Текст книги "Женщины Донбасса. Истории сильных"

Анна Орлова

К сожалению, в ходе своей работы я очень часто видела, как плачут пожилые люди, но никогда в своей жизни я не видела, чтобы семидесятидвухлетняя женщина, рыдая, рассказывала о том, как на протяжении долгого времени над ней издевались и избивали взрослые мужчины. Она была в плену.

Анна Орлова:

– Меня зовут Анна Александровна. Наша семья жила в Авдеевке. Я была председателем Донецкой городской организации ветеранов войны. В 2014 году меня избрали депутатом горсовета Авдеевки. Я была активистом «Русской весны» в нашем городе – председателем избиркома во время проведения референдума о независимости ДНР.

Мой зять был комендантом нашего города. Он был хорошим человеком, я его любила, как сына.

С 2014 года наш город стал прифронтовым… И обстреливали нас постоянно, и бои были жестокие… Когда нашим все же пришлось оставить Авдеевку, внучка Анечка уехала с отцом в Донецк. Сыночка сказал: «Ма, сиди тихо-спокойно и никуда не вылазь. Ты уже старенькая – тебе шестьдесят пять, тебя никто не тронет». Вот я и сидела тихо-спокойно, и меня никто не трогал.

Зять в Донецке стал командиром отряда быстрого реагирования. Его позывной «Душман» наводил ужас на «нациков».

Потом нам сообщили, что он пропал без вести. Мы его разыскивали, всех расспрашивали. А когда его тело со следами пыток подкинули в Макеевке, стало ясно, что сыночка был в плену…

23 мая 2015 года внучка, ей тогда было семнадцать лет, приехала сдавать экзамены. Я обрадовалась: наконец-то и дочка, Светлана, и внучка со мной!

24-го, с утра пораньше, пока Анечка спала, пошли мы с дочкой на рынок. Купили всего понемногу, нагрузили на велосипед, и я потихоньку покатила его к дому, а дочка пошла в аптеку за моими лекарствами.

Возле дома понимаю, что что-то не так: калитка открыта. Я бегом с велосипедом во двор: цветы затоптаны, на клумбе лежит убитая собака, дверь в дом нараспашку… У меня сердце упало! Побросала все и побежала в дом. Ко мне выбегает Анечка в слезах. Я ее обнимаю и вижу, что мне в лицо направлены автоматы… И дом полон «нациков». Мы сидим с внучкой, плачем и трясемся со страху: не поймем, чего они кричат и от нас хотят.

Пришла дочка, на нее тоже наставили автоматы и велели сесть к нам. Перевернули все в доме, – что искали, не понятно… Потом дочку с внучкой увезли, а я сидел и смотрела, как они в моем доме хозяйничают… Мне сказали, что кто-то написал на меня донос, что ко мне приехал зять с семьей, – вот они и искали у меня «Душмана».

Я им говорю: – Ищите зятя на кладбище, мы еще в феврале его схоронили…

Они не верят, орут, бьют все вокруг, ломают… На моих глазах стали дом грабить: вещи выносили… Потом меня посадили сверху на бронетранспортер и специально повезли по улицам, чтоб все люди видели, чтоб боялись. Смотрю на соседей: кто-то слезу смахивает, а кто-то и усмехается… Вот когда людей, с которыми сто лет знаком, по-настоящему узнаешь…

Привезли меня в милицию, и несколько человек стали допрашивать: «Где «Душман»? Где прячется?» Не слушают, что говорю о его смерти, не верят. Стали бить… Молодые здоровые бугаи били меня, старую женщину, милицейской дубинкой, шлангом, куда попадут. Когда я теряла сознание, на меня выливали ведро холодной воды и продолжали бить… Я была вся в крови, от боли ничего не соображала, а они все били и били…

Я мечтала об одном: хоть бы умереть, чтоб эти муки закончились. Но вот не умерла и была в сознании, когда они у меня изо рта выдирали золотые коронки. Я не выдержала, плюнула кровью одному в морду: – Фашисты! Что было дальше, не знаю: сознание от удара выключилось…

На следующее утро меня выволокли, посадили в машину и повезли в Мариуполь в СБУ[2]2
  Служба безопасности Украины.


[Закрыть]. У меня платье порвано, колом стоит от засохшей крови. Но этих фашистов это не остановило: опять оскорбляли меня, ногами били, топтали. А один зверюга на меня, лежащую на полу в луже крови, вылил кипяток… Весь живот был сплошной ожог, и на лице ожоги… Когда я приходила в себя, думала: неужели их тоже матери рожали? Как этих зверей земля носит?!

Бросили меня в камеру, а там полно народу. Я была без сил. Кто-то стал кровь у меня обтирать, дали водички напиться. Хорошо, когда теряла сознание: боли не чувствовала…

Как-то слышу, говорят: «Привезли дочку командира». Я сразу поняла, что это о моей внучке. У меня истерика: я надеялась, Бога просила, чтоб она была воле… Открывают двери, идет моя внучка, машет рукой и кричит: «Бабуля, это я!»

Вначале нас держали в разных камерах… Ее арестовали только лишь за то, что она дочь командира. Не важно, что погибшего… Когда я ее увидела… постоянно плакала: не за себя, за нее боялась… Мне все говорили: «Держи себя в руках, молись…» Я и молилась… Потом мы встретились, исхитрились заплатить, и нас перевели в одну камеру. Я радовалась, а когда Анечка рассказывала, как ее привозили в школу, на крючок за наручники подвешивали и избивали, – сердце разрывалось… Она сказала, что и дочку мою, ее маму, при ней тоже избивали…

Внучка держалась молодцом, и еще меня учила, как себя вести, чтобы было не так сильно больно:

«Бабуль, когда тебя начнут бить, расслабляйся».

Анна, внучка Анны Александровны:

– Когда меня привезли, я увидела бабушку. Потом меня отвели в допросную и избивали на протяжении десяти дней.

Все время спрашивали, где мой отец. Я говорили им, что полгода как погиб, но меня не слышали или не хотели слышать, они просто продолжали избивать. Когда я увидела бабушку, избитую, слабенькую, заплакала… Но все же мне стало легче, когда рядом был родной человек.

Через семь месяцев меня отпустили, а бабушка осталась. Она была рада, что меня отпустили. А мне было тяжело уходить и оставлять ее там…

Сейчас у бабушки много проблем со здоровьем: она перенесла инсульт, и психологическое состояние тоже не очень хорошее, она ведь провела там два года и десять месяцев!.. Разве можно это когда-то забыть?! Разве можно когда-нибудь избавиться от этих воспоминаний? Как и от шрамов на теле…

Анна Александровна:

– Почти три года своей жизни я провела в плену у этих нелюдей… Раньше, когда смотрела фильмы про зверства фашистов, в голове не укладывалось: да разве такое может быть? А когда оказалась в лапах этих «новых» фашистов, поняла: может!

Ну, поняли они, что добиться от меня ничего не смогут, а может, и узнали точно, что сыночка давно погиб, но не отпустили… Наверное, считали, что мать командира, хоть и погибшего, – козырная карта. Почти год я ждала обмена. Нас ведь не сразу повезли на обмен. Сначала повезли в «Зеленую рощу», как говорится, откармливать и приводить в надлежащий вид, потому что все мы были, как из концлагеря. Да это так, по сути, и было: ту еду нельзя было есть, она вся была с червями. Хлеб и тот можно было есть только корочку, а внутри он был, как пластилин.

Я прекрасно помню день обмена. Это было 27 декабря 2017 года. Сначала был страх, что что-то пойдет не так, но увидела Дарью Морозову[3]3
  Морозова Дарья Васильевна – Уполномоченный по правам человека в Донецкой Народной Республике.


[Закрыть] и по ее глазам поняла, что здесь будет обмен. Она зашла в наш автобус, посмотрела на меня, улыбаясь, и спросила: «Как дела, мать?» Говорю: «Уже хорошо. Домой едем?» – «Да, домой едем».

И я поняла, что самое страшное позади, что я смогла удержаться и не умереть на той стороне, на Украине, что будет так, о чем молилась: вернусь домой и смогу умереть дома, а не на вражьей стороне…

Я слушала непростую историю этой простой женщины, восхищалась силой ее духа, ее стойкостью. Мне так захотелось для нее – а в ее лице для всех униженных, искалеченных, но не сломленных женщин Донбасса – стать добрым волшебником, чтоб унять боль, помочь словами и делами…

Анна Александровна:

– Что я хочу? Чтоб скорее наступил мир, и чтобы я поехала в свой дом в Авдеевке, в котором не была восемь лет. Дом пустой, разграбленный, требует ремонта. Я вернулась из плена, как нищенка, – у меня ничего не было. Раньше я помогала людям, а теперь добрые люди мне помогают…

Анна Александровна не смогла сдержать слезы и заплакала: рассказ о муках, которые она испытала в плену, разбередил ее душу. Мы вместе с членами съемочной группы старались ее успокоить. Хоть ей было неудобно просить людей о помощи, мы всё-таки нашли способ ей помочь, и всё, что Анна Александровна просила, доставили: стиральную машинку, плиту и т. д.

Недавно мы с Анной Александровной встретились и поговорили, она рассказала о житье-бытье. Мы спросили о «ее девочках».

Анна Александровна:

– Дочка, слава Богу, со мной. А внучка закончила медучилище – начальник медчасти, капитан. Сыночка бы ей гордился! Да верю, что он с небес все видит и радуется.

Неля Васюта

Пожалуй, самое страшное, что могло со мной произойти в тринадцать лет – это если бы я упала с велосипеда, порвала платье, ободрала коленки и получила от мамы нагоняй.

6 июля 2022 года тринадцатилетняя Неля вместе со своим другом Димой пошла погулять на детскую площадку.

В метре от них разорвался кассетный снаряд, Дима погиб на месте, а за жизнь Нели врачи боролись несколько дней.

Людмила Васюта:

– Я приемная мама Нели. У нас с мужем не было общих детей, и мы решили усыновить ребенка. Я обратилась в социальную службу и поставила условие, чтобы ребенок был сиротой, потому что понимала, что нескольких детей просто не потяну, а отнимать у родных сестер или братьев не смогу.

Как-то меня вызвали в Республиканский социальный центр и предложили выбор из двух девочек из Амвросиевского детского дома. Но у каждой были родственники, хоть и далеко, на Украине. Я огорчилась. Пока мы разговаривали с сотрудницей, ей прислали фото девятилетней Нели. Я посмотрела и ахнула: девочка была ну просто моей копией в детстве и вылитая моя младшая племянница! Я поняла: только ее!

У Нели умерла мама, и ее поместили в Донецкий социальный центр. Никто из ее родственников не нашелся. Мы с ней познакомились 26 февраля 2018 года, а в мае я оформила все документы по усыновлению и забрала ее домой. С девочкой работали психологи, взяли у нее расписку, что она сама хочет со мной жить.

Сначала она звала меня Людой. Я ни на чем не настаивала, не хотела ее принуждать, но вскоре она сама стала звать меня мамой.

Уже пять лет мы живем вместе. Всякое бывает, как в каждой семье: поссорились-подулись, пальчики-мизинчики скрестили – помирились.

6 июля прошлого года Неля с Димой и еще двумя ребятами сидели во дворе. Мне нравилось, что Неличка дружит с Димой Хрущом – это такой замечательный мальчик… был… Димочка был из хорошей семьи, как и его старший брат, занимался бальными танцами, закончил музыкальную школу – его все называли «парень с гитарой». Они познакомились в компании друзей, а потом стали встречаться. Диме было 17. Неля была его первой любовью… У них были красивые чистые отношения.

Дима спросил меня, не буду ли я возражать, если Неля станет заниматься бальными танцами? Сказал: «Моя партнерша уехала, и я заявил тренеру, что ни с кем, кроме Нели танцевать не буду!» Я засомневалась, это ведь дорогое удовольствие: и за танцы надо платить, и костюмы обойдутся в копеечку. Но Дима уже договорился, что Нелю возьмут бесплатно и с костюмами помогут… Я, конечно, обрадовалась! И Неля этого хотела.

Что они в тот день во дворе обсуждали, не знаю… Я услышала взрывы, и сердце упало… Стала звонить Неле – не отвечает. Набрала Диму – «вне зоны доступа»… Потом – звонок с незнакомого номера, и чужой голос сказал: «Я звоню по просьбе вашей дочери: она ранена…»

Я помчалась домой и увидела во дворе страшную картину: воронку от взрыва, куда упал кассетный снаряд, деревья посечены осколками, дети в крови – это был ад… Неля лежала возле куста розы, а рядом, на качелях, сидел Дима… Он и еще один мальчик погибли сразу, девочка Маша умерла в больнице. Эта страшная картина врезалась в память… Не знаю, смогу ли когда-нибудь ее забыть…

Скорая отвезла Нелю в Макеевский детский клинический центр. У Нели были многочисленные проникающие ранения брюшной полости и легких. Ей сделали первую операцию, а потом перевезли в Донецк, в Республиканскую детскую клиническую больницу. Она долго была в реанимации. В общей сложности ей сделали семь операций на брюшной полости и легких. До конца жизни буду добром поминать врачей и в особенности золотые руки зав. кафедрой детской хирургии и анестезиологии Александра Владимировича Щербинины! Это он спас мою девочку. Мне разрешили быть в реанимации с дочкой. Я держала ее за руку и молила Бога, чтоб он вернул к жизни Неличку. И чудо случилось!

Через две недели Нелю перевели из реанимации в палату, и нашей съемочной группе дали несколько минут, чтобы с ней пообщаться.

Неля Васюта:

– Я же чувствую себя нормально. Ну почти нормально: только тошнит часто и иногда теряю сознание. Мне сказали, что постепенно все пройдет, ведь я перенесла столько операций…

Я никогда не забуду тот день… Мы сидели с Димой на качелях, разговаривали. И вдруг стали падать мины – я точно их видела… Сначала никаких звуков, а потом громкие взрывы… И все, я потеряла сознание. Когда очнулась, увидела, что Дима в крови и пытается встать, а потом он упал… Я кричала: «Дима! Дима!» Потом подбежал какой-то мужчина, потом собрались еще люди. Мне было так больно, что даже не было сил кричать, и я потеряла сознание…

Долго злилась на маму, что она мне не сказала о смерти Димы…

Людмила Васюта:

– Да, я скрыла от нее, говорила, что там такая путаница, много детей погибших, и ничего про Диму не известно, надо ждать. Она была такая слабенькая… Но не досмотрела, и девочка в палате сказала ей, что Дима сразу умер… Что с ней было! Она так плакала, так кричала, что прибежали врачи и боялись, что швы разойдутся… Думаю, наш Ангел, Димочка, понял меня и не обиделся…

Неля Васюта:

– Я общаюсь с мамой Димы, ей очень тяжело. Я стараюсь не плакать, чувствую себя ее опорой…

Сейчас я рисую, чтобы как-то развлечься, уже закончила несколько рисунков.

Эта история тоже имела продолжение: недавно Людмила нам позвонила и рассказала новости о Неле – мы были очень рады! Мы договорились о реабилитации Нели, которая назначена после Нового года, она поможет девочке восстановить колено и вернуться к полноценной жизни.

Людмила Васюта:

– Сейчас я счастлива, потому что у меня хорошие новости. Первая – Неля уже окрепла, хоть и продолжает в школе заниматься дистанционно. В этом году она заканчивает художественную школу. Преподаватели многому ее научили, и – главное! – не старались загонять ее в рамки: не любит она классические формы, ее влечет полет фантазии! Увлеченно рисует природу, ей очень удаются морские пейзажи, любит рисовать персонажей в стиле аниме.

Неля мечтает поступить в медицинский колледж, а потом стать косметологом – хочет помогать людям стать красивыми.

Я уверена, что у этой девочки с большой волей все получится! И она осуществит свои мечты.

Влада Лукашенко

Вот представьте, живете вы размеренной жизнью: провожаете детей в школу, встречаете мужа-шахтера с работы, за ужином собираете вместе семью и делитесь новостями, строите планы на будущее… Но затем у мужа появляются проблемы со здоровьем, 2 группа инвалидности – ничего, говорите себе вы, приспособимся, будем его лечить и жить дальше, вместе все выдюжим. А затем в одночасье ваш привычный мир окончательно разлетается на куски! Это в ваш дом в селе Степное, что в Донецкой области, попадает украинский снаряд… Выбитые окна, разбитая мебель, но, Слава Богу, все остались живы! Хотя и ранены.

Эта история о женщине, которой в тридцать шесть лет разрушили ее дом и ее жизнь…

Влада Лукашенко:

– Когда Докучаевск стали обстреливать украинские войска, мы не могли уехать: некуда было, да дети, да муж с больной ногой еле ходит. Но, послушав бывалых людей, пытались как могли себя обезопасить: собрали все матрасы и одеяла, расстелили на полу в прихожей и там спали, потому что там нет окон, а значит, в случае чего стеклами не поранимся. Все двери плотно закрывали… И когда прилетело в первый раз, никто не пострадал. Мы обрадовались: какие мы молодцы, все сделали правильно!

В поселке нашем две недели шли сильные бои. Когда украинских военных отсюда выбили, они все равно продолжали и продолжают обстреливать село, зная, что здесь живут мирные люди. Вот мы с вами разговариваем и сейчас слышно, что обстрелы продолжаются.

Мы так надеялись, что уж второй-то раз к нам не прилетит! Но был и второй прилет… Снаряд попал в зал, разорвал комод. Дочка в тот момент сидела в коридоре на одеяле, и в нее через стену попали осколки. Муж лежал на кровати в спальне, что возле окна, и его тяжело ранило осколком, что пробил стену. Причем осколок попал в больную ногу, которая и так еле двигалась, – на костылях ходил…

Мужа увезли в больницу. Он нуждается в уходе двадцать четыре часа в сутки. А дома дети, которым нужно материнское тепло, забота. Что мне делать? Как разорваться?..

София, дочь Влады:

– Я сидела в прихожке, в углу. Слышу грохот, поднимаю голову вверх и вижу, что на меня летит часть потолка. Я закрыла голову руками. Потом чувствую боль в ноге, смотрю на нее, а в ней два сквозных отверстия, кровь течет. Мама помогла мне подняться. Перевязала ногу…

Влада Лукашенко:

– Нам пришлось из дома уехать: здесь все, все вещи были пробиты осколками. Ничего у нас из прошлой жизни не осталось…

Да что вещи? Дело наживное. Вот утром 19 марта 2022 года прилетело в дом свекра… и погибла моя свекровь. Ее нашли рядом с калиткой, она погибла сразу, помочь ничем уже не смогли.

Виктор Васильевич Лукашенко, свекор Влады:

– Мне семьдесят. Мы с женой вместе прожили сорок шесть лет, думали вскорости золотую свадьбу отмечать… Как эти нелюди послали снаряд в наш двор… Все окна повыпадали, двери разбило. Я выбежал на двор, зову жену – она пошла в сарай покормить курочек и кроликов… Вижу: забор повален, а возле него жена лежит вся в крови. Тормошу ее, тяну за руку, а она уже мертвая… И никого рядом нет…

Побежал к соседям, попросил помочь занести ее в хату. Были постоянные обстрелы, а на кладбище похоронить ее было невозможно… Так десять суток она и лежала в доме. А потом пришлось ее в палисаднике хоронить.

А человека надо по-людски упокоить… Вот ждем, когда дадут разрешение, чтобы перезахоронить ее на кладбище.

Влада Лукашенко:

– Пришлось забрать свекра к себе и переехать на съемную квартиру. Раньше супруг был в состоянии родне помогать и семью обеспечивать, а теперь это невозможно. Теперь я глава семьи, одна смотрю за всеми. Днем в квартире: постирать, поесть приготовить, за детьми присмотреть, а ночью бегу в больницу к мужу…

Александр Лукашенко, муж Влады:

– Нога вообще не работает, не чувствую ее. Швы уже сняли, но плохо заживает. Когда пытаюсь ее передвинуть, нога чуть ли не висит. Тяжело самому передвигаться. Какой из меня теперь работник? В голове все время мысли крутятся: как жить дальше? Как семью содержать?

Влада Лукашенко:

– Живем на сбережения, что копили на учебу детей… Они нас пока выручают: покупаем на них продукты, медикаменты. Для оформления пенсии нужно личное присутствие мужа, а поскольку он сейчас лежит в больнице, это сделать невозможно.

Я понимала, что по-хорошему этой семье нужно все! Но все же спросила:

– Влада, а что самое нужное?

Влада Лукашенко:

– Если честно, хотим отсюда уехать. Нас здесь уже ничего не держит. Мужу сейчас коляска нужна. И очень нужна реабилитация, нужны хорошие врачи, чтобы он мог передвигался сам, без нашей помощи. Если это получится, я смогу выйти на работу. Как-то наладим жизнь…

Мы обещали помощь в реабилитации для мужа Влады, и благодаря огромному количеству неравнодушных людей и фонду «Память поколений» мы смогли сдержать обещания. Реабилитация для Александра проходит успешно в Москве.

Валентина Савенко

От войны страдают не только люди, но и домашние животные: порой их хозяева окончили свой земной путь, порой уехали в более спокойное место, захватив лишь пожитки и оставив питомцев на произвол судьбы, – самим бы выжить… И тогда вдруг ставшие бездомными собаки и кошки бегают по развалинам домов, ищут пропитание, вздрагивают от взрывов, свиста пуль и людских окриков… Но есть и другие люди, готовые оторвать от себя последний кусок и поделиться с худыми и замученными животными, в глазах которых застыли страх и тоска. И обогреть их добрым словом и ласковыми руками.

Валентина Савенко из таких: она собирает брошенных животных и ухаживает за ними в созданном в своем доме приюте.

Валентина Савенко:

– Мне 49 лет, и вся моя жизнь с рождения прошла здесь, в Макеевке. И родня моя здесь живет: семья сестры-близняшки и младшая дочь 29 лет. Где наши мужики? Да кто на передке воюет, а кого уже и в живых нету.

И мою семью разорвала на части война: старшая, тридцатилетняя дочка, живет с шестилетним сыном в Виннице – теперь в другой стране… Ни поехать в гости, ни обнять их. Да и созваниваемся редко: боимся подставить – их местное «гестапо» зорко следит, чтоб общения «с москалями» не было. Хоть мы сами девять лет под бомбежками, а душа за них изболелась: что там внучку моему в головенку в садике вдалбливают, заставляя нас ненавидеть?..

А приют у меня получился случайно: сначала одну собачку подобрала, потом кошечку, потом еще… Сейчас у меня девятнадцать собак и пятнадцать кошек. Они все так настрадались, что рады этому дому, живут дружно.

Заходите во двор, сами увидите.

Первым нашу команду радостным лаем встретил милый песик, задние лапы которого были укреплены на специальной коляске.

Валентина Савенко:

– Это Рамушка. Или осколком позвоночник ему повредило, или люди недобрые постарались, но задняя часть его туловища парализована.

Помню, он ко мне из разбитого дома выполз: передними лапками перебирает, а задние безжизненные волочит. Смотрю на него и плачу. А он уткнулся в мою ногу и замер. Ну что было делать? Подхватила на руки – а он такой худющий был и легонький – принесла домой, отмыла, накормила. Приспособила ему рамку с колесиками вместо задних ног – так он быстро освоился, носится, как угорелый. Да, и потому зову его Рамушкой. Он умница и понимает меня с полуслова.

Этот небольшой домик я купила в марте 2014 – вот и выходит, что мы девять лет живем на войне под бомбежками… Привыкнуть к ним невозможно: страх парализует, сердце замирает, хочется свернуться в комочек и затаиться, переждать опасность.

А собаки по-особенному реагируют на звуки обстрелов: в панике начинают метаться, кто-то роет яму и старается в нее залезть, кто-то даже пытается через забор перепрыгнуть и убежать… Некоторые становятся очень агрессивными: лают, шерсть на загривке дыбом, начинают двери грызть… Мне и самой-то страшно, а еще страшнее на них смотреть. Стараюсь спокойным тоном с ними разговаривать, ободрять, кого-то глажу, обнимаю, а сердечки у них так стучат, словно сейчас вырвутся из груди.

Как я с этим справляюсь? Да просто у меня нет выбора. Часто подбираю больных и истощенных. Многие из них были ранены или пострадали от драк с собаками, что посильнее. Я привожу их домой, лечу, откармливаю. Некоторым, как Теше, можно только определенную еду, – рис и индейку, она аллергик и иначе совсем облысеет. Иногда люди, кто прослышал о моем «приюте», приносят собак и кошек.

Они – моя радость, моя семья. Зимой они все живут со мной в доме: кто в коридоре, кто в комнате. Там же храню корм для животных. На него когда половина моей зарплаты уходит, когда чуть поменьше. Работаю я оператором поста управления на Макеевском металлургическом заводе. В среднем получаю до 20 000. Вот так и живем…

Бывает и дурой меня называют: самой едва на жизнь хватает, а тут столько денег на животных уходит! Я не обижаюсь. А порой добрые люди помогают, чем могут. Вот дважды получала помощь от фонда Ника и Всероссийской акции Зоодруг из Москвы.

Трудно? Конечно, трудно, но уезжать отсюда не собираюсь: на кого ж я своих питомцев брошу?

Вон на солнышке греются «две старушечки»: одной кошке – двадцать лет, второй – семнадцать. Кому они кроме меня нужны? Да и остальные тоже.

– Иди сюда, мой хороший!

Валентина подзывает собачку, которая давно, навострив уши, следит за нами и, кажется, понимает, о чем мы с ее хозяйкой ведем беседу.

– Это Бимочка, ему пять лет. Он очень умный и у нас за сторожа. А вот тот – Вайт. Я его последним нашла. Он был просто диким, шарахался от людей. Видимо, его тяжело контузило, потому что даже простые собачьи инстинкты отбило: ходит под себя… Долго я его приручала, лечила, учила. Пока выходит не особо… Ничего, я не тороплюсь, добром и любовью всего можно добиться.

У меня еще есть птица-горлица. Маленьким птенчиком ее подобрала на улице: увидела, как кошки ее таскали, забрала в надежде, что вылечу и отпущу на волю. А оказалось, что ее сломанное крыло не растет. Так что летать она никогда не сможет.

В принципе, мне и без вопросов все было ясно, но все же спросила:

– Валентина, скажите, чем люди, которые из нашей программы о вас узнают, могут вам помочь?

Валентина Савенко:

– Да нам много чего нужно. Ой, вы не подумайте – не мне лично, а животным! Конечно, во-первых, корма. Во-вторых, для инвалидов, которые ходят под себя, нужны пеленки или солома, или опилки. А это все здесь в большом дефиците. Хорошо бы, если б кто-то помог построить во дворе вольеры для животных. Ну и волонтерская помощь по уходу не помешает: у меня-то всего две руки, да к тому же работа…