Текст книги "Мы больше нигде не дома"

Я жестокий ксенофоб – типа, англичанин.

И не надо никогда высовываться из своей теплой уютной богемной деревушки.

Где все – свои.

Одесса 2017

СУП ВДВОЕМ

Запойный.

Вылечился.

Очень хочет стать хорошим.

Читает журнал «Фома».

Ходит к священнику, настоящему, старому и мудрому.

Спрашивает про жизнь.

Батюшка рассказал про любовь:

– Любовь – это когда жалеешь, заботишься… Настоящий праведник это вот, представь себе: бежит человек, по шатким мосткам, путается в длинной рясе и с трудом, расплескивая, несет мисочку горячего супу, для голодного человека…

Он все понял.

Понял, что любовь – это принести суп голодному любимому человеку

Решил сварить суп для Елены.

Она работала в котельной, рядом с его домом.

Сутки через трое.

Суп сварил с трудом.

Варил целый день

Грибной. На борщ так и не поднялся.

На мисочку тоже не хватило праведности.

В смысле, побоялся расплескать.

В последний момент все же перелил в баночку.

И понес Елене в котельную.

Чтобы была любовь.

Настоящая, щасливая…

Пришел, а у нее Никифорова сидит!

Он не ожидал этого.

Ну какая любовь – если Никиорова сидит?

Зачем вообще суп – если Никифорова?

С Никифоровой – это уже не любовь, это уже какой-то групешник получается…

Расстроился.

Остановился с баночкой на верхней ступеньке…

Потом повернулся и ушел.

Елену позвал к себе доедать суп, утром.

Суп уж был холодный, вчерашний…

Питер 2012

НАДЕЖНЫЙ

Не сочтите Наташу легкомысленной.

Впрочем, отчаявшейся ее тоже не назовешь.

Несколько лет назад ее можно было так назвать.

Она тогда вынырнула из-под Глушакова, без тачки, без работы…

Но зато с кучей долгов и с двухлетним Тимошей на руках.

Сперва утонула, а потом побарахталась и выплыла.

Опять же, я ее поддерживала.

Поначалу она просто была для меня очередной девушкой Глушакова.

Глушаков – такой классический питерский шнырь, с понтом, гений.

Девушки, понятно, меняются.

Девушки, в основном, тоже все из нашей богемной деревушки.

Такие вечные – безвозрастные… маму от дочки не отличишь. Я и сама такая…

И вдруг появилась – Наташа – совсем из другого мира.

Такая нормальная упакованная баба. Такая, в деловых костюмах.

С парикмахерской стрижкой. По образованию – учитель математики.

А работала она в ту пору – на город. Я толком не поняла, кем.

Но дразнила Глушакова: А где эта твоя – Инспектор ГАИ?

Это было еще, когда Наташа в его жизни мирно соседствовала с Катей и Людой..

А потом наступило лето, когда Наташа всех вытеснила.

Оказалась вдруг его единственной девушкой.

И потом быстро перешла в статус – жены и матери.

А жизнь Глушакова перешла в статус полного расцвета – он снял

мастерскую в Конюшенном дворе – там, где прежде бандиты держали публичный дом,

под названием «Сауна», а потом стали держать музей автомобилей под названием «Лошадиная сила». Глушаков придумал с ними какой-то бартер – и вот они с Наташей оказались в роскошной мастерской – с выходом на балкон.

Я множество раз проходила мимо этих балконов Конюшенного двора – и видела, что там кто-то живет, сидит белыми ночами, выпивает, слушает музыку… думала – как было бы здорово туда попасть.

И вдруг выясняется, что там теперь – милейший Глушаков с Наташей.

Я стала с ними дружить по-соседски. Часто приходить в гости.

И притаскивать туда разных друзей.

Мы пили на том балконе… и я много общалась именно с Наташей…

И поняла что она совершенно «левая» – не из нашей деревни, но при этом умная, и человек хороший, с ней было интересно разговаривать – да и смотреть на нее было приятно…

Так и подружились.

Ну а Глушакова надолго не хватило. Он начал ее потихоньку бычить.

А потом у них кончились все деньги. И бартер с ковбоями Конюшенного ведомства.

Наташа в ту пору твердо верила, что он гений… последние свои заначки доверчиво вынула… И сделали ему выставку… После которой ничего не изменилось.

Потом из мастеры их выгнали ковбои. Потом он разбил ее тачку.

Потом она его застала с какой то… ну все как обычно в нашей деревне.

А потом я увидела, как они сидят в Борее. И Таня Коновалова ему положила ногу на плечо… а Наташа говорит, что надо ехать домой. А он пьяный…

И я расстроилась и ушла.

Еду в троллейбусе и мне Наташа звонит: – Можно я к тебе приду?

Пришла растерянная. Три ночи. Он ее толкнул и забрал ключи от машины.

И уехал. Она одна ночью в городе, без копейки. А квартира у нее в Пушкине.

Тут я включила садо-мазу, говорю: – У меня ночевать нельзя. Давай, я тебе просто одолжу 1000 – на такси до Пушкина.

А на следующий день я ей позвонила и говорю:

– Ну а что дальше то будет? Это ж только начало, дальше ведь ты от него и по морде огребешь.

Вот тут мой грех – плохо я знала конкретного Глушакова.

При последующем поднятии банка данных, а в любой деревне всегда есть банк данных, на любого персонажа, выяснилось, что как раз в битье женчин конкретный Глушаков не замечен.

Кейса нет, ни до, ни после.

Но вот не знала. И Наташу предостерегла:

– В следующий раз он тебе вмажет.

А она говорит: – Следующего раза не будет. Я от него ухожу.

– Да ладна. Куда ты уходишь? С Тимошей на руках. Знаю я эту телегу алкашных жен: все я ухожу. А завтра он опять золотой.

Но Наташа действительно ушла. Звонит: – Ушла – говорит.

– Ну теперь твое дело – продержаться.

Глушаков то начал осаду, как положено.

А она сидит без бабла, без тачки, без работы, в Пушкине, с Тимошей…

Вообщем, я ее поддерживала морально.

Своим идиотическим оптимизмом подпитывая ее нечеловеческую силу воли…

А дальше Глушаков из этой истории исчезает

Сперва он его любила. Потом ненавидела.

А потом ей стало пофиг.

Года через три ей стало совершенно пофиг.

И все у нее снова было – и тачка, и работа хорошая и деньги водились.

И Тимоша подрос.

И постепенно нашлось время для новых увлечений.

И мужиков вокруг нее оказалось множество.

Потому что выплыть из-под конкретного Глушакова можно.

Но покинуть нашу богемную деревню, войдя в нее однажды – уже сложно.

Многие пришлые девушки, выбравшись из-под обломков семейной жизни, уже остаются с нами навеки. Потому что свобода суждений, свобода от буржуазных стереотипов – это такая заманчивая штука. И затягивающая.

Так и Наташа одной ногой осталась с нами. Вернувшись в большой город, она осталась с нами, как организатор разных фестов, благотворительных аукционов, фотовыставок… Потому что после жизни с Глушаковым – она всех в деревне знает – всех художников, фотографов, скульпторов…

И вообщем, народу вкруг нее было полно.

Вот этого бородатого косматого нашего народу.

Ну и стали возникать какие-то романы…

Но страшное дежавю, эдакая тень Глушакова ее преследовала.

То есть, она отчетливо понимала – что каждой ее избранник – это снова Они.

Те Самые Грабли. И вот она опять на них наступает, и сейчас опять последует удар по лбу.

Мы вообщем, все так живем. Ну скажем, у девушек рожденных в нашей деревне – лбы уже такие стали – железные. Мы просто удары этих граблей не чувствуем.

А Наташа все это остро чувствовала.

Она говорила: – Господи – но это опять Глушаков. Все тот же Глушаков. Да не хочу я больше этого в своей жизни… не хочу больше этих гениев обслуживать… про Лувры и Нобеля эти грядущие слушать. У меня уже все опять нормально. У меня все в жизни есть. Мне нужен просто кто-то, кто мог бы элементарно заботиться обо мне. О ребенке. Кто мог бы дверцу шкафа починить…

Вообще такая программа, примерно как у Маруси из довлатовской «Иностранки» сложилась в Наташиной голове.

Помню, она пришла однажды и четко ее изложила:

– Я все поняла. Надо жить с простым человеком. С простым мужиком – работягой.

С водопроводчиком, с наладчиком станков, со слесарем – со всеми этими людьми жить можно, не надо только снобкой быть.

Мне понравилась Наташина идея. Идея опрощения – она всегда заманчива.

Наташа говорила: – Мне от мужика нужно оно – надежность. И что бы все в доме мог починить. Мой дом уже как сирота какая то – истрепался весь… ему надежные мужские руки нужны. Как и мне…

Я говорю: – Ну здорово. Вперед.

Я то сама, когда нужны надежные мужские руки, вызываю их из компании «Ю-ДУ».

Ну это такое типа «Муж на час». Но звучит менее оскорбительно.

И там приходят иногда такие… готовые еще и к флирту.

Но мне то с моей ксенофобией – какие уж там простые.

Я и пастернаковеда то с трудом переношу, и с японоведом то еле еле лажу… такая уж у меня нежная натура, ежели вот человек не знает, например, кто такие прерафаэлиты – то никакого минету он от меня не дождется.

Но это я такая супер-неженка, а чужие убеждения – уважаю, и Наташина программа опрощения мне понравилась.

Где их – этих, берут, Наташа знала. Она в ту пору работала пиар-директором одного отеля,

и там было полно вспомогательных служб. В ее распоряжении был целый штат шоферов, и слесарей, поваров, плотников и водопроводчиков…

И она —довольно быстро нашла себе из этого, ихнего мира дядьку.

Звание его Анатолий.

Характерная особенность этого мира – там мужчин зовут полными именами. Но без отчества. Или отдельно отчеством. Но без имени. Но это уже интим и особая уважуха.

Вот помню, если в детстве звонили и говорили: – Михаила можно? Не «Мишу», и не «Михал Самуилыча». А именно «Михаила» – то я знала, что это звонит простой человек – автослесарь или водопроводчик.

И вот у Наташи появился надежный Анатолий.

Она на него не нарадовалась.

Говорила, что он все в доме починил.

Что любит ее и заботится о ней.

Что он совсем простой, и ее это только радует.

Что он – способен ее по настоящему оценить.

Хотелось конешно на него посмотреть.

Наташа как-то долго готовила меня к просмотру Анатолия.

И главное, она меня предупредила: – Я тебя приглашу к нам, дома то теперь все починено, не стыдно и гостей позвать. Но только у меня просьба – ты мне Толю не комплексуй, не заводи с ним разговоров этих… Не надо с ним про все это. Про последнего Уэльбека там, про Фуко и Дерриду, про Борисова-Мусатова в корпусе Бенуа… ты держись простых тем: природа, рыбалка, спорт… ну такое вообщем…

Потом Наташа замоталась с очередным фестом, потом я уехала в Одессу, потом вернулась и Наташа пригласила меня в гости.

Прихожу. Ну, в доме все блестит. Хотя я совершено не отличаю.

Мне кажется, и до Анатолия все блестело.

Опять же, сидит мужик. Очень приятный с виду.

Хорошее открытое лицо. Бородатый. Косматый вполне.

так вот и не скажешь, что слесарь.

Наташа – на кухне что-то готовит.

– Вы Анатолий да? А я Юлия.

Сажусь, начинаю разговор. Помню – задача – его не комплексовать.

– Ну как там, – говорю, наш Зенит? Все-таки плохи дела?

Он отвечает: – Ой, я знаете, так далек от этого… совсем я хоккей этот не смотрю.

– В смысле футбол? – нетвердо спрашиваю я, потому что и сама не уверена…

– Ну да конечно, футбол. Я знаете к спорту как-то равнодушен…

– А вот рыбалка? Рыбаку любите? Посидеть вот с удочкой? Или закинуть… спиннинг…

– Спинниг закинуь? Нет, я никогда не закидывал… спиннинг…

Разговор явно провисает. Я что-то еще пытаюсь такое пролепетать о природе.

О том, как хорошие бывают закаты… и рассветы. Какая это прелесть – отдых дикарями. Проснутся вот утром в палатке… наудить рыбки… Замутить ушицу… развести костерок…

Анатолий совершенно дико на меня смотрит и говорит:

– Юля, вы удивительная. Неужели, такие люди еще есть? Такие здоровые люди. Рыбалка. Палатка. Зенит. Я уже и не помню, когда такие слова говорил последний раз…

– Не любите путешествовать?

– Очень люблю. Вот мы с Наташей как раз собираемся в Барселону… как раз дикарями – просто сняли квартиру на айренбиэнби…

– Ну да, там в Барселоне – природа. Воздух…

– Какая там природа… не знаю. Но мы едем показать Наташе Гауди. Наташа Гауди, оказывается, никогда не видела. А знаете, кто это? Гауди – это такой…

Ну вообщем, он начал мне рассказывать подробно, что за зверь Гауди…

Я не сопротивлялась, потому что так оно было легшее и спокойнее – сидеть и слушать про Гауди, не заморачиваясь насчет природы, Зенита и свежего воздуха…

Тут пришла с кухни Наташа, принесла бутеры и всякое чайное. Анатолий открыл вино.

Он окончательно взял бразды разговора в свои руки – с Гауди плавно перешел на особенности испанской архитектуры, произнес что-то типа «первый романский стиль, или ломбардская школа»…

– Откуда вы все это знаете?

– Ну я же историк архитектуры, по образованию…

Я не стала спрашивать – как его занесло в слесаря.

За спиной у нас, у всех – тяжелые времена.

Непонятно было только почему темы, рекомендованные Наташей для разговора – спорт, рыбалка и природа…

Когда Наташа вышла на кухню, я вышла за ней:

– Слушь, Анатолий классный. Но почему ты…

– Да какой же это Анатолий? Анатолий – все. С ним не вышло. Он сперва был хороший. Все починил. А потом пару раз так надрался, что… знаешь, мне это вообще не надо. А это новый. Это Юрий. Но можно просто Юра.

– А я его назвала Анатолий и он…

– Да он глуховат немного и рассеянный к тому же. Знаешь, у нас возраст уже, у всех…

Вообщем, святочный рассказ об интеллигентном слесаре, который могёт

и шкаф починить и за Гауди забазарить – не вышел.

Но не сочтите Наташу легкомысленной.

За спиной у нас, у всех – тяжелые времена

Впрочем, отчаявшимися нас тоже не назовешь.

Питер 2017