Текст книги "Шерше ля вамп"

Мне сделалось не по себе от кроваво-красных стен, хотя, вынуждена признать, зал выглядел торжественно и нарядно и не уступал парадным залам дворцов. Судя по размерам помещения, отсутствию мебели, кроме тех же диванчиков, и небольшому подиуму в углу, раньше здесь проводились балы, а сейчас с равным успехом могли устраиваться танцы, концерты и праздничные торжества. Картины с изображением разных ландшафтов и карта мира подчеркивали многонациональность вампирской тусовки.

То ли внешний вид зала на меня так подействовал, то ли это природа давала о себе знать, но я ощутила страшный голод. Надо было срочно найти Вероник. Вчера я забыла у нее спросить про бутылочки с донорской кровью. Дома у меня хранился целый запас, но в полет сыворотку брать нельзя, иначе проблем со службой досмотра не оберешься. Аристарх уверял, что Вероник обеспечит меня донорской кровью на время пребывания в Париже. Что ж, надеюсь, это так и она не станет подшучивать надо мной и подбивать полакомиться кровью юных сладких парижан.

Я вернулась назад, к парадному входу, и направилась в другую сторону. Сначала я попала в такую же небольшую комнату отдыха с диванчиками, только она была зеленой, а потом очутилась в большом проходном зале с четырьмя дверьми. И, о чудо, до меня донеслись голоса! Пройдя две двери, я остановилась у третьей, из-за которой журчала французская речь, и уже положила руку на дверную ручку в форме головы льва, собираясь войти, как до меня донесся отчетливый голос дворецкого.

– Мадам, вы поступаете необдуманно. Вы знаете, как к мадемуазель Жанне относятся в обществе.

Я замерла и приникла к двери.

– Вздор! – пылко перебила Вероник. – Она замечательная девушка.

– Она – кровная наследница Жана Лакруа, – напомнил Бернар. – И мне ли вам говорить, что с этим наследством все не так просто…

– Она – родная внучка Александра Перье, – парировала Вероник. – И она не может быть такой, как о ней говорят. Все эти домыслы – чепуха!

– Мадам подвергает себя и свою репутацию старейшины большой опасности, покровительствуя этой мадемуазель, – гнул свою линию дворецкий. – Это весьма опрометчиво, особенно сейчас, когда ваше положение и без того довольно шатко. Такое чувство, мадам, – с горечью добавил он, – что вы совсем не дорожите своим местом в совете старейшин.

– Бернар, – вспылила Вероник, – если ты не прекратишь, я подыщу себе нового дворецкого.

Воцарилась тишина, был слышен только стук приборов, которые, видимо, раскладывал на столе старый слуга. Я уже собралась войти внутрь, как прозвучал звенящий от обиды голос дворецкого:

– Вот увидите, мадам, вы еще пожалеете, что предоставили ей свой кров. И тогда поймете, что месье Сартр был прав.

Интересно, это еще кто такой? Сартр, Сартр… Что-то знакомое. Не то певец, не то актер, не то манекенщик.

Сердитые шаги застучали по направлению к выходу, я вспыхнула и метнулась к соседней двери, чтобы не быть застигнутой врасплох. На счастье, дверь поддалась, и я влетела в зал, оказавшийся картинной галереей. Общий свет был приглушенным, но за счет индивидуальной подсветки, картины на стенах были ярко освещены и выглядели, словно окна.

Я с любопытством шагнула к ближайшей картине, показавшейся знакомой. Постерами с рекламой телевизора, на экране которого застыли прильнувшие друг к другу нарисованные мужчина и женщина, была обклеена вся Москва. Только на рекламных плакатах фон рисунка был солнечно-золотым, и мужчина и женщина выглядели нежными возлюбленными, слившимися в поцелуе. Картина, перед которой я стояла, при всем внешнем сходстве и технике рисунка была совсем иной. Фон был непроницаемо-черным, две фигуры выступали из мрака, словно выхваченные уличным фонарем. И это уже были не возлюбленные, прильнувшие друг к другу в порыве нежности. Художник, искусно копировавший манеру знаменитого предшественника, изобразил вампира и его жертву. Мужчина хищно навис над беззащитной шеей женщины, безвольно склонившей голову. И если от картины с рекламных плакатов исходили свет и любовь, от этой сквозило тоской и безысходностью. Не было никаких сомнений в том, что в следующее мгновение вампир погрузит зубы в женскую шею и не пощадит свою жертву…

Мне стало не по себе, и я отпрянула к следующему полотну. В бархатно-синем ночном небе между искорками звезд над спящим деревянным городом парили мужчина и женщина. Женщина словно лежала в небе, а мужчина бережно удерживал ее в руках. И все бы ничего, если бы за спиной каждого из возлюбленных не были распростерты крылья летучей мыши. Вампиры, хозяева ночи, парящие в ночном небе невидимыми обитателями деревянных домишек. Ночные хищники в поисках жертвы…

Попятившись назад, я уткнулась в стену и, повернувшись, вздрогнула от лукавого взгляда Моны Лизы, смотревшей прямо на меня. На первый взгляд, картина была точной копией, но, приглядевшись, я заметила, что в уголке приподнятых в загадочной улыбке губ виден краешек клыка. Да что же это за галерея такая?

– Жанна, – окликнул меня голос незаметно вошедшей Вероник, – это ты! Я услышала шум и уж решила, что в дом прокрались воры!

– Привет, Вероник! Прости, что напугала. Я искала тебя или Бернара и заблудилась, – сочинила я. – Вот, попала сюда и увлеклась. Извини, если зашла, куда не следовало.

– Ну что ты! – успокоила меня хозяйка. – Эта галерея – гордость французской общины, ее всем гостям в обязательном порядке показывают. А ты всего лишь пару шагов не дошла до столовой, где Бернар меня пытался накормить овсянкой по классическому английскому рецепту.

– Он же француз! – удивилась я.

– Да, – Вероник скорчила гримасу, – но на днях у меня гостил один английский писатель родом из девятнадцатого века. И Бернар у него выпытал этот рецепт. Какая же это отменная гадость! Я так мечтала, чтобы ты появилась и меня спасла! – Она молитвенно сложила руки.

– Извини, что опоздала, – засмеялась я.

– Ну и как тебе наш филиал Лувра? – Вероник повела рукой в воздухе.

– Впечатляет, – призналась я. – У вас очень талантливые имитаторы. Переписать известные полотна так, словно их исправил сам мастер – редкий дар.

– Имитаторы? – с обидой в голосе возразила Вероник. – Жанна, все картины – подлинники. Это Климт, – она указала на вариацию картины с влюбленными. – Это, – кивок в сторону полотна с крылатыми вампирами, – Шагал. Там, – взмах руки в глубь галереи, – Пикассо, Боттичелли, Моне, Сезанн, Рубенс, Рерих, Врубель.

– Не может быть! – ахнула я. – Они все были вампирами?

– Мало, кто, – качнула головой Вероник. – Но в разное время они столкнулись с кем-то из нас и, под впечатлением от этого, они написали эти картины. Какие-то из них потом послужили основой для картин, которые сейчас знает весь мир. Переписав их в светлых тонах, одни, как Климт и Шагал, стремились избавиться от тягостных воспоминаний от встречи с нашими соплеменниками. Но большинство картин так и осталось неизвестными – мы забрали их раньше, чем их увидела публика. Все они там, в глубине. У входа висят самые знаменитые.

– Забрали? – уточнила я с недоверием.

– Какие-то выкупили, какие-то похитили, какие-то отобрали силой, – пояснила Вероник. – Ты же понимаешь, лучше нам себя не афишировать перед широкой публикой.

– Но ведь художники знали, – возразила я.

– Да кто бы поверил их словам? А вот их картины были весьма убедительны, как и все гениальное, поэтому их надо было изъять. Ну что, составишь мне компанию за столом?

Я с радостью покинула полумрак галереи, вошла вслед за Вероник в ярко освещенную, оформленную в терракотовых тонах столовую, и на миг зажмурилась от бьющего в глаза света.

– Слишком ярко? – виновато спросила вампирша. – Бернар все время отчитывает меня, что я вставила слишком мощные лампы. Но я так люблю солнечный свет, а по понятным причинам бывать на солнце не могу, поэтому здесь постаралась…

– Все в порядке, Вероник. Я тоже люблю солнце.

Хозяйка мне благодарно улыбнулась, а Бернар сердито громыхнул подносом, ставя передо мной тарелку овсянки.

– Кажется, я ему не по душе, – заметила я, когда он удалился.

– Ну что ты! – поспешила разуверить меня Вероник. – Бернар сам по себе бука, зато за домом следит – не придерешься. Знала бы ты, сколько парижских вампиров пытались переманить его к себе, но он верен этому дому, и это заслуживает уважения.

Я с сомнением подцепила ложку пышной овсянки, щедро сдобренной сливочным маслом. Надеюсь, милому Бернару не придет в голову отравить нежелательную гостью, чтобы спасти репутацию беззаботной хозяйки? Да и страшно интересно, что же за слухи бродят обо мне среди парижских вампиров, отчего Вероник может пострадать? Однако от самой Вероник я ответа не добьюсь – это к бабке не ходи. Она ни за что не захочет меня огорчать и примется уверять, что все парижские вампиры только и мечтают со мной познакомиться и уже заочно меня обожают.

– Все просто мечтают с тобой познакомиться! У меня телефон ни на минуту не умолкает, – в подтверждение моих слов прощебетала она. – Так что сегодня мы устраиваем вечеринку в твою честь!

Только не это! Я вспомнила свою дебютную вечеринку в Москве: все вампиры настороженно таращились на меня, пытаясь понять, что за темную лошадку к ним занесло. А бонусом к застолью шла развлекательная программа с участием прославленных вампиров-фокусников, гимнастов, певцов и музыкантов. Пир завершился настоящей чумой: гимнастку-китаянку убили в женском туалете, а мне «посчастливилось» обнаружить труп.

– А как же месье нотариус? – спросила я. – Он говорил, что сегодня мы должны встретиться по делам.

– О! Он только что звонил и сказал, что возникли какие-то трудности. Он еще позвонит позже. Вы увидитесь с ним завтра, а сегодня – вечеринка!

Глядя в сияющие глаза Вероник, было понятно, что отсидеться в гостевой комнате мне не удастся. Что ж, посмотрим, какие они, парижские вампиры. И попробуем выяснить, с чего вдруг они меня так невзлюбили. Может, я перешла кому-то дорогу в завещании богатого наследства? Но Вероник на мой вопрос уверенно ответила, что живых кровных преемников у Жана, кроме меня нет.

– А мертвых? – Я чуть кашей не поперхнулась.

– Дело давнее, – беззаботно ответила вампирша. – До Пражского договора Жан инициировал вампиров, но все из них быстро сходили с ума и погибали. Ой, прости, Жанна! – виновато воскликнула она, глядя на меня.

– Ничего, – я сглотнула овсянку, ставшую в горле комом. – Я уже привыкла.

Вспомнилось, как гончая из команды Вацлава Лаки хотела убить меня только потому, что Жан поделился со мной своей кровью и сделал меня вампиром. Лаки тогда упомянула свою родственницу, жившую сотней лет раньше. Ее тоже сделал вампиром Жан, и спокойная, девушка, известная своим милосердием и добротой, под влиянием крови Жана превратилась в сумасшедшую убийцу и была растерзана толпой людей, мстивших за своих близких.

Я машинально дотронулась до пирсинга на животе. Раньше я носила там Серебряную Слезу Привлекательности, не подозревая об этом. Мой бывший парень Фёдор, увлеченный кладоискатель, подарил мне ее, когда она еще была старинным кольцом. Негламурный подарок я переплавила в хорошенький цветок-пятилистник для пирсинга, с которым не расставалась. И именно Слеза, которую так искал Жан, стала причиной моей встречи с вампиром. Тогда борьба, завязавшаяся между нами, привела к моему случайному заражению вирусом вампиризма. А так как Жану, из-за его жестокости, было официально запрещено инициировать новых членов Клуба, тот растерялся, сбежал в Париж и на время забыл о Слезе. Из-за крови Жана и попадания в Клуб в обход правил (традиционно решение о принятии в вампиры принимается всеобщим голосованием) на меня косо смотрели все московские вампиры. А теперь и парижские тоже будут. А Слезу Привлекательности Жан у меня все-таки отобрал и воссоздал легендарную Чашу, которая давала власть над всеми вампирами. Я убила Жана, разрушила Чашу, а Аристарх вытащил из магического огня серебряную подвеску – Слезу Милосердия. Оставшись без любимого пирсинга, я переплавила Слезу в новое украшение, на этот раз выбрав символическую форму замочка с ключом – в знак того, что Слеза оберегает меня от влияния Жана, «запирает» его темную сущность, которая передалась мне с кровью. Со Слезой я не расставалась даже в ванной. Однако вампиры, не подозревая о том, что у меня есть оберег от влияния Жана, по-прежнему считают меня потенциальной маньячкой, которая может сорваться в любой момент и устроить техасскую резню бензопилой или кошмар на улице Вязов. Возможно, именно об этом предупреждал дворецкий Вероник и именно такого поворота событий опасаются парижские вампиры.

Задумавшись, я и не заметила, как съела всю овсянку. Бернар забрал у меня пустую тарелку и что-то сердито пробурчал в ответ на мое «мерси». Похоже, расположить к себе старого брюзгу комплиментом его кулинарному таланту не удастся. Что ж, не велика беда. Я здесь всего на несколько дней, и уж как-нибудь вытерплю недовольную физиономию дворецкого.

Вероник подошла к старинному буфету и открыла его ключом.

– Мужская, женская? – обернулась она ко мне.

– Что? – не поняла я.

– Кровь, – буднично пояснила хозяйка. – Предпочитаешь женскую или мужскую?

– Все равно, – смущенно пробормотала я. Три месяца в роли вампира, а я никак не привыкну спокойно относиться к насущной проблеме утоления голода.

Словно не заметив моей неловкости, Вероник спокойно уточнила:

– Группа крови?

– Без разницы.

Тут вампирша в удивлении глянула на меня:

– Без разницы?! Но у них совершенно разный вкус. Первую и вторую невозможно пить в чистом виде: первая чересчур пресная, вторая горчит. От третьей болит голова. Я предпочитаю четвертую – она самая мягкая и сладкая. Она самая редкая из всех, но в этом и плюс положения старейшины. – Вероник мило улыбнулась, словно речь шла о сортах вина. – Что считается деликатесом для обычных вампиров, то всегда в свободном доступе для старейшин. – Она вынула из шкафчика красивую рифленую бутыль из темного стекла и встряхнула ее. – Свеженькая, только вчера привезли. Позволь мне тебя угостить – и ты сама поймешь, что я имею в виду.

Вероник наполнила рубиново-красным содержимым один из хрустальных бокалов на столе.

– Держи.

Она плеснула крови во второй бокал и подняла его.

– За тебя. Надеюсь, тебе понравится в Париже.

– Спасибо за гостеприимство.

Наши бокалы скрестились со звоном, и Вероник сделала маленький глоточек, смакуя содержимое.

Смотреть на это было неприятно, я отвела глаза и залпом опрокинула в себя бокал. Кровь горячей хмельной волной хлынула в желудок, и я закашлялась.

Вероник наклонилась ко мне, постучала по спине, протянула салфетку.

– Никак не привыкнешь?

Я промокнула губы, оставив на салфетке кровавый след, и кивнула.

– Это не микстура, Жанна, чтобы глотать ее с такой брезгливостью, – мягко, словно неразумному ребенку, заметила она. – Это наш витамин жизни. Пойми это и перестань терзаться. – Вероник спокойно сделала последний глоток и отставила в сторону пустой бокал. – А теперь пойдем, подберем тебе наряд для вечеринки.

Глава четвертая
Если бы Золушка была вампиром…

Если перед своей дебютной вампирской вечеринкой в Москве я колебалась в выборе наряда, то на этот раз сомнений не возникло. Какими бы ни были парижские вампиры, я предстану перед ними настоящей королевой. Шелковое алое платье от Диор мы выбирали еще с Глебом, в тот день большого шопинга, когда слонялись по крупному торговому центру в надежде спровоцировать убийцу на нападение и поймать с поличным. Убийцу не поймали, зато шопинг удался на славу. Платье цвета крови Глеб оценил как самую удачную покупку того дня, а я пообещала ему, что надену его на следующую вампирскую вечеринку, которую он будет вести. Через несколько дней Глеба не стало, и платье провисело в заключении в шкафу почти месяц – я на него без слез взглянуть не могла. Сейчас самое время проститься с прошлым и открыть новую страницу жизни блистательным выходом в парижский свет. Надеюсь, там будет Андрей… Или какой-нибудь другой неотразимый вампир. Потому что к такому платью обязаны прилагаться восхищенные мужские взгляды.

Когда я показала платье, Вероник ахнула:

– Ты собираешься надеть его?

– А что? – Я нахмурилась, услышав в ее голосе сомнение. – С ним что-то не так?

– Да нет. – В глазах Вероник промелькнуло странное выражение. – Все так. А ну-ка надень!

Она помогла мне справиться с застежкой и восторженно воскликнула:

– Фантастика! Ты убьешь всех наповал!

– Лучше пусть живут, – пробормотала я, расправляя алый шелк на бедрах и глядя на свое отражение.

Из зеркала на меня смотрела традиционная киношная вампирша: карие до черноты глаза на белой, как фарфор, коже, легкий румянец на щеках – результат недавнего перекуса, темные волосы мягкими волнами до пояса, красное вечернее платье. Не хватает только броской помады и яркого маникюра в тон наряду.

– А знаешь, – польстила Вероник, – если бы тебя не обратил Жан, это должен был сделать бы кто-нибудь другой. Ты просто создана для нашего Клуба!

– Вряд ли, – усмехнулась я. – У меня нет обязательного условия для членства: какого-нибудь особого дара.

– Не верю! – пылко возразила вампирша. – Что-нибудь, да обязательно найдется! Может быть, ты видишь сквозь стены?

– Если только это стены модного бутика, куда завезли новую коллекцию, – ответила я, озабоченно снимая с платья пылинку.

– Что, правда?! – вытаращилась на меня вампирша.

– Конечно, – со смешком подтвердила я. – К тому моменту я успеваю выучить официальный сайт с новой коллекцией наизусть.

– Могла бы и догадаться, – хихикнула она и предложила новую версию: – Тогда, может, ты знаешь пять иностранных языков?

– А только за это принимают в вампиры? – удивилась я. – Нет, только два. Но французский почти в совершенстве – благодаря бабуле.

– Не почти, а совершенно! У тебя произношение как у урожденной парижанки, – вновь польстила мне Вероник. – А может, ты умеешь убеждать кого угодно в чем угодно?

– Вообще-то я могу, – задумчиво припомнила я. – Однажды я пару недель копила на потрясающее платье от Александры МакКвин, а когда пришла его купить, обнаружила, что платье моего размера осталось в одном экземпляре и его примеряет несносная блондинка с ногами от ушей. Вероник, видела бы ты, как оно на ней сидело! Она была просто фея. Но я исхитрилась убедить ее, что платье делает ее бледной и простит, и навязала ей какое-то уродскую черную робу. Продавцы-консультанты просто диву давались. Но перечить не стали – уродское платье стоило в два раза больше «фейского». А я заполучила платье своей мечты.

– Я в восхищении, – развеселилась Вероник. – Но вряд ли эту историю оценят старейшины с точки зрения твоей незаменимости Клубу. А может, – с надеждой предположила она, – твой IQ близок к двумстам баллам?

– Ты сама-то в это веришь?

Мы переглянулись и расхохотались.

– Ты права, – признала Вероник. – Ты куда симпатичнее всех этих занудных нобелевских лауреатов и докторов наук, которые при всей своей мудрости ни капли не разбираются в элементарных вопросах… Например, в выборе роскошных вечерних платьев! – Она бросила многозначительный взгляд на мой наряд.

А я помрачнела, вспомнив, что тогда не я первая обратила внимание на платье, а Глеб выудил его из дюжины вешалок.

– Что-то не так? – насторожилась Вероник.

– Нет-нет, все в порядке. Кроме того, что в Клуб я попала с черного входа, поправ все правила, и никаких оправданий, кроме собственной глупости, мне в том нет.

Вероник принялась горячо меня разубеждать и предложила последнюю версию:

– Может, ты как богиня катаешься на горных лыжах?

– Не представляю, чем ценно это умение, но, увы, и тут мимо. Я ни разу в жизни не стояла на лыжах.

– О, тогда ты просто обязана составить мне компанию в Куршевель! – ажиотированно вскричала она.

– Это там, где тусуются олигархи? – поморщилась я.

– Это там, где тусуется половина из нас, – поправила Вероник. – А другая половина обеспечивает нас вкусной, свежей и здоровой кровью. Ты и представить себе не можешь, как отличается кровь горожанина в пыльном мегаполисе от крови лыжника, который провел на горном воздухе несколько часов, – мечтательно добавила она.

– Боюсь, мне там негде будет блистать в моем красном платье, – поспешила перевести тему я.

– О, – вскричала Вероник, – тебе фантастически пойдет лыжный костюм!

– Да у меня его и нет.

– Разве это проблема для единственной наследницы Жана? Ты можешь себе купить миллион лыжных костюмов. И алмазный лифчик под костюм, – добавила она и задорно расхохоталась.

– Неужели Жан и впрямь так сказочно богат? – в очередной раз поразилась я. Да и как не поражаться, если пока я о роскошном наследстве только слышу, но масштабов его еще представить не могу.

– Это ты, Жанна, теперь сказочно богата, – поправила Вероник. – Тебе просто необыкновенно, фантастически повезло!

– Да уж.

Я вспомнила остекленевшие глаза Жана, когда я вдавила ему в сердце серебряный кулон, и вздрогнула. Хорошо, что никто на свете, кроме московских Гончих и моего деда не знает, как все было на самом деле. А то у вампиров хватило бы ума додуматься до того, что я коварно убила Жана, чтобы завладеть его богатством.

К счастью, Вероник была слишком взбудоражена предстоящей вечеринкой и не заметила моего состояния. Она схватила меня за руку и потащила из гостевой комнаты.

– Идем! Теперь ты поможешь мне выбрать платье. Конечно, затмить тебя уже не получится, – она лукаво улыбнулась, – но я постараюсь. Не может же старейшина выглядеть замарашкой в сравнении со своей гостьей.

Под гардероб Вероник была отведена огромная комната, размером с мою московскую квартиру. Вдоль одной стены тянулись витрины с обувью и сумками. Другую стену занимали вешалки с платьями всех оттенков радуги.

– Вот это да! – ахнула я, глядя на вешалки, уходящие в глубь комнаты, вплоть до зеркальной стены от пола до потолка.

Вероник с лукавством улыбнулась:

– Посмотрим, что ты скажешь на это! – Она скользнула рукой по стене с выключателями.

Основная подсветка стала медленно гаснуть, и на вешалки с платьями будто ложилась мягкая вуаль темноты. Зато пол вспыхнул квадратами света, словно диковинный аквариум. И в каждом из стеклянных сверху и бархатных изнутри бордовых отсеков показались самые прекрасные туфли на свете. Отсеки располагались в шахматном порядке, и на одном из них я как раз стояла. Разглядев под носком своей туфельки изумительные желтые босоножки, я невольно шагнула назад, чувствуя неловкость – как будто по неосторожности наступила на редчайший цветок.

По мере того, как основный свет гас, подсветка пола зажигалась все ярче. Наконец, на потолке остались гореть только тусклые звездочки светильников, зато пол под ногами горел ярче полуденного солнца. И, казалось, сияние исходит от самих туфель, запертых в стеклянные ячейки и всем своим блестящим и модным видом взывавших о выходе в свет.

– Нравится?

Я обернулась на голос Вероник и молча кивнула. Я была слишком взволнована увиденным, чтобы дать более развернутый ответ. Жаль, что я не смогу перемерить все это великолепие: одежда Вероник на пару размеров больше моего, а обувь и на все три-четыре.

Вампирша довольно улыбнулась.

– Теперь ты понимаешь, что выбор будет нелегким?

– Всю жизнь мечтала о такой гардеробной. Но мне и в голову не приходило, что для этого надо стать старейшиной вампиров.

– Почему же. Есть и другой способ, – Вероник мне подмигнула. – Стать наследницей Жана Лакруа.

– Ты хочешь сказать, что… – У меня перехватило дыхание. Одно дело – слышать о каких-то мифических миллионах. И совсем другое – видеть реальное им применение.

– Стоит тебе только пожелать, и твоя гардеробная будет в десять раз больше, – подтвердила Вероник.

Я с ликованием огляделась. Что ж, кажется, Жан оставил мне неплохую компенсацию за то, что его кровь сделала меня вампиром.

Замечтавшись, я не обратила внимания, что наступила на край одного из светящихся квадратов. А когда опустила глаза, колени подогнулись, и я рухнула на пол, прильнув к стеклу, скрывавшему самое удивительное творение на свете. Туфельки насыщенного рубинового цвета … Лучшей пары к моему сегодняшнему платью и не сыскать. Жаль, что размер ноги Вероник больше моего. Хотя эти туфельки выглядят совсем миниатюрными.

– Это лак? – с придыханием спросила я, глядя на светящиеся носа туфель.

– Это атлас, – поправила Вероник, и в ее голосе скользнула гордость. – Такие туфли не на каждый день, а только для самого важного бала.

Она вдруг наклонилась, нажала на потайную кнопку, открыв отсек и взяла в руки туфельки.

– Примерь их.

– Да ты что! – не сводя с них глаз, воскликнула я. – Такие туфли нельзя носить, ими можно только любоваться.

– Вот я и любуюсь, – в ее голосе скользнуло сожаление, и она пояснила: – Один поклонник подарил, но они мне беспощадно малы.

– Не угадал с размером? – с сочувствием кивнула я.

– Наоборот, – Вероник усмехнулась. – Выбрал тот самый, который я ему назвала.

Я непонимающе подняла глаза, с трудом оторвавшись от созерцания роскошных туфель.

– Я же не знала, для чего он спрашивает, – призналась она. – И назвала ему размер, гораздо меньше своего. Побоялась, что его чувства остынут, когда он узнает, что его прекрасная дама носит сороковой. А потом он принес мне их, и…

Мы обе рассмеялись. А Вероник, отсмеявшись, укорила:

– Тебе смешно, а я тогда чуть не удавилась. Не столько со стыда, сколько от горя.

– Скажи лучше, как ты выпуталась. Он заставил тебя их примерить?

– Еще бы! Он так переживал – подойдут они или нет. В общем, – она сконфуженно потупила глаза, – пришлось соврать, что к вечеру у меня отекли ноги. А он еще терзал мне душу и настойчиво повторял, что можно договориться об обмене на размер больше. Но я же не могла признаться, – давясь от смеха, добавила Вероник, – что мне нужны туфли не на размер, а на пять больше!

– Значит это, – я затаила дыхание, – тридцать пятый?

– Как раз твой, если не ошибаюсь? Давай, примерь.

Вероник наклонилась и поставила туфельки у моих ног.

Я не смогла устоять перед соблазном и нырнула в них. Колодка обняла ступни с нежностью любовника, рубиновый атлас прильнул к ноге, как вторая кожа.

– Ну как? – Вероник выжидающе подняла глаза.

– По-моему, в самый раз, – не веря своему счастью, сказала я.

– Пройдись!

– Мой размер, – уверенно признала я, сделав несколько шагов.

– Значит, туфли на сегодняшний вечер мы тебе подобрали, – с некоторой ревностью в голосе сказала Вероник и пнула в сторону лодочки, в которых я пришла.

Я, колеблясь, глянула на нее.

– И возражения не принимаются, – возразила она на мой взгляд и шутливо пригрозила. – Иначе – укушу!

– А что стало, – я не сдержалась от любопытства, – с тем твоим поклонником?

– Я его съела, – хищно сверкнула глазами Вероник и добавила, оправдываясь. – Сама подумай, как я могла его видеть после того, как он таким жестоким образом разбил мои мечты и опозорил меня?

Я поежилась. Надеюсь, это не его свежей кровью четвертой группы меня сегодня угощала Вероник?

– Ну, Жанна, – укорила меня она. – Ты наивная, как ребенок. Я же пошутила. Ничего с ним не стало. Живет, развлекается, делает подарки другим девушкам. Я, как понимаешь, после подобного конфуза встречаться с ним не могла. А теперь помоги мне выбрать платье! Ты уже при полном параде, а я до сих пор не представляю, что надеть!

Переворошив десятки вешалок и перебрав бесчисленное множество туфелек, мы, наконец, выбрали наряд для придирчивой Вероник. Платье нескольких оттенков морской волны, благодаря сложному крою, походило на оперение райской птицы. И глядя, как Вероник шагает по стеклянному полу к зеркалу от пола до потолка, можно было подумать, что она летит. В глазах Вероник бушевал вольный океан, а за плечами раскрылись невидимые крылья.

– Ну как? – обернулась она.

– По-моему, вы просто созданы друг для друга, – заметила я. – Ты, это платье и вон те чудные изумрудные босоножки в ячейке справа.

– Ты права, – признала она, примерив их и покрутившись в них перед зеркалом. Тонкие ремешки были почти незаметны на ногах, и издалека можно было подумать, что Вероник и вовсе босиком. – Они идеально сюда подходят.

– Не хватает только последнего штриха. – Я подошла к ней и вытащила шпильки, выпустив на свободу волну густых темных волос.

– Надо бы расчесать. – Вероник провела рукой, приглаживая непокорные локоны.

– Нет-нет! – остановила ее я. – Только так. Сейчас кажется, что в твоих волосах заблудился морской ветер.

Вероник ослепила меня белозубой улыбкой и порывисто прижала к себе.

– А теперь пошли со мной. – Она заговорщически подмигнула. – Твоему платью не хватает завершающего штриха.

Я с неохотой покинула царство туфель и платьев, утешая себя мыслью, что совсем скоро у меня будет такая же комната чудес.

Штрихом оказалась прямоугольная зеленая коробочка, которую с сияющим видом протянула мне вампирша.

– Не подходит по цвету к моему платью, – пошутила я, пытаясь ее открыть.

Коробка поддалась не сразу, а когда крышка отскочила, я в восхищении ахнула.

– Вероник, но это же…

– Черные бриллианты! – Вероник тряхнула головой, отчего ее платье заколыхалось, и она сделалась похожей на синюю птицу, исполняющую желания. – Редкие и уникальные. Такие же, как и ты.

– Но я не могу… – хрипло выдавила я, чуть не откусив себе язык, который все-таки посмел изречь крамольную мысль. «Хочу!!!» – стучало в голове. «Но ты не можешь, – восклицал голос разума. – Они стоят миллионы!»

– Я не дарю их тебе, – отрезала Вероник. – Я одалживаю их тебе на этот вечер.

Я, колеблясь, перевела взгляд с изумительного колье на раскрасневшуюся Вероник.

– И только вздумай отказаться, – пригрозила она, разрешив мои сомнения. – Тебе же не нужен смертельный враг среди парижских старейшин? Уж поверь мне, со мной лучше дружить.

– Вероник, ты чудо!!! – Я повисла на шее вампирши.

– Ну-ну, – отстранившись, она пригладила свое необыкновенное платье. – Это моя благодарность за то, что ты замечательный стилист. Знаешь, я ведь купила это платье давно. Но все никак не решалась его надеть. Казалось, что оно слишком легкомысленное для моего статуса. А сейчас осмелилась и… – Она подняла на меня глаза, в которых блестело солнце. – И чувствую себя девчонкой-тропиканкой, какой я была, – она запнулась, – раньше.

Появившийся в дверях дворецкий замер, как громом пораженный.

– Мадам, – вымолвил он минуту спустя, – надеюсь, вы не собираетесь надеть это на сегодняшнее торжество?

– А что не так, Бернар? – Вероник уперла руки в бока.

– Это просто верх легкомыслия, – процедил он с осуждением.

Вероник только громче рассмеялась, подскочила к дворецкому и звонко чмокнула его в щеку, объявив, что это лучший комплимент, который он мог ей сделать. Бернар отшатнулся, пробормотал, что приходил доложить о прибытии месье Виара и торопливо удалился, словно боялся заразиться от хозяйки вирусом легкомыслия. А в комнату вошел эффектный худощавый брюнет с чемоданчиком в руке.