй Охотник, огромный и плечистый, при дневном свете еще больше похожий на Терминатора.

Он даже двигался как-то ломано, рывками, точно машина в человеческой шкуре.

– Предмет у него? – нервно потирая руки, спросил обладатель кожаной куртки.

– Должен быть. – Охотник в косухе обыскал Мишку, и золотые часы оказались у него в ладони.

– В лучшем виде, как ты говоришь, коллега, – с издевкой сказал лохматый в камуфляже. – А теперь доставим нашу добычу Боссу.

Он пах злобой и крупным хищником и выглядел не менее опасным, чем плечистый.

Мишка боялся их до дрожи, но в то же время не потерял соображения – похоже, Охотники не в состоянии заметить, что «яйцо» лишилось силы, ну так и тем лучше, пусть отвезут их своему главному; зато теперь, без этой штуки в кармане, они не смогут выследить его так просто.

Так что главное сейчас вырваться, а там науки Юрия Анатольича должно хватить, чтобы удрать. Рвануть к главному входу в театр, в толпу выходящих зрителей, позвать на помощь и искать одноклассников.

– Дяденьки, отпустите меня, пожалуйста, – захныкал Мишка и даже выдавил из глаза слезу.

Нужно изобразить, что он испуган и сломлен.

– Еще скажи, что больше не будешь, – посоветовал лохматый и засмеялся, так тряся башкой, что из шевелюры его полетел мусор. – Очень хорошо будет… Тогда мы зарыдаем и отпустим тебя.

Но хватка на загривке Мишки ослабела.

– Ну, дяденьки… – Он немного присел, вывернулся из чужой руки и метнулся в ту сторону, где стоял щуплый в кожаной куртке.

Он выглядел наименее опасным из троицы и пусть окажется на дороге у тех, кто бросится в погоню.

Чужие руки схватили пустоту совсем рядом, за спиной возникла сдобренная руганью суматоха. А Мишка понесся, набирая ход – как учили, быстрее, чем на самых важных соревнованиях.

Там за тобой никто не гонится, а здесь…

Довести мысль до конца не успел – лохматый Охотник появился с одной стороны, плечистый с другой.

– Неплохо бегаешь, – сообщили ему в два голоса, и Мишка получил в ухо с такой силой, что полетел кубарем.

В голове будто лопнула трехлитровая банка с теплой водой, он даже услышал, как зазвенели осколки. Перед глазами взорвался фейерверк, много круче того, что бывает в Заволжье на День города или девятое мая.

– Не рыпайся больше, юнец, – прошептали во второе, не пострадавшее ухо. – Не стоит. Иначе я оторву тебе ногу, и мы доставим тебя Боссу с одной культяпкой. Или ты не веришь?

– Верю… – ответил Мишка.

О да, в том, что эти двое способны на такое, он не сомневался.

Его без грубости подняли на ноги и, бережно придерживая за плечи, повели куда-то. Шум в голове немного стих, и Мишка смог разглядеть, что театр остался позади а они шагают к обочине, туда, где припаркован огромный «Хаммер» цвета кирпичной стены.

Пиликнула сигнализация, открылась дверца.

Мишку втиснули в пахнущее сырым бельем нутро, и это мгновенье он повернулся, разглядел спускающуюся по ступенькам Большого театра Анну Юрьевну в ярком платке, торопившихся за ней одноклассников… Может быть, крикнуть, позвать, но нет, слишком далеко, не поймут, да и увезут его прежде, чем кто-то сориентируется.

– Тут такое дело, не балуй больше, – сказал усевшийся рядом парень в кожаной куртке.

Лохматый оказался с другой стороны, так что если и убегать, то только вперед, в щель между сиденьями, хотя на одном из них плечистый, а мимо того не проскочишь, как не обгонишь автомобиль на забеге в километр.

Мотор взревел, и машина прыгнула с места, так что Мишку потянуло назад.

Ему не мешали смотреть, куда они едут, но он все равно слишком плохо знал Москву, чтобы запомнить маршрут. И все же отсутствие мер предосторожности только усиливало тревогу – похоже, они не опасаются того, что похищенный мальчишка пойдет в милицию и расскажет, куда его возили…

А значит… он не пойдет и не расскажет.

От страха Мишку затрясло, он почувствовал горечь и глухую досаду.

Неужели все оказалось зря, он обезвредил золотые часы, но это ничем не поможет ему? Или не обезвредил?..

Чтобы не показать, как ему плохо, он наклонился и спрятал лицо в ладонях.

Плечистый вел джип так, словно тот был самолетом – почти не притормаживал, только сбрасывал газ, ускорялся при малейшей возможности, подрезал соседей и проезжал на желтый и красный. Пассажиров швыряло туда-сюда, мимо проносились дома и перекрестки, светофоры и автобусы.

«Сдаваться нельзя», – подумал Мишка, немного успокоившись.

Жалко, что так вышло, но он сделал все, что мог, или хотя бы попытался!

Он убрал руки от лица и сел прямо – пусть видят, что он не раскис и готов ко всему. Обнаружил, что машина летит по широкому шоссе, а впереди поднимается небоскреб, похожий на уродливый палец из стекла и металла.

Он нависал над Москвой, точно грозил ей, и на верхушке равномерно вспыхивал красный огонек.

– Нам туда? – спросил Мишка.

– О, а пацан-то наш ожил. – Лохматый поглядел с интересом, голову склонил набок. – Много будешь знать, скоро состаришься, хотя тебе это не грозит.

И он показательно щелкнул зубами, острыми и белыми, как у волка или тигра.

Но Мишка даже не вздрогнул – он больше не боялся, хотя и понимал, в какой оказался опасности. Страх остался позади, ему на смену пришло холодное отрешенное спокойствие – такое порой накатывало перед серьезными стартами, и в таком состоянии он показывал лучшие результаты.

Покажет и сейчас.

Небоскреб вырос, поднялся в затянутое тучами небо, «Хаммер» свернул на обширную, но совершенно пустую стоянку. Мишку вытащили из машины и повели к козырьку подъезда, под которым курил огромный охранник в темно-синем костюме.

Он глянул на мальчишку с любопытством, на Охотников со страхом и поспешно отвернулся.

Точно так же отвели взгляды двое охранников на проходной, они прошли через турникет и оказались в лифте, огромном, как комната. Двери его с мягким щелчком закрылись, ускорение вдавило в пол, и замелькали цифры в крошечном окошечке.

Честно говоря, Мишка ждал немного другого – смрадного, укрытого от стражей закона логова.

– Ух ты… – сказал он, когда лифт резко остановился.

Его провели через офис, самый обычный, разве что пустынный – расставленные так и сяк столы, календари на стенах, цветы на окнах, висящие на погашенных мониторах желтые бумажки-липучки, телефоны и пустые корзины для бумаг.

Ничего пугающего или даже необычного… или зло любит маскироваться под обыденность?

Распахнулась большая, обитая бежевой кожей дверь, и Мишка, подталкиваемый в спину, переступил порог.

– Объект доставлен, – доложил плечистый.

– Да, Босс, в лучшем виде, – подтвердил щуплый, шмыгая носом. – И Предмет тоже.

Он произнес последнее существительное так, что в заглавной букве не осталось сомнений.

– Отвратительно долго вы с ним возились, ну да ладно, – раздалось в ответ.

Мишка щурился – свет, падавший через громадное, во всю стену окно, мешал рассмотреть, кто разговаривает. Виден был только силуэт – высокий мужчина в пиджаке, сидящий за большим столом, круглая, похоже, что лысая голова.

– Давайте недоросля сюда, – продолжил тот, кого называли Боссом. – И где часы, Антон?

– Здесь, – угодливо отозвался щуплый в кожаной куртке, выбегая вперед. – В лучшем виде. Вот-вот…

Блеснуло в его руке «яйцо».

Мишку подвели к столу, усадили на стул, и только тут он смог оглядеться. Понял, что находится в кабинете размерами со спортивный зал и что его хозяин – он же наверняка владелец всего небоскреба – на самом деле лыс, а глаза прячутся за очками с тонкой золотой оправой.