Текст книги "Переводы с языка дельфинов"

Необычайно толстый, в смешных штанах на подтяжках. Его встречала мама: «Лева! Лева, иди сюда!» Парнишка мотал головой, поглядывал в сторону матери, но не отзывался на призыв. Она встала, подошла к нему, взяла за руку, и они направились к вешалке.

Мальчугана лет четырех-пяти, с широким лицом и соломенными вихрами, привели родители, такие же светловолосые и широколицые. Ребенок, очевидно, совершенно был недоволен приходом в «Дети и мир». Когда всех детей повели в группу, он стал сопротивляться, потом долго кричал и бил ногами по стенам. Родители никак не могли уговорить его зайти в детскую комнату. Прождав еще минут пять и не получив согласия мальчика, отец просто поднял его на руки и внес в помещение для занятий. Оставил там и резво выскочил. Алина хмыкнула, глядя на эту его уловку.

Вова тоже не выказал желания идти со всеми, но терапевт, вышедшая посмотреть, остался ли в «предбаннике» кто-то еще, ловко схватила малыша за руку и сумела одновременно с отцом, вталкивающим шумного мальчика, втащить Вову в группу. Было слышно, как изнутри дверь закрыли на ключ.

Для самих мамочек тоже было предусмотрено занятие. В небольшой комнатке они расселись вокруг стола, во главе которого восседала Ирина Петровна.

– Ну, здравствуйте, – сказала Ирина Петровна, – будем знакомиться.

Мамы и папы начали представляться по кругу. Молодую пару, приведшую упрямого мальчишку, звали Ксюша и Андрей. Они приехали из далекого поселка между Новгородом и Череповцом. Там они не могли найти помощи сыну, поэтому пришлось ехать в Санкт-Петербург.

Невысокую симпатичную темноволосую и черноглазую девушку звали Манана. Она постоянно улыбалась. У ее сына было необычное имя Сандрик. Растила она его одна, без отца.

С девочкой Оленькой, любительницей сандалий, пришла бабушка Тамара Петровна. Родители Оленьки много работали, у них не было времени заниматься с дочерью.

В углу пристроилась хрупкая блондинка, Настя. Она как будто не обращала внимания на окружающих, но иногда в ее глазах мелькал бешеный чертик. Алина сразу вспомнила ее сына Тошу, который в коридоре вел себя почти так же, как и его мама: осторожно поглядывал вокруг себя, но вдруг вскидывал кверху подбородок и разражался гомерическим хохотом.

А вот и Танюша. Она так и представилась – Танюша. Когда она заговорила, Алина поняла, что звонила недавно именно ей. Это была высокая статная женщина, с волосами натурального пепельного цвета. Алина такой цвет терпеть не могла, считая его грязным, мышиным. Холеная красавица Алина была уверена, что любая девушка, которой от природы дан такой ужасный цвет волос, просто из уважения к обществу обязана перекраситься во что-то более приличное. Но саму Танюшу, похоже, ничто не смущало. Никакой прически она тоже не делала, а незатейливо собирала всю длину унылых волос в конский хвост. Одета она тоже была довольно странно: брюки и пиджак, который явно предполагалось носить с блузкой или юбкой, но Танюша надела под пиджак свитер. Танюша оказалась самой активной девушкой, и говорила больше всех именно она. Рассказывала, как проходят занятия. Так Алина подробнее узнала, что такое иппотерапия и дельфинотерапия, что здесь, в центре, есть музыкальная терапия и логопед. Сама Алина молчала, говорить ей было пока не о чем.

Ирина Петровна рассказывала о специальном летнем детском лагере, о том, что скоро будут набирать группы и какой сильный эффект оказывает на детей этот самый лагерь. Алина слушала вполуха, так как лагерь ее не очень волновал, он был предназначен для детей постарше Вовы. Думала она о том, что дети, с которыми она столкнулась в коридоре, так или иначе что-то лопотали. Ее Вова был единственным мальчиком, который вообще не говорил ни слова. Хоть родители и рассказывали обескураживающие истории, но, как бы там ни было, речь у этих малышей была.

Например, Манана рассказывала про сына Сандрика. Он просил шампунь, говорил: «Зеленый, зеленый». Манана перебрала все, что было в ванной комнате зеленого цвета, пока не догадалась, что он имеет в виду лягушку, нарисованную на бутылочке с шампунем. Алина втайне позавидовала Манане, сама она даже не мечтала, чтобы Вова говорил «зеленый» да еще и имел при этом в виду конкретный предмет!

Ксюша рассказывала, как было сложно с сыном Марком, потому что он совершенно бесстрашный и, кажется, вообще почти не чувствует боли.

Тамара Петровна пожаловалась, что Оленька всегда носит с собой по квартире любимую тряпочку, которую невозможно отобрать, даже чтобы постирать.

Послушав еще несколько историй, которыми охотно делились мамы, папы и бабушки, Алина осмелела и решила поделиться своими достижениями в обучении речи. Она начала рассказывать о компьютерной программе и видеозаписи, благодаря которой она научила Вову говорить «на» и «дай». Но по непонятной причине ее скромный рассказ вызвал сильнейшее раздражение строгой Ирины Петровны.

– Вот какой смысл в том, что вы учите его? – Юшкевич нервно постукивала карандашом о стол. – Он же просто копирует вас. Да, мальчик выучит несколько слов, но не сумеет употреблять их в той ситуации, когда они были бы уместны. Обучением на компьютере, с помощью видеокамеры вы задаете программу для робота. Понимаете, мы хотим, чтобы ваш сын перестал быть роботом. А то, что вы делаете, обратно тому, что делаем мы. В нашем центре мы пытаемся научить детей импровизации, общению, сделать их более человечными. А вы со своими программами сделаете их придатком для компьютера!

Алина даже не пыталась возражать, ошарашенная негативной реакцией. Меньше всего она ожидала, что ее незначительный эксперимент, который она тщательно продумала и опробовала, вызовет такую бурю протеста. Да, конечно, она в душе согласилась с Ириной Петровной, так как вспомнила печальный итог – радостное «на» и пустые руки сына. Но гневная тирада… это уже перебор, они, в конце концов, пришли всего лишь в первый раз.

Потом Алина только молчала, но жадно впитывала все, что здесь говорили. К концу занятия она стала понимать, что явно зря она полезла со своими идеями. Сначала нужно попробовать то, что уже проверено другими. Но пока ничего принципиально нового, по сравнению с тем, что уже она успела прочитать в интернете, она не услышала. Самый главный вопрос, который интересовал ее: как вылечить Вову? – здесь даже не звучал. Использовались такие слова, как «социализировать», «адаптировать». Женщины интересовались, женятся ли аутисты, поступают ли в высшие учебные заведения, берут ли их на работу. Казалось, они совсем смирились с тем фактом, что их дети всегда будут не такие, как другие люди. Всегда особые.

Глава 6

Если Алина в связи с Вовиной болезнью была вся в делах и каждый день находила чем заняться, то у Семена с каждым днем дела шли все хуже. Первое время он еще суетился, пытаясь как-то вернуть свои права на патент, но постепенно понял, что так или иначе придется двигаться дальше. Его финансовая состоятельность резко пошатнулась, но даже не это выводило его из себя. Оказалось, что стабильность, которую он с таким трудом и усердием выстроил для себя, была мнимой. До сих пор все, чего он хотел, к чему стремился, само давалось ему в руки. Деньги, квартира, Алина – все было как в сказке! Хотя на самом деле это был точно продуманный план, над которым пришлось поработать. Но вдруг в один момент все стало рассыпаться как карточный домик. И проклятый женьшень был здесь не единственной деталью.

Семен вспомнил: жизнь стала меняться с рождением сына. Да-да, как только Алина родила Вову, привычное существование Семена сразу изменилось, наступило что-то неприятное. Жизнь после рождения ребенка он рисовал себе в радужных красках. В его представлении они с Алиной, нарядные и веселые, живут прежней вольготной жизнью, ходят по театрам и выставкам, ужинают в ресторане, отдыхают в Европе или на островах. А за ребенком присматривает няня. По правде говоря, все сложилось как раз правильно: Алина хорошо справлялась с новой ролью, матерью она оказалась хорошей, но Семену уже тогда не понравилось, что ребенок прочно занял его место возле обожаемой Алины.

Прежде всего крест в их отношениях с женой был поставлен грудным вскармливанием. Семен пытался намекнуть, что не считает кормление ребенка матерью обязательным, но тут Алина встала на дыбы. В конце концов, материнский инстинкт никто не отменял и уж что-что, а грудное молоко для родного ребенка она жалеть не собиралась. Наряду с этим отпали вечерние мероприятия с фуршетами, так как Алина ничего не могла на них есть и практически не пила. В результате Вова был упитан и розовощек, а Алина грустила целыми днями.

Семен все чаще пропадал на работе.

И конечно, Зубова раздражало практически полное отсутствие секса. Справедливости ради надо заметить, что Алина никогда не была особо страстной, но Семен списывал это на неопытность и природную скромность. Но тем не менее ждал, что вот-вот в жене проснется ее женская сущность и тогда они смогут насладиться друг другом по-настоящему. Он слышал, что после родов женщина расцветает и созревает для самых ярких интимных отношений. Он ждал чуда. Но после рождения ребенка сексуальная жизнь прекратилась совсем. Алина не подавала никаких признаков желания и мужу уступала редко и неохотно. Первые полгода после рождения ребенка он вообще не знал, что делать. Никто, кроме Алины, ему абсолютно не был нужен, так что о других женщинах и речи быть не могло. Пачка непристойных журналов в ванной комнате – все, что ему оставалось.

Семену было стыдно признаться даже самому себе, но он чувствовал нарастающее раздражение на сына. Еще более ужасным казалось то, что он не испытывал особой любви к ребенку. Может, потому, что он никогда не сталкивался с маленькими детьми – у него не было ни братьев, ни сестер, он не знал, с какого боку подойти к Вовиной кроватке. Ему было странно и непонятно происходящее, но он ничего не мог с этим поделать. Казалось, что сын перечеркнул то теплое и нежное, что было между ним и Алиной.

В эти последние недели он вообще не знал, как вести себя и что делать. Мало ему проблем на работе, так и дома его никто не ждет с утешением и пониманием. Алина отстранилась от него, она, словно наседка, отдавала и силы и время заботе о ребенке. Семен понимал желание Алины найти оптимальный выход из ситуации, не упустить время. Она занималась сыном целыми днями. Но он-то понял, что это конец, еще в кабинете Юшкевич. Пару дней он понаблюдал за попытками Алины пробудить Вову, даже помог ей с видеороликами и игрой в мячик. Но в глубине души он лелеял надежду, что однажды Алине это надоест и она согласится отдать Вовку в интернат. Вот тогда их жизнь снова засверкает и удастся вернуть утраченную свежесть отношений.

Чтобы совсем не заскучать в роли счастливого папочки, Семен почти каждую неделю отправлялся в бар с Салимом. С Салимом они легко ладили с самого детства – их семьи жили неподалеку. Хитрый и пронырливый татарин привлекал его решительностью и свободным отношением к чему бы то ни было, на все проблемы у него находились одни и те же слова: «Не парься!» Салиму все было просто, все понятно. Втайне Семен разделял его взгляды и немного завидовал, но внешне старался демонстрировать приверженность другим принципам.

В этот вечер, после работы, Семен домой не поехал. Он свернул на небольшую улочку, отходящую от Большого проспекта Петроградской стороны, в магазинчик из торговой сети, принадлежащей родне Салима. Магазины они держали всей большой семьей, и работали там тоже только родственники.

Семен потянул на себя тугую дверь и спустился в маленький подвальчик. Пол был грязный, истоптанный, что было немудрено при таком столпотворении. В проволочных корзинах были навалены пакеты самых простых дешевых продуктов. Жена Салима сидела за кассой, а его мать пыталась протереть участки пола, свободные от ног покупателей. Салим собственной персоной, в потертых штанах и видавшей виды куртке, стоял на входе, смазывая петли шкафчиков, в которых покупатели могли оставлять сумки и пакеты. Он не гнушался никакой работы, считал семейный бизнес кормильцем, а тут черной работы не бывает. Он сам менял двери, чинил кассу, даже мыл пол, если кроме него это некому было сделать.

Закончив со шкафчиками, Салим ушел в подсобку и вернулся другим человеком. Хорошие джинсы, свитер, начищенные ботинки. С возрастом Салим стал весьма импозантным мужчиной. Его татарская внешность только добавляла ему шарма. Барышни всех возрастов так и липли к нему. Салим не чурался получать удовольствие с любительницами случайного секса и частенько поучал Семена: «Ну что ты киснешь? Забудь ты на пару часов о своей Алине-богине. Вон сколько девочек-лапочек! И все они будут счастливы доставить тебе удовольствие». Семен отмахивался: «Да ну, зачем мне эти дешевые шлюхи!» Салим хмыкал: «Чего ж, дешевые. Возьми дорогую! Нет? Да ты совсем под каблуком у бабы». Семен старался замять тему. Не нужен ему никто, у него жена красавица. Просто у них временный разлад.

Сегодня друзья поехали в ближайший бар на Малом проспекте и расположились на небольшой уютной веранде. Вечера стали совсем теплыми, первые нежные листья мягко шелестели над головой, музыка, которая обычно гремела на весь зал и мешала разговаривать, была едва слышна. И Семен решился поделиться с другом горестями.

– Знаешь, Салим, у меня с ребенком проблемы…

Салим расслабленно потягивал пиво:

– Н-да? И что там с твоим ребенком?

Семен нерешительно помялся, но продолжил:

– Ну… он у нас больной, оказывается…

– Ну и что, что больной? Чем больной? Понос или золотуха? – криво пошутил он.

Семен вздохнул, взял кружку двумя руками и стал внимательно рассматривать пену, потом поднял голову и серьезно посмотрел на Салима:

– Психически больной. Ненормальный.

– В смысле дурачок, что ли? Да ладно! Хотя извини… Сочувствую, что уж тут скажешь.

Салим отставил пиво и посмотрел на Семена, который, не поднимая глаз, тоже стал изучать густую пену в кружке.

– Что делать-то думаешь?

Семен выдохнул, самое страшное было позади.

– Ну, что делать? Я даже и не знаю. Предложил жене, говорю, может, в интернат его отдать? Не хочет. На какие-то занятия таскает его.

Салим повеселел и с энтузиазмом сказал:

– А что, хорошая идея – интернат. Там за ним и присмотр будет, и контроль врачебный.

– Вот и я говорю. А она не хочет.

– А чего бабу слушать? Берись сам за дело, узнай, где этот интернат, отвези его туда да оформи. А баба что? Она нового родит, здорового. И тебе еще спасибо скажет потом. Не заморачивайся!

У Салима всегда выходило все просто и понятно. Семен ему снова позавидовал. Салим всегда жил в полную силу, работал, любил. Даже его случайные девки были всегда веселые, жизнерадостные. А жена его, если и знала про его связи на стороне, никогда не пилила его. Молча кормила, стирала, рожала детей.

– А твоя-то каким уже беременна? – вдруг припомнил Семен.

– Ну, так третьим уже, говорят, опять мальчик, – приосанился Салим. – Чуть позже еще девчонку народит, и будет полный комплект!

Трое сыновей – мечта любого татарина. И здесь Салиму повезло. Друзья молча продолжали пить пиво – каждый думал о чем-то своем. Салим был единственным человеком, с кем Семен мог вот так сидеть, смотреть на колышущуюся листву, провожать взглядом закатное солнце, едущие мимо машины и молчать. Салим прикидывал, не открыть ли напротив бара магазинчик. Он заметил табличку «Сдается в аренду» и стал мысленно подсчитывать и свои возможности, и маячившие выгоды. Семен думал: почему же у Салима в жизни все так легко, а у него, Зубова, все так запутано?

Вот что теперь делать? Как объяснить Алине, что он не может выполнять все ее прихоти? Она ведь никогда не задумывалась, откуда берутся деньги, сколько он зарабатывает – ее это не интересовало. Своей зарплаты ей хватало только на булавки, да и Семен не хотел, чтобы она работала, зачем такую красоту лишний раз бухгалтерскими цифрами мучить? Нет, конечно, на еду, на жилье, на тот уровень жизни, к которому они привыкли, им бы хватило, конечно. Кредит по ипотеке, слава богу, практически выплачен, оставшуюся задолженность можно реструктурировать. Пару лет потерпеть с поездками за границу и не менять машины, а там глядишь, все наладится. Но теперь она планирует какие-то немыслимые траты на Вову, бесконечные врачи, занятия. Буквально вчера она рассказывала о новом терапевте, который должен будет заниматься с Вовой по двадцать часов в неделю, и брать этот терапевт будет по восемьсот рублей в час! Семен до сих пор не решился перемножить две этих цифры.

Салим, видно, почувствовал, что мысли друга невеселые.

– Слушай, я тут думаю новый магазин открывать. Может, управляющим пойдешь? Нам надежный человек нужен. Ты же знаешь, как у нас заведено. Все должны быть свои – семья, родственники, нам чужие ни к чему.

Семен усмехнулся.

– Нет, дорогой, это не ко мне. Я все-таки ученый, а не продавец.

– Ох-ох! Ну конечно, куда уж нам с нашим-то рылом в ваши ученые круги.

Вот и сейчас вроде и обиделся Салим, а так улыбнулся беззлобно, отшутился, и не осталось между друзьями никакого недоразумения. А он, Семен, так и не знает, как подойти к Алине со своими проблемами, с какого конца начать. Нет, она, конечно, все поймет, его-то вины в этом нет никакой, стечение обстоятельств. Может, даже предложит самой выйти на работу, теперь ради обожаемого Вовы она готова на все. Но разве на это она рассчитывала, когда вышла за него замуж? Ведь он сам рисовал любимой женщине златые горы, безбедную жизнь, он хотел, чтобы она чувствовала себя царицей. А разве царице нужно работать, чтобы прокормить единственного сына? Семен окончательно запутался. И оттого еще больше злился. На себя, на Алину. На Вову.

Поздний майский вечер вступил в свои права. На веранде стало темно. Девушки, проходящие мимо, были одеты легко и разноцветно; они куда-то спешили, весело смеялись, и сидящих на веранде накрывали ароматные шлейфы духов. Наверняка у них еще не было ни мужей, ни детей, ни забот. Семен смотрел им вслед со смешанным чувством горькой потери, разочарования, зависти. Может, подумал он, мы просто слишком поторопились с ребенком?

Известие о беременности Алины было для Семена совершеннейшей неожиданностью. Они не планировали ребенка, напротив, хотели пожить для себя. Так что нельзя сказать, что он срочно стремился заиметь наследника. Когда Алина сообщила о своем интересном положении, он понял, что его жена достойна лучшего. Самого лучшего. Той реакции, о которой мечтает любая девушка. Он подхватил ее на руки, закружил, стал целовать, говорил, что она самая замечательная, что она дарит ему только счастье. Ну как он мог намекнуть ей, что с ребеночком можно и повременить?

Да и мать немного поутихла, когда Семен сказал, что Алина беременна. Мать не относилась серьезно к их браку, ей казалось, что молодая вертихвостка, уведшая от нее любимого сына, вот-вот наиграется и бросит его. Она смотрела на Алину искоса и никогда не делала попыток наладить с ней отношения. Но только Алина забеременела, все изменилось. Екатерина Афанасьевна не стала приветливей и ласковей, Алину дочкой по-прежнему не считала, но купила ей платье для беременных, иногда привозила домашнюю еду, помогала по дому. Семен даже надеялся, что отношения между свекровью и невесткой пойдут на лад. Но длилась эта кажущаяся идиллия недолго.

Вскоре после рождения ребенка начался новый разлад. Матери все было не так! Она являлась с советами и инструкциями, с порога диктовала, что и как нужно делать, а чего делать не следует: ребенка одевать теплее, распашонки – с зашитыми рукавами, памперсы она просто не воспринимала и не использовала, когда изредка оставалась с Вовкой. Разумеется, весь этот напор, все эти советы Алину раздражали. Она сама с удовольствием училась обращаться с первенцем и хотела все делать и решать самостоятельно.

Так что напряжение, чуть ослабев во время беременности Алины, после рождения Вовы только обострилось. Екатерина Афанасьевна приезжала реже, что казалось Семену, а уж Алине тем более лучшим решением их проблемы. Мать норовила встретиться с Семеном где-нибудь в городе и с упоением втолковывала ему, как ведут себя настоящие матери, а не такие, как «его вертихвостка».

«Точно, – подумал Семен, – поторопились с ребенком! Вот и результат». Второй раз он этой ошибки не совершит, ближайшие несколько лет никаких детей! А с Вовой план такой: пусть жена потешится, докажет себе, что испробовала все возможное, а потом с чистой совестью согласится сдать его в интернат. Пожалуй, можно даже выделить ей немного денег на все эти занятия, чтобы процесс пошел быстрее.

Семен отхлебнул большой глоток пива и наконец-то почувствовал себя лучше.

Придя в «Дети и мир» на следующее занятие, Алина решительно не пошла в родительскую группу. Она не помнила нанесенной ей обиды, но ей казалось несвоевременным идти в группу мамочек, которые обсуждают организацию дней рождения или поездки в летний лагерь. Алине хотелось сначала попробовать другие методы, чтобы поставить Вову на ноги. Как вообще они смогли смириться? Ведь иногда, когда она смотрела на него, он ничем не отличался от обычного трехлетнего ребенка. Алина верила: где-то там, внутри, должен быть абсолютно здоровый малыш, это совершено точно. Но как помочь ему выбраться наружу – вот что не давало ей покоя.

В коридоре на стульчике, ожидая окончания занятий, она оказалась не одна, рядом с ней была Танюша, которую Алина запомнила с прошлого раза. Запомнила по неухоженной прическе, на этот раз длинные волосы мышиного цвета были заплетены в косичку. Алина про себя усмехнулась: на ее взгляд, это была совершенно неуместная прическа для девушек старше шестнадцати. Танюша тоже вспомнила Алину, кивнула ей в знак приветствия.

– А вы почему не на занятии? – спросила Алина.

– Мне эти занятия больше не нужны. Мы сегодня последний раз, с нас диагноз снимают.

Алина открыла рот. Вот оно чудо, случилось! Вот рядом с ней живой свидетель. Господи, так, значит, это возможно?! Алина развернулась к Танюше всем корпусом и, жадно глядя на ее бледное, не накрашенное лицо, стала сыпать вопросами:

– А сколько вам лет? Вы вылечились? Как вы лечились?

Танюша понимающе улыбнулась и неторопливо заговорила:

– Моему Сене уже пять, но диагноз нам поставили очень рано, ему не было трех. Сенечка рос талантливым, замечательным мальчиком, он уже в полтора года знал много стихов, песен…

Алина разочарованно опустила глаза и стала разглядывать туфли: «Ну вот, опять говорящий ребенок… потому и такое быстрое излечение… ну почему же мой Вова так сильно отличается от всех?»

Но Танюша не заметила замешательства Алины и монотонно продолжала привычный рассказ:

– Потом я заметила, что у подруг дети разговаривают с мамами, делятся впечатлениями, отвечают на вопросы, а мой Сеня только рассказывает одно и то же. А потом он начал смотреть телевизор, и вот тут началось! Он выучивал рекламу наизусть и рассказывал ее целыми рекламными блоками. Или, например, он каждое утро просыпался и говорил: «Доброе утро! С Новым годом!» Тогда я уже поняла, что-то тут неладно. Кстати, официальная медицина никакой поддержки нам не оказала, сколько я ни водила его по врачам, они ничего не могли сказать, половина из них вообще считала, что я зря беспокоюсь, что Сеня абсолютно нормальный здоровый ребенок. Вы можете себе представить? – внезапно обратилась она к Алине.

Да, Алина могла. Теперь уже все врачи, которых она встречала, делились на две категории: одни по-прежнему, как и до двух Вовиных лет, говорили, что она слишком мнительная, беспокоится из-за ерунды, что с возрастом все пройдет. Другие же смотрели на нее удивленными глазами и говорили: «Мамочка, вы что, не видите, что у вас ребенок совершенно больной? Где же вы были раньше?» Как на это реагировать, Алина пока не знала. А Танюша продолжала:

– В первую очередь я, конечно, полезла в интернет и нашла там сайт с самыми новейшими методиками лечения аутизма.

Алина, задумавшись, пропустила часть рассказа Танюши о том, как она поняла, что у сына ее аутизм.

– Там, в интернете, я нашла Лили. Лили ведет сайт и форум, посвященный биологической победе над аутизмом. Это очень, очень прогрессивный метод. Не слышали? – громко спросила она Алину, но ответить не дала, продолжив повествование, казалось, несколько заученно. – В первую очередь нужно ребенка посадить на диету. Никакого глютена и казеина. Глютен содержится в пшенице и в других злаковых, а казеин содержится в молоке.

– Но чем же он тогда будет питаться?! – воскликнула Алина. – Ведь он у меня ничего не ест, кроме йогуртов и булок, а там как раз…

– Вот это как раз очень хорошо, – перебила ее Танюша. – Это значит, что ваш ребенок, скорей всего, даст хорошую динамику на диету. Именно зависимые от глютена дети отказываются питаться другой едой, и именно им диета нужнее всего.

Танюша продолжала сыпать медицинскими терминами, приводила доказательства, убеждала. Что-то Алина уже слышала от мужа, ведь Семен все-таки закончил биохимическую кафедру. Но многое Алина вообще не понимала. «Хелирование», «клостридии» – все это Алине было непонятно и даже странно.

Алина выбрала момент, когда Танюша сделала паузу, и спросила:

– Танюша, у вас, наверное, медицинское образование? Или, быть может, химфак?

– Нет, ну что вы! – Танюша довольно улыбнулась. – У меня самое обычное образование, я историк. Но когда дело касается жизни твоего ребенка, ты начинаешь разбираться во всем лучше врачей. Многие доктора, с которыми я это обсуждала, вообще не могли понять, о чем я говорю. Очень трудно найти настоящих грамотных специалистов. А Ирина Петровна! Вы видели? Она вообще не верит в диету, говорит, что это какая-то ерунда. Считает, что это работает только в том случае, если у ребенка были проблемы с кишечником, да и то не вылечивает аутизм, а просто помогает сосредоточиться на серьезных проблемах.

Честно говоря, Алина считала примерно так же, но не стала возражать. Слишком уж много за последнее время она узнала о разных способах лечения аутизма. И что? Ни один не давал конкретного результата, никакой гарантии. И все говорило о долгих годах отчаянной борьбы без шансов на успех.

Но вот перед ней сидит мама, ребенок которой излечен от аутизма посредством диеты. И каким бы странным и бессмысленным ни казался ей путь излечения, Алина поняла: пришло время принимать решение. Или она пойдет стандартным путем, как все эти мамочки за дверью, обсуждающие летний лагерь на двадцать лет вперед, или попробует совершенно бессмысленную неофициальную теорию, которая, возможно, даст такой же результат, как и у этой смелой девушки. Алина вновь повернулась к Танюше:

– А сейчас? Расскажите, как ваш сын сейчас.

– О, сейчас наши результаты поражают воображение даже самой Ирины Петровны, – оседлала Танюша любимого конька. – Никто не мог представить, что мы так быстро покажем замечательную динамику. Но тут одной диеты мало. Сначала мы вместе с Лили разработали и огромный комплекс витаминов и минералов, и различные активные вещества, все принимается строго по часам. Дальше мы стали проводить хелирование. Хотя мы его с Сенечкой только начали, но результаты уже заметны, а с каждым разом они будут все лучше!

– Хелирование? – Алина настороженно посмотрела на Танюшу, снова услышав незнакомое слово.

– Ну да, хелирование. Одна из основных проблем аутистов заключается вот в чем… – Танюша перебила сама себя: – Кстати, вы вообще внимательно прочитали, зачем нужна диета?

– Нет, не очень внимательно, – призналась Алина.

Теперь Танюшу было уже не остановить.

– Ну как же! Все дело в том, что белки, а именно глютен и казеин, не могут перевариваться кишечником аутистов! Он так у них устроен, там другие клетки, не такие, как у обычных людей. Вместо того чтобы перерабатываться в нужные аминокислоты и нормально встраиваться в обмен веществ организма, они оказывают действие подобно героину. Почему, вы думаете, ваш ребенок так любит именно булки и молоко? Да он просто подсел на глютен и казеин, он наркоман по большому счету! Он не сможет сам отказаться от этой еды. Но от этого ему делается только хуже, каждый день его мучают кошмары, он теряет представление об окружающей действительности, все вокруг кажется ему смутным и размытым, у него проблемы с животом, все полезные вещества и микрофлора кишечника погибает. Представляете себе?

Алина слушала в изумлении. То, о чем говорила Танюша, было, конечно, странным, но в то же время по-своему очень убедительным. Алина вспомнила, как Вова жадно хватал булку, откусывал целыми кусками и шумно запивал йогуртом. Она стала еще внимательнее слушать Танюшу. Та же продолжала:

– Теперь хелирование. Смотрите, такой плохо развитый кишечник, как у наших детей, не может нормально осуществлять функцию вывода вредных веществ, а особенно тяжелых металлов. И все тяжелые металлы, ртуть и другие, которые попадают в организм ребенка, когда он вдыхает уличный воздух, или, не дай бог, прививки… Да и вообще, эти вредные тяжелые металлы повсюду! Так вот, они не могут быть выведены из организма самостоятельно. Обычный ребенок легко с этим справится, ведь у него здоровый кишечник, а аутята страдают, не в силах освободиться. Прямо в мозгу оседает ртуть, представляете! И посмотрите, симптомы отравления ртутью практически полностью совпадают с симптомами аутизма. И с помощью особых веществ – они называются хелаторы – можно вывести ртуть из клеток мозга, ртуть попадет в кровь – и вот тут ее надо быстро связать и вывести из организма!

Алина была ошарашена количеством свалившейся на нее информации. Если против диеты и витаминов она не возражала, то какие-то вещества, которые будут выводить ртуть из мозга в кровь, ее просто пугали. Она решила действовать по порядку и снова задала самый важный, по ее мнению, вопрос:

– А сейчас, сейчас как у вас дела?

– Так я же и говорю, у нас все отлично! Мы больше нигде не наблюдаемся, нам не нужны теперь ни психиатры, ни логопеды, речь у нас отличная, он может поддерживать разговор на любую тему, задает вопросы, играет с другими детьми. Просто ему здесь нравится, поэтому мы сюда приходим, но теперь они мне надоели, они вообще не верят в то, что всех этих результатов мы достигли только благодаря диете и биомедицинскому лечению. – Танюша презрительно скривила губы. – Да, Ирина Петровна так и сказала: «У вас изначально был очень легкий ребенок, поэтому он восстановился. А возможно, и благодаря занятиям у нас, а не из-за вашей диеты!» Ну, скажите, почему я должна ей верить? Ведь, на мой взгляд, все мои результаты были связаны только с тем протоколом, который мы вводили вместе с Лили, а Ирине Петровне хочется приписать заслуги именно себе!