Текст книги "Лабиринт судьбы"

Глава 8

…Ясное летнее утро началось как обычно и быстро перешло в трудовой, шумный день.

Было около полудня, когда Саша открыл тяжелую церковную дверь и вошел в прохладный полумрак.

Уже неделю рабочие ремонтировали свод, и Постников почти все дни проводил в церкви, смотрел, как штукатурят стены и затем выравнивают их, чтобы художникам потом легче было работать.

Пробираясь сквозь стоящие высокие лестницы, Саша смотрел наверх, где на установленных деревянных перекладинах трудились реставраторы. Кто-то из них лежал, а кто-то сидел на корточках, вовсю орудуя своими инструментами. Работать в таком положении было крайне неудобно – быстро уставали руки. От одной и той же позы долго потом ныло все тело. Работа продвигалась медленно, совсем не так, как ожидал Постников. По-кошачьи ловко забираясь на шаткую деревянную конструкцию, мастер оценивал сделанное и тут же делал поправки, если что-то было не так.

С трудом разглядев Постникова на верхних досках, Саша позвал его. Звуки его голоса, ударившись о стены, разнеслись по всей церкви.

– Сейчас спущусь! – крикнул Федор Иванович.

– А можно мне к вам подняться? – попросил Саша.

И, не дожидаясь ответа, полез наверх.

– Саша, осторожно! – предупредил его Постников. – Не торопись, слышишь?

– Слышу, Федор Иванович, я очень осторожно!

Саша медленно поднимался, удивляясь про себя, как это люди, работающие здесь изо дня в день, по несколько раз поднимаются по этой шаткой конструкции. Добравшись, наконец, до цели, с облегчением вздохнул:

– Да, непросто до вас добраться…

– А ты как думал? – отозвался кто-то справа от него. Оглянувшись на голос, Саша увидел человека, сидевшего на доске и похожего на гигантскую птицу на жердочке. Лицо человека было перепачкано чем-то белым, не то краской, не то штукатуркой.

– Ну и зачем ты сюда полез? – спросил Постников. – Я бы и так спустился.

– Я вам кисти принес, как вы просили, – ответил Саша. – А можно мне посмотреть, что вы тут делаете?

– Эх, Сашка, Сашка… Ну, смотри, раз залез…

Неторопливо и обстоятельно он стал рассказывать о том, как все здесь выглядело раньше и что сейчас делают реставраторы, чтобы вернуть церкви первозданный вид. Внимательно слушая, Саша протянул руку, пытаясь потрогать обновленную стену.

– А вот трогать здесь ничего не нужно, – остановил его Постников. – Ну пора спускаться. Я пойду первым, а ты за мной, хорошо?

Саша спускался, осторожно переставляя ноги. Угнаться за Федором Ивановичем, проделывающим этот маршрут каждый день, было невозможно, поэтому Саша сильно отстал. Когда Постников спустился вниз, Саша был еще только на середине пути.

– Саша, осторожно! Не торопись! – закричал Постников снизу.

– Да осторожно я, осторожно… – ответил Саша. Посмотрев вниз, Саша прикинул на глаз расстояние до пола. Всего-то несколько метров, подумал он.

Вторая лестница показалась ему надежной, в отличие от предыдущей, шаткой. Это сразу придало ему уверенности, Саша расслабился и уже не так внимательно выбирал место, куда поставить ногу.

Непривычный к такого рода упражнениям, Саша переоценил свои возможности и ускорил темп. Он очень удивился, когда вместо перекладины его нога повисла в пустоте. Пытаясь разглядеть, где же находится перекладина, он нечаянно разжал руки…

Саше показалось, что он падал целую вечность.

Вокруг него была темнота. Она была очень теплая, обволакивала все тело и пахла какими-то сухими травами.

Вдруг где-то вдалеке показался маленький огонек, размером с булавочную головку. Огонек стал расти, заставляя темноту отступить. И вот из этой темноты ясно проступили границы комнаты, и Саша понял, что находится в какой-то избе.

Дневной свет слабо проникал через небольшие окошки, поэтому там был полумрак. С трудом, но Саша начал различать какие-то предметы в комнате – стол, большую печь и простые деревянные лавки, стоявшие вдоль стены. Маленький огонек оказался горящей в углу под образами лампадкой.

Тут Саша почувствовал, что кто-то еще находится с ним в избе. Он напряг глаза и увидел хлопочущую возле печи женщину. Длинным ухватом передвигала она тяжелый чугунный котелок. Над котелком вился пар. Саша слабо застонал.

Услышав стон, женщина быстро подошла и склонилась над юношей.

«Какое знакомое лицо, – подумал он. – Где-то я ее уже видел… Ах да, вспомнил… Она принесла икону… Почему она здесь? Как болит нога… Почему она болит?»

Между тем Лукерья, а это была она, продолжала вглядываться в лежащего. Затем она успокоенно улыбнулась ему:

– Ну вот, очнулся, слава богу! Ну и перепугались же все! Ты, милок, в рубашке, знать, родился… Господь тебе перинку подстелил.

И, повернувшись к иконам, перекрестилась.

– Что со мной? – тихо спросил Саша.

– Да ты не помнишь ничего? Ты в церкви с лестниц упал, – начала рассказывать Лукерья. – Ну и сломал ногу…

Заметив испуг в Сашиных глазах, быстро добавила:

– Да ты не бойся, ничего страшного, слава богу. Поберег тебя Господь… Ты не шевели ногой-то, она быстро заживет. Я ее тебе в лубочки затянула, скоро срастется. Ты полежи пока здесь, а я тебя выхожу не хуже докторов. Скоро бегать будешь…

С этими словами Лукерья отошла к печи. Взяв висевшую рядом на гвозде кружку и половник, она налила из котелка какой-то жидкости.

– На-ко вот, выпей – я отвар сварила, пока ты спал.

Взяв двумя руками горячую кружку с какой-то темной, пахнущей травой жидкостью, Саша осторожно сделал глоток и тут же поморщился:

– Горько…

Лукерья засмеялась:

– Пей, пей! Это ничего, что горько, зато полезно. Быстрей на ноги встанешь.

Через силу Саша выпил горький отвар и вмиг почувствовал, как его тело стало терять вес и сами собой стали закрываться глаза.

– Ну вот и ладно… – услышал он сквозь сон. – Ты спи, спи… Во сне к тебе силы придут…

Голос Лукерьи звучал все тише и тише, пока совсем не смолк. Саша заснул.

Когда он в следующий раз открыл глаза, в избе никого не было.

Саша чувствовал себя намного лучше. Нога почти не болела, только тихонько ныла. Ему даже захотелось встать с постели и попробовать пройтись. Он осторожно откинул одеяло и увидел, что его левая нога была крепко затянута в каких-то полукруглых деревянных пластинках.

Пока он удивленно рассматривал результаты своего падения, дверь открылась и в комнату вошел Постников. Увидев сидящего на постели Сашу, он весело улыбнулся:

– Ну, здравствуй, летчик! Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо, – ответил Саша.

– «Спасибо, хорошо»… – передразнил его Постников – Мы чуть с ума не сошли все. Ну и напугал же ты нас!

– Так все уже в порядке, – начал оправдываться Саша. – Нога почти не болит. Я тут поспал…

– Поспал? Да ты целые сутки «спал». Ты бредил, у тебя был жар. Мы уже хотели тебя на Большую землю отправлять, спасибо – Лукерья помогла, вы́ходила…

При мысли о том, что Постников может отправить его домой, Сашу прошиб холодный пот. Тут же на глаза у него навернулись слезы.

– Как – на Большую землю? – быстро заговорил он прерывающимся голосом. – Зачем? Не надо, Федор Иванович! Пожалуйста, не надо! Я здоров, скоро встану! Хотите, прямо сейчас могу?

Сбросив на пол одеяло, Саша попытался встать с кровати самостоятельно и, невзирая на боль, показать, что он может ходить. Но Постников быстро остановил его.

– Нет уж, не торопись на этот раз! Лежи и не двигайся! – строго сказал Федор Иванович. – А то, я гляжу, уже и встать готов, уже одеяло сбросил.

– Но я… – начал было Саша.

– И не думай даже! А то в самом деле отправлю, – и, помолчав, Постников добавил: – Ну, ладно, я тебе костыли приспособлю, ты погоди… Я зайду завтра.

И верно, на следующий день Федор Иванович снова пришел навестить Сашу, а заодно принес папку с бумагой и карандаши, чем очень его порадовал. Стараясь как-то развлечь Сашу, Постников рассказал о новостях прошедшего дня. Саша жадно слушал рассказ Федора Ивановича о том, что Иван Акимович привез новую партию штукатурки, что реставраторам удалось полностью закончить две иконы, что во второй половине дня собирался уже пойти дождь, грозя сорвать внешние работы, но так и не пошел.

Саше и в самом деле повезло. Высота действительно была небольшая, к тому же, падая, он затормозил о деревянные перекладины, которые снизили скорость падения и, как могли, смягчили удар.

Находясь в доме Лукерьи, Саше удалось подружиться с этой странной и такой непонятной ему женщиной. Вставала она очень рано, когда еще было темно. Стоя в углу перед образами, долго читала молитвы. После простого завтрака, состоящего в основном из хлеба и каши, брала большую плетеную корзину и уходила в лес собирать травы, которые она потом связывала пучками и сушила возле печки.

Как-то, когда Лукерья снимала с веревки уже высушенную траву, чтобы ей на смену повесить свежие пучки, Саша спросил ее, для чего она это делает. Ведь медицина шагнула очень далеко и уже давно может обходиться без таких допотопных способов лечения.

– Эх, милый мой, – усмехнулась Лукерья, – эта наука ваша в городе далеко шагнула, а до нас, видно, не скоро еще дошагает… К нам-то доктора когда доедут – неизвестно, а травы всегда под рукой. От всех хворей, от всех болезней помогут… Вот смотри-ка, – она открыла корзину, – вот эта травка от жара, я тебе ее давала, эта вот – от простуды, вот эта – от головной боли, эта – от зубной…

Так перечисляла она ему назначение трав, бережно перекладывая душистые пучки.

– Эх, все-таки темный ты человек, Лукерья… – вздохнул Саша.

– И вовсе не темный, а грамотный, – обиделась та. – Того, что я понимаю, редкий человек знает.

– Да зачем это знать, когда медицина…

– Ну что медицина? – прервала она тираду юноши. – Медицина – оно, конечно, хорошо… Даст тебе доктор таблетку, ты ее съешь и вроде как выздоровеешь. А что там в эту таблетку положили, из чего она сделана и что от нее будет потом – это, милый мой, еще неизвестно.

И ответь-ка ты мне, темной женщине: а как же раньше люди жили, когда не было этих ваших таблеток? Как лечились? Молчишь? Не знаешь, значит… А я тебе скажу: травами люди всегда спасались, травами! Докторов-то мало, на всех, видишь, не хватает. А лесов и лугов много. Кто-то, как я, травы соберет, высушит и людей лечить будет. Потому травы – природный продукт, натуральный, через века проверенный.

Лукерья разошлась и уже не могла остановиться:

– Вот, допустим, в прошлом году мужики из поселка поплыли за рыбой, да что-то с сетью у них там неладно случилось или еще с чем. Только один возьми да и прыгни в воду. А вода-то холодная… Ну, понятное дело, застудился человек. Горячка была. Так бы и помер, если бы не я. Помог Господь, направил меня, вот я его и вы2ходила. Отварами отпоила…

Да что мужик этот, ты сам-то когда покалечился, так тебя твои-то, грамотные, лечить не стали, ко мне принесли. Без меня еще неизвестно, чего бы и было, Большая земля далеко… – вздохнув, закончила она.

Повздыхав еще немного, Лукерья принялась снова за свое занятие.

…Однажды, когда потихоньку стали смолкать дневные звуки, уступая место вечерней тишине, Саша сидел на кровати и наблюдал за тем, как сумерки медленно подкрадывались к дому. Было немного грустно, как это иногда бывает под вечер. Ноющая боль в ноге не особенно досаждала, однако ему хотелось чем-то себя занять, чтобы немного отвлечься. Саша подложил себе под спину подушку, уселся поудобнее и стал думать о Вере. Интересно, получила ли она его письмо? В сотый раз задавал он этот вопрос, но ответа так и не получал.

В избе был полумрак, Лукерья не любила включать свет, предпочитая свечу маленькой электрической лампочке, дающей к тому же тусклый, еле заметный свет.

Лукерья сидела у стены на лавке и сматывала в клубок пряжу.

Время было неподходящее, чтобы ложиться спать, но и делать было особенно нечего. Саша еще днем закончил рисунок, а начинать новый сегодня было уже поздно.

– Скажи, Лукерья, а ты что, родилась в этих местах? – спросил Саша, желая хоть как-то скрасить ожидание ночи.

– Нет, я из другого места.

– А почему тогда здесь живешь? – продолжал он допытываться.

– Так уж вышло.

Лукерья отвечала неохотно, но Саша будто не замечал этого.

– А давно ты здесь поселилась? – не унимался он.

Лукерья задумалась, словно подсчитывала, и немного погодя ответила:

– Да лет тридцать, наверное…

– А как же ты сюда попала тогда? Откуда?

– Откуда? Да все оттуда… – вздохнула Лукерья. – Муж у меня здесь.

– А где он работает? – Саша удивился. – Что-то я о нем не слышал.

– Он уже нигде не работает… В земле лежит.

Лукерья отложила пряжу.

– Умер?

– Да, умер… В лагере он был…

– Здесь? – оторопел Саша. – Враг народа, значит?

На глаза Лукерьи навернулись слезы, она вытерла их рукой и на некоторое время замолчала. Саша тоже молчал.

– Враг? Нет, не враг он был, – немного успокоившись, сказала она. – Арестовали, судили как врага народа, но он не враг. После смерти, это лет десять назад, бумажка пришла. Оправдали его, значит. Ошибка, понимаешь, вышла.

– Реабилитировали? – догадался Саша.

– Ну да…

– А ты?

– А что я? Когда его сюда сослали, я за ним поехала. Сама-то я из-под Воронежа, село наше там… Там и родители мои родились. Хорошее село… Вот сейчас закрою глаза – улицу свою вижу, дом… Иван к нам приехал из Москвы по распределению после института. Ну, девки, конечно, приметили… Холостой, красивый, из Москвы к тому же. Бегали многие за ним… А он ко мне… Так и познакомились. Потом поженились, а уже после свадьбы он меня в город забрал. Только мы там и года не прожили, как его арестовали…

– Почему же арестовали?

– А нам не объяснили. Он на заводе работал инженером-механиком, кажется. Помню, ночью пришли… Меня, правда, не взяли, да только легче мне от того не стало… Люди от меня, как от зачумленной, шарахались… Жена врага народа – вот кто я была для них…

Лукерья горько усмехнулась.

– А дальше что?

– Его на Соловки отправили, а я… Меня с работы уволили, жить негде… Ну, собрала я вещички и за Иваном…

– Где же ты жила? – сочувственно спросил Саша.

– Там поселок есть. Ты, когда подплывал, видел, наверное.

Они снова помолчали. Отрешенным взглядом Лукерья смотрела прямо перед собой. Воспоминания, которые всегда несли с собой боль, стоило ей только подумать о муже, вновь нахлынули на нее, заставили заново окунуться в трагические события прошлых лет. Что же касалось Саши, то он был до глубины души потрясен ее рассказом, а также тем, как спокойно и просто Лукерья говорила об этом.

– Ты с ним виделась? – решился спросить он.

– Куда там! Нельзя. Все на берегу стояла, смотрела в его сторону… Думала, почувствует он, что я здесь, рядом – и полегче ему там станет… Так всю жизнь, кажется, и простояла бы…

– А потом?

– Просила-умоляла, чтобы работу какую-нибудь дали, хоть помои выносить, мне все равно, лишь бы к нему поближе… Мир не без добрых людей, помогли. Там-то, в поселке, я бумажку и получила, что не виноват, мол, муж ваш и еще что-то, уже не помню. Чуть с ума не сошла от такой радости. Сразу решила в лагерь ехать, к нему. Ну, меня мужики, конечно, переправили, да только уж поздно было… Поначалу я к начальству пошла с документом, все как полагается. Только я, понятно, человек маленький, на меня и не смотрит никто. Упросила я солдатика, чтобы мне к начальству пройти. Вышел ко мне такой… Страшный, строгий… Протягиваю ему бумажку, дрожу от радости, говорю: муж мой в лагере, не виноват, оказывается он. Спрашиваю, почему не выпускаете, я-то уже получила бумажку, а досюда не дошла она, что ли?

– А он?

– А что он? Сказал, что я сумасшедшая и времени у него на меня нету. Я на колени бухнулась, сама плачу, прошу мужа выпустить. Пожалел меня… Взял он бумажки мои, куда-то пошел. Вернулся уже со стопкой каких-то документов. Почитал, посмотрел да и говорит, что муж мой, Иван Михайлович Потапов, умер спустя полгода после этапирования в лагерь. Потом еще что-то говорил, не помню уж теперь, в глазах потемнело…

– Да как же это, Лукерья? – Саша почувствовал, как противно защипало от слез глаза.

– Как? – Лукерья улыбнулась. – Да так… Сейчас-то легко говорить… Вроде как не со мной это было.

– А что же потом?

– Что дальше было – ничего не помню. Только когда очнулась, решила твердо – здесь останусь, с Ваней. Видно, судьба моя такая. На все воля Божья. С тех пор свой крест несу. Теперь вот при монастыре живу. Об одном жалею, что нет могилки Ваниной. Здесь ведь только братские…

…Постников, как и обещал, принес назавтра пару пахнущих свежим деревом костылей и поставил их возле Сашиной кровати.

– Ну что, давай учиться? – предложил он и, видя, что Саша никак не может решиться встать, подбодрил его: – Давай смелей! Я тебе помогу.

Поддерживаемый Федором Ивановичем, Саша встал с кровати. Костыли впились в тело.

– Теперь переноси центр тяжести на руки… Так… Хорошо… – похвалил Постников. – Теперь делай шаг. Еще…

Сделав два робких шага, Саша пошатнулся. Постников подхватил его и помог удержаться на ногах.

– Не бойся, я тебя держу. Давай дальше – у тебя получается.

Первый урок был непростым для Саши, но тем не менее он с ним справился и на следующий день самостоятельно смог пройти от кровати до двери.

Так, с каждым днем увеличивал он расстояние и время ходьбы, радуясь, что может обходиться без посторонней помощи. Позднее он даже решился выйти на улицу. Однако далеко от дома не удалялся – гулял поблизости среди тонких северных березок, растущих возле избы.

С непривычки передвигаться на костылях было тяжело и неудобно, но со временем Саша научился управляться с ними и порой почти совсем не чувствовал их. Он быстро шел на поправку, и уже в скором времени костыли стали не нужны, их заменила выструганная Постниковым палка с удобной ручкой. Вскоре он смог вернуться в лагерь, хотя Лукерья и уговаривала его остаться еще на пару дней.

– Ты уж не забывай меня, заходи. Дорогу-то знаешь… – говорила она на прощанье.

– Обязательно зайду, Лукерья. Спасибо тебе за все! – Саша крепко обнял ее.

– Храни тебя Господь!..

Глава 9

Спустя неделю после своего возвращения в лагерь Саша решился на длительную прогулку, надеясь дойти до дальнего озера.

Легко опираясь на палку, которая служила ему уже не столько опорой, сколько была своего рода психологической поддержкой, Саша шел по острову. Он не торопился, глубоко вдыхал свежий сосновый аромат. Ноги мягко ступали по толстому хвойному ковру.

Тихо в лесу…

Вдруг где-то высоко, нарушая тишину, послышались птичьи голоса. Саша остановился, прислушался. Внезапно сорока сорвалась с ветки, со свистом прорезав воздух крыльями. Ее пронзительный крик, которым она словно протестовала против Сашиного вторжения в птичьи владения, растаял, растворился в вышине.

Вот где-то послышался монотонный стук. Это дятел добывал жуков из потрескавшейся коры. Саша повертел головой, пытаясь разглядеть красную шапочку, которую обычно носят дятлы, но так и не смог ничего увидеть. Запела иволга… Саша улыбнулся и пошел дальше. Невидимые певцы сопровождали его всю дорогу, пока меж высоких, стройных стволов не показалось голубое озеро.

Хвоя под его ногами постепенно начала уступать место сначала мелким, а потом и крупным камням. Каменный берег плавно привел его к дивному озеру с чистой, прозрачной водой. Стараясь не поскользнуться на мокрых камнях, Саша подошел к воде.

Тихо-тихо, почти незаметно плескалась она, мягко ударяя в берег.

Присев на корточки, он потрогал рукой озерную гладь. Холодно… Даже летом все равно холодно…

Невероятно красивый остров, думал Саша. Как жаль, что Вера далеко… Вот если бы она сейчас оказалась рядом с ним! Тогда они вместе могли бы любоваться дивными местами… В том, что Вере понравилось бы здесь, Саша ни на минуту не сомневался. Как-то само собой получилось, что он рассматривал Веру не как какого-то отдельного человека, а как часть самого себя. По его глубокому убеждению, она думала и чувствовала точно так же, как и он сам.

На мгновение в озерной глади, как в зеркале, он увидел Верино лицо… Не то грусть, не то счастье – что-то непонятное сжало сердце юноши. Саша поднял голову и посмотрел ввысь. Если верить Лукерье, то где-то там, на небе на него сейчас смотрит Всевышний… Поднявшись с колен, он раскинул в стороны руки и закричал:

– Эге-ге-ге!..

Мгновенно эхо подхватило его крик и разнесло далеко вокруг. Где-то рядом метнулась в сторону испуганная чайка. Саша засмеялся…

…Быстро пролетает лето, а уж северное и того быстрее. Едва успев начаться, как уже и холода на подходе. Саша готовился к отъезду – не за горами новый учебный год.

За лето работа по реконструкции монастыря значительно продвинулась.

Накануне отъезда Саша вместе с Постниковым обошел всю территорию кремля. Многое изменилось по сравнению с тем днем, когда Саша впервые увидел эти каменные стены и полуразрушенные постройки.

Теперь все было по-другому. Что-то уже было заново отстроено, что-то, еще одетое в строительные леса, ждало своей очереди.

Внутренние стены церквей отмыли от краски, и они вновь обрели свой первоначальный вид. Не было только колоколов, да и сама колокольня еще не была готова.

– Ну как, готов к отъезду? Надоело, наверное, здесь? – спросил Федор Иванович.

– Что вы, мне здесь понравилось! Я никогда еще таких мест не видел. И вообще, я хотел бы сюда еще приехать.

Постников радостно улыбнулся.

– Приехать? Это дело хорошее – приезжай, – с радостью поддержал он.

– А вы когда думаете вернуться в Москву? – спросил Саша.

– Ну, месяца на два еще задержусь, пожалуй. А там видно будет. А ты как, скучать будешь?

– Буду, – уверенно ответил Саша. – На каникулы я сразу сюда приеду.

– Послушай, ты запиши мой адрес, – сказал Федор Иванович. – Как в Москве будешь – заходи, не стесняйся. Викентию Ларионовичу от меня большой привет передавай.

– Обязательно передам…

Они походили еще немного, после чего Саша вернулся в лагерь, чтобы уложить вещи.

Только сейчас, накануне отъезда, Саша понял, насколько сильно он успел привыкнуть к этим местам, где небо на закате становится багрово-золотым и где-то совсем рядом слышно море. Именно там зародилась в его сердце первая, настоящая любовь к северной земле. Эту любовь принес с собой соленый ветер, и, попав в его сердце, она укоренилась в нем, как зерно, попавшее в благодатную почву.

Он ни на минуту не сомневался в том, что обязательно вернется сюда, жалел только, что время прошло слишком быстро.

Перед тем как покинуть остров, Саша захотел еще раз увидеть Лукерью. Он успел по-настоящему привязаться к двум этим людям – Постникову и Лукерье.

Конечно, они были слишком разными и непохожими друг на друга. Но было все же что-то, что роднило их обоих – какое-то сильное начало, которое иногда называют стержнем. Есть такой стержень – значит, ты настоящий человек, а если нет – тогда беда…

Было еще очень рано, когда Саша подходил к избе. Зная распорядок ее дня, был уверен, что Лукерья уже проснулась.

– Кто там? – услышал он знакомый голос.

– Это я, Лукерья! Открой.

Скрипнула дверь, и на пороге появилась Лукерья в белом платке на голове.

– Я попрощаться пришел…

– А я тебя ждала… Знала, что придешь. Ну, входи, – пригласила она гостя.

Войдя в избу, Саша с наслаждением вдохнул знакомый запах трав. Ему вспомнилось, как он в первый раз оказался в этой избе и Лукерья поила его душистыми отварами…

– Значит, домой едешь? – спросила она.

– Да, скоро учебный год, – объяснил он.

– Ну, это дело нужное… – согласилась Лукерья.

Оба помолчали. Не глядя на Сашу, Лукерья перебирала пальцами край полинявшего от времени передника.

– Не понравилось тебе здесь? – с грустью спросила она.

– Нет, очень даже понравилось! Знаешь, я сюда снова обязательно приеду.

В глазах Лукерьи сверкнул огонек:

– Не ошиблась, значит, я в тебе.

– Послушай, я все думал спросить: а ты домой не хочешь съездить?

– Так здесь теперь мой дом. Здесь и похоронят… А ты приезжай. Ты поверь мне, старой женщине, я много повидала – чувствую: жизнь у тебя будет необычная. Трудная, но необычная, не такая, как у всех…

Они посидели еще немного. Прощаясь, Саша протянул Лукерье свернутый трубочкой лист:

– Это тебе, возьми на память…

Она развернула бумагу и увидела рисунок, который он показывал ей, когда был у нее на постое.

– Ну, спаси тебя Господь… – поблагодарила Лукерья.

– Береги себя, Лукерья. И спасибо тебе за все.

Заплакав, Лукерья прижала его к себе и погладила по голове.

– Я обязательно приеду еще, обещаю. Ты жди меня, ладно? – сказал он, уходя.

Лукерья долго смотрела ему вслед, пока он совсем не скрылся из виду.

Возвращаясь в лагерь, Саша чувствовал: когда-нибудь он обязательно вернется сюда, на этот остров, придет в ставшую ему родной избу, где запах сухих трав перемешан с запахом свежеиспеченного хлеба.

Слово, данное в тот вечер Лукерье, Саша сдержит. Закончив училище, он снова встретится с Лукерьей, но уже в последний раз…