Текст книги "По ступенькам декабря"

Глава 3
На чьей стороне правда, или Стойкий мир молекулярной биологии

Вчера она ни слова не сказала отцу, прошмыгнула в свою комнату, рухнула на кровать и уставилась в потолок.

Мысли о вероломном Костике – под запретом. Пусть женится на карьере, если она его столь сильно волнует. Как же жаль, бесконечно жаль, что он не выбрал ее, Альку Воробьеву, не бросил в лицо Зубареву, этому ложному Деду Морозу, пару ласковых… А лучше бы врезал ему кулаком в челюсть! С разворота! Бабац!

Кулак, правда, у Костика маленький, а челюсть у Андрея крепкая.

Но главное – сам факт.

Сколько бы гордости появилось в ее душе, восторга и уважения. А потом она бы сама с радостью обрушила гнев и на Зубарева, и на отца. Получили бы голубчики по первое число! Но все случилось иначе…

Стоп. Мысли о вероломном Костике – под запретом.

Ничего… Жизнь на этом не заканчивается, рано впадать в уныние – еще не все враги повержены, еще не восторжествовала справедливость…

На работу Аля пришла раньше обычного, налила в пластиковый стаканчик кофе, прихватила папку с учредительными документами и села за стол. С особым удовольствием и ледяной улыбкой она принялась листать гладкие файлы. О, никто не пожалел ее, не подумал о том, что впереди Новый год, и каждый имеет право на праздник, никто не поинтересовался, а в чем ее счастье, и она тоже никого жалеть не собирается. Ей, по сути, нечего терять – добрые, заботливые люди разрушили слишком много.

– Да я лучший специалист по головной боли, – усмехнулась Алька. – Вы еще не знаете, с кем связались. Не было у вас проблем? Будут!

Она смотрела на строчки с адресом Андрея Григорьевича Зубарева и чувствовала, как в душе разгорается огонь. Сначала вспыхнули маленькие веточки, затем затрещали поленца, затем языки пламени взметнулись вверх и обожгли сердце. Кто сказал, что месть неприятна, что она не утешает? Глупости.

– Здравствуй, Дедушка Мороз…

Поставив папку на место в шкаф, она взяла чистый лист бумаги и уверенно написала заявление об увольнении. После защиты диплома, а осталось совсем немного времени, она найдет другую работу, а здесь задерживаться желания нет. Здесь Костик и его головокружительная карьера, здесь попахивает ложью и предательством.

– Эй, бухгалтерия, куда коробки класть? И кто всем этим заниматься будет? Мне сегодня некогда, – раздался ворчливый голос, и на пороге появился Алексей Игоревич Щукин, загруженный коробками, пакетами и кульками. Он заведовал хозяйственными нуждами и трудился в «Кроне-Ка» чуть ли не с самого основания. Алька относилась к нему хорошо, наверное, потому, что только ее он называл кнопкой и красавицей.

– Доброе утро, – поприветствовала она и с любопытством спросила: – А что это?

– Батюшка твой распорядился офис украсить, – продолжил ворчать Алексей Игоревич. – Сосульки ему подавай, гирлянды! Хорошо, живого снеговика не потребовал! Возьми-ка верхние коробки и пакет с елкой.

Алька послушно выполнила просьбу и водрузила покупки на тумбу.

– Я нашу комнату сама украшу, – улыбнулась она, вдруг испытав непреодолимую потребность коснуться мишуры и елочных шаров. У нее украли праздник. Вряд ли, поднимая бокал с шампанским, она будет счастлива, но сейчас… пока никого нет… пусть будет чуть-чуть волшебно…

– Ох, спасибо, красавица, – улыбнулся Алексей Игоревич, – ты к двери поближе вешай, чтоб отец твой видел. Замучил он меня совсем!

Щукин ушел, а Алька открыла коробку и посмотрела на разноцветные шары, провела рукой по гладкой, блестящей поверхности каждого и сдвинула брови.

– Будет вам всем Новый год, – пообещала она таким тоном, что папки в шкафу опасливо прижались друг к другу. В эту минуту она видела перед собой лицо Зубарева.

Через двадцать минут кабинет бухгалтерии сверкал и переливался сочными красками: на двери устроилась большая снежинка, мишура украсила карниз, настенные часы и этажерку, бусы повисли на окнах и подчеркнули ряд полок, шары висели везде, где только можно – по два, по три, по четыре, по пять. Алька оглядела кабинет, прищурилась, кивнула своим мыслям, взяла заявление об увольнении и отправилась к отцу.

* * *

– Давайте, сонные мухи, проходите быстрее… – Воробьев хлопнул ладонью по рулю и недовольно сморщился.

Его добивали перекрестки, снег, гололед, светофоры и пешеходы. Большие и маленькие пробки в зимний период года возникали чуть ли не на каждом углу, и это повышало градус раздражения. Вечером он еще как-то терпел те же проблемы, но утром… Он спешит, торопится, а народ еле ноги передвигает! И мороз им не мороз, и метель не метель!

– Зеленый, – потребовал Воробьев, глядя на трехглазый светофор.

Глеб Сергеевич никогда не подвозил Алю, она предпочитала добираться до офиса самостоятельно, на метро. Машину водить она не хотела, и он никак не мог понять почему. Однажды даже перешел от слов к делу и притащил дочь в салон, где предложил в подарок «Фольксваген», но в ответ получил только сморщенный нос и «м-м-м, спасибо, папа, но как-нибудь в другой раз…». Что у девчонки на уме – загадка! Денег из него не тянет, шмотками практически не интересуется, на бриллианты не смотрит. А должна бы! Пацан какой-то растет.

«Вчера Алька явно была расстроена, – отметил про себя Глеб Сергеевич и довольно усмехнулся, приписывая перемены в настроении дочери действиям Костика. – Ничего, попереживает и успокоится, зато потом выйдет замуж за нормального мужика!»

Какой может быть загс в двадцать два года? Никакой! Юношеский максимализм, да и только! Все им кажется – или сегодня, или никогда. Дурь же. Еще сто раз влюбятся, разругаются и опять влюбятся. Вот он, Глеб Сергеевич Воробьев, владелец крупной фирмы, дожил до сорока семи лет, а похвастаться настоящей любовью не может, не встретил. Разные женщины скрашивали его жизнь: и красивые, и суперкрасивые, и страстные, и сексуальные, и властные, и податливые, а все не то! И Натаха сбежала, а год они точно куролесили и в его кабинете, и у нее дома… Опять мимо.

– Где ты, любовь? – насмешливо обратился Глеб Сергеевич к домам и улицам. – Где тебя носит, подруга? Ау-у!

Воробьев от души засмеялся. Включил дворники, повернул налево и… резко дал по тормозам!

Перед ним, на ничтожно малом расстоянии, подпрыгивало и размахивало сумками и тюками неопознанное существо в длинном сером пальто, двух шарфах, объемной вязаной шапке и доисторических валенках. Снежный человек позавидовал бы этому созданию и, уступая первенство более колоритному и пугающему персонажу, отошел бы в сторону, стыдливо потупив взор.

Но Воробьев испугался не столько неопознанного существа, сколько того, что один из тюков с бешеной скоростью влетит прямо в его лобовое стекло – голосовавший махал руками так, точно это были лопасти ветряной мельницы.

– Твою мать! – заорал Глеб Сергеевич, когда машина взвизгнула, ушла вправо и остановилась как вкопанная. – Идиотка! – выдал он следующее ругательство и удивился, поняв, что каким-то чудом определил пол создания в валенках.

Дверца распахнулась, впустив холодный воздух, и женщина попыталась усесться в кресло, но поклажа мешала, и получалось это не очень хорошо.

– Извините, извините, – бормотала она, пихая пакеты под ноги, – извините, пожалуйста, но мне необходимо добраться до улицы Образцова, а никто не везет… у меня денег не очень много…

Недоуменно осмотрев гостью с головы до ног, отправив брезгливый взгляд в сторону тюков, которые уже перекочевали на заднее сиденье, Воробьев обалдело произнес:

– Мадам, я вас не приглашал. Вы вообще откуда?

Она подняла голову, закусила нижнюю губу и замерла. Вязаный берет съехал назад, один из помпонов коричневого шарфа соскользнул с плеча вниз. У нее оказались чистые голубые глаза, такие большие и глубокие, что Глеб Сергеевич не сразу заметил морщинки, усталость и печаль на ее лице. Он смешался и, почувствовав неловкость, отвернулся к дороге.

– Извините, извините, – опять затараторила женщина, хватая тюки, вытаскивая пакеты. – Я думала, что вы подвезете… извините, я не хотела вас задерживать… извините…

Засуетившись, она пару раз задела локтем Воробьева, и он недовольно отстранился.

– Да успокойтесь вы! – раздраженно выдохнул он и, посчитав случившееся тем злом, от которого уже не отвертеться, добавил: – Я отвезу вас, и деньги мне не нужны. Только сидите спокойно!

– Спасибо, вы добрый человек, – она прижала руку к груди и закивала.

– Боже мой… – простонал Глеб Сергеевич и схватился за руль.

Женщин такого сорта он не терпел: какая-нибудь одинокая гармонь сорока лет, с кучей племянников, кошкой или маленькой визгливой собачонкой в придачу, весной верит в доброе и светлое, летом по выходным таскается на чужую дачу, осенью лечит нервы, а Новый год встречает либо с престарелой мамой, либо с такой же занудной подружкой, либо одна. И откуда она только взялась?!

– А я от мужа ушла, – призналась незнакомка и добавила: – Он мне изменял.

«И правильно делал!» – мысленно воскликнул Воробьев, не желая превращаться в психоаналитика. Затянет сейчас: «Все мужики козлы, и как вас земля носит», уши точно в трубочку свернутся. «Плавали, знаем!»

– Вообще он хороший, просто не сложилось… – Она помолчала немного и выдала с волнением: – Извините, я не должна была вам говорить… это, конечно, мои проблемы… извините, сама не знаю, что на меня нашло…

– Не ерзайте, – коротко бросил Воробьев, устремляясь к улице Образцова, но уже через пару секунд он поймал себя на мысли, что хочет рассмотреть женщину получше, хочет еще раз заглянуть в ее глаза. «Наверное, училкой работает или библиотекаршей», – подумал он и хмыкнул. Покосившись на валенки, он хмыкнул повторно.

– Я их купила у старушки, – оправдалась незнакомка, – еще две недели назад. Не знаю зачем… Бабулька была такая маленькая, на волшебницу похожая, я и не удержалась. А они у меня в коридоре стояли… «молния» на сапоге не застегивалась, я и надела валенки.

– А два шарфа зачем? – грубо спросил Воробьев, отвергая любое сочувствие и симпатию к пассажирке. Откуда, вот откуда берутся такие экземпляры?

– Не знаю, – она пожала плечами, – не заметила.

«Видно, круто ей муж изменял, если мозги набекрень», – удовлетворенно подумал Глеб Сергеевич, прибавляя скорость. Жена должна быть какой? Стройной, подтянутой, красивой, молодой. Делает она себе пластику или нет – не его забота, главное, чтобы хотелось ее утром и вечером. А это что? Прабабкин берет и валенки до колен! «У волшебницы купила, – мысленно передразнил он. – Точно мозги набекрень! Скорей бы уже высадить ее и поехать в офис».

– А работаете вы где? – поинтересовался он только для того, чтобы подтвердить свои догадки и успокоиться.

– Раньше в музее экскурсоводом, а потом долго болела и потеряла место… Сейчас подрабатываю у подруги, но это временно…

– Понятно, – перебил Глеб Сергеевич, удовлетворив любопытство.

– У вас тепло… в машине, – произнесла она и стянула с головы берет.

Воробьев повернул голову и сразу вернул внимание на дорогу. У пассажирки оказались светлые волосы и прическа, приближенная к каре, но, пожалуй, в парикмахерской дамочка была давно. «Конечно, – едко начал Глеб Сергеевич, – когда ей по салонам шляться? Ей экскурсии проводить нужно! Посмотрите направо, посмотрите налево… тьфу! Наверное, в палеонтологическом музее работала – скелеты динозавров народу показывала. А что? Очень подходяще! Она с ними как раз одного возраста… Со скелетами. Или по Пушкину большая мастерица… «Я к вам пишу – чего же боле? Что я могу еще сказать?..» Ну и прочая дребедень для восторженных дурочек».

– Приехали, – сообщил он. – Какой дом нужен?

– Около ларька остановите, пожалуйста.

Воробьев выполнил просьбу и вздохнул с облегчением – отмучился!

– Пакеты не забудьте, – бросил он и выключил дворники. Сейчас вылезать будет три часа, если не больше…

Она чуть приподнялась, сунула берет в карман пальто, опустилась в кресло, замотала один шарф поплотнее вокруг шеи, небрежно отправила волосы за уши и повернулась к Воробьеву. Коснулась тонкими пальцами его руки, заглянула в глаза и тихо произнесла:

– Вы сделали для меня очень много, поверьте… Огромное спасибо. К сожалению, у меня не так много денег…

– Ничего не надо! – выпалил Глеб Сергеевич, вдруг чувствуя странное тепло в груди, точно там кто-то поселился и дышит, дышит…

– Спасибо, огромное спасибо!

– До свидания, то есть прощайте.

– До свидания, – ответила она и улыбнулась. Морщинки вокруг голубых глаз стали заметнее, но усталость и печаль растворились в уголках губ. – С наступающими праздниками вас, хотя, наверное, еще рано…

– Спасибо, и вас также, – оборвал Воробьев и добавил: – Я тороплюсь.

– Да-да, – она отдернула руку, и он испытал короткое, но болезненное чувство потери, которому не стал искать объяснение. – Благодарю вас.

Подхватив свои вещи, случайная пассажирка выбралась из машины, огляделась и пошла в сторону белых и коричневых башен. Глеб Сергеевич опять включил дворники и некоторое время наблюдал за фигурой в длинном сером пальто.

– Не женщина, а сплошное недоразумение, – буркнул он, – попросила бы довезти до подъезда, так нет же! – он понял, почему она так поступила – не хотела обременять еще больше, не хотела затруднять его въездом во двор и выездом. Глупость, но, скорее всего, это правда. – Ненормальная, – бросил вдогонку Воробьев и рванул к офису.

К кабинету по ступенькам он поднимался неспешно, никак не удавалось угомонить мельтешащие эмоции, мысленно он продолжал разговаривать с незнакомкой и от этого раздражался еще сильнее. «Валенки от волшебницы… Небось до сих пор в Деда Мороза верит…»

– Привет, па, – услышал он и устремил взгляд на секретарское место. За столом сбежавшей Натальи, подперев щеку кулаком, сидела Алька.

– Виделись, – ответил Глеб Сергеевич, хотя сейчас не мог точно припомнить, встречался он утром с дочерью дома или нет.

– Поговорить надо.

– Валяй, – махнул рукой Воробьев и остановился около двери.

– Замуж я не выхожу, передумала.

«Молодец, Костик, – похвалил Глеб Сергеевич несостоявшегося зятя. – И Андрюха молодец!»

– Ну и ладно, дальше что?

Он мудро решил не делать акцента на сообщении дочери, будто идея со свадьбой, назначенной на конец января, была самой обыкновенной шуткой, не заслуживающей внимания.

– Увольняюсь, – сообщила Алька и помахала заявлением, точно веером.

– Я категорически против, – на автомате сурово выдохнул Воробьев, но, вовремя сообразив, что пока дочери лучше не видеться с «отличником», передумал. Потом он ее запросто вернет, а Костика взашей выгонит – дело времени. – Но, с другой стороны, если тебе здесь не нравится…

– Не нравится, – подтвердила Алька. Поднявшись, она оставила лист бумаги на столе и направилась к лестнице. – Домой приду поздно, куча дел! – бросила она напоследок и, победно вздернув нос, ушла.

– И как у баб в голове все устроено? – задался Воробьев философским вопросом. – Не понимаю! – Переведя взгляд на секретарский стол, он поморщился и наигранно жалобно произнес: – И на кого ж ты меня покинула, Натаха…

* * *

Андрей любил возвращаться в свою квартиру, на Нагатинскую. Наверное, частые командировки научили его ценить уют и тепло родного дома. Последние два года пришлось помотаться по миру, и съемное жилье, гостиницы, общежития порядком надоели.

Давно стемнело, и было особенно приятно включить свет в кухне и комнатах. В голове все еще жужжали мысли, связанные с работой, но тишина и покой уже начали расслаблять и отвлекать. Прошлую ночь Андрей почти не сомкнул глаз – пришлось перелопачивать гору литературы, и сейчас, выпив крепкого чая, он собирался немного полистать прессу, сделать несколько звонков, затем плюнуть на дела и лечь спать. Усталость неторопливо подбиралась ближе, и Андрей не стал мыть кружку, поставил ее в раковину и тут же забыл.

Пока он разъезжал по городам и странам, за квартирой приглядывала его двоюродная сестра, живущая неподалеку: поливала единственный цветок – фикус, кормила рыбок и, вероятно, укрепляла свою личную жизнь на данной территории. К этому Андрей относился с пониманием, так как сам в юности не имел возможности пригласить девушку к себе или еще куда-нибудь, где ночь прошла бы быстро и страстно. Теперь вот есть куда пригласить, но не хочется… С годами он стал более сдержан, разборчив и занят. За его плечами приличное количество мимолетных увлечений, пара длительных романов и один гражданский брак, закончившийся три года назад ничем. То есть в результате не оказалось даже взаимных обид и претензий – пусто, и никому уже ничего не нужно… Тогда, анализируя, Андрей пришел к выводу, что не любил умную и красивую Лилю, естественное желание иметь семью, детей, опять же страсть и прочие радости жизни толкнули их в объятия друг другу и связали на длительное время. А дальше не получилось… Она потом звонила пару раз, и он по инерции тоже, но на этом отношения закончились.

– Еще только девять, – потерев ладонью колючую щеку, произнес Андрей, глядя на часы. День пролетел быстро, и если бы не бессонная ночь, он бы сейчас трудился в поте лица и не думал о сне, да и раздражался бы непременно, что ничего не успевает.

Вынув из шкафа чистое полотенце, Андрей направился в ванную, но… раздался требовательный перелив звонка.

Распахнув дверь, он увидел Алевтину Глебовну Воробьеву и удивленно приподнял брови.

– Добрый вечер, – поприветствовала она и легко, точно бывала здесь часто, шагнула в квартиру, сняла верхнюю одежду, небрежно отправила ее на кресло и прошла в комнату.

– Добрый вечер, – ответил Андрей ей в спину и, помедлив, направился следом. Разговор с Костиком мгновенно всплыл в памяти и отодвинул другие мысли в сторону, чувство вины ухнуло и затаилось. Положив полотенце на край стола, он спросил: – Чем обязан?

– Я вот подумала, – Алька развернулась на пятках и смело заглянула Андрею в глаза, – если вы расстроили мою свадьбу, то, может, вы на мне и женитесь, а? – Пожав плечами, мол, прогулка до загса – мероприятие пустяковое, она замерла, ожидая реакции на свои слова.

Еще утром Андрей знал: расплата неминуема, справедливость догонит и предъявит претензии строго по списку, но вот чего он точно не предполагал, так это того, что у этой самой справедливости будут длинные, постриженные ступеньками волосы медного цвета, зеленые глаза, густые ресницы, конопушки на переносице, чувственные губы…

Смелая девочка.

Пришла.

И правильно сделала.

Жаль, не захватила хоккейную клюшку, а то шандарахнула бы его по башке, и – считай, отмучился.

– Приношу свои извинения, – ответил он спокойно, не собираясь опускаться до низкосортного: «А что я сделал, да вы меня, многоуважаемая, неправильно поняли». Нет, он именно сделал, и она поняла правильно.

– А извинениями сыт не будешь, – развела руками Алька и усмехнулась.

Если бы она стояла перед ним глубоко несчастная, зареванная, не скрывающая своих горьких чувств, Андрей бы нашел носовой платок и принялся ее утешать, но дочь Глеба Воробьева все же оказалась стойким оловянным солдатиком, и пришла она не за сочувствием или утешением и даже не за скандалом… Она пришла его уничтожить, стереть с лица земли, она пришла посмеяться, хотя сердце наверняка плачет…

Андрей смотрел на нее пристально и… принимал бой. И, несмотря на обстоятельства, он хотел победить. Он разгадал ту загадку – по тону, словам, движениям – вот сейчас, теперь, и с этим нужно было что-то делать… Алевтина Воробьева вовсе не взбалмошная чудная малышка, которая капризничает и изводит окружающих, нет, она – женщина, умная, дерзкая, знающая очень много о человеческих слабостях, умело играющая на них…

Зачем, почему?

А так обычно отчаянные девчонки смотрят в лицо правде.

Сколько в эту минуту чувств бурлит в ее душе, какие мысли наслаиваются одна на другую, но она стоит, открытая всем ветрам, объявляет шах и ждет ответного хода.

– Тогда чего ты хочешь? – спросил Андрей.

– Для начала объясните, почему вы сделали это? – Ее глаза сверкнули.

– Потому что твой жених мне не понравился.

– А вы себе нравитесь?

– Нравлюсь, – ответил Андрей, сдержав улыбку.

– Тогда мое предложение остается в силе – женитесь на мне. – Алька сделала шаг, убрала руки за спину, чуть подалась вперед и кокетливо добавила: – Я вам буду очень хорошей женой, и папочка одобрит наш брак. У вас же есть деньги? Не знаю, сколько вы зарабатываете наукой, но «Крона-Ка» – фирма прибыльная… Вы прекрасная, достойная кандидатура. А я – вообще подарок!

Алька сделала следующий шаг и щедро улыбнулась до ушей, старательно изображая чокнутую, которую не остановит даже скорый поезд. «Ну что, Андрей Григорьевич, не ожидали? Ага, а я вот такая, и вы от меня не отделаетесь! И в институт я к вам обязательно приеду как невеста, и на лекциях посижу, послушаю, чем вы там подрастающему поколению мозги пудрите, и вопросы задам при всех, и на Новый год припрусь! Будем мы с вами жить долго и счастливо… вместе! А когда взвоете, я про Костика напомню… обещаю. А дальше – по кругу, день сурка!»

Эмоции у Альки зашкаливали, Андрея она знала мало и полагала, что, услышав ее слова, он смутится, забубнит оправдания, предложит все исправить или перекинет вину на ее отца. Победить будет несложно, главное – успеть насладиться моментом, чтобы прогнать собственную боль. Но Зубарев не смутился, он стоял напротив совершенно спокойный, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Только сейчас Алька разглядела его внимательно: без костюма Деда Мороза он, конечно, выглядел другим. Коротко стриженные темно-русые волосы, серые глаза, тонкие губы, волевой подбородок делали Андрея холодным – уж на ученого он точно не походил! – но взгляд был мягким, а внутреннее обаяние вообще сбивало с толку. Вроде ничего еще не совершил, лишь произнес несколько фраз, а морозной стужей уже не так веет… «Не имеет значения, – фыркнула про себя Алька. – Он мой враг!»

– Почему вы молчите, Андрей Григорьевич? – насмешливо спросила она, считая, что загнала его в тупик.

– Жениться я пока не собираюсь, – ровно ответил он.

– А почему?

– Жду большой и светлой любви.

– Так это же я! – она засмеялась. – Посмотрите внимательно. – Алька крутанулась на месте, давая Андрею возможность оценить точеную фигурку, стройные ноги, и добавила: – Предлагаю не откладывать соединение наших душ надолго, и раз вы лишили меня жениха, то давайте выполняйте его обязанности. Как вы считаете, это справедливо?

Андрей не совсем понял, что она имеет в виду, но, так как ведущей в спектакле была Аля и наблюдать за ней было очень увлекательно, он кивнул.

– Да, справедливо.

– Хорошо, я вообще не терплю ложную скромность и всякие формальности, – начала она, расстегивая пуговицы на кофте. – Вы привлекательны, я чертовски привлекательна… отличная фраза из отличного фильма! – Алька замерла на миг и серьезно спросила: – Где я могу лечь?

Кофта большой стремительной птицей полетела в кресло, Андрей проследил за ней и вновь посмотрел на гостью. «Интересно, что она снимет в следующий раз? Джинсы или футболку?» Теперь он понял, о каком соединении душ и обязанностях шла речь. Понял и опять сдержал улыбку. «Аля, Аля, твоя карта бита, я видел достаточное количество голых девушек, и краска стыда не зальет мои уши», – подумал Андрей, а вслух произнес:

– А зачем?

Он специально задал именно этот вопрос, а не сказал: «Диван в твоем полном распоряжении». Пусть полагает, будто его можно сбить с толку, смутить, довести до неловкости.

Алька поймала его взгляд, прищурилась. «Посмотрим, где будет ваше спокойствие через минуту, Андрей Григорьевич…» Ей нравилось называть его по имени-отчеству, точно она отправляла в его сторону дополнительную ядовитую стрелу, как же хотелось увидеть Зубарева раздавленным, бесконечно сожалеющим и извиняющимся… Ждать того же самого от отца бесполезно… Она была счастлива… почти… готовилась к свадьбе, мечтала… а теперь она одна…

Алька решительно сняла футболку, продемонстрировав белый кружевной лифчик, плюхнулась на диван, отодвинулась к стенке и легла – свободно, непринужденно. Секунду помедлив (а не стянуть ли и джинсы для полного триумфа?), улыбнулась и произнесла:

– Андрей Григорьевич, идите ко мне, пожалуйста. Лично я не намерена быть бесконечно одинокой из-за вашего непозволительного вмешательства в мою личную жизнь…

Да, Алька ждала победы, но Зубарев, обдав ее топким взглядом, снял рубашку, подошел к дивану и сел рядом.

– Через пару минут ты сбежишь, – ответил он и положил на ее плоский живот руку.

Ладонь оказалась тяжелой и горячей. Теплые ручейки бархатного возбуждения побежали по телу…

«Что он делает? – изумилась Алька, не в силах даже шевельнуться. – Он собирается… С ума сошел, что ли!» Теперь ей захотелось вскочить, схватить первую попавшуюся толстущую книгу и треснуть Зубарева по голове… Или табуреткой хряпнуть по спине, или вылить на него ведро ледяной воды!

Но она не успела подхватить эту мысль, додумать хорошенько, представить в красках и лицах… События развивались стремительно, не оставляя свободных секунд – Андрей лег рядом, притянул ее к себе, затем уложил на спину, оказавшись сверху. Реальность качнулась, поплыла в сторону, а затем каждая черточка встала на свое место.

«Охренеть…» – мелькнула следующая мысль, и Алька почувствовала, как сильно колотится сердце. Ее или его? Или оба? Она уловила приятный мужской запах тела Андрея, распахнула глаза, переполненные удивлением и гневом одновременно, и встретила мягкий настойчивый взгляд серых глаз. В них не было смущения, не было смеха, в них мела метель, которая может убаюкать, а может и отморозить нос и пальцы.

Опустив голову, Андрей коснулся губами Алькиных волос, а затем шепнул в ухо:

– Ты уже готова сбежать?

Она проиграла…

– Идиот! – выдохнула Алька и забилась под ним. – Убери руки немедленно!

– А как же соединение душ?

– Забудь!

– А выполнение обязанностей жениха и мужа?

– Перебьешься!

Вот теперь Андрей позволил себе улыбку. Быстро поднявшись, он подхватил со стула рубашку, надел ее, не застегивая, и серьезно произнес:

– Относительно твоего разрушенного брака, считаю себя глубоко неправым и приношу извинения. За сегодняшнее просить прощения не буду. – Он подошел к креслу, взял футболку и кофту, вернулся к дивану и протянул и то и другое Альке. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощь – обращайся, считай, что я тебе здорово должен.

– Непременно, – многозначительно пообещала Аля и вырвала вещи из его рук. Она все равно, все равно сделает жизнь Зубарева невыносимой…

Андрей следил за каждым ее движением, и чувство вины не отпускало. Но к этому добавилось еще одно чувство, которое, как он надеялся, исчезнет после холодного продолжительного душа…