Текст книги "Жизнь с перчинкой, или Идите смело против правил"

Глава 2

Поняв, что на отца мои слова не подействовали и он действительно может убрать Олега в любой момент, я крикнула ему вслед:

– Папа, я беременна!

– Что? Что ты сказала? – Отец резко повернулся ко мне.

– Я жду ребёнка, – повторила я и для достоверности положила руку на живот. – Я хочу, чтобы у ребёночка был не только дедушка, но и родной отец. Благослови нас, папочка, и дай возможность жить вместе.

– А разве тебе можно беременеть? – всполошилась подруга отца. – Что скажут по этому поводу врачи? Я не знала, что придётся озадачиться таким вопросом, ведь ты же только перенесла операцию!

– Рождение ребёнка – это нормальный процесс для любой женщины.

– А как же твоё сердце? Оно же может не выдержать. Если ты беременна, то лучше сделать аборт. Мы не можем рисковать твоей жизнью.

– Конечно, аборт, – поддержал подружку отец. – Она правильно говорит, беременность и роды – большой риск для жизни. Да и зачем нам ребёнок от халдея?

– Папочка, да ты что, с ума сошёл?! – От отчаяния у меня почти пропал голос. – Ты сейчас предлагаешь умертвить своего внука или внучку! В чём виновато это ещё не родившееся создание, в том, что оно дитя любви?

– К чему неоправданный риск? – настаивала подруга отца. – К чему эти эксперименты? Считаю, что беременеть после пересадки сердца – это просто безумие.

– В больнице я прочитала статью о том, что одна женщина после пересадки сердца родила двойню! Врачи утверждают, что такие больные, как я, не просто выживают, а живут нормально, как все! Люди работают, учатся, занимаются спортом, радуются жизни и рожают детей.

– Всё индивидуально, – бросил отец. – Твой организм ещё толком не окреп, да и прошло слишком мало времени с того самого момента, когда в твоей груди забилось чужое сердце. Чересчур мало… Сердце нельзя нагружать. Тебе даже подхватить простуду нельзя, не то что рожать.

– Ну мне же пересадили здоровое сердце, а не больное. Я у тебя единственная дочь, и мы должны сделать всё возможное, чтобы на мне твой род не закончился. Если я не умерла и выжила, значит, это знак, что всё будет хорошо. – Я попыталась улыбнуться. – Дорогой папуля, я знаю, как тебе пришлось тяжело… Сколько ты со мной натерпелся! Я тебя очень-очень люблю. Ты подарил мне вторую жизнь. Тот судьбоносный день, когда мне сделали эту сложную операцию, будет моим вторым днём рождения. Если бы не ты и твои деньги, меня бы уже давно не было в живых. Помню, как я очнулась и увидела лица склонившихся надо мной хирургов. Они просили меня что-нибудь сказать, проверяли, пришла ли я в себя. Я понимала, что после больницы мне придётся учиться жить по-новому. Я отдаю себе отчёт, что у человека с донорским сердцем иммунитет работает лишь на четверть. Важно, чтобы организм не отторгал чужой орган. Даже банальная простуда может обернуться страшными последствиями. Мне нельзя мокнуть под дождём, выходить в холод без шапки или шарфа и находиться в душном помещении. Мне даже сильные физические нагрузки противопоказаны. Я знаю, что есть пациенты, которые умирали в первый год после успешной операции. Вроде бы и операция прошла хорошо, но человек не уберёгся, подцепил пустяковую инфекцию, и на этом жизнь закончилась. Поэтому я обещаю тебе, что каждый месяц буду ездить на обследование, тщательно следить за своим состоянием, беречь здоровье, но никто не сможет у меня забрать ребёнка.

– Доченька, но это же опасно, – отец шагнул ко мне. В его глазах плескалось отчаяние. – Лучше сделать аборт. Я столько сил потратил, чтобы вытащить тебя с того света, и у меня нет никакого желания тебя потерять.

– Папа, вдумайся, что ты предлагаешь. Ты предлагаешь мне убить собственное дитя. Это самое настоящее убийство, хоть и разрешенное законом.

– Ира, все женщины делают это… В России, по крайней мере, каждая третья. У тебя есть две причины сделать аборт. Первая – это большая опасность для твоего здоровья. Вторая – эта ужасная холопская генетика.

– Ты не прав. Олег отличный парень и никакой не холоп! Он очень мужественный и воспитанный человек. У ребёнка будет хорошая генетика. Я уверена, что он будет похож на тебя, папочка! Раз Господь захотел нового человечка, значит, так надо! Ты никогда не видел фильм об аборте, снятый микрокамерой? А я видела. Это страшное зрелище. Ты не знаешь, как едва сформировавшийся плод уворачивается, ускользает от щипцов, рвущих его на части? Не видел, как человечек раскрывает ротик в беззвучном крике боли и смертельного отчаяния? Хирургический инструмент неумолим, ребёночку неоткуда ждать помощи, ему не будет пощады. Самые близкие люди решили так – достоин смерти! Как ты можешь посылать родную дочь на такое? Аборт – это убийство беззащитного существа. Ребёнок даруется Всевышним, и не каждому дана такая честь, а его безжалостно, хладнокровно убивают, совершая самый страшный грех на земле – детоубийство. Дети – это чудо, это дар свыше, надо радоваться, что я способна стать матерью, ведь в наш век с такой экологией немногим дано это счастье. Если ты считаешь, что роды нанесут огромный вред моему здоровью, то аборт ещё более вреден. Как можно убивать человечка, который ещё не родился, не прожил ни одного дня на земле, не видел солнышка? Как можно убивать невинное создание? Чем провинился этот ребёнок?! Что он сделал ужасного лично тебе? Папа, не бери грех на душу!

– Да, это бесчеловечно и нехорошо. Да, это чудовищное вмешательство в естественный процесс, но мы должны пойти на этот шаг, потому что я не желаю потерять единственную и горячо любимую дочь, – принялся убеждать меня отец. – Какой страшный грех? О чём ты? Пустая болтовня. Аборты – это личное дело каждого, но это банально, и говорить об этом мне не хочется. Уж если ты так хочешь ребёнка, то выходи за парня из приличной семьи и воспользуйся услугами суррогатного материнства.

– Я не желаю выходить замуж чёрт знает за кого! Я что тебе, игрушка? Говоришь, что любишь меня, а сам посылаешь под нож! Может, я не перенесу наркоза! Как я буду дальше жить с мыслями об убитом ребёнке, ты подумал? Подумал о моём психическом здоровье, или для тебя это не важно? Я хочу быть с любимым, только и всего! Почему ты отказываешь мне в такой человеческой малости, во имя чего я должна потерять ребёнка? Во славу слияния двух капиталов? Но их не заберёшь на тот свет с собой, папочка, там они не нужны, а без ребёнка моя жизнь кончится, так и знай!

– Да пойми, глупенькая, это ещё не ребёнок. Это всего лишь развивающаяся яйцеклетка.

– Ни черта подобного! В момент зачатия у ребёнка уже есть душа. Он божествен и чист! Ты собственной рукой хочешь уничтожить своё продолжение!

Ты убьёшь малыша, не узнав его! Ты не имеешь права лишать его жизни, решать за меня! Ты сам не понимаешь, что творишь! Врач растерзает тельце твоего внука внутри меня, расчленит его на части, а ты ещё за это и заплатишь. Если тело вы можете убить, то душа каждого убитого младенца бессмертна! Так же нельзя! Ты не думаешь, что испытывает ребёнок, когда его вытаскивают острым предметом… Ему больно, ему ужасно больно! Малыш остаётся один на один со смертью, он маленький, он не может противостоять агрессии. Ребёнок, как ни крути, принадлежит прежде всего матери, и она главная, кто отвечает за его жизнь и смерть. Только я могу решить, оставить мне ребёнка или нет.

– Иришка, ты слишком болезненно всё воспринимаешь, – упорствовал отец. – Я считаю, что пока нет личности, нет и человека. Какая такая душа может быть у эмбриона? Что ты плетёшь? Убийство – это лишение жизни человека. А рождением считается не зачатие, а момент, когда ребёнок покинул тело матери после родов.

– Ребёнок может быть не запланированным, но не может быть нелюбимым. В чём его вина? – не сдавалась я. – Уже давно ведь был сделан и показан фильм об абортах, после которого тысячи врачей в Америке отказались делать эту операцию. Все, кто видел, пришли к выводу – это убийство. Ребёнок не нужен – убить его! Папа, а кто тебе сказал, что он не нужен?

– Доченька, ты должна понять, я просто предлагаю тебе взвешенное и трезвое решение этого вопроса. Аборт бывает иногда необходим. Всё зависит от конкретной ситуации и стечения определённых обстоятельств. Всё-таки смерть живого организма есть смерть живого организма – тут ничего не скажешь, но я точно знаю, что иногда смерть бывает гораздо гуманнее жизни. И это именно твой вариант.

– Я уже не в том возрасте, чтобы за меня принимали решение, – бросила я на отца укоризненный взгляд. – Аборт – безусловное зло. Последствия аборта колоссальны для женщины – и моральные, и физиологические. Я не жалею, когда шлепаю муху, но в том-то и дело, что ребёнок – не муха и не таракан, а мыслящее, чувствующее существо. Ребёнок видит свет, слышит звуки. Он чувствует настроение матери в утробе. У ребёнка своя кровеносная система, мозг его работает и развивается активно. Почему он – не человек? Не понимаю, как по чужому желанию можно убить собственного ребёнка?

– За ребёнка поначалу должны думать близкие люди, ибо сам ребёнок ничего решать не в состоянии. Именно они решают, жить ему или умереть. Иными словами, право выбора должно быть за взрослыми, ибо они-то как раз могут его сделать, а ребёнок нет. Они и делают выбор исходя из каких-то рациональных соображений. Умозрительные рассуждения, что есть аборт с морально-религиозной точки зрения, я считаю, следует вообще опустить, так как мораль – моралью, а жизнь – жизнью.

– Нет, папочка, ты не прав. Это тягчайший грех – убийство любви и маленького человечка. Аборт – это форменное злодейство, душегубство малыша, который ещё не может за себя постоять. Я знаю, что после аборта заболею, стану несчастной, так как буду знать, что совершила детоубийство.

– Лично я не могу зародыш недоразвитый считать человеком, – бросил отец, чем заставил меня содрогнуться. – При аборте вынимают ещё не сформировавшегося человека, у него даже разума нет. Мы ведь все едим мясо убитых животных, и ничего, убиваем же! А этот эмбрион вообще непонятно что, так – кусок мяса. Мы стрижём ногти, отрезаем волосы – их тоже жалко? Ребёнок может оборвать твою жизнь, а тебя недавно вытащили с того света, и я не могу тобой рисковать.

– Папа, ну почему ты меня не слышишь?! – закричала я с отчаянием. – Это убийство! Независимо от срока! У шестинедельного ребёнка уже сформированы все органы, в том числе мозг. Нет, наверное, большей трагедии в жизни женщины.

– Да, существуют в Сети фотографии эмбрионов, извлечённых при абортах, типа смотрите и пугайтесь… Хотя не суть, какой он, имеет смысл различать, что есть человек, а что есть биомасса, то есть человек потенциальный, но не реальный. Ребёнок – недоразвитая субстанция. Для меня человек – это личность, а личность думает, анализирует, имеет своё мнение, а не существует на животных инстинктах. Безусловно, любое хирургическое вмешательство наносит вред. Однако к медикаментозному аборту это не вполне относится. А если рассматривать саму беременность, то она несёт гораздо больший вред организму, нежели аборт. Всё дело в том, что ребёнок до определенного срока – просто кусок мясца, как тушка кролика в магазине, например. Пока нет сознания – нет и жизни. Ты обязательно родишь ребёнка, но позже, когда твой организм окрепнет, пройдёт реабилитация. И ты родишь малыша от достойного человека.

– Папа, мы разговариваем с тобой как слепой с глухим. Достойного человека я уже встретила. Ну почему ты меня не слышишь? Ты говоришь страшные, горькие и чудовищные вещи. При чём тут личность? Дело в том, что плод становится ребёнком практически сразу. И даже на второй неделе беременности уже всё чувствует. И боль, естественно, тоже. Это желанный ребёнок, пойми. Плод моей первой и единственной любви. Ты хочешь сказать, что жизнь считается жизнью с момента начала физиологических родов? Не соглашусь. Разве ребёнок в утробе матери живым не считается? И его жизнь начинается только с момента родов? А как же биение сердечка? Моменты, когда ребёнок начинает шевелиться? Мне даже больно представить маленькие ручки-ножки в окровавленном лотке…

– Вот ты говоришь, что зародыш что-то понимает, – отец словно не слышал меня, – а не задумывалась ли ты, почему не помнишь, как находилась в животе у матери?

– Папа, это не аргумент. Эмбрион, которого я сейчас ношу под сердцем, уже человек! Хоть он и не сформировавшийся ещё, но у него уже есть зачатки для того, чтобы вырасти и стать таким же полноправным членом общества, как и мы. А может, даже и намного лучше. А аборт есть убийство, которое ничем не отличается от убийства взрослого человека, и даже более того, убийство, как ты говоришь, эмбриона – куда более жестоко и омерзительно, поскольку лишают права на жизнь совершенно беззащитное маленькое существо! И какое ты имеешь право презрительно называть ребёнка эмбрионом? Это ребёнок, который полностью зависит от меня, и пусть всего лишь несколько недель прошло с момента зачатия, это новый, уникальный человек, который готовится прийти в наш мир.

– Дочь, ну ты же взрослая девушка и должна была хоть как-то предохраняться. Я и не думал, что ты так наплевательски к этому относишься. Обычно девушки пьют противозачаточные таблетки.

– Папа, а я хотела забеременеть. Очень хотела. Я специально это сделала, – с надрывом в голосе ответила я. – Хочу ребёнка – и точка, – стояла я на своём.

– Прежде чем заводить ребёнка, нужно подумать о его будущем, а ты слишком безалаберно к этому относишься. Тебя важны только твои желания и просто наплевать, что будет дальше. Разве мой бывший телохранитель может достойно воспитать моего внука? Бред!

– Но ведь первый аборт делать опасно. Как и любая другая операция, аборт может вызвать ряд страшных осложнений. Я боюсь! Я не в силах погубить собственное дитя.

– Не забывай, что эту операцию будешь проводить не ты сама. За тебя это сделают профессиональные врачи. Ты спокойно уснёшь и увидишь красивый красочный сон. Под наркозом всегда снятся яркие и интересные сны. Проснёшься – а дело уже сделано.

– Мне страшно представить, как можно уничтожить частичку любимого, которая уже есть во мне. Я знаю, что аборт – это операция вслепую. Очень много случаев, когда девушки после абортов уже не могут иметь детей. Мне горько представить, как по кускам будут вырывать мой плод… Это как будто сначала оторвать ребёнку голову, потом ручку, ножку… Смогу ли я нормально жить дальше, если совершу подобную ошибку? Буквально две недели назад я видела по телевизору передачу о женщинах, которым снятся абортивные ужасы по ночам, и они все бы отдали, чтобы искупить свою вину. Где гарантия, что я не стану одной из них? Столько женщин потом лечатся от бесплодия… Бог дал мне кусочек счастья, который вручает далеко не всем. Папа, аборт – это не воды попить, это оперативное вмешательство, плюс наркоз, плюс резкое изменение гормонального фона, сопряжённое с длинным списком последующих проблем: от набора веса до возникновения гинекологических заболеваний – вплоть до бесплодия, – попыталась достучаться я до отца. – Пойми, после аборта моя жизнь изменится в наихудшую сторону. Я ещё не избавилась от ребёнка, но уже испытываю сумасшедшее чувство вины. Что же будет со мной дальше? В конце концов, это очень больно! Разве ребёнок – это не живое существо, которое всё ощущает, как и мы? Понимает, что его не любят, а иногда даже ненавидят. У него нет ещё глазок, ротика, носика, ушек, но он уже чувствует мамочку, он её уже любит. А когда какие-то непонятные инструменты залезают к нему в домик, он уворачивается от них, сердечко начинает биться чаще. Он открывает ротик и зовёт на помощь мамочку в надежде, что она его спасёт! Он ещё не знает, что мамочка сама попросила злого врача убить её сыночка или дочку. Как же страшно этому ребёночку! Его никогда не любили, от него даже не останется могилы. Никто никогда не приласкает его. Ему просто не разрешили быть человеком. Не разрешили самые близкие на свете люди. У этого ребёнка не было ни единого шанса… Соглашаясь на аборт, мы даём разрешение на убийство ребёнка. Он будет умирать в муках. А как мне после этого жить? Как я потом вылечу свою душу и избавлюсь от ненависти к себе?! – Слезы рекой струились по моим щекам, я уже была сама не своя от горя.

– Ира, ну что ты такое несёшь? Какой, к дьяволу, ребёнок? Ты что, его на большом сроке, что ли, убиваешь? Там ещё нет никакого ребёнка, а только сгусток слизи. Нафантазировала себе бог знает что…

Не выдержав, я рухнула на колени перед отцом и протянула к нему руки:

– Папа, милый, дорогой, любимый папочка, пожалуйста, дай мне возможность быть счастливой…

Отец молча поднял меня и поцеловал в лоб. Он сдался.