Текст книги "12 вечеров с классической музыкой. Как понять и полюбить великие произведения"

Вечер третий. Не много о «кучкистах»

За что мы любим Бородина и Римского-Корсакова? Как они стали музыкальными деятелями?

Все зависит от точки зрения. Если вы – химик, то Александр Порфирьевич Бородин для вас тоже химик, который зачем-то еще занимался музыкой: «Опять романсы пошел свои писать! А тут опыты стоят…» – так говорили его коллеги.

А если вы музыкант, то для вас вопросов нет: конечно, Бородин – автор бессмертного «Князя Игоря» – композитор, который, к сожалению, постоянно отвлекался на химию. Из-за нее, из-за этой своей химии он даже не дописал оперу «Князь Игорь», хотя 18 лет ее писал. Римский-Корсаков негодовал: «Как можно? Чем он занимается, этот Бородин? „Князь Игорь“ еще не закончен – какая там химия? О чем он вообще думает? О чем думает Бородин?»

А если спросить самого Бородина – кем он себя считал? К прискорбию для нас, музыкантов, сам он считал себя в первую очередь химиком. Мне сложно понять, в чем суть его химических исследований, я просто верю на слово ученым, которые говорят, что это был очень важный вклад в науку, ведь Бородин изучал влияние натрия на валериановый альдегид. Если вы поняли, что это значит, то это замечательно.

Музыка для него была отдушиной. Бородин говорил: «Мне неудобно признаться в том, что я – композитор. Для многих композиторов музыка – это дело жизни, смысл их жизни. А для меня это – отдых». Работа над музыкальными произведениями для него действительно была отдыхом: «Я себя так плохо чувствую, я не могу заниматься научной работой, у меня температура, глаза слезятся… я тогда иду – пишу музыку».

Да, музыканты ворчат, что если бы не химия, то Бородин написал бы гораздо больше музыки. Может, это и так. А может, прав был Ференц Лист, который восхищался Бородиным и как-то раз сказал ему: «Как же Вам повезло, что Вы не профессиональный композитор. В том смысле, что музыка для Вас – не работа, а радость жизни». Да, у Бородина может быть мало сочинений, но каждое сочинение – это жемчужина.

Если начать его историю с начала, с детства, то придется сказать, что Бородин вовсе и не Бородин. Он – незаконнорожденный сын князя Гедианова и должен был зваться Александр Лукич Гедианов. Сына своего князь записал на имя камердинера Порфирия, вот и получился Александр Порфирьевич Бородин. Надо сказать, Бородин гордился своим происхождением – не тем, что отец его князь, а тем, что мать его была дочкой простого солдата…

С детства Бородин поражал всех своими разносторонними талантами: он и рисовал (причем сам изготавливал краски), и стихи писал, и химией увлекался к ужасу родителей, опыты ставил дома, и музыкой занимался – играл на флейте, виолончели и фортепиано.

Талантов у него было море, это факт. Но, может быть, самое главное – это характер. Будь у Бородина характер потяжелее, он бы во взрослой жизни такой двойной химико-музыкальной нагрузки не выдержал. А ему все это было в радость: и по ночам не спать, и днем работать.

Но химия – это еще полбеды, как считали друзья. Бородин много чем помимо химии занимался – организовал, например, «Высшие медицинские женские курсы». Сколько он ходил тогда, обивал пороги… Это было невероятно сложно организовать, выбить разрешение, и он всем этим занимался – рутиной бесконечной. Еще он писал для научно-публицистического журнала, еще преподавал, еще ездил на научные конференции…

Но это тоже не все. Бородин вечно всем помогал – ходатайствовал за студентов, пристраивал и хлопотал за дальних родственников. В его небольшой казенной квартире вечно кто-то гостил, или жил, или приходил за помощью. «А когда же творить, когда работать?» – спросите вы и будете правы.

Как-то вечером к Бородину пришли друзья, студенты, коллеги, допоздна сидели, веселились и ужинали. И вот Бородин встает из-за стола со словами: «Ну, хорошо посидели – пора и честь знать. Знаете, у меня завтра рано лекция, я пошел домой!» – и из собственного дома куда-то направился, забыл, где он находится. Что это – рассеянность ученого? Или такая невероятная деликатность – напомнить таким образом гостям, что пора по домам расходиться?

Еще, кроме работы, студентов, журнала, курсов, музыки, у Бородина имелась любимая жена. Ее звали Екатерина Сергеевна, в девичестве Протопопова, она была прекрасной пианисткой, и именно к ее советам Бородин прислушивался больше, чем даже к замечаниям Балакирева (Милий Алексеевич Балакирев, 1837–1910, создатель и глава содружества композиторов «Могучей кучки»). Был период, когда Бородин перестал работать над «Князем Игорем» потому, что жена сказала: очень мало шансов, что эту оперу поставят, «а у тебя столько работы, столько других дел», – и Бородин ее послушал.

Жена очень много играла и знакомила Бородина с музыкой Шопена, Мендельсона, Шумана. Но еще она часто болела – Бородин ночи проводил, ухаживая за ней, как заботливая сиделка. Это к тому, что сочинять музыку времени у него действительно катастрофически не хватало.

О Бородине ходит много историй, почти анекдотичных, сейчас сложно уже сказать, насколько они правдивы, но, безусловно, они отображают его характер. Например, много анекдотов о его забывчивости и рассеянности. Вот едет он как-то с женой за границу: Бородина останавливают, осматривают паспорта и строго спрашивают, как зовут жену. Александр Порфирьевич оборачивается к жене: «Катенька, дорогая, как тебя зовут?»

А история про то, как он терял написанные части «Богатырской» симфонии? Еще раз хочу сказать: эти истории относятся к музыкально-народному фольклору, но история эта настолько колоритная, что не могу отказать себе в удовольствии ее пересказать. Друзья-музыканты изнывали от нетерпения, когда же Бородин закончит свою прекрасную и грандиозную симфонию. Про «Князя Игоря» они уже устали ему напоминать. А тут – симфония! Семь лет ждали, и осталось-то всего ничего, одну часть дописать. А он ее запишет – потеряет. Опять запишет – опять потеряет. В итоге терпение друзей лопнуло, и они поставили Бородина перед фактом, что день премьеры уже назначен, не дожидаясь, когда в очередной раз Бородин допишет или найдет наконец партитуру.

Премьера в Москве состоялась в 1876 году, дирижировал сам Николай Рубинштейн. Эту симфонию называют одной из «главных» русских симфоний XIX века. Бородин выразил в ней главные убеждения «Могучей кучки» – в симфонии используются русские народные мелодии: даже сегодня узнаваемая песня «Эй, ухнем» и не столь знакомая песня «Пойду во Царь-город».

В симфонии четыре части, и Бородин рассказывал, как он «видел» музыку симфонии. Он не настаивал, чтобы названия частей публиковались, но нам же интересно, что он представлял, правда? Поэтому рассказываю:

I часть – Сонатное allegro. «Собрание богатырей» II часть – Скерцо. «Игра богатырей» III часть – Andante. «Песнь Баяна» IV часть – Финал. «Богатырский пир»

Теперь вы понимаете, почему симфонию называется «Богатырская»? Не всем слушателям, кстати, понравилось такое эксплуатирование русской тематики в абстрактном симфоническом жанре, но таких зануд было меньшинство, в основном публика приняла на ура сочинение Бородина.

И скажу пару слов об опере «Князь Игорь»… Бородин оперу не закончил, это все знают. Но никто не знает, до какой степени не закончил. Дописывали оперу его друзья: Николай Андреевич Римский-Корсаков и младший его коллега и друг – Александр Константинович Глазунов. Бородин вроде как наигрывал друзьям темы из третьего и четвертого действий, но записей нот не осталось. Так что пришлось работать друзьям по памяти, но и нового музыкального материала им пришлось много написать. Почти три года они над «Игорем» работали, и премьера состоялась уже в 1890 году.

Римский-Корсаков и Глазунов знали, что их имена не будут упоминаться на афишах – в лучшем случае, мелким шрифтом в конце, что «редакция Римского-Корсакова» или «оркестровка Глазунова». Три года они работали, вложили столько душевных сил, своих трудов, они поставили интересы русской музыки выше своих собственных – вот в этом уникальность этой истории. Опера «Князь Игорь» – это еще и памятник удивительной дружбы.

Опера стала одним из символов русской музыки. Но посмотрите, как интересно: абсолютно не пафосный сюжет выбирает для оперы Бородин. Ведь можно было обратиться к какой-то парадной истории, к великой победе, а он обращается к сюжету о том, как правитель Руси позорно попадает в плен и мучается от этого, и принимает решение, что – нет, он «должен позор этот искупить», как поет князь Игорь в знаменитой своей арии.

И вот в этом, мне кажется, истинный и непарадный патриотизм. И как история оперы перекликается с историей самого Бородина: когда князь Игорь оказался в плену, ему хан Кончак сказал: «Оставайся! Ты не пленник, ты – гость, девушек себе выбирай». А какие там девушки шикарные, помните? Половецкие пляски – это про них. Но князь Игорь, не колеблясь, выбирает любимую жену и любимую Родину – хотя его там ждет много работы и разруха послевоенная.

Так и Бородин: в Европу его часто приглашали, он мог там остаться; девушки на него всегда заглядывались – он был видный, статный… А дома у него что? Больная жена, бесконечные проблемы, борьба с администрацией, выбивание финансирования. Казалось, в Европе – все легче, все лучше! Но для Бородина это не было вопросом – конечно же, дома, конечно же, рядом с больной женой! И рядом с этой кучей проблем.

Характер был у Бородина легкий и счастливый. Бывает, что талант – это испытание для человека. Вспомните, сколько трагических судеб у композиторов, у художников? А Бородин любил жить! Ударно мог всю ночь работать над химическими опытами или над оперой, а потом так же, с удовольствием, развлекаться. Для меня кульминация жизни Бородина – это его смерть. Знаете, как он умер? Это были масленичные гулянья, у него дома проходил традиционный бал-маскарад. И вот он танцевал, упал – и умер, мгновенно. Разрыв сердца.

У него было отношение к жизни счастливого человека. Слушая его музыку, этим отношением тоже заряжаешься.

Что послушать:

«Князь Игорь» https://youtu.be/9TxRDYUEcOY

«Маленькая сюита» https://youtu.be/utEzRXtjFiw

«Богатырская симфония» https://www.youtube.com/watch?v=4CCe4_SPgLc

«Струнный квартет № 2» https://youtu.be/T1aZdvRWEcc

Говорят, Римский-Корсаков как-то составил такое шутливое объявление в газету: «Утеряна Красота в музыке. Нашедшему полагается вознаграждение!» На самом деле это не смешно, а грустно. Начало ХХ века – это время, когда красота стала исчезать из музыки. Не потому, что композиторы разучились сочинять, а потому, что музыка – это язык, который развивается. Перемены неизбежны, нравятся они нам или нет. Кроме этого, музыка отражает дух времени, а время стало меняться – значит, и музыка тоже.

Но есть художники, которые не поддаются новым веяниям, художники-рыцари, верные старым заветам. И Николай Андреевич был, безусловно, одним из таких рыцарей.

Он был не только великим композитором, но великим человеком – тут без пафоса не обойтись, вы уж извините. И я хочу кратко рассказать о нем и поделиться с вами своими восторгами.

Как говорят, все мы родом из детства, и Николай Андреевич не исключение. Он вырос в счастливой и замечательной семье. Музыка звучала, как это было принято тогда во всех дворянских домах: стоял инструмент, все понемногу играли, но страстью для маленького Николая Андреевича было не фортепиано, а море. В детстве он был уверен, что станет моряком – так было заведено в их семье, мужчины отправлялись служить на морскую службу. Его старший брат – у них разница в 22 года – дослужился до контр-адмирала. И карьерные перспективы у Николая Андреевича открывались, как вы понимаете, самые радужные…

Маленький Римский-Корсаков жил в городке Тихвин и постоянно получал открытки и письма от старшего брата, который совершал кругосветное путешествие. И он хотел, как старший брат, тоже увидеть весь мир. Поэтому Николай Андреевич поступил в Морской кадетский корпус, окончив его с отличием в 1862 году. Но с морской службой что-то пошло не так.

Я хочу сейчас дать слово самому Николаю Андреевичу – у нас есть такая чудесная возможность благодаря его воспоминаниям, которые называются «Летопись моей музыкальной жизни». Он пишет: «Впоследствии, во время заграничного плавания, оказалось, что я совершенно не в состоянии приказывать по-военному, покрикивать, ругаться, ободрять, взыскивать, говорить начальническим тоном с подчиненными и т. д. Все эти способности, необходимые в морском и военном деле, у меня безусловно отсутствовали».

В 17 лет Римский-Корсаков познакомился с Милием Балакиревым, основателем «Могучей кучки». Балакирев был совсем еще молодым человеком, но он настолько горел своей идеей создания новой русской музыки, что заразил этим Николая Андреевича.

А теперь драматический момент: семья Римского-Корсакова горячо не одобряла такое увлечение музыкой! Потому что музыка – это светский навык, замечательное развлечение, но музыка не может быть делом жизни. Впереди – блестящая морская карьера, а тут какие-то оперы.

По службе Николай Андреевич отправился в кругосветное плавание на три года. А теперь представьте, что вы – молодой человек, восемнадцатилетний, влюбленный в музыку! И вас разлучают на три года: на корабле, к сожалению, даже фортепиано не было.

Но Николай Андреевич не собирался сдаваться. Удивительный внутренний стержень и понимание, чего хочется в жизни… Он подготовился к разлуке: «В Лондоне был куплен небольшой гармонифлют[3]3
  Гармонифлют – музыкальный инструмент семейства гармоник, разновидность переносной фисгармонии. Изобретен он в середине XIX-го столетия. Как правило, имеет клавиатуру в три или четыре октавы, меха и металлические язычки, издающие чистые приятные звуки. При игре гармонифлют держат на коленях, играют правой рукой, а левой приводят в движение меха. Нередко инструмент устанавливают на подставке, и тогда воздух в меха накачивают ножной педалью.


[Закрыть]. Я часто на нем играл, для развлечения своего и товарищей». А еще в плавании Римский-Корсаков работал потихоньку над своей первой симфонией.

И вот он пишет своей матери: «Талант у меня есть, мне это не кажется, я это знаю наверняка. А если другим только кажется, то мне никакого дела до этого».

Меня это в нем восхищает: то, что он не нарушает волю родителей, и то, что остается при этом верен себе. Ведь в итоге оказалось, что плаванье было не потерей времени, а бесценным опытом. Николай Андреевич действительно увидел почти весь мир! Для человека того времени это было не так просто и доступно, как сейчас. «Морские впечатления» Римский-Корсаков потом всю жизнь будет использовать в своей музыке: без этого плавания могло и не быть его «Шахерезады» с волшебными картинами моря или прекрасной симфонической картины «Садко». Римский-Корсаков стал самым настоящим морским живописцем, Айвазовским в музыке.

По возвращении из плавания была исполнена Первая симфония Римского-Корсакова. Успех невероятный! Особенно покорило публику то, что автор – молодой морской офицер. Семья смирилась с таким выбором, Римский-Корсаков ушел со службы и наконец полностью погрузился в музыку, как и мечтал. Одна за другой последовали блестящие премьеры его произведений.

Второй момент в его жизни, который меня восхищает, – это неожиданный для всех «уход в затворничество». Представьте себе: он – успешный молодой композитор, уже написано несколько симфоний, его первая опера «Псковитянка» идет с успехом – все хорошо. Но Николай Андреевич решает, что по большому счету он ничего не умеет, у него нет серьезной композиторской базы. А то, что он написал, – это везение, энтузиазм и вдохновение. На таком замесе долго не продержишься.

И Николай Андреевич начинает изучать полифонию XVII века, XVI века… Казалось бы: «Зачем вам это надо? Вы прекрасную музыку пишете, продолжайте в том же духе! Что называется, не заморачивайтесь!» – нет, он на несколько лет погружается в глубь музыкальной истории. Осваивает, на первый взгляд, ненужные умения – сложные техники полифонического письма, пишет фуги. У Римского-Корсакова более 60 фуг, которые никто почти не играл и не играет. Друзья действительно волновались, не понимая, что происходит; вот Чайковский пишет: «Фуги оказались в своем роде безупречные ‹…› Или из него выйдет большой мастер, или он окончательно погрязнет в контрапунктических штуках» (под контрапунктом Чайковский подразумевает полифоническую музыку в целом).

Но Николай Андреевич не то что не погряз – он, как птица Феникс, вернулся к музыкальной жизни совершенно обновленный. Если бы не было такого глубокого погружения в технику письма, то не было бы всех последующих сочинений Римского-Корсакова. Он был абсолютно прав – на одном таланте, интуиции долго не продержишься. У него никогда не было опьянения успехом, – хотя успех был! – а только очень трезвое и строгое отношение к самому себе.

Для него музыка – это и искусство, и наука. Неслучайно Николая Андреевича, совсем еще молодого, пригласили в Петербургскую консерваторию преподавать. Вся его жизнь будет связана с консерваторией, которая теперь носит его имя. Более того, в каком-то смысле все значимые композиторы последующих поколений – его ученики: они или учились у Римского-Корсакова, или учились у его учеников, или по его учебникам. Стравинский, Прокофьев, Мясковский – это только самые известные имена, а так учеников у него сотни. Николай Андреевич создал настоящую композиторскую школу, а его учебники по гармонии и инструментовке стали основой обучения композиторов на многие годы.

Сам факт, что Николай Андреевич начал преподавать в консерватории, вызвал в свое время бурю эмоций в кружке «Могучей кучки». Балакирев считал, что консерватория – это место, где занимаются уравниловкой, а талант – он самобытен, к нему должен быть индивидуальный подход. Николай Андреевич предполагал, что не все одобрят его «уход» в консерваторию, но в итоге получилось иначе. Вот что он пишет в своей автобиографии: «Летом 1871 года случилось важное событие в моей музыкальной жизни. В один прекрасный день ко мне приехал Азанчевский, только что вступивший в должность директора Петербургской консерватории вместо вышедшего Н. И. Зарембы. К удивлению моему, он пригласил меня вступить в консерваторию профессором практического сочинения и инструментовки, а также профессором, т. е. руководителем, оркестрового класса. ‹…› Сознавая свою полную неподготовленность к предлагаемому занятию, я не дал положительного ответа Азанчевскому и обещал подумать. Друзья мои советовали мне принять приглашение. Балакирев, один, в сущности, понимавший мою неподготовленность, тоже настаивал на моем положительном ответе, главным образом имея в виду провести своего во враждебную ему консерваторию. Настояния друзей и собственное заблуждение восторжествовали, и я согласился на сделанное мне предложение».[4]4
  Н. А. Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни. Санкт-Петербург, 1909.


[Закрыть]

Но что-то мы слишком погрузились в серьезные материи – «погрязли», как сказал бы Чайковский. Давайте посмотрим на личную жизнь Римского-Корсакова, потому что она тоже достойна восхищения. Если вы услышите, что художник и семейная жизнь несовместимы, – не верьте! Есть пример И. С. Баха, у которого было две жены и двадцать детей. И есть пример Николая Андреевича и его прекрасной семьи. Мне даже кажется, история любви Римского-Корсакова и Надежды Николаевны во многом ценнее истории Ромео и Джульетты – ведь неизвестно, как бы жили Ромео с Джульеттой после свадьбы.

Римский-Корсаков говорил, что семья для него – на первом месте. Музыка тоже на первом, как и семья. Встретился со своей будущей женой он благодаря музыке – на музыкальных вечерах. Она была красавицей – есть фотографии, посмотрите, это какая-то удивительная красота! В нее были многие влюблены, она была частой участницей собрания «кучкистов» – Надежда Николаевна была пианисткой. Но не просто пианисткой, а выпускницей консерватории, и у нее был феноменальный музыкальный талант. Римский-Корсаков ей как-то наиграл антракт к своей опере «Псковитянка» – она с ходу его записала, как диктант.

Конечно же, Надежда Николаевна понимала, как невероятно одарен ее муж, как многого он может достигнуть. У них в кабинете стояло два письменных стола рядом: если бы не она, то не было бы его пятнадцати опер. У Римского-Корсакова было слабое зрение плюс астигматизм – она делала всю черновую работу: переписывала, делала переложение его опер для фортепьяно, а это способствовало росту популярности его музыки. Она не только стала женой и матерью его детей, но музой и секретарем, и главным другом в его жизни.

Надежда Николаевна пережила Римского-Корсакова на 11 лет. Она не растворилась в горе после его смерти, а сразу же стала работать, чтобы дело его продолжилось и память о нем жила. Она приводит в порядок все его наследие, от руки переписывает «Летопись моей музыкальной жизни» и начинает хлопотать над тем, чтобы сделать музей Римского-Корсакова. Она сохранила все, включая любимые его чашки, ложки, любимое кресло. В 1919 году она умерла, и казалось, ничего из идеи создания музея не получится: началось уплотнение, у них делают коммунальную квартиру. Тогда дети продолжили ее дело, отстояли квартиру и в блокаду сохранили…

Вы и сейчас можете прийти в музей-квартиру Римского-Корсакова в Петербурге. Это удивительное ощущение! Кажется, что Николай Андреевич просто вышел и сейчас вернется. Потому что все на своих местах. Вот его чашка, из которой он по утрам кофе пил, вот – цветы, вот – его кресло. Вот что значит сила любви – мне кажется, это один из ярчайших примеров…

Что хочу сказать в заключение. В первую очередь Римский-Корсаков – оперный композитор. У него пятнадцать опер – никто из русских композиторов столько не написал.

Чаще всего ставят «Царскую невесту», «Снегурочку», «Золотого петушка», «Сказку о царе Салтане» (именно оттуда «Полет шмеля»), и «Садко». Римский-Корсаков – великий сказочник, а именно сказок сейчас так не хватает в нашей жизни, согласитесь. Так что дружно идем слушать музыку Николая Андреевича…

Что послушать

«Шахерезада» https://youtu.be/SQNymNaTr-Y

«Полет шмеля» https://youtu.be/aYAJopwEYv8

Воскресная увертюра «Светлый праздник» https://youtu.be/rXR0tloMmoo

Опера «Царская невеста» https://youtu.be/4w9xcReegCg

Опера «Снегурочка» https://youtu.be/vl64A-hWwfY

Опера «Золотой петушок» https://www.youtube.com/watch?v=AJnAkpqVDcc

Фортепианный концерт https://youtu.be/i0Zf7DCM7BM