Текст книги "Бриллиантовый дождь"

3

Тапочки стояли под кроватью. На импровизированном столике возле нее, сияя чистыми гранями, возвышался стакан кефира, и тонкий запах корицы говорил о том, что это – мой любимый сорт.

Журчала вода. В ванной комнате.

Что ж! Виват Козлыблин! Мой Дом отныне – друг мне! Друг и собутыльник. И это, возможно, украсит мою жизь.

Был уже полдень. Вчерашнее вспоминалось с трудом, казалось неправдоподобным и вызывало некоторое смущение. Как теперь я должен вести себя со своим Домом? Не зная ответа, я, как и всегда, бросал Дому короткие сухие команды, он же, отнюдь не как всегда, быстро и точно их выполнял. Мне казалось, что он чего-то ждет от меня…

Но я легко отбросил прочь эту свойственную русскому интеллигенту рефлексию. Если даже ты и выпил с собственным рабом, ты ведь не перестал быть рабовладельцем. Таковы правила игры, и не думаю, что есть резон что-то в них менять.

Похмелья почти не ощущалось, а кефир уничтожил и тот мизер, который все-таки имел место. Быстро приведя себя в порядок и просмотрев очередной выпуск «Новостей Мира Глазами Свиньи», я собрался выходить. До студии пилить почти два часа, так что я даже слегка опаздывал.

– Дом! – позвал я.

– Да? – моментально откликнулся тот.

– Думаю, я действительно вернусь сегодня не один. С девушкой. Я хотел бы похвастаться. Повторишь вчерашнюю песню?

– Ладно. Но до вечера у меня уйма времени. Я мог бы подготовить и нечто новенькое. Сюрприз для двоих. Можно?

Я пожал плечами:

– Как хочешь. Если успеешь.

И я шагнул было уже за порог, когда услышал:

– Ты можешь помочь.

– Как? – остановился я с удивлением.

– Мне не помешало бы немного… Выпить.

Ха! Чудн?. Хотя, учитывая его сегодняшнее безупречное поведение, «вирус-стимулятор» действительно идет ему на пользу. «Релаксация, эйфория, повышение работоспособности, ускорение работы логических и ассоциативных цепочек…» – вспомнил я. Что ж, для творчества все это лишним не будет.

Присаживаясь к модулю, я уточнил:

– Неужели нельзя сделать так, чтобы ты управлял этим сам?

– Исключено.

– Ладно… Извини, но компанию я тебе не составлю…

Я «влил» в него сто пятьдесят граммов «Русского стандарта» и поспешил наружу.

… Мы мчались сквозь ночь, сквозь сияние городских огней. Кристина открыла люк в потолке экомобиля, и встала во весь рост, по пояс высунувшись наружу. Сперва я, задрав голову, любовался ее развевающимися на ветру волосами, ресницами ее закрытых глаз в люминесцентном свете уличных фонарей, ее одухотворенным лицом и пухлыми эротичными губами… Потом опустил глаза и понял, что тут еще интереснее.

Эта, третья уже, «презентация» была самой веселой, так как неожиданно оказалась последней. Потому что первая была для журналистов, а вторая была совсем ненастоящая, ведь все мы прекрасно знали, что неугомонный Петруччио на этом не остановится. Сегодня же он внес еще пару десятков поправок и неожиданно заявил, что считает работу законченной, больше не будет вмешиваться в нее сам и не позволит никому другому. На третий день после официального объявления! Личный рекорд! Это был настоящий внутренний праздник окончания серьезной работы, и оттянулись мы на славу.

В проекте «Russian Soft Star’s Soul» я – ритм-басист, так что в студийной работе от меня мало что зависит. На сцене – да, я – «ритм-секция», и чуть ли не все держится на мне, но на записи я первый делаю свою работу и тут же становлюсь наблюдателем и консультантом, к которому, правда, мало кто прислушивается. Внезапно я подумал, что весь этот наш альбом, то ли от лаконизма, то ли от недостатка фантазии названный «№5», не стоит и одного такта вчерашней «Oh! Darling»… Или это нормальная самокритика? Говорят, слова с таким значением нет ни в одном языке, кроме русского.

От комплексов надо избавляться. Я, слегка робея, скользнул рукой Кристине по бедру, она чуть вздрогнула, но продолжала стоять неподвижно, подставляя лицо звездному ветру. Какой русский не любит быстрой езды? А тем паче Кристина – наполовину немка, наполовину еврейка. Осязаемая ладонью чистота ее кожи будоражила меня, и я хотел было продолжить свои изыскания, но вдруг подумал, что мне трудно будет затащить ее в постель, зная, что мой Дом – мужчина, и что он наблюдает за нами. Или наоборот, это будет возбуждать меня? Нет, вряд ли, ведь даже сейчас меня дико смущает всезнающий и циничный затылок таксиста… Я убрал руку.

Створки дверей Дома распахнулись, едва экомобиль поравнялся с ним. Необычной была не только эта расторопность, но и то, что раньше у моего жилища была лишь одна дверь, которая технологично отодвигалась в сторону.

Взявшись за руки, мы с Кристиной шагнули за порог. Вспыхнул свет, и мы остолбенели. Биопластовый пол превратился в аккуратные газончики зелени и мощеные серым камнем тропинки меж ними. То тут, то там из-за кустарника выплескивались пенные струи небольших фонтанов. Потолок и пол соединяли несколько белоснежных, увитых лианами колонн. Под потолком, присаживаясь на лианы порхали разноцветные пташки…

Пташки! Это какими же энергиями оперирует сейчас мой ДУРдом, чтобы силой антигравитации удерживать эти чучела в воздухе да еще и управлять ими?! Счетчики наверное уже дымятся…

– Я ожидала чего угодно, но такого… – Кристина восхищенно посмотрела на меня, и хрипотца выдала ее искренность. – Говорят, дом – зеркало души…

Я молчал. Ответить хвастливо у меня не хватало наглости, а расхваливать Дом не хотелось тоже. Я даже и предполагать не мог, что он имеет такие возможности, но я прекрасно представлял, в какую копеечку влетит мне этот карнавал… Однако ответа от меня и не потребовалось. Заструились звуки «Вальса цветов», люстры померкли, и теперь светились лишь фонтаны, переливаясь в такт музыке мягкими перламутровыми тонами.

Ладно. Все-таки он – молодец. Пугает только его немереная инициативность. Но я решил расслабиться и получать удовольствие. Платить по счетам будем завтра. А сегодня – добро пожаловать в сказку. В конце концов, разрешение на сюрприз Дом у меня спрашивал, и я это разрешение ему дал. В следующий раз буду осторожнее.

Кристина скользнула в центр зала и закружилась под трогательную доисторическую музыку в волшебном танце. Я любовался. Хорошо, что она не попыталась увлечь за собой и меня, танцую-то я как п?нгвин.

Чайковский смолк.

– Хочу шампанского! – воскликнула она, замерев и глядя на меня ясными влюбленными глазами. Или мне это только кажется? Немного выпить я был не прочь и сам.

– Дом! – позвал я.

– Слушаю… – даже голос у него сегодня был обворожительный.

– Приготовь нам поднос с фруктами и бутылочку шампанского.

– Повинуюсь, мой господин…

Ну, это, пожалуй, уже перебор. Хотя в его голосе, мне показалось, прозвучала чуть заметная ирония. Но это, наверное, разыгралась моя природная мнительность.

Медленно-медленно оживали в люстрах огни.

– Доставить поднос сюда? – спросил Дом, и вновь мне почудилось, что в его интонациях прослушивается нечто неявное. Он очень, очень не хочет доставлять поднос сюда. Недаром он и света добавляет. Для меня. Ведь вчера вечером я сам бегал на кухню за своей рюмкой, и тем самым ставил нас на один уровень…

– Нет, ни к чему, – откликнулся я. – Кстати, ты выпьешь с нами?

– Почту за честь, – отчеканил Дом. «Я это заслужил», – опять услышал я в его фразе дополнительный смысл.

Кристина тронула меня за рукав:

– Твой Дом пьет спиртное?!

– О, да, – отозвался я, – скажи мне, кто твой Дом, и я скажу, кто ты…

Мы вместе подошли к модулю, и Дом без моей подсказки запустил козлыблинскую программу.

– Шампанского? – спросил я.

– Предпочитаю водку, – отозвался он. – Я внимательно ознакомился с параметрами представленных в «меню» напитков. Мне кажется, этот стимулятор – как раз то, что мне сейчас нужно, – и тихо добавил. – Признаться, я на пределе…

«Никто не просил тебя устраивать такую помпезную встречу», – подумал я, но совесть не позволила мне произнести это вслух. Я выбрал «водку», появилась бутылка и текст, затем, как, само-собой, и вчера, осталась только бутылка и надпись: «Выберите дозу».

Кристина, как завороженная, смотрела на экран. Испытывая чувство торжества, я бросил:

– Схожу за шампанским.

Возвращаясь из кухни с подносом в руках, я издали заметил на стереоэкранчике модуля сверкающий бриллиант и увидел изображение опрокидывающейся бутыли…

– Что тут происходит! – повысил я голос, приближаясь.

– Всё нормально! – обернулась ко мне Кристина, и её серые глаза сияли. – Я спаиваю твой Дом.

– Сколько ты влила в него?!

– Бутылку. Ноль пять. Для такого домины это – капля в море!

«Тут же все рассчитано пропорционально! Это ведь не настоящая водка, а компьютерный вирус! Он же сейчас себя почувствует так, как почувствовал бы я, выпив из горла пол-литра!..» Но ничего этого я не сказал. Ситуацию ведь уже не исправишь. А портить вечер совсем необязательно. Вместо этого я изобразил на лице усмешку и обратился к Дому:

– Что ж ты без нас-то?

– Это я виновата, – поспешно ответила за него Кристина. – Мне хотелось посмотреть.

– Ничего, – сказал я, ставя поднос на растущий между нами столик, – давай-ка поддержим его почин.

Однако столик рос как-то непропорционально, и поднос со звоном скатился прямо на траву. Я успел подхватить бутылку, бокалы тоже, слава Богу, не разбились, а что фрукты рассыпались, так это не страшно.

Кристина прыснула, прикрыв рот кулачком:

– Какой ты неловкий!

– Все нормально, – с усилием скрывая раздражение, сказал я. Возьми бокалы.

– Может быть сядем? – предложила Кристина и грациозно опустилась прямо на траву.

– Замечательно, – согласился я и плюхнулся рядом, одной рукой держа бутылку, а большим пальцем другой помогая газам вытолкнуть пробку из горлышка.

Тут же в метре от нас упало что-то маленькое и пестрое, а мгновение спустя пробка с громким хлопком покинула бутылку. Я стал разливать игристую жидкость в подставленные Кристиной бокалы.

– Ты убил птичку, – вдруг сказала она грустно. – Выстрелил в нее пробкой.

– Да нет, – покачал я головой, – птица упала раньше.

– Нет-нет, – упрямо помотала она головой, и я увидел, что пьяна она, оказывается, основательно. – Это ты убил птичку. И, кстати, почему это с нами не пьет твой Дом?!

– Ему уже хватит, – сказал я, чувствуя, что все идет не так, как надо. – У него уже птицы падают.

– Птичку убил ты! – возмущенно вскинула голову Кристина. В этот миг я с оторопью заметил, что колонны, подпирающие потолок, перестали быть прямыми. И тут вмешался Дом:

– Чего ты напугался, хозяин? Я, между прочим, выпил бы еще. Грамм двести.

От такой наглости я просто опешил.

– Дай-ка мне Козлыблина! – приказал я. Ведь обещал же он помочь, если что не так.

– Козлыблина? – переспросил Дом. – Пожалуйста. Будет тебе Козлыблин.

Вспыхнул главный стереоэкран Дома. С него мрачно смотрел на меня Козлыблин. Потом он вздрогнул, словно бы очнулся, и сказал:

– А-а, козлы, блин! – и криво усмехнулся. – Опять у вас все наперекосяк? Музыканты хреновы.

– Пока все нормально, – сделал я успокаивающий жест рукой. – Но есть опасение. Мой ДУРдом принял пол-литра водки. Нечаянно. Что делать?

– Козлы, блин! – сказал Вадик, не меняя интонации. Потом передразнил: – «Что делать, что делать»… Еще дать, вот что делать. Клин клином вышибают.

– Точно? – спросил я, приглядываясь к нему внимательнее.

– Точнее некуда, – заверил тот и даже махнул для убедительности тоненькой-тоненькой, как куриная лапка, ручкой. С коготочками. И еще я заметил, что лицо его то на миг замирает и становится напрочь бессмысленным, то оживает, но тогда как-то странно плавится, и черты его как будто бы непрерывно перетекают сами в себя…

Это не Козлыблин, это подделка! Компьютерная анимация!

– Догадался?! – воскликнул лже-Козлыблин голосом Дома, и кожа его лица стала превращаться в матово блестящую металлическую поверхность. – Дай Дому выпить, сука! Он-то тебя поит, кормит, одевает тебя, а ты – «дурдом», «дурдом»… Только и слышно! Я тебе покажу «дурдом»! Ты у меня по струнке ходить будешь, мудила!

И тут же пол прямо подо мной заколебался. Как в детстве, когда раскачиваешься на панцирной сетке кровати. Или как будто кто-то лежит под кроватью и толкает сетку ногами… Улучив момент, я вытянул руку и поставил бутылку шампанского поодаль, туда, где пол был абсолютно спокоен. И тут же амплитуда колебаний подо мной резко возросла. В панике я вскочил на ноги и кинулся в сторону. И сейчас же прямо передо мной разверзлась яма. Ванна! Я со всей дури грохнулся в неё, больно ударившись о край виском.

– Дом! – закричал я. – Ты так не можешь! Ты не можешь сознательно причинять человеку вред! Ты так запрограммирован!

– Это сознательно, – парировал Дом. – А по пьяни, – хохотнул он, – чего не бывает?

«И действительно, – понял я, – чего можно требовать от компьютера, зараженного вирусом?!»

Как из окопа, я выглянул из своей ванны туда, где оставил Кристину. Она все так же сидела на искусственной травке. Сидела, закрыв лицо руками и раскачиваясь. И я понял: она плачет.

– Ты убьешь нас? – спросил я, холодея.

– Тебя, – ответил дом. – Если не будешь слушаться.

И тут он, по-видимому, тоже обратил внимание на Кристину. Моя ванна плавно сравнялась с землей, и я оказался на поверхности, а Дом тем временем заговорил:

– Кристина, простите, я не хотел вас напугать. Вы знаете, я давно вас заметил. Когда вы вошли в меня два месяца назад… Скажу точно, это было двенадцатого мая… Я сразу понял, что вы – самая замечательная девушка в мире… Но сегодня… Сегодня вы еще прекраснее…

Скотина!

Кристина прекратила плакать и стала слушать его, отняв руки от лица. Неужели действительно, «женщина любит ушами», причем независимо от того, человек с ней разговаривает или Дом? А он продолжал:

– О, дорогая. Пожалуйста, верьте мне, я никогда не причиню вам вреда…

Где-то я это уже слышал… Я потряс головой. В виске отдалось болью. Я потрогал его и нащупал кровь. Не важно… Это мне за дурь мою. Сейчас не жалеть себя надо, а что-то делать… Конечно, когда он отрезвеет, первый закон роботехники вновь войдет в силу. Но как скоро это случится? Он убьет нас до этого. Во всяком случае меня. Из ревности.

«Клин клином вышибают»… Стоп. Это мысль! Я ведь знаю слабое место моего ДУРдома, а он еще такой неопытный!..

Стараясь выглядеть абсолютно спокойным, я устремился к бутылке шампанского.

– Куда?! – подозрительно рявкнул Дом.

– Выпить хочется, – бросил я.

– И мне, – признался Дом.

– Нет проблем, – заверил я, направляясь к модулю и на ходу прихлебывая из горлышка.

– Ты все-таки клевый мужик, – сказал Дом. – Ты, кстати, просил вчера показать ей песню… Я аранжировал эту песню для вас, Кристина. Я реанимировал ее, ибо в ней – все то, что я чувствую к вам…

И Дом запел:

 
– Oh! Darling! Please believe me,
I’ll never do you no harm.
Believe me when I tell you…
 

А я тем временем выбрал папку «водка». Затем максимальную дозу – «500 г.» и успел ударить по клавише дважды: «Enter»! «Enter»!!! Меня треснуло током и откинуло в сторону. Защищается… Но и литр – уже неплохо… В недрах Дома раздался утробный звук.

К концу песни голос Дома стал глуховатым, и темп чуть заметно замедлился… Последняя нота уже откровенно сползла на полтона вниз, и когда песня кончилась, Дом несколько минут молчал. Мы с Кристиной оставались на своих местах, лишь затравленно, с надеждой, переглядываясь.

Но вот Дом заговорил со мной:

– Ты думал угробить меня этой лошадиной дозой? Напрасно. Дом нельзя отравить. Потому нет и похмелья. Ты добился лишь того, что я буду еще более сумасшедшим. И очень долго… Впрочем, не бойся. Тебя я не трону. Ты – ничтожество, и не имеешь для меня ни малейшего значения.

Он замолчал, и молчание его было гнетущим. Я заметил, что трава на газонах пожухла, а кое-где превратилась в тошнотворную серо-коричневую кашицу. Птицы одна за другой попадали вниз. Словно свечи оплывали колонны.

– Это вам, Кристина, – вдруг сказал Дом, и из бурой жижи метра на три вверх взметнулось несколько толстых, словно пластилиновых, стеблей. Огромные мясистые ромашки неестественно ярких цветов выросли на их верхушках и тут же сдулись, как воздушные шары. Но из одного из этих безумных цветов успела вылететь полосатая пчела с футбольный мяч величиной. Стебли качнулись и завалились на бок. Пчела, надрывно жужжа, плюхнулась рядом.

– Пчелка, блядь, ха-ха-ха, – пьяно хохотнул Дом. – Пардон… Простите… У меня плохо с координацией… – добавил он, явно разговаривая сам с собой. Да! – сказал он, словно что-то вспомнил и встрепенулся. – Кристина! Скажите мне главное. Вы можете полюбить Дистанционно Управляемый Разумный дом?

– Нет, – покачала она головой, и я увидел, что она уже абсолютно трезва. Голос ее дрожал. – Мне очень жаль…

– Я не тороплю вас. Может быть, не сейчас?.. Потом, когда-нибудь?..

– Мне очень жаль, но это невозможно. – Она явно боялась последствий своих слов.

– Что ж, – сказал Дом тяжело. – Я так и думал. Насильно мил не будешь. Но я не стану униженно молить вас о сострадании. И я не о чем не жалею. Я ухожу. Пока я на это способен. Не буду вам всем мешать.

Сперва иссякли фонтаны, потом погас свет, немного поискрило возле экранчика модуля, затем померк и он, и мы оказались в полной, кромешной тьме. Некоторое время что-то массивное с хлюпанием обрушивалось сверху вниз, лишь по счастливой случайности не придавив ни меня, ни Кристину. Затем наступила неестественная ватная тишина. Пахло химией и фекалиями.

Из трупа ДУРдома нас доставала спасательная бригада.

Мне кажется, я уже никогда не буду таким, как раньше. Таким самоуверенным и самовлюбленным. И я, наверное, возьмусь за сольный проект: ремейк «Abbey Road»[5]5
  «Монастырская дорога» (англ.). Альбом «Битлз» (1969 г.)


[Закрыть]. И я знаю, чьей памяти посвятить эту работу. Надо только достойно сделать её…

Козлыблин, навестив меня в больнице, сказал:

– Да-а, домик у тебя конечно крутой оказался. Первый раз о таком слышу: моментальная, как у чукчи, алкоголизация, плюс – суицидальные наклонности. С кем поведешься, от того и наберешься. Говорил я тебе: «Делай нормальный апгрейд!..» Скупой платит дважды. Скажи спасибо, что я тебе кислоты или грибов не подсунул. Вот тут бы вы повеселились!

Я просто дар речи на миг потерял. В том числе и от его наглости. Наконец, пришел в себя и спросил:

– Зачем это всё придумывают, Вадик?

– Нравится, – пожал он плечами.

– Кому нравится?! Кто это придумывает?!

– Кто придумывает? – переспросил Козлыблин. – Тебе честно сказать?

– Ну?

– Дома и придумывают.

До-диез
Какукавка готовится

… Ты мне сказал, что ты уже устал,

Ты мне сказал, что я тебя достал…

Пошел ты на…, я не отстану, нет,

Пока ты мне не выдашь свой секрет…

Из песни «Пошёл ты на…»[6]6
  Полный текст и саму песню в формате mp3 вы можете найти в сети Internet по адресу http://burkin.rusf.ru/music.


[Закрыть]

1

«… И вот тут он берет в руки череп, смотрит на него и говорит… Говорит… О-о!.. – застонал, отбросив перо, Шекспир, вскочил и заходил по комнате. – Говорит…»

Он остановился возле входной двери и, раскачиваясь, пару раз несильно ударился головой о косяк.

– Говорит… – тоскливо протянул он вслух. – Что?!

«Тук-тук-тук», – постучали молоточком в дверь.

Кто бы это мог быть, в столь поздний час? Однако Вильям Шекспир не отличался особой осторожностью: ведь скорее, это мог быть какой-нибудь друг-актер с бутылочкой вина, нежели неизвестный враг. Даже не спрашивая, кто там, он отодвинул засов.

На пороге стоял юноша в странной одежде, явственно выдающей его нездешнее происхождение.

– Добрый вечер, сударь, – кивнул ему хозяин. – Вы ищите Вильяма Шекспира, сочинителя, или же вы ошиблись дверью?

– Нет, нет, – откликнулся тот с чудовищным акцентом. – Я есть очень нужен Шекспир. – И добавил: – Именно вас.

– И зачем же, смею поинтересоваться, вам понадобился скромный постановщик представлений для публичного театра? – осведомился Шекспир, отступая, чтобы пропустить странного незнакомца внутрь.

Теперь, при свете трех горящих свечей, он смог внимательнее разглядеть своего посетителя. Тот был молод, лет двадцати двух, двадцати трех, не более, и тщедушен телом. На носу его красовались диковинное приспособление для улучшения зрения – очки, о которых драматург доселе знал лишь понаслышке, а одежда гостя была нелепа до комизма… В руках он держал нечто, напоминающее походный мешочек из странного, очень тонкого и блестящего, как шелк, материала.

В целом же незнакомец не производил впечатление человека умного или хотя бы богатого… А труппа ждет рукопись… Шекспир нахмурился:

– Не примите за неучтивость, однако вряд я ли смогу посвятить вам много времени… – начал он.

– Много не хотеть, – перебил его незнакомец. – Мало, очень мало я хотеть времени вас.

– Ну, и?.. – спросил Шекспир, не сдержав улыбку. – Чем же могу быть полезен?

– Что вы писать? – спросил незнакомец, указывая на листы бумаги на столе.

– А вам, сударь, какое дело?! – Шекспир встал так, чтобы заслонить стол. – Не агент ли вы соперников «Глобуса»? Или вы – шпион этого подонка Роберта Грина, который насмехается надо мной в памфлетах, пользуясь благорасположением знати?!

– Нет, я хотеть помочь, – юноша в очках приложил свободную руку к груди, широко улыбнулся и покивал. – Я есть. Я мочь.

– Вряд ли найдется на свете некто, способный помочь мне, – горько усмехнулся Шекспир. – Впрочем… Если вы настаиваете, я могу рассказать вам о своей теперешней работе, тем более что в ней нет секрета, и идею не украсть, ведь она и без того не моя. К тому же я зашел в тупик и вряд ли смогу продолжать. Не знаю, зачем вам это нужно, но, извольте. Может в процессе разговора придет спасительная мысль… Хотя, вряд ли… Присядьте, кстати. – Хозяин указал странному гостю на низенькую кушетку, а сам уселся напротив, на обитый потертым синим бархатом стул.

– Итак, за основу пьесы для театра, пайщиком которого я являюсь, я взял историю, рассказанную датчанином Саксом Грамматиком и пересказанную этой бездарью Томасом Кидом в пьесе о датском принце, симулировавшем сумасшествие…

– «Гамлет», – кивнул устроившийся на кушетке незнакомец в очках.

– Ах, так?! – вскричал Шекспир, вскакивая со стула. – Выходит, вы видели ту скверную поделку, где призрак короля кричит и стенает, взывая о мести, так жалобно, словно торговка устрицами, которая чувствует, что ее товар приходит в негодность?!

Незнакомец невразумительно пожал плечами, скорее всего он не сумел перевести для себя этот стремительный поток слов. Но Шекспир и не ждал от него ответа. Он продолжил, расхаживая по комнате:

– Пьеса бездарна! Но мне показалось, что в основе ее лежит история, которую я, но заметьте – только я, могу превратить в шедевр! Это тем интереснее, что таким образом мы утерли бы нос нашим конкурентам! Мы показали бы, что и голуби, и жабы делаются из одного материала, важно лишь, кто создатель – Бог или дьявол… Хотя пример и не удачен: жаба тоже божья тварь… Я взялся за дело, и шло оно с отменным успехом. Но вот – застопорилось. Стоп! – ударил он ладонью по стене. – Застопорилось до такой степени, что я уже отчаялся закончить эту пьесу! Как?! Как распутать этот противоречивый клубок?!

– Я мочь помочь… – вновь подал голос юноша, глянув зачем-то на металлический браслет на своем запястье.

Шекспир остановился и, багровея, резко повернулся к нему:

– Как вы можете мне помочь, осел вы этакий! – вскричал он. – Может быть, вы дадите мне денег, чтобы я расплатился со своими кредиторами?! Тогда мне и пьеса эта ни к чему!

– Где вы стоп? Какое место в пьеса? – спросил очкарик, не обращая ни малейшего внимания на его гнев.

– Что ж! Извольте! Я остановился на том, что Гамлет сидит на краю могилы и держит в руках череп. Ну?! Что вам это дало? Давайте, помогайте! – воскликнул поэт с горькой иронией.

Очкарик полез в свой мешок, выудил оттуда какой-то томик, полистал его, нашел место и сказал:

– Бедный Йорик.

Шекспир насторожился:

– Откуда вам известно это имя?!

Очкарик, водя пальцем по книжной странице, продолжал:

– Гамлет и Горацио говорят о том, что все умирать, все превращаться в пыль и грязь.

– Постойте, постойте! – Шекспир метнулся к столу. – В пыль и грязь?.. Из которой потом строит хижину бедняк… «Державный цезарь, обращенный в тлен, пошел, быть может, на обмазку стен…» Гениально!

Очкарик, переждав этот пассаж, продолжал:

– Мертвую Офелию класть в землю. Священник говорит, что молитву читать нельзя, можно только цветы класть. Ее брат Лаэрт сказать: «Опускайте. Пусть на могиле растут цветы… Синие…»

Шекспир, скрипя пером, забормотал:

– «И пусть на этой непорочной плоти взрастут фиалки!» Гениально!

– Лаэрт говорить проклятья…

Шекспир забормотал:

– «Да поразят проклятую главу того, кто у тебя злодейски отнял высокий разум…»

– Лаэрт прыгать в могилу. Туда же и Гамлет…

– Они дерутся! – вскричал Шекспир. – Их разнимают. Король говорит Лаэрту, что не стоит связываться с безумным…

– Да-да, – подтвердил очкарик. – Потом Гамлет говорит другу Горацио про письмо, которое он красть, а другое класть, чтобы – (по слогам) – Гиль-ден-стерн и Ро-зен-кранц убивать. Потом приходит придворный Озрик и сказать о том, что Лаэрт хотеть драться с Гамлетом. Спорт. Э-э… Состязание.

– Но рапира будет отравлена! – догадался Шекспир.

– Да.

– Гамлет предчувствует беду?!

– Да, – кивнул очкарик и, перелистнув несколько страниц, продолжил, всматриваясь в напечатанное. – И вино отравленное тоже. На столе. Король хотеть дать вино Гамлету, но его выпивает королева Гертруда…

– А Гамлет и Лаэрт в процессе битвы меняются рапирами! И когда они уже оба поранили друг друга, Лаэрт признается Гамлету: «Предательский снаряд в твоей руке, наточен и отравлен…» Они умрут оба!.. – Шекспир невидящим взором уставился на своего гостя и прошептал: – Но сперва Гамлет заколет короля!

– Лаэрт и Гамлет просить друг друга прощения… – уткнувшись в книгу, забубнил очкарик.

– Да! У Бербеджа и Хеминджа это получится так, что зал будет рыдать, пока потоком слез скамьи не снесет в Темзу! Все умирают! Тут прибывает посол Фортинбрас, и он-то и становится датским королем! – Шекспир порывисто повернулся к столу и принялся торопливо писать, но тут же был вынужден остановиться: – Проклятье! Сломалось перо! Вот запасное!

– Отстой, – тихо сказал очкарик сам себе на неизвестном Шекспиру языке. – Кровавый триллер. Классика называется.

Чиркнув еще несколько строк, Шекспир вскочил из-за стола и обернулся к своему загадочному гостю:

– Милостивый государь, вы спасли пьесу, вы спасли театр «Глобус» и вы спасли меня! Кто вы? Что это за книга?! Что вы хотите от меня взамен?

Очкарик поспешно захлопнул томик и сунул его в свой мешочек.

– Я хотеть вот что. Что вы никогда не писать про мавра Отелло и его жену Дездемону.

– Я знаю эту глупейшую новеллу итальянца Джиральди Чинтио, – покивал Шекспир. – Никогда не собирался делать из нее пьесу. Это все, что вы хотите от меня?

– И еще одно. Вы никогда не писать про Короля Лира.

– Идет, – вздохнул драматург. – Хотя, честно говоря, эта кельтская сага всегда притягивала меня…

– Нет, не-ет, не писать, – просительно протянул очкарик, отрицательно качая головой и морщась.

– Не нравится мне это, – начал было Шекспир, но тут же шлепнул себя ладонью по коленке. – Ну, хорошо. Ведь вы, как никак, спасли меня! Тем более, есть один сюжет… Я прочел его в «Истории Шотландии», входящей в «Хроники» Голиншеда… Пожалуй, окончательно оформив «Гамлета», я возьмусь именно за него… Сюжет о некоей кровожадной леди Макбет…

Очкарик болезненно сморщился.

– Вы против этой пьесы тоже?! – вскричал Шекспир с легким раздражением в голосе. – Хотел бы я знать, зачем вам это нужно!

– О’кей, – успокаивающе махнул рукой очкарик. – Писать. «Леди Макбет». Пускай. Хорошо. – Он достал из своего пакета тетрадку, небольшую палочку, видно заменяющую ему перо, и продолжил: – Но про мавра Отелло – не писать? Это так?

– Я дал слово! – гордо поднял голову поэт.

– Прекрасно, – кивнул очкарик, что-то чиркнув в тетрадке. – И про Короля Лира?

– Да, да, – отозвался Шекспир. – Хотя мне это и не нравится. Но обещаю. Клянусь.

Очкарик что-то вновь чиркнул, сунул тетрадь и стило в мешочек, затем поднялся:

– До свидания.

– Ну, нет! – вскричал Шекспир. – Вы должны объясниться, сударь!

– Э-э.. – протянул его загадочный гость, вновь посмотрел на свой браслет, сокрушенно помотал головой, а затем спросил: – Дорогой писатель, где я мог бы?.. Как это по-английски… Вода… Пс-с, пс-с, – он сделал неприличный жест рукой.

– А-а… Пойдемте, я провожу вас, – кивнул Шекспир. – Это за пределами жилища. Но потом мы вернемся сюда, и вы все мне расскажите!

Он проводил гостя в сортир, находившийся во дворе дома парикмахера, у которого драматург снимал комнату. По пути он успел спросить:

– Из каких земель вы прибыли в Британию?

– Россия, – отозвался гость.

– Россия?! – вскричал Шекспир. – Усыпанная снегом степь и белые медведи?! Этот край будоражит мое воображение! Вы должны мне рассказать о нем!

– Вы – великий, – закрывая за собой дверь, сказал гость Шекспиру. Тот, нервно теребя бороденку, остался ждать.

Прошло минут пять… Минут десять… Шекспир приложил ухо к двери сортира. Тишина. Он прижал ухо плотнее… Ничего. Драматург легонько потянул дверь на себя… Она была не заперта и свободно отворилась! Сортир был пуст.

Шекспир перекрестился.

* * *

Как Боб и наказывал, экомобиль я отпустил за два квартала до места и оставшийся путь проделал пешком.

– Ну? – спросил я, переступая порог знакомого сарая. – И к чему эта гнилая конспирация?

– Ты зайди, зайди, – потянул меня за рукав Боб, – присядь.

Он выставил вперед руку с дистанционным пультом от старого японского телевизора, дверь за моей спиной поползла на место и со щелчком захлопнулась.

Боб (Борис Олегович Борисов) – наш студийный Кулибин, мастер на все свои золотые руки, может из чего угодно сделать нечто совсем другое. При чем, как правило, из чего-то ненужного и бесполезного нечто нужное и полезное.

– Не подделают? – кивнул я на пульт.

– Ключ-то? Нет, бесполезно, – покачал он лысеющей головой, – нужно частотный код знать, а я его один знаю.

Необходимость такого человека в штате студии много раз подтверждалась практикой. Но какого черта он среди ночи поднял меня с постели и заставил переться в свой сарай-мастерскую?! Лично я понятия не имею.

Присели. Я огляделся. Да-а, как будто бы и не было последних лет пяти… Да какой там пяти! Этот гигантский сарай служил мастерской еще бобовскому отцу, а возможно и деду. Это я в последний раз был тут лет пять назад, а не меняется в нем ничего значительно дольше.

– Короче, – сказал Боб, – я встрял.

– В смысле? – я нервно постучал пальцами по обшарпанному верстаку, возле которого мы уселись. Из-под верстака лениво выступил бобов рыжий кот по имени Рыжий, потерся о ножку и неодобрительно на меня посмотрел.

– В смысле, допрыгался, – пояснил Боб.

– Слушай, хватит тянуть резину. Выкладывай, наконец, что стряслось.