Текст книги "Две квартиры"

Две квартиры
Юлия До

© Юлия До, 2023

ISBN 978-5-0059-7104-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Две квартиры

«Эпидемии психические. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона»

(выписки на клочке бумаги из мусорной корзины бывшего сотрудника университета имени Такого-то)

 
Возникновению психических эпидемий содействуют следующие факторы:
 
 
1) Суеверия, то есть ложные понятия о природе и человеке.
2) Заразительность.
3) Самовнушение.
 

Формы и разновидности:

1) психические, где преобладает бред, всего чаще в форме меланхолической подавленности, идей самообвинения, самоуничижения, греховности, а также идей превращения в зверей.

2) Галлюцинаторные эпидемии, когда масса народа заражается одними и теми же видениями, большей частью религиозного содержания.

3) Конвульсии и припадки всякого рода – сюда относятся эпидемии пляски св. Витта, эпидемии кликушества, падучей, истерических судорог, каталепсии и т. п.

4) Эпидемии импульсивного помешательства, когда одержимые проявляют неудержимое стремление к насильственным актам, самоистязанию, самоубийству, истязанию и уродованию других, стремлению к бродяжничеству и т. д.

Психическая эпидемия иногда, остановившись в своем распространении, замыкалась в пределах одной группы, людей и, передаваясь из поколения в поколение, приобретала характер секты, существовавшей целые века.

Действие 1

София. Я считаю, выживут только грустные. (Курит.)

Вьюк. Не соглашусь. Грустным не выжить. (Курит.)

Вагон. Зачем вообще говорить о смерти? (Не курит, стоит за компанию, не знает, куда деть руки.)

София. (Не обращает внимания на друга.) Почему люди вспыхивают? Три причины: зависть, злоба и уныние. (Загибает пальцы.) Сейчас семь районов Вспышки. То есть только в нашем городе вспыхнуло тысяч двадцать. Статистика так себе. Причем мы-то не особо грыземся ЗА заборами. Так, тихонько режем, душим и все. Пар выпустил – пошел дальше. Завидовать-то тут некому. А вот ПО ТУ СТОРОНУ забора – там настоящий террариум. Там есть красивые, богатые, не-подсудные. Завидующие им вспыхивают, попадают к нам, на ЭТУ сторону забора, районы Вспышки расширяются, пышей все больше. Какая-то новая селекция получается. (Ругается матом.) Выживут только те, кто вспыхнут, а это люди далеко не веселые и не счастливые.

Вьюк. Насчет селекции согласен, но в обратную сторону. Нас загоняют в районы за электросеткой, выйти можно только в ошейнике, который бьет током за «любые волнения Вспышки». У нас нет транспорта, нет нормальных больниц (один-два приходящих доктора на район – это не дело). У нас даже столовых приборов, кроме ложек, нет. А меня достало резать колбасу ложкой!

София. Эт правда. К тому ж, если ты захочешь выколоть кому-то глаз, то и ложкой это сделаешь. Главное – захотеть как следует.

Вьюк. Да… (Курит, продолжает ворчать.) Убить нас разом – негуманно, поэтому собрали в одну банку, чтобы МЫ перебили друг друга сами. И перебьем ведь. (Трогает пальцами вздувшуюся вену на шее, затягивается.) В вузе у меня зарплату раза в три урезали – видите ли, содержание пыша и меры безопасности дорого стоят. Как будто ошейник я не за свой счет покупал!

София. (С вызовом) Так увольтесь.

Вьюк. Как будто это так просто!.. Чтобы уволиться, нужно написать причину увольнения. И что бы я ни написал, это привяжут ко «второй волне Вспышки». А на опыты мне не особо хочется. (Сжимает кулаки.)

Вагон. Тише-тише. Не горячись так.

София. Она все равно ничего не даст, эта горячка.

Дальше разговор не пошел, ноги и без того смозолил уже. Они, конечно, могли жаловаться и хулить изломанные судьбы целыми сутками, но, чего таить, они давно уже приспособились.

Все жители районов Вспышки приспособились. Так или иначе. Человек вообще склонен к приспосабливанию. Но у каждого пыша на сердечке осталась затаенная тоска по чему-то из прошлой жизни.

Так совпало, что Вагон и Вьюк скучали по автомобилям, автобусам, трамваям, велосипедам, самокатам, роликами и т. д. Им не хватало движения на омертвелых дорогах.

Точнее, по движению скучал Вагон. Ему не хватало звуков автомобилей, запаха выхлопных газов, которые хоть и загрязняли атмосферу, но были такими родными.

Вьюк, как и всегда, испытывал одно лишь раздражение и недовольство.

Дело в том, что светофоры не отключили. Дороги пустовали, превращаясь в серую с белыми полосами пустыню, но переходить их было нельзя на красный, ведь на столбах висели камеры, и нарушителям устраивали допрос: не из-за Вспышки ли они нарушают?! На любых допросах пыши вспыхивают, а за Вспышкой на допросе не следует ничего хорошего.

На светофорах все стояли.

У пустой дороги.

Ждали зеленого.

Смотрели налево, направо.

Переходили, не торопясь, без бега и без Вспышек.

Вьюка от возмущения разрывало напополам и даже на три части.

А в чем, собственно, дело? В том, что пышам нельзя доверять вождения – вдруг кому-то вздумается сбить все и вся. А светофоры – разве они мешают кому-то?

София до жути скучала по интернету.

Раньше она не считала себя зависимой от социальных сетей. Лениво вела их «для себя», а не для лайков и ощущения, что ее жизнь интересна хоть кому-то, хоть и не ей.

Лишившись мобильных телефонов, интернета и, как следствия, всех социальных сетей, поисковиков и прочих «приколюшек», София с болью в центре груди и дырой в мозгу осознала, насколько ей не хватает старой доброй привычки проверять утром сообщения и листать ленту за завтраком.

А в чем, собственно, дело? На просторах Всемирной паутины, среди паучков-дилеров, легко наткнуться на призыв к насилию, повод для зависти, да и СМИ, знаете ли, много чего лишнего пишут.

В районах Вспышки все по старинке.

Ходят все пешком, звонят с проводных телефонов, а ответы на вопросы ищут либо у соседей, либо в энциклопедиях.

Вьюку, поскольку он преподаватель, тоже было нелегко без интернета. Только его «нелегко» было мелковато-пакостно-приятно. Он не мог принять работы по электронной почте. О-о-о, как его недолюбливали (ненавидели) студенты за то, что на его парах приходилось писать от руки (мало того – от руки и аккуратно). Его не любили настолько, что он сам начинал себя, обделенного, любить.

Вагон отсутствию интернета даже радовался. Так люди общались друг с другом напрямую, а не через железки и… э-э, атомы с телефонной связью? Вагон понятия не имел, как работает проводной телефон и (уж тем более) интернет.

Такие дела.

Теперь обобщения и пояснения.

Вьюк и Вагон жили в одной квартире три года.

Жили вполне дружно. Вместе вставали, завтракали, выходили на работу, запирали дверь, спускались по лестнице, вдыхали свежий воздух нового дня и расходились на перекрестке, Вьюк – направо, Вагон – налево. Участливо махали друг другу руками. И когда прощались на перекрестке, и когда встречались дома.

Вагон работал бухгалтером (пригодилось-таки образование и в районе В1) в одной малоизвестной отчаявшейся компании, которая не пренебрегала рабочей силой вспыхнувших. Он заканчивал работу раньше на час сорок три минуты, потом заходил за продуктами. За общий бюджет и хозяйство отвечал он.

Вьюк работал дольше, дальше, зарабатывал солиднее. Вьюк преподавал в государственном университете имени Такого-то. За пределами района В1.

Роли такие: Вагон – хозяюшка, Вьюк – кормилец (его зарплата – три четвертых общего бюджета).

Вообще, во многом они походили на семейную пару. Только без секса. Без детей и питомцев.

Вагон влюблен с соседку – платонически, разумеется. Вьюк принципиально одинок. Именно: принципиально.

Вечером они вместе ели и смотрели телевизор. В районе В1 нет частных каналов, никакого разнообразия. Купили видик – Вьюк привез его из «нормальной» части города.

Вагон мечтал выучить французский. По старенькому словарику из «КультРы». За полгода не продвинулся никак. Вьюк над ним посмеивался.

Мысли Вьюка черно-белые. Как у собаки. Как у депрессивной собаки с экзистенциальным кризисом и жаждой буйства человека, пережившего Вспышку. (Если собаки видят черно-бело, конечно.)

Запоздалое примечание: Вспышка – всеохватная психическая эпидемия точечного применения с воздействием на психику одиноких, неудовлетворенных жизнью, закомплексованных, никому не нужных людей.

Если вкратце: грустные люди, завидуя людям счастливым, становятся агрессивными и быстро находят этой агрессии применение. Вспышке подвергаются все соцклассы, все возрасты.

Вспыхнуть может каждый. Толерантнее Вспышки нет никого.

София. Знаете, что меня до жути полнейшей доводит? Воспитанники детского дома района В1! Вы только представьте: если мы с вами жутенькие, а мы вспыхнули, будучи взрослыми, приконченными плюс-минус взрослой жизнью, то представьте только детей, обычных детей, которые вспыхивают. Я видела среди них семилетнюю девчонку. Семилетнюю! Страшно подумать, что ей может взбрести в голову в восемь, если в семь она уже совершила покушение на чью-то жизнь, и, вероятно, удачное. За просто так за колючую проволоку под напряжением не сажают.

Примечание: София – соседка из квартиры напротив.

Именно: София. Не Сонечка, Соня, Сонита-Чикита или Софа.

София – подруга детства Вагона. Они знали друг друга много лет, были близки физически (НЕ секс – прогулки, болтовня, драка подушками), но не духовно.

Слишком разные характеры.

После Вспышки их поселили в один район, в один дом, в квартиры напротив. Удивительное совпадение.

Вьюк, Вагон и София проводили много времени вместе. Вьюк и Вагон – соседи по квартире, Вагон и София – старые знакомые. А Вьюк и София…

Однажды Вагон застукал их за бурным обсуждением, какой вид самоубийства красивее. К единому мнению так и не пришли.

София желала, в случае чего, ощутить полет, ведь полет – это весьма приятно и эффективно. К тому же ей на протяжении долгих лет снился один и тот же кошмар, в котором кто-то в маске врывается к ней в дом, она прыгает из окна, чтобы не стать мученицей в руках убийцы.

Вьюк думал о веревке – он родился с искривлением шеи, мать потратила немало денег и времени, чтобы выходить его. Была еще одна причина, но о ней он не распространялся.

Умереть от веревки символично – так решил Вьюк.

Они друг друга на дух не переносили, но говорили без умолку. Чаще всего про насилие, смерть, одиночество, тоску и безысходность.

Типичные пыши.

Ни у кого в доме №17 в районе В1 нет семей.

Дом прозвали холостяцким еще до того, как граждан в радиусе километра выселили, перевезли в «здоровую», «безвспышечную» зону, а район В1 оцепили бетонной стеной с колючей проволокой под током и заселили вспыхнувшими, которые переполнили все городские тюрьмы и психбольницы.

Восемь этажей однушек, десять подъездов.

Квартиры, в которых нет ни шанса на романтику, ни одного лишнего квадратного метра для колыбели.

Даже двум худощавым мужчинам среднего роста (Вагон выше, но всегда говорил «среднего»), без обширного гардероба, без собаки или велосипеда, ужиться тяжело. Между расправленными диванами толщина локтя. Причем локтя Вьюка, а он худее килограммов на пять (а то и на семь).

У Софии Вьюк ни разу не был, но, по словам Вагона, у нее места так же мало.

Пространство, которое занимал второй жилец, она выделила под цветы в горшках. София буквально помешана на них. По словам Вагона, она разговаривает с цветами, называет их по именам и т. д.

В доме №17 почти все жили поодиночке, но Вьюк вспыхнул, когда районы В1 и В2 уже переполнились, район В3 не был до конца обустроен, а таких, как Вьюк, без присмотра оставлять не стоит.

Его подселили к самому спокойному и законопослушному вспыхнувшему района В1.

Запоздалое подробное примечание: пыши – те, кто вспыхнули. Что на самом деле не совсем так. Не так просто. Не-пыши часто объединяют ВСЕХ вспыхнувших в одну такую увесистую, разношерстую, но одноликую для них массу – «ПЫШИ».

На самом деле это неправильно. СОВСЕМ.

Благодаря результатам опросов среди жителей района Вспышки, наблюдениям специалистов Клиники №19 и подведению общей статистики удалось выявить несколько закономерностей во взаимоотношениях внутри группы людей, подвергнувшихся Вспышке.

Группа разделена на три части: пышей, отступников и возов.

Пыши – вспыхнувшие и совершившие акт насилия.

Их поведение нестабильно, но вполне предсказуемо. Пыши гордятся Вспышкой. (См. Эмоционально неустойчивое расстройство личности.) Пыши доминируют над остальными группами. Подопечные Клиники №19 дают схожие показатели на смоделированные ситуации.

Отступники – вспыхнувшие, но сумевшие преодолеть жажду насилия. (См. Жажда Вспышки.)

Поведение нестабильное. Возможны неожиданные приступы гнева или отчаяния, судороги, галлюцинации, мигрени, несварение желудка. Повышен риск заболеваний сердечнососудистой системы.

Возы – вспыхнувшие и совершившие акт насилия.

Подвержены пристальному изучению. Попав в район, совершают самоубийство. Самое большее – через два месяца. С чем это связано – установить пока не удалось. Предположительные причины: раскаяние, тяжесть преступления, неспособность адаптироваться, травля со стороны пышей.

Специалистам Клиники №19 требуется шесть дней на проведение тестов для определения, к какой группе относится вспыхнувший.

Жители районов определяют, кто есть кто, при первом взгляде. (См. Групповое мышление.)

София сидела на столе, болтая ногами.

Вьюк был на работе, и Софии на столе точно не одобрил бы, ведь София до этого курила на подоконнике в подъезде. Вьюк запрещал приводить кого-либо в дом. Вагон его не слушался. Не всегда слушался.

Вагон. Я все хотел спросить, что это вчера было?

София. Что именно? (Делает вид, что не понимает, отводит глаза.)

Вагон. Ты ворвалась к нам посреди ночи, крича: «Поварешка! Поварешка!»

София. Да-а-а, а когда твой дружок протягивал мне поварешку и отталкивал ей к двери, я не уходила.

Вагон. Ну да. А потом ты размахивала двумя купюрами у себя над головой и вопила, что ты бессмертная.

София. Веселый вышел вечерок! (Вздыхает.) Ты ведь не отстанешь?

Вагон. Нет.

София. Ладно. Один мужичок предложил мне тройную плату в карман, если я принесу пластинку ему на дом. В дом №27. Это недалеко, так что я согласилась. Пластинку отдала, деньги захапала. Знаешь, иду я такая, на улице темно уже, но в принципе нормально, терпимо, прилично. Нужно было в щели между домами пройти. Ну и иду я, в общем. Пока не страшно, передо мной дамочка на шпильках цокает, будто не из нашего района, так она бедрами наворачивала, словно карандаш в точилке, я аж загляделась. И за мной еще кто-то шел. И вот, в этой самой щели, в самом ее щелистом начале, меня одергивает мужичок в плаще. Смотрю: а вид у него такой маслянистый, весь такой склизенький, но телом он крепкий, конище просто. Сильнее тебя раза в два будет. Я такое редко говорю, но он и дружка твоего завалил бы. В руках у него поварешка. Ну, натуральная поварешка, большего не скажешь. Он говорит мне: «Простите, девушка, вы не в моем вкусе и мельтешите. Вы не могли бы пройти другим путем, а я вам денег на пирожок дам». И поварешкой своей в руках накручивает и через плечо мне, на дамочку, посматривает. А она шпильками своими цок-цок, цок-цок по темному переулку и не замечает всего вовсе.

Вагон. Ты не стала предупреждать ее?

София. Своя шкура дороже. Он бы мне шею переломил и без поварешки. Да и двадцатку он мне дал, не обманул. А что до нее… Мне ее и не жаль толком.

Вагон. София!..

София. Она секси в районе Вспышки, она знала, чем рискует. Вот я – страшилка с комплексами. Я даже если мельтешу перед глазами и изнасилование/убийство мешаю совершить, меня вежливо просят отойти и даже угостить предлагают, потому что я – пыш. Потому что я здесь своя. И не то чтобы это повод для гордости, но это неплохо, я думаю. В районе это даже отлично.

Вагон. (Задумчиво) Наверное, ты права. Хотя жаль девушку. Она же не виновата в том, что не привыкла к правилам, новенькая, наверное…

София. Не факт. Некоторые настолько САМОДОВОЛЬНЫ, что даже не замечают, что сами – сороконожки в банке червей.

Вагон. Красиво сказала.

София. Да. Спасибо.

Порой Вагона пугали слова Софии, ее мысли, убеждения – все то, что формирует нормативно-двигательно-мозговую базу, согласно указаниям которой человек действует.

София была пышем до мозга костей. Пышем во плоти.

Вообще, идея коллективного разума, возникающего после коллективного помешательства одновременно пугала и успокаивала.

Пугало до жути, что все – то бишь ВСЕ – пыши рассуждали, как София, и многие уходили дальше размышлений, воплощая их в жизнь. Пугало, что лишних этот коллективный разум быстрехонько отыскивал и… ну, и все.

Успокаивало, воистину успокаивало, убаюкивало даже, что благодаря этому самому стадному мышлению пыши становились стадом. То бишь группой, сплочением, семьей как-никак.

Вагон. (Размышляет о стадах и говорит задумчиво, уже позабыв, с чего, собственно, начался разговор.) Твоя правда… Наверное, всем здесь по грехам нашим воздается. По-твоему, так лучше? Справедливее?

София. Да хрен знает.

Пауза. Молчание. Раздумье.

Пропасть между столом и диваном. Пропасть между ними. Пропасть между пышами и жертвами.

Вагон. Скажи… гм. А по мне… по мне видно, что я… ну, ты поняла…

София. Отступник? Да, видно.

Вагон ударил кулаком по бедру.

Он скрывал свое отступничество вполне умело.

Повезло, он сразу догадался, что отличается от остальных. И начал подстраиваться.

Сразу.

В Клинике №19 перед пунктом распределения Вагон познакомился с одним молодым человеком, который оказался хорошим собеседником и умелым игроком в картишки. Он вспыхнул на мальчика-подростка в парке.

Рассказчик он был отличный, подробно все поведал Вагону, а потом не выдержал сильного удара током за буйство при перевозке.

Вагон позаимствовал его историю.

На людях он держался уверенно и говорил «брутально» так.

Своим довольно-таки впечатляющим видом (с милой мордашкой и мимикой кастрата, Вагон – человек крупный и крепкий) он показывал, мол, смотрите, и мокрая тряпка может вспыхнуть, если ее смочить бензином.

Он брал пышей на понт, по-другому не сказать.

Отступники предпочитали молчать, биться в углы, ни с кем не контактировать. Вагон же – человек открытый, с широкой улыбкой, энергичный, задорный. И, как уже говорилось, физически сильный.

Пыши, точно звери, силу чтят.

Он мимикрировал с умом, однако пыши всегда отличают своих.

В глазах не-пышей отступники такие же гнойники, хоть и не убийцы. Им не оказывается никакой помощи, защиты. Их запирали с хищниками в одной клетке.

Зачистки участились.

Интересно, если бы Вьюк знал, он бы зачистил своего соседа? Скорее всего!

Вагон. Очень видно?

София. В глаза бьет. Но ты душка. (Бьет легонько кулаком по плечу.)

Вагон. Душка… (Печально) Гхм… Михаил почил.

София. Кто?

Вагон. Михаил. Мой коллега. Не только по офису. (Многозначительно дергает уголками губ.)

София. Его зачистили?

Вагон. Может, просто совпадение, дорогу перешел не тому, видом своим разозлил кого не надо. Может, отступничеством не угодил. Кто знает! Его нашли позавчера утром. На помойке между пятым и шестым домами. Я одолжил у него форму для выпечки, теперь чувствую себя странно, раз не могу вернуть…

София. Да уж. Постой, это же…

Вагон. Ага, дорога, по которой мы ходили вместе.

София. Мне жаль.

Ей не жаль, но Вагону стало полегче.

Они с Михаилом не были близки, но каждый раз у принтера или кофеварки они сверкали друг другу глазами, мол, мы еще с тобой живы, коллега, так точно, коллега, рад был тебя видеть, и я, береги себя, и ты себя тоже.

Вагон уже тоскует по его сутулой худощавой спине.

София. Ладно, я, пожалуй, пойду. (Спрыгивает со стола.)

Вагон. Да брось, посиди еще немного! Я что, тебя расстроил?

София. Нет, нет. Просто твой дружок скоро придет, а он меня на дух не переносит.

Вагон. Да брось! (Фыркает от души.) Он нормально к тебе относится. Вы просто мало знакомы.

И он жутко брезгливый и не разрешает приводить домой чужих людей, которые могут потрогать его вещи, – мысленно продолжил Вагон.

Откуда у Вьюка взялась такая брезгливость, он не знал, да и неважно это. У всех свои заморочки. Вагону несложно раз по сорок пять в день мыть руки, обрабатывать все дверные ручки и продукты из магазина спиртом. На все это тратилось не больше трех часов в день – это не так много для спокойствия друга!

Дом должен быть крепостью.

Конечно, счастье одного пыша – это капля в море.

Да, если капля – вода, и море – вода. А если Вьюк – ложка дегтя, а пыши – мед? Тогда, получается, деготь испортит весь мед. То есть, наоборот, он исправит весь мед. Вернее, не мед, а пышей, и не деготь, а Вьюк, но, по сути, принцип один.

Вьюк, выздоровев, докажет, что выздороветь можно, и все начнут потихоньку выздоравливать.

В этом убедил себя Вагон.

Главное, что Вьюку хоть немного лучше. Его давно не тошнило. По крайней мере, не дома.

Вьюка тошнит от брезгливости. От вида же собственной рвоты его тошнит еще больше. Однажды его рвало больше трех часов без перерыва, пока он не потерял сознание.

София шла к двери, когда та распахнулась.

Они пересеклись взглядами.

Вьюк метнулся к раковине на кухне, его рвало, он не мог остановиться.

София. Ну если вы НАСТОЛЬКО мне не рады! (Убегает к себе.)

Вагон. София, стой! Его не от тебя тошнит! (Мечется от двери к раковине. Остается у раковины.)

Глупо совпало: Вьюк зашел, увидел ее и выблевал обед, как будто из-за нее. А София такая впечатлительная!..

Вагон достал тряпку, быстро затер то, что Вьюк не донес до раковины.

Вагон. Да что случилось-то?

Вьюк. (Рвота.) (Рвота.) (Рвота.)