Текст книги "Свет. Испытание Добром?"

Глава 3,
в которой в Реонну прибывает Кальпурций Тиилл, очень обеспокоенный предстоящей войной с облачными зверьками и коровами, а белошвейка Лизхен предстает перед нами закоренелой грешницей

Приятный сюрприз ждал Йоргена сразу после заключительного экзамена, сданного, к слову, самым наилучшим образом. Еще бы он его не сдал! Экзамен был ночным, по боевой магии. Практику боевого искусства первогодкам еще не преподавали, ограничивались теорией. А тут вдруг решили выявить, на что они годны в ситуации критической и неожиданной. Так сказать, испытание первым боем.

Испытали, смешно сказать! Одного-единственного плотоядного гайста натравили на самого начальника Королевской Ночной стражи, северянина, выросшего в боях с порождениями Тьмы! Велели явиться в академию к двум часам пополуночи, а сами по дороге выпустили на него тварь, вселившуюся в крупного угольно-черного барана. Зверь хищно рычал, рыл копытом мостовую, сверкал огненными глазами и делал выпады в сторону своей «добычи», клацая желтыми зубами. Ну Йорген его и угробил походя, машинально. Удивился еще, почему такой вялой и нерасторопной оказалась тварь. Обычно на полное истребление хорошего голодного духа приходится затрачивать немало усилий, это работа не для новичка. Сначала нужно гайста распознать (что тоже не всегда просто, поди-ка угадай без специальной подготовки, злой дух тебя атакует или просто взбесившееся животное), убить вмещающее тело (экзорцизмом в уличном бою заниматься некогда), потом нематериальную субстанцию обездвижить и локализовать в пространстве заклинанием Трех Ветвей и, наконец, добить окончательно путем иссечения серебряным клинком.

На этот раз все было проще. Тварь позволила обездвижить себя прямо в теле хозяина – мечта экзорциста (просто не хотелось убивать чужую собственность – доказывай потом хозяевам, что злой дух был, а не воровство). Ланцтрегер ее спокойненько изгнал и иссек. Свободный от одержимости баран тут же утратил весь свой зловещий колорит и превратился в обычную неухоженную скотину с прошлогодними колючками в заду. Сказал «бе-э-э!», тряхнул башкой и лениво убрел в подворотню. «Ну вот, ушла Тьма, и гайсты измельчали», – едва ли не с сожалением подумал Йорген в тот момент. Ему и в голову не пришло, что гайст этот был подставной, специально ослабленный, чтобы не покалечил до смерти будущих героических ведьмаков и гарнизонных магов.

Между прочим, все остальные экзаменующиеся сразу догадались, что к чему, и, одержав нелегкую победу в первом своем бою, оставались у тел поверженных врагов до тех пор, пока из своего тайного укрытия не объявлялся один из экзаменаторов. Один только Йорген явился, куда велено было, и долго гадал, куда все подевались, когда наконец начнется экзамен, и переживал, уж не перепутал ли он чего.

Домой вернулся ближе к утру, раздосадованный и сонный, и вдруг обнаружил, что на постели его, неизвестно откуда объявившись, растянулся дорогой друг и венный боевой товарищ Кальпурций, сын аквинарского судии!

– Тиилл?! Ты ли это?! – Ланцтрегер тряхнул головой, отгоняя наваждение. На мгновение мелькнула мысль: неужели это продолжение экзамена и на него наслали морок?

Но силониец вскочил и заключил его в мощные объятия, не оставляющие ни малейшего сомнения в телесной природе гостя.

– Йорген! Друг мой! Как я рад тебя видеть!

– Ага! – счастливо выдохнул тот, потому что чувства переполняли душу, а выражать их словесно он не очень умел.

Расспросы пришлось отложить до утра, гость отчаянно устал с дальней дороги, да и Йорген не чувствовал себя бодрым после ночных волнений. Силониец остался на кровати, для себя же ланцтрегер раскатал на полу кошму.

– А то давай наоборот, как в старые добрые времена, – предложил Кальпурций. – Ведь в твоем доме лучшее место для гостя – это подстилка на полу!

Оба рассмеялись, вспомнив старую историю. Это было в те дни, когда Кальпурций Тиилл был рабом Йоргена фон Рауха, купленным случайно за двадцать крон серебром. В столицу неожиданно явился отец Йоргена, ландлагенар Норвальд, и, застав в комнате незнакомого парня, растянувшегося с книгой на полу, принялся бранить сына, почему его слуги бездельничают среди бела дня. Но, к большому удивлению новоприобретенного раба, хозяин вдруг объявил его своим старым другом, вызвав тем самым у родителя новый взрыв недовольства: почему невежда-сын позволяет себе держать дорогих гостей не на самом лучшем месте в доме, а на собачьей подстилке? Разве такому его учили в детстве? «Это и есть самое лучшее место, у печи», – заявил в ответ Йорген и сослался на особую любовь уроженцев благодатной Силонии к теплу. – Вы, папаша, ничего не смыслите в обычаях и нравах южных народов, только гостей моих смущаете зря!» Сложные отношения между отцом и сыном произвели тогда большое впечатление на Кальпурция, привыкшего почитать собственного родителя как бога, но по прошествии времени эпизод стал казаться забавным.

К слову, на «лучшем месте в доме» Йорген тоже не задержался. Скоро ему показалось жестко – вот оно, разлагающее влияние мирной жизни! – и он перебрался в комнату соседа, продолжавшего свои ночные бдения над черной книгой. «Чего зря месту пустовать? Придет – сгонит». Но вернувшийся на рассвете маг Легивар спящего Йоргена сгонять не стал, наоборот, прикрыл одеялом, а сам отправился под крыло к веселой вдовушке Лизхен. Так они и проспали до полудня.

– Что же привело тебя в наши края, друг мой? – принялся расспрашивать Йорген, не дождавшись, пока Кальпурций управится с завтраком. Любопытство одолевало его, и он не мог больше терпеть.

– Сейчас покажу, – обещал силониец, отправляя в рот последний кусок горячего, только из печи, сырного пирога с луком, проворно приготовленного Лизхен. Пирог был бесподобным, и куски его исчезали с блюда с быстротой, способной порадовать сердце всякой хозяйки. – Вот смотрите! – Он извлек из дорожного мешка изящный кожаный, с тиснением тубус. Открыл, вытряхнул некий свиток, развернул… – Узнаете?!

Йорген фон Раух и Легивар Черный переглянулись, и на лицах их отразилось смятение. Эту вещь они узнали бы из тысячи! Это была карта. ТА САМАЯ!

Старинная, точнее, очень хорошая копия со старинной – без розы ветров, грифонов и прочих подобающих украшений, без специальных символов, подписей и условных линий. Панорама, изображающая весь Континент – от диких скал на западе до неизведанных земель на востоке… Они уже имели с ней дело. Именно такая карта в прошлом году вела их во Тьму.

Такая, да не точно. На той, прежней, правая половина, изображавшая вольтурнейскую часть материка, была затонирована раза в два интенсивнее левой, фавонийской, – казалось, что на ней постоянно лежит тень. Так была обозначена Тьма.

Здесь же все было немного иначе. Восточная часть по-прежнему оставалась более темной. Но на этот раз именно она была выполнена обычным тоном. Краски западной половины были заметно светлее, но выглядели они не выцветшими, а… как бы точнее определить? Сияющими, будто освещенными прямым лучом солнца.

– Гедвиг попросила показать ту книгу, – с волнением рассказывал Кальпурций. – Профессиональный интерес пробудился, все-таки ведьма она, хоть и повитуха… Я не стал в руки давать, побоялся, памятуя, как бедного Йоргена в тот раз шарахнуло. Листал сам, она смотрела. Почти до самого конца дошли – и вдруг увидели новую страницу! Вот эту! Жизнью и честью готов клясться – ее тут раньше не было!

– Силонийская клятва жизнью и честью, первая формула Люцилла, модификация Аквануса, – нервно пробормотал Йорген.

– Ты о чем?! – Кальпурций взглянул на друга удивленно.

– А, это я так, не обращай внимания, – смутился тот.

– Заучился он у нас совсем, – пояснил маг и потер переносицу, этот жест означал у него крайнюю степень озадаченности. – Что-то я не совсем понимаю. На прошлой карте, той, что мы руководствовались в пути, была обозначена Тьма, так?

– Именно, – подтвердил Кальпурций со значением.

– А на этой тогда что?

– Свет? – неуверенно предположил Йорген, ему показалось, что он сказал глупость.

– Свет! – энергично кивнул Кальпурций.

– Свет, – согласился Легивар. – Пожалуй. А зачем? Что это может значить?.. Вы думаете… Думаете, это не к добру?

– Вроде бы свет всегда ассоциировался с добрым началом… – В голосе ланцтрегера звучало сомнение, его собственные нечеловеческие глаза плоховато переносили яркое солнце, поэтому он всеобщей любви к ясной погоде не разделял, предпочитая сумерки и тень.

– Мы думали об этом с Гедвиг, – кивнул Кальпурций. – И смотрите, что получается. Тьма, которую мы с вами изгнали в прошлом году, грозила превратить наш мир в загробный, сделать из него вместилище для нечестивых душ, некое продолжение мрачного Хольгарда, в котором, судя по всему, оставалось недостаточно места, чтобы принимать новых грешников. Так?

– Примерно так, – кивнул Легивар Черный, – хотя кое с чем можно поспорить, ты судишь слишком материальными категориями… Ну ладно, примем как модель. Что дальше?

– А дальше нам с Гедвиг подумалось вдруг… Ведь, кроме грешников, есть еще и праведники. Их тоже надо где-то размещать, дивный Регендал – он тоже не из сцийского каучука сделан…

– О! Я все понял! – обрадовался скорый на выводы Йорген. – Тьма была испытанием, в ходе которого мы должны были доказать, что наш мир достоин принадлежать живым, что он для грешников недостаточно плох. Некие тайные силы поставили перед нами… как там альв говорил? Морально-этическую проблему они поставили, мы ее решили…

– Ты ее решил, – поправил справедливый силониец. – Мы-то как раз неправильно себя вели, только мешали тебе.

– Ах, да какая разница? – отмахнулся Йорген. – Один бы я вообще не пошел ее решать. Вот ты меня с мысли сбил!

– Доказали мы, что мир наш не совсем плох, – подсказал Легивар нетерпеливо, уж он-то свою роль в деле избавления от Тьмы был вовсе не склонен преуменьшать.

– Верно! Значит, теперь надо доказать обратное. Что мир наш недостаточно хорош для праведников, и в дивный Регендал его превращать рановато.

– И каким образом ты это будешь делать? – хмыкнул маг.

Йорген смутился.

– Ну я пока не знаю… Может быть, надо заняться разбоем и грабежом… Или пойти добить Фруте, типа брат все-таки поднял руку на брата… Только на это не рассчитывайте! Этого я делать не стану…

– Никто тебя и не заставляет, уймись, – велел Легивар строго, и Йорген, к удивлению гостя, не огрызнулся ехидно, как в былые времена, а послушался и умолк.

«Ах да, они же теперь ученик и учитель! – сказал себе Кальпурций. – Забавно!»

И тут вдруг подала голос белошвейка Лизхен, о присутствии которой все как-то позабыли, а она так и сидела в своем уголке, слушала их разговор и даже понимала кое-что.

– Но почему вы не хотите, чтобы наш мир стал дивным Регендалом? – с детской обидой спросила она. – Наш хейлиг на проповеди учил: там лето круглый год, цветы цветут, облачка пасутся на голубой траве, нет ни болезней, ни горя, ни бедных, ни богатых – всем хорошо, кто туда попал… Пусть и у нас здесь так будет!

– Ах, милая, – снисходительно вздохнул Легивар. – Не стану спорить, наверняка Регендал – это чудесное место, и душа каждого стремится туда. Беда в том, что этот мир населен отнюдь не душами, он пока принадлежит живым. И этим живым, то есть всем нам, придется куда-то деваться, чтобы освободить место для чужих праведников. Тьма поступала просто: посылала тварей своих истреблять смертных. Возможно, Свет будет менее жесток, но проверять на себе как-то не хочется. Не знаю, как ты, моя милая, а лично я пока еще не готов помереть. Да и в праведности своей, кстати, не уверен, а в мрачный Хольгард прежде времени не стремлюсь. Пусть уж лучше все останется как есть.

– Пусть останется! – испуганно прошелестела белошвейка.

Она вдруг поняла, что незаконная связь с колдуном никому не прибавляет праведности, и для нее самой места в новом Регендале может не найтись… Пожалуй, дело можно было бы поправить, если бы он взял ее замуж. Но как раз замуж-то веселой вдовушке пока и не хотелось. Спору нет, Черный Легивар – мужчина видный и с ней всегда ласков. Но ведь прежний ее супруг, цирюльник Кнолль, до свадьбы тоже никогда не дрался. А потом как начал колотить, как начал… Так и пришлось бедняжке идти к заезжей ведьме из породы кочевых зегойнов (они в ту пору как раз стояли табором под городской стеной), кланяться золотой кроной, чтобы отучила мужа распускать руки. Зегойна согласилась помочь: велела прийти на другой день и ношеную исподнюю рубашку супруга принести с собой. Что-то она над этой рубашкой ворожила, бормотала-нашептывала по-ненашенски, и свечой над ней водила, и зельем вонючим брызгала, и топтала босой ногой.

И что же вы думаете? Удалось колдовство, перестал цирюльник и драться, и напиваться вином! И то сказать, не до драк ему стало, сердешному, – помер в три дня от кровавой горячки, порезавшись опасной бритвой. Лизхен горевала долго, до самого вечера. И траур носила, сколько положено, и поминальную службу заказала в храме Дев Небесных, и еще для бога Нахтхирта целый котелок свинины натушила, снесла на капище, чтобы веселей покойнику на том свете пришлось. Но никакой вины в его безвременной кончине она за собой не чувствовала. Ведь она ни о чем дурном зегойну не просила, только чтоб не бил… А теперь подумалось: мало ли, вдруг это был и ее грех? Ведь не ее одну колотили, других женщин мужья тоже колотят. И они терпят, по ведьмам не бегают, ведь на то он и муж, чтоб учил… Верно, грех! Да еще скатерка та, с вышивкой хаальским крестом… Соседка вывесила сушить, а она мимо шла и, попутал гайст, позарилась на чужую красоту, по сей день в дальнем углу комода лежит… Ах, сколько же нагрешила она за свои двадцать с небольшим! Нет, Легивар умен, он прав: пусть уж все остается как есть.

Больше она не спорила, пошла во двор коптить окорок: вон сколько в доме мужчин, надо кормить. А о важных делах думать их ученым головам…

И они думали, думали, но вопросов было больше, чем ответов.

Правы ли они в своих выводах?

Когда шла Тьма – ее было видно. Грязная дымка в небе, жара и сушь, полчища чудовищ, своих и пришлых… А Свет? Каким окажется он? Пока в небе над миром ничего особенного не наблюдается: день сменяется ночью, освещение обычное, погода в меру дождливая, в меру ясная. И никаких порождений дивного Регендала в землях Фавонии до сих пор не замечено: не порхают на прозрачных стрекозьих крылышках сильфиды, не снуют белые и пушистые волки[6]6
  От нем. Wolke – облако.


[Закрыть], девственницы не водят по улицам винторогих айнхорнов[7]7
  От нем. Einchorn – единорог.


[Закрыть] на розовых лентах, и божественной коровы с выменем, полным сладкого нектара, тоже пока никто не встречал… Или все еще впереди?

Еще вопрос. У Тьмы было логово: нора в далеких скалах Хагашшая, откуда светлые альвы, вообразившие себя вершителями судеб, движимые побуждениями самыми благими, десять лет назад выпустили ее в мир. И на второй карте из таинственной книги было особо обозначено это место. А откуда снизойдет на мир Свет? Кто призовет или уже призвал его? И на какой срок? Десять лет длилась битва с порождениями мрака… Неужели грядет новая долгая война – с крошками-сильфидами, облачными зверьками, единорогами и коровами? Или ее можно предотвратить? Не за этим ли появилась в книге новая карта?

– У меня уже голова кругом идет, – пожаловался Йорген сердито. – Только-только успел разделаться с экзаменами – сразу куча новых забот! Гадаем, теоретизируем на пустом месте, будто философы древности… Давайте уже что-нибудь делать. Надо для начала пойти в академию. Там есть еще одна тайная книга, пока Кальпурций до нас добирался, в ней могла проступить вторая карта…

Тут Легивар Черный не удержался, громко крякнул от досады, будто простой кнехт, а не ученый маг. Он уже за то себя втайне угрызал, что сам не догадался проверить академический экземпляр книги, уступил первенство. Хоть и друзьям уступил, но все равно – обидно. И вот опять Йорген со второй картой его опередил! Что за день сегодня такой? Пора уже и ему наконец вставить свое веское слово.

– Я думаю так. Книгу проверить надо, в этом Йорген прав. Но книги недостаточно, ибо расшифровать ее письмена нам не дано. Во-первых, надо заново изучить древние летописи альвов и саги нифлунгов. В них есть описания той Тьмы, что приходила тысячу лет назад. А что было потом, сразу после того, когда она ушла? Наверняка там и про это сказано, просто внимания никто не обращал. И второе. Мы должны найти Семиаренса Элленгааля. Если ему было так много известно о Тьме, может, он и про Свет осведомлен лучше нас?

– Верно! – подскочил от радости Йорген. – Его непременно нужно найти, и как можно скорее! Светлые альвы – они всегда знают гораздо больше, чем нужно! Вперед, вперед, в дорогу! Ну, что же мы сидим?!

– Ой! – сказал маг, он не ожидал, что реакция на его предложение окажется столь бурной. – Чего ты так обрадовался, не пойму? Вроде бы ты Элленгааля всегда недолюбливал…

– Ах, при чем тут любовь! Где, по-твоему, гнездится подавляющее большинство светлых альвов Севера? В Нидертале! А где находится Нидерталь? В ландлаге моего отца и принадлежит брату моему Дитмару, это его ленные владения. Да и мой собственный Эрцхольм там неподалеку, – бодро отрапортовал Йорген и добавил тихо: – По дому я что-то соскучился, по родным местам. Хочется побывать…

Побываем, обещали ему. Но не сразу. Прежде надо заняться книгой и древними летописями. На это уйдет два-три дня, а там можно и в путь собираться. Ланцтрегер согласился, но со вздохом. Ему уже и часу-то не хотелось ждать, душа (или что там бывает вместо нее у нифлунгов-полукровок) стремилась на родину.

… – Видел это безобразие? – Проходя мимо, Йорген пренебрежительно кивнул головой в сторону храма. – Помнишь Лупц? Уже и к нам эта зараза просочилась!

– Видел, – невесело усмехнулся силониец в ответ. – Столько уже насмотрелся: по всему западному побережью, от Бруа до Хайделя и по Ягерду вверх… И что за поветрие такое пошло? Просто жуть берет!

– Морем до нас добирался? – догадался Легивар, и красивое лицо силонийца расплылось в счастливой улыбке.

– Морем! А потом вверх по реке на галере… Согласись, все-таки случаются на свете чудеса!

Всего лишь год тому назад молодой Кальпурций из славного рода Тииллов, давшего миру немало отважных мореходов, уроженец крупнейшей морской державы Юга, и помыслить не мог о путешествии водой. Несчастный был настолько подвержен морской болезни, что даже созерцание живописного полотна с видом бурного моря могло вызвать у него приступ дурноты. Чтобы избавить сына от недуга, считавшегося в силонийском обществе едва ли не постыдным (ведь племя их, по легенде, вышло из пены морской), судия Вертиций приглашал к нему лучших лекарей и магов империи, но те так и не смогли помочь. И жить бы Кальпурцию сухопутной черепахой (так его дразнили в детстве) до конца дней своих, если бы добрые боги не свели его с Гедвиг Нахтигаль…

Тьма уже покинула мир, и победители возвращались по домам. Остались позади и земли Со, и владения гномов. Смертельно опасные Дальние Степи лежали впереди, за ними – суровый Степной Гарт, погрязшая в смуте и беззаконии Хаалла, Фрисса, кишащий вервольфами Далигальский перевал… Еще много, много дней трудного пути… Но тут путникам улыбнулась редкостная удача! В придорожном трактире дядюшки Клюстера (том самом, где они впервые встретились с магом Легиваром) ланцтрегер вдруг увидел знакомое лицо. Это был Свен Хаппель, богатый торговец из Лонарии. Йорген знал его с раннего детства – прежде тот часто бывал в доме его отца. В мирное время он поставлял в Норвальд пряности, шелка и гартских скакунов, в тяжелые годы войны вез оружие и колдовское зелье.

Теперь его караван с товаром из Нижнего Вашаншара (граненые камни, металлы в слитках, ковка и литье) должен был спуститься к морю вдоль западного склона Альтгренца, погрузиться на собственные корабли в бухте Хаму, пересечь Апонийский залив, Озифским каналом выйти к Аквинаре и дальше вдоль западного побережья с остановкой в Хайделе до самой эренмаркской столицы дойти. Маршрут – удобнее не придумаешь, и уж конечно старина Хаппель был просто счастлив оказать услугу сыну своего лучшего клиента, развезти по домам всю его компанию. Если бы не одно «но». Догадываетесь – какое?

И тут на помощь пришла Гедвиг Нахтигаль. «Какие пустяки! Даже беспокоиться не о чем!» – сказала она. И то, что не удавалось силонийским мудрецам, легко удалось начинающей ведьме-повитухе из Хайделя. Каких-то травок нащипала в степи, что-то добавила из своих мешочков, пошептала, поплевала, из шевелюры силонийца больно выдернула пучок волос, сожгла, размешала, велела выпить горькое варево, отдающее полынью…

И уже на следующий день до слез счастливый Кальпурций Тиилл с неведомым прежде наслаждением подставлял лицо соленому морскому ветру и вглядывался в безбрежную морскую даль… На восьмой день плавания на подходе к порту Огер началась жестокая качка. Тошнило Черного Легивара, тошнило Семиаренса Элленгааля, всех до единого торговцев и полкоманды вместе с ними. Фруте фон Раух лежал пластом и всем своим видом давал понять, что с минуты на минуту помрет. Йорген фон Раух уверял, что с ним все в порядке, но ел плохо и выглядел скучным. Ведьма Нахтигаль страдала не меньше других и чуть не плакала от досады: «Ну как же я, дура, про запас не догадалась сварить?!» И только Кальпурцию Тииллу большая волна оказалась нипочем! Он ел за двоих, любовался морскими видами, стоя на вздымающейся на дыбы палубе, и помогал страждущим – следил, чтобы не вывалились за борт, перевесившись слишком низко. Бывалые моряки и те поглядывали на стойкого пассажира с уважением: сразу видно силонийца, рожденного из пены морской!

… – Да, – согласился Йорген. – Чудеса случаются, ты прав. Вот совсем недавно на экзамене по нумерологии я… – Тут он бросил опасливый взгляд на Легивара Черного и договаривать почему-то не стал. – Ладно, обо мне потом. Лучше расскажи нам о Гедвиг. Почему ты не взял ее с собой? Я по ней соскучился!

Улыбка Кальпурция вдруг стала смущенной, он потупился, отвел глаза.

– Да, она тоже скучает и очень хотела ехать. Но мне пришлось ее отговорить, да и фрау Нахтигаль, теща моя, сказала, что неразумно женщине в таком положении…

– Что?! – Легивар и Йорген вскричали не сговариваясь. – Ты хочешь сказать, что станешь отцом?!

– Очень на это рассчитываю! – признался южанин. И добавил скромно, минуту помолчав: – В конце осени ждем.

– С ума сойти! – восхитился Легивар. – Что же ты нам не отписал о такой радости?

– Не велели. Сказали, мало ли через чьи руки послание пойдет, вдруг какой недобрый глаз его увидит. Они же ведьмы, жена с тещей, разбираются в темных делах. И потом, я уже сам к вам собирался, так какой смысл…

– Подожди, – остановил друга маг. – Что-то я не пойму. Теща твоя – она разве не в Хайделе живет? Слишком часто ты ее поминаешь…

– А! Да разве я вам не писал? Они еще в марте всей семьей перебрались в Аквинару, – пояснил Кальпурций. – Теща, тесть, тетка Гедвиг с малолетней дочерью – уж не знаю, кем они мне доводятся, бабка ста тридцати лет от роду и три черных кота… или нет, кота два и одна кошка Элизабет. Дело в том, что Эмму – так тетку зовут, она тоже ведьма – замучили дурные предчувствия, какие – она не открыла, но настояла на немедленном переезде в Силонию, говорит, у нас безопаснее. Так что теперь мы собрались все вместе и живем поблизости. Очень удачно сложилось! – Видно, многосемейная жизнь пришлась силонийцу по душе, он прямо сиял весь, повествуя о новой родне. – А уж Гедвиг как довольна, она тосковала по матери…

Он еще много чего-то рассказывал, отвечая на расспросы Легивара, Йорген улыбался и кивал, но на самом деле их почти не слушал. Как-то смутно сделалось на сердце. Он искренне радовался счастью друга. И ведьму Гедвиг хоть и любил, но никогда не смотрел на нее иначе как на боевого товарища, близкого друга или, самое большее, сестру. И уж точно никогда не имел собственных планов на ее счет… Тогда откуда вдруг взялась в душе эта заноза, совсем тоненькая, но острая и колючая?

Может, суть в том, что в ту пору, когда он смотрел на Гедвиг как на товарища или сестру, у него самого была нареченная невеста? Та, которой теперь не стало?

Нет-нет, ничего трагического не произошло. Не загрыз ее ночной шторб, не унесло моровое поветрие либо иного рода несчастье. Все было по-житейски просто, такое случалось миллионы раз и еще миллионы раз случится…

Галера вошла в Озифский канал, тихо скользила меж его идиллически-зеленых берегов, и Йорген с Кальпурцием, устроившись в беседке на корме, оживленно обсуждали скорую свадьбу, одну на две пары… Тогда к ним подсела ведьма Гедвиг Нахтигаль, заговорила, и голос ее был чужим и хриплым.

– Ровно десять дней назад Илена Тиилл, дочь судии Вертиция Тиилла, стала законной женой Мирция Луулла, мага. Простите, я давно должна была вам сказать… – И расплакалась тихо, от сострадания, должно быть.

А Йоргену в тот миг показалось, что окружающий мир канул-таки во Тьму и жизнь утратила всякий смысл. Ведь как хорошо складывалось вначале! Он уже привык считать себя человеком солидным, семейным и о Кальпурции думал не иначе как «мой шурин Тиилл» (или как вариант «мой деверь Тиилл» – не разбирался в родстве, сомневался, как правильно). И отец, ландлагенар Норвальд, был бы рад этому браку, в кои-то веки не отругал бы сына, а похвалил. И сама дева Илена так нравилась ему, уж так нравилась, что наверняка это была самая настоящая любовь… Как вдруг рухнули в одночасье все чаяния и надежды!

Ланцтрегер страдал жестоко, целых пять дней. И в Аквинаре даже на берег не стал сходить, простился с Кальпурцием и его невестой на палубе. Гедвиг снова горько плакала, целуя его в нос (целилась выше, в лоб, но не достала). Должно быть, это собственные переживания сделали его восприимчивее к чувствам других, потому что в голове вдруг мелькнуло непозволительное: а что, если не от сочувствия вовсе она плачет так безутешно? Но он сразу прогнал такую мысль прочь, потому что Гедвиг Нахтигаль была невестой лучшего друга, и это уже никак нельзя было изменить…

Тогда нельзя было, а теперь – тем более. И от занозы своей дурацкой, ненужной он очень хотел избавиться. Только не получалось почему-то, она больно кололась внутри…