Текст книги "Хроника смертельного лета"

Майор обдумывал то, что сейчас узнал от Булгакова. А что он, собственно, узнал? Да ничего ровным счетом. Глинский же продолжал развивать интересующую его тему.

– Зуб даю, – проронил он, – все на ней завязано.

– На ком именно?

– Как на ком? На Астаховой, конечно.

– Откуда такие выводы?– нахмурился Зубов.

– Да ты посмотри на них! Пожалуй, лишь Ланской и Рыков относятся к ней по– дружески. А остальные… Взять эту историю с испанцем…

– Да, его поведение можно истолковать двояко, – согласился майор. – А что? Мотивы у него могли быть самые разные. Не всякий ввяжется по собственной инициативе в подобную авантюру – заставить ревновать своего друга, да еще так, что у того крышу снесло.

– А тебе не показалось, что Кортес без особой симпатии относится к Астаховой? Вроде как подруга, вроде как красавица, а в глазах холод арктический. Не любит он ее. Да и Орлова тоже.

– Да… чудно как-то…– пробормотал Зубов, почесав в затылке. – Хлебнем, я чую, проблем с этой теплой компанией. А доктор как тебе?..

– У него даже выражение лица меняется, когда он об Астаховой говорит, – Глинский ухмыльнулся. – Смешно получилось с подружкой.

– Да, забавно. Но что это доказывает? Астахова – женщина, бесспорно, красивая, такие вызывают сильные чувства и не всегда позитивные… Не

каждая выдержит подобное напряжение в отношениях, а общаются все в этой компании близко. Или она кайф от этого ловит, а? Все пятнадцать лет?

– Может, и ловит. Надпись на стене – отдельная песня. Ну все, смотри, все замыкается на ней.

– Ты, по-моему, тоже на ней замкнулся, – добродушно пошутил Зубов.

– Да нет… – отмахнулся Глинский и мечтательно посмотрел в потолок. «Да…– подумал он, – какая грудь… какие ноги… какие глаза… Идиот!» – выругал он сам себя, а вслух подвел итог:

– И все-таки – все замыкается на Астаховой. Интересно, что же с ней на сей раз случилось?

Майор решительно поднялся:

– Мы имеем полное право взглянуть. Подумаешь, спящая принцесса!

Опера вышли из кабинета. Заглянув в гостиную, где эксперты завершили долгую нудную работу, они остановились перед спальней.

Осторожно приоткрыв дверь, Глинский заглянул внутрь.

– И правда, спит, – прошептал он, обернувшись к Зубову. – Зайти?

– Разумеется, – ответил майор и втолкнул напарника в комнату.

Заботливая рука укрыла женщину голубым покрывалом, прежде заменявшим ей юбку. Зубов бесцеремонно сдернул его, и они увидели, в каком ужасном состоянии находятся ее ноги. Катрин продолжала вздрагивать даже во сне.

– Как вам не стыдно? – услышали они возмущенный голос и, как по команде, повернули головы. Булгаков выходил из ванной, вытирая мокрые руки

полотенцем.

– Я же сказал – ее нельзя беспокоить, – зло бросил он.

– Кто? – каменным голосом спросил майор, кивая на спящую Катрин.

– Что – «кто»? – отозвался Булгаков, отшвыривая полотенце в сторону.

– Я спрашиваю, – тем же тоном продолжал Зубов, – кто довел эту женщину, что ее пришлось накачивать успокоительным? Следы чьих побоев у нее на лице? А происхождение весьма характерных гематом на ее ногах вы, господин доктор, наверняка затруднитесь объяснить.

Что Булгаков он мог сказать? Что его приятель Орлов и есть насильник? И не потенциальный, а самый что ни есть настоящий? Это произнести было невозможно.

– Будите ее, – потребовал Зубов. – Я заставлю ее написать заявление.

– Не сейчас, – Булгаков встал на его пути.

– Товарищ майор, у нас еще два свидетеля не опрошены, – вмешался в разговор Глинский и поймал на себе благодарный взгляд Сергея. Виктор добавил:

– Пусть Астахова спит. Она же никуда не денется, правда, доктор? Булгаков мрачно кивнул.

– Ладно, – согласился майор. – Сколько она еще будет спать?

– Часа два, – ответил Сергей.

– Успеем, – коротко сказал Зубов. – Сейчас поговорим с ее дружком – как бишь его?

– Орлов… – буркнул Булгаков. – Андрей Орлов.

Виктор Глинский с любопытством рассматривал развалившегося перед ним на стуле Андрея Орлова. «Не красавец, – недоумевал он, – и что она в нем

нашла? Обаяние? Интеллект? Ну, наверно, что-то нашла, а иначе – что ее держит подле этого жестокого человека столько лет?» Но будь на месте

капитана милиции Виктора Глинского женщина, она, несомненно, отметила бы выразительные серые глаза под густыми бровями вразлет, резкие черты лица, дерзкий рот, скалящий в усмешке белые зубы, темно-пепельные, коротко остриженные волосы, худощавую фигуру. И ни одна черта не

выдавала в нем животное, способное ударить того, кто слабее.

– Полное имя?

– Орлов Андрей Юрьевич.

– Род занятий, место работы.

– Заместитель директора по науке в московском филиале E-world security.

Еще один айтишник! Зубов хмыкнул. И фирма-то тоже нехилая. Не конкурент, конечно, рыковской транснациональной корпорации, но занимается

информационной безопасностью. Или делает вид, что ею занимается?

– Расскажите, что вам известно о происшедшем вчера.

– Вы об убийстве? Ничего не известно, – Орлов нахально смотрел в глаза майору.

Зубов усмехнулся:

– А Полину Стрельникову сюда, к месту ее гибели, привел Вася Пупкин.

– Не вижу причин для иронии, – скривился Орлов. – Если вас интересует что– то конкретно, то задавайте конкретные вопросы.

– Ах, извините, – с ядовитой ухмылкой поклонился майор. – Тогда извольте ответить, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с убитой, а

также не забудьте припомнить причину, по которой вы притащили ее сюда, после чего Полину Стрельникову изнасиловали и зарезали. Что ж, я задал вам вполне конкретные вопросы. Постарайтесь ответить на них так, чтобы у меня не осталось ни малейших сомнений в вашей правдивости. А то у меня руки чешутся задержать вас по подозрению в убийстве.

– По какому праву вы со мной так разговариваете? – высокомерно вздернул брови Орлов.

– Да неужто мы вас прогневали, – ахнул дурашливо Глинский. – Ну, простите нас, коли обидели… Что-то на нас сегодня свидетели обижаются. Нежные все стали, трепетные.

– Вы будете отвечать? – Зубов старался сохранять максимальное спокойствие.

– Хорошо, – ответил Орлов, закуривая. – Пишите. Я познакомился с Полиной около «Арбатской», у кинотеатра, где покупал сигареты. Я спросил у нее

«Девушка, вы не меня ждете?» Такая вот избитая фраза.

– Зачем? – недоуменно спросил Виктор. – Вы же знали, что Екатерина Астахова…

– А кто такая Екатерина Астахова? – медленно, с издевкой произнес Орлов, разделяя слова. – Она что – моя жена? Я имею право знакомиться с кем угодно и когда угодно, и Астахова не будет иметь к этому никакого отношения. Я ясно излагаю?

– Яснее некуда. И, возможно, вы действительно были в своем праве, если б не маленькая деталь, которую вы почему-то постоянно упускаете – девушка убита и именно вы являетесь косвенной причиной ее смерти. Если не убили ее сами.

– Что такое вы говорите? – возмутился Орлов. – Вы же знаете, у меня есть алиби. Я всю ночь провел с Катрин. И она это подтверждает.

– Она так говорит, – кивнул Зубов. – Но у меня есть веские основания не верить ей.

– Какие основания? – вскинулся Орлов.

– Об этом мы еще поговорим, – Зубов решил подержать наглеца в

напряжении. – Пока продолжим о Полине Стрельниковой. Итак, вы увидели красивую девушку у метро, задали ей этот дурацкий вопрос – а дальше?

– Дальше она игриво ответила «Может, и вас».

– И что?

– Я сказал, что еду к другу и пригласил ее поехать со мной.

– Она согласилась сразу?

– Без колебаний, – усмехнулся Орлов, – как будто мы знакомы сто лет. Я взял такси, и через десять минут мы были у Антона. Так что нам и поговорить-то не удалось.

– За те десять минут она успела вам хоть что-нибудь рассказать о себе?

– Ерунду какую-то. Говорила, что она студентка, изучает языки… Врушка. Никакая она, на фиг, не студентка. Английский на уровне детского сада.

– А вы говорите по-английски? – спросил Зубов.

– Свободно, – коротко ответил Орлов.

– И где, позвольте полюбопытствовать, вы учили язык? – продолжал въедливо майор.

– Я его не учил, – отрубил Орлов.

– Как это? – удивился Зубов.

– А вот так. Это, можно сказать, мой второй родной язык. Детство я провел в Штатах, с родителями, ходил там в школу.

– Понятно. А позже девушка не проговорилась о роде ее занятий?

– Да я что, слепой, чтобы не догадаться сам! – раздраженно воскликнул Орлов. – На ней же словно клеймо стояло! Я же не просто так к Полине подвалил, поймите!

– Не просто так? – поинтересовался Глинский. – А, собственно, как? Вы ей деньги предложили?

– Какие деньги? Нет, про деньги и речи не заходило… – растерялся Орлов.

– Почему? – удивился Зубов.

– Ну как вы себе это представляете?.. Лично я не привык покупать женщин за деньги, – несмотря на то, что Орлов чуть замялся, отвечая на этот вопрос, в голосе его звучало превосходство Дон Жуана над ничтожным

Лепореллой[24]. Глинскому стало противно, словно он дотронулся до чего-то осклизлого.

– Я хотел показать одной самовлюбленной стерве, что она не пуп земли, и всегда найдется женщина, готовая разделить со мной постель, – продолжал Орлов сквозь зубы.

– Самовлюбленная стерва… – протянул Глинский. – А Стрельникова оказалась разменной пешкой…

Орлов отрешенно молчал, но взгляд его наливался кровью.

– В вашем гамбите перехватили инициативу, – констатировал Глинский

насмешливо. – Самовлюбленная стерва сумела показать вам, что вы тоже не один такой неповторимый. Партию вы, господин Орлов, просрали.

– Я смотрю, она и вам уже въелась в печенку, – сощурился на него Орлов. – Вы бы уж точно не отказались? Так в чем дело? Вперед – я не возражаю. А этой сучке так точно плевать – с кем и где.

Глинский на мгновение потерял дар речи от такой наглости.

– Что вы себе позволяете? – загремел Зубов. – Следите за тем, что говорите!

– А, – отмахнулся Орлов, – как мне все надоело! И с кем мне приходится это обсуждать!

– Повторяю, следите за речью, – грозно нахмурился Зубов.

– Плевать, – Орлов сжал руки так, что суставы его пальцев побелели. – Мне приходится постоянно видеть, как на нее пялятся мужики. А чаще всего – мои собственные друзья.

– Кто конкретно? – спросил майор.

– Я не хочу об этом говорить. И какое это имеет значение? Убили-то не

Катрин… – тихо произнес он и добавил уже чуть слышно. – К сожалению…

– Вы хорошо подумали, прежде чем говорить такое? – ледяным тоном спросил Глинский.

– Подумал ли я? – простонал Орлов. – Поверьте, у меня было время подумать. И иногда мне кажется… Да нет, – покачал Орлов головой. – Бред.

– Что, так достала? – ехидно спросил Глинский.

– Полюбивший Катрин сойдет с ума от ненависти к ней, – с вялым презрением ответил Орлов.

Глинский брезгливо смерил его взглядом:

– А избили вы ее от любви или от ненависти?

Орлов сглотнул и пробормотал, устремив на капитана неподвижные, полные злобы глаза:

– Булгаков донес?

– Никакие доносы не нужны. Мы ее видели. Она избита.

Орлов насупился как сыч.

– Решили в молчанку поиграть? – усмехнулся Зубов. – Неконструктивное поведение. И, по меньшей мере, странное. Судите сами: в дом, где вас ждет… или должна ждать женщина, которую вы вроде как любите, приводите постороннюю девушку! Обозлившись, что вам не удалось доконать Астахову этим, покидаете благородное собрание, оставив несчастную Полину – на кого? Кто должен был ею заниматься?

– Да черт бы ее побрал, эту Полину,– выпалил Орлов, как только Зубов

остановился, чтобы перевести дух. – Когда появилась Катрин, я проклял тот момент, когда встретил эту дуру.

– То есть?

– Катрин! – Орлов глубоко вздохнул – так, что вздох этот больше походил на стон, – такая красивая, такая чувственная… Я понял, что никого не хочу, кроме нее. А потом она танцевала с Мигелем. Вы бы видели! Порнуха в ритме танго. Я слетел с катушек, а потом сбежал. Да, наверно, чтобы не убить кого-нибудь – Катрин или, быть может, Мигеля… Но убивать Полину у меня не

было никаких причин…

– Это вы так говорите. Кто знает, может, все сказанное вами – сплошная ложь? Может, вы знали Полину давным-давно и просто воспользовались

случаем, чтобы прикончить ее – по какой-то неизвестной еще нам причине? С лица Орлова исчезли последние краски.

– Что вы имеете в виду? – чуть слышно прошептал он.

– Я имею в виду – не рассчитывайте выйти сухим из воды! Вам не удастся… Орлов подскочил, словно его ударило электрическим током:

– Да что вы понимаете! – заорал он. – Не лезьте, куда вас не просят!

– Молитесь, – загробным голосом сказал Глинский. – Молитесь, чтобы Астахова не заявила об избиении.

Зубов ухмыльнулся в усы. Он то уже понял, что ждать от этой красотки заявления – пустое занятие.

– И на вашем месте я не был бы столь уверен, что она не подаст такого заявления, – продолжал Глинский тем же тоном.

Орлов злорадно взглянул на него:

– Да какое избиение? Вы о чем говорите? Ну, заехал ей по носу в порыве страсти. А так – все по обоюдному согласию. Она меня любит.

– Любит так любит, – прервал его Зубов. – Продолжим по существу дела. Куда вы отправились, покинув этот дом?

– Никуда… – пробубнил Орлов. – Ходил тут по окрестностям… Потом вернулся, сидел около подъезда…

– Откуда вы знали, что она выйдет к вам или позовет вас?

– А как иначе? – голос Орлова звучал хвастливо. – Она бы не успокоилась, пока я не вернулся.

– Так почему вы не вернулись в квартиру? – спросил Зубов, заранее предвидя его ответ.

– Я ждал, когда Катрин сама меня позовет. Она так предсказуема, – самодовольно ухмыльнулся Орлов.

– А как вы попали в подъезд? Вы ведь не звонили в домофон?

– Не звонил. Я знаю код. Так-то обычно я им не пользуюсь, но совершенно не хотел перебудить весь народ.

– То есть, когда вы поднялись в квартиру, все спали?

– Все уже разбрелись по комнатам, правильнее будет так сказать… Чем они там занимались, понятия не имею… Катрин сидела на кухне одна и пила.

Надеюсь, вы избавите меня от необходимости описывать то, чем мы занимались?

– Мы в курсе… более или менее… – хмыкнул Глинский. Почему-то ему не хотелось признаваться в том, что беседа с Катрин оказалась неудачной.

– Более или менее? – недоуменно посмотрел на него Орлов и пробормотал: – Понятно.

– Тогда вы тут единственный, кому хоть что-то понятно, – рявкнул на него Зубов. – Моя бы воля – вы бы не здесь сейчас сидели. Покажете, что у вас на плече?

Орлов помрачнел:

– Что? Вы о чем говорите?

– Нам известно, у вас на плече синяк – очень подозрительный. Покажете?

– У меня есть выбор? – произнес Орлов чуть слышно.

– Есть, – легко согласился майор. – Можем подождать постановления суда. Оно вам надо?

Орлов, не ответив, расстегнул рубашку и чуть спустил рукав с правого плеча:

– Вам это хотелось увидеть?

– Н-да, – майор привстал, чтобы получше рассмотреть след от укуса. – И кто это вас так?

– Взбесившаяся лисица по имени Катрин, – Орлову показалось, что майор ухмыльнулся. – Довольны?

– О том, насколько я доволен, вы узнаете чуть позже, – Зубов опустился на место. – И причем, первый из всей вашей компании.

Орлов на его угрозу отреагировал вяло, только спросил, вытирая пот со лба:

– Вам что, тот извращенец все рассказал? Кстати, кто он? Я так и не разглядел.

– Извращенец?.. Вы о ком?

– Как о ком? О том придурке, который наблюдал за нами.

Опера переглянулись. Они опросили почти всех, всю компанию, кроме рыженькой медсестры – и никто даже и не заикнулся о том, что видел эту парочку, выяснявшую отношения на кухне – да еще, судя по всему, весьма экспрессивно. Итак, был некто, кто их видел. Интересно…

– Кого вы имеете в виду? – спросил капитан. – Астахова ни о чем таком не упоминала.

– О-о, – с некоторой натяжкой рассмеялся Орлов, – неужели она упустила такую пикантную подробность?

– Нельзя ли пояснить? – попросил Зубов.

– Когда мы занимались любовью, я краем глаза увидел силуэт человека за дверью. Сколько времени он подсматривал за нами, я не знаю. Точно,

маньяк.

– Пардон, – Глинский осторожно подбирал слова, – вы говорите «он» – значит ли это, что там стоял именно мужчина?

– Да, мужчина, – убежденно проговорил Орлов и задумался.

– Пытаетесь вспомнить, кто именно? – догадался Глинский.

– Пытаюсь…– Орлов наморщил лоб, вызывая в памяти ночной призрак. – Нет… Не могу сказать. На кухне свет горел. А в холле нет. Один из них, больше-то некому.

– Фигура высокая? – попытался помочь ему Глинский.

– Трудно сказать… Я его не разглядывал, рявкнул на него, чтобы убирался.

– И он убрался? – спросил Зубов

– Еще бы, – кивнул Орлов. – Но сразу или нет, кто его разберет – когда я повернул голову в следующий раз, за дверью уже никого не было.

– А Астахова видела этого зрителя? – спросил Глинский. Орлов снова кивнул.

– Она сможет его опознать?

Орлов пожал плечами, а потом с сомнением заметил:

– Не думаю. Она не могла его разглядеть – не до этого ей было.

– Ладно, с этим мы еще разберемся, – сказал Зубов. – И последний вопрос – это вы затерли кровь на полу на кухне? Отпираться бессмысленно – кроме вас некому.

Орлов побледнел, и в первый раз наглая усмешка сползла с его лица.

– Я вас спрашиваю! – повысил голос Зубов.

– Ну а если я, то что? Арестуете меня?

– Когда вы это сделали?

– Господи, – Орлов обхватил голову руками. – Какая разница… Когда Катрин заснула. К тому времени уже рассвело. Пошел на кухню, взял бумажные полотенца, протер пол. Иначе с утра Анна бы…

– Ясно, – оборвал его Зубов. – Когда вы ходили, э-э… подтирать за собой, вы никого не видели?

– Нет, – пробормотал Орлов. – Нет… только этого сукина сына за дверью, часом раньше.

– Интересно все же, кто это, – пробормотал Зубов.

– Это важно?.. – спросил Орлов.

– Посмотрим, – Зубов внезапно замолчал, словно что-то обдумывал, а потом потребовал: – А покажите-ка мне ваш мобильный телефон!

– Зачем? – завелся Орлов. – Вы не имеете права!

– Вам про постановление суда напомнить? – ухмыльнулся майор.

Орлов достал из заднего кармана джинсов телефон и бросил его на стол перед Зубовым. Несколько мгновений майор копался в нем.

– Что это? – спросил он, сунув Орлову под нос его телефон. – Кому вы звонили без десяти семь?

Орлов наморщил лоб:

– Не помню. В семь я уже был у Антона. Мы ждали Катрин.

– Не морочьте мне голову! – повысил голос майор. – Я вас про сегодняшнее утро спрашиваю! Кому вы звонили без десяти семь утра?!

– Никому не звонил, – Орлов тупо глядел на экран, – я вообще мобилу на кухне забыл!

– Как удачно, – усмехнулся майор.

– Бред какой-то! – прошептал Орлов побелевшими губами.

– А вам этот номер знаком? – поинтересовался майор.

– Смеетесь? Много номеров вы вот так, на память, знаете?

– Но ведь это не я, а вы его набрали!

– Ложь! – взвился Орлов.

– Мобильники не лгут, – Зубов покачал головой. – Только люди…

– Офигеть! – воскликнул Зубов, когда разговор с Орловым был закончен, и тот вышел из кабинета. – Никто не признался в том, что лично видел, как эта парочка занималась любовью в таком нестандартном месте. Если то, что происходило, можно назвать любовью…

– Ну да! – кивнул Глинский. – На глазах у одного из этих… м-мм… молодых людей насилуют женщину, и не кого-нибудь, а их подругу, которую, по их словам, они все уважают и любят. А он и пальцем не шевельнул, чтобы

защитить ее. Повернулся и ушел. А может, не ушел, а продолжал наблюдать. И что там он себе думал – одному Богу известно.

– Либо он в глубине души считает, что Астахова получила по заслугам, либо же решил, что это событие сыграет ему на руку, – закончил его мысль Зубов.

– Может быть, он молчит из деликатности? – возразил Глинский. – Не хочет, чтобы Астахова оказалась вынуждена давать объяснения по такому

щекотливому поводу?

– И что это за деликатный урод такой? – злобно произнес майор. – Сначала

деликатно смотрит, как женщину насилуют, а потом деликатно молчит? Чушь! Как бы то ни было, увиденная сцена его потрясла…

– Она любого бы потрясла… – криво усмехнулся Глинский.

– Ты не учитываешь больную психику убийцы, – возразил Зубов. – Подобное зрелище вполне могло спровоцировать его на убийство, а уж тем более на изнасилование! А это значит…

– А это значит, что подозреваемых у нас не так уж много … – задумчиво договорил Глинский. – Хотя, если принять за версию, что привидение за

дверью и есть убийца, то двоих мы отсекли – Орлова, потому что он был по

другую сторону двери и Рыкова, потому что у него алиби по времени, правда, еще не подтвержденное. Но мы знаем совершенно точно, что Орлов способен на насилие. И что получается?..

– Да ерунда получается. Астахова с пеной у рта утверждает, что Орлов не мог подняться с постели без того, чтобы она не проснулась. Но при этом она ни

слова не сказала о том, что он вставал и выходил из спальни. Знать, зачем, Астахова не может, но какого лешего она скрывает, что ее любовник вставал в пятом часу? К убийству это отношения не имеет, прямого, во всяком случае. Подведем итог – ни хрена она не слышала, и он мог в любое время выйти из комнаты. Хоть в пять, хоть в шесть, хоть в восемь. Да еще звонил кому-то.

Это она тоже не слышала?

– И зачем она его покрывает?

– Любит, – вздохнул Зубов. – Любит, мать ее….

Алену Булгаков нашел на том же месте, подле спящей Катрин. Она отрешенно буравила взглядом стенку над кроватью.

– Тебя зовут, детка. – Она словно очнулась от его голоса.

– Я не хочу туда идти, Сережа, – жалобно произнесла она. – Я не знаю, что мне говорить. Я боюсь сказать что-то не то, а врать я не умею – совсем.

– Что за глупости, – потрепал он ее по щеке. – Говори правду, только правду и ничего кроме правды.

– Я же ничего не знаю… – робко пролепетала девушка, и с надеждой взглянула на Катрин. – А может им сказать, что я нужна здесь?

– Ерунда, – ответил он и подтолкнул ее, все еще упиравшуюся, к двери. -

Итак, правду, но в разумных пределах. Например, не стоит особо

распространяться о том, чего ты, по идее, не знаешь и не должна знать.

Например, ты можешь быть не в курсе отношений Орлова и Катрин, поэтому делай удивленные глаза – вот так, как сейчас. И молчи про то, что он с ней сделал. Ты ведь этого не видела, правда? И Катрин об этом не рассказывала. Как-то так…

Алена со вздохом вышла из спальни. Булгаков занял ее место у изголовья спящей женщины. Откинул упавшие ей на лицо длинные каштановые волосы, погладил по нежной щеке, дотронулся до распухших губ. Катрин, Катрин…

– Итак, Елена Евгеньевна Кутепова, сколько вам лет? – спросил Зубов,

рассматривая девушку. Ясно, что она моложе всех в этом доме. И правда,

Алена выглядит совсем юной – белокожая, какими бывают только рыжие, с большими зелеными глазами, в которых мечется отчаянный страх. Она не так красива, как Анна Королева, нет в ней магнетизма Екатерины Астаховой – она еще слишком молода. Но когда-нибудь станет настоящей красавицей – лет через семь-восемь, подумал Зубов.

– Двадцать один… почти, – пробормотала Алена. Она старалась сидеть прямо

– чтобы эти люди не заметили ее неуверенность и робость. Пот холодной струйкой стекал меж лопаток – то ли от жары, то ли от страха. А скорее всего

– от мысли, что Сергей остался там, в спальне – с той порочной женщиной наедине. Поэтому она едва слышала, что ей говорил Зубов.

– Что вы знаете о происшедшем?

– Ничего. Я знаю, что убита девушка – и все.

– Расскажите, как вы провели это утро.

– К нам зашла Анна около одиннадцати. Она попросила Сережу съездить за хлебом. Я поехала с ним. Больше я ничего не знаю.

– Вы слышали, как ваш друг Сергей Булгаков вставал около восьми?

– Он не вставал, – удивилась Алена. – С чего вы взяли?

– Вы можете сказать с уверенностью, что Булгаков никуда не отлучался утром? Вы же спали! – удивился Зубов.

Алена вспыхнула:

– Мы не спали.

– То есть?.. – Глинскому стало смешно.

– Ну… – девушка смутилась. Ее белая прозрачная кожа стала пунцовой. Она краснела так, как краснеют только рыжие женщины – всем телом сразу,

включая уши и пальцы ног…

– Дело в том… Дело в том, что мы… проснулись рано, – выдавила она.

– Вы проснулись рано? Во сколько? Чем же вы занимались? – Глинскому нравилось смущать ее, но тут ему показалось, что она сейчас заплачет.

– И вы ничего не слышали? – Зубов решил прекратить это безобразие, но девушка уже испугалась до такой степени, что словно окаменела на стуле.

Только губы дрожали. Она не знала, что им сказать. Ну как объяснить, что

даже если б рушился дом и рвались снаряды – она бы не услышала, а если б и услышала, то не обратила бы внимания – наверняка.

– А о другом происшествии что вам известно? – спросил майор.

– Вы о чем?

– О том, что случилось с Екатериной Астаховой. Вы в курсе дела? Алена молчала, соблюдая наказ Булгакова держать язык за зубами.

– Вы не знаете или не хотите говорить? – спросил ласково Глинский.

– Не хочу, – призналась Алена. – Это все не мое дело. Спросите нашего доктора! – оживилась она. – Сергей вам все расскажет.

– А каким образом Сергея Булгакова касается то, что произошло между Астаховой и Орловым? Ведь он, кажется, только оказал ей медицинскую помощь? – спросил майор с дальним прицелом.

Алене хотелось закричать во весь голос «Не только!!!» Охваченная безотчетной тревогой, она сходила с ума от мысли, что Сергей сейчас наедине с Катрин. Наверно, он не позволит себе прикоснуться к ней, но Алена живо представляла себе, как он сидит около спящей женщины и смотрит ей в лицо долго и пристально. Накануне она несколько раз

перехватывала его взгляд, устремленный на Катрин – и каждый раз ее сердце сжималось от неприятного чувства, именуемого ревностью.

…Она влюбилась в него в первый же рабочий день в отделении. Алена увидела его в тот час, когда ее вымотанная бригада переодевалась после суточного дежурства, а на смену ей пришла новая, еще свежая и бодрая, с шуточками и последними домашними новостями.

Столкнулись они у входа в ординаторскую – девушка, как выжатый лимон, с красными от недосыпа глазами, собиралась домой, а Булгаков входил – притягательный и неотразимый в бледно-голубых джинсах и в светлом

хлопковом джемпере. Он скользнул по ней плотоядным синим взором, а она замерла, будто пригвожденная к месту. Секунда понадобилась, чтобы Алена поняла: «Это мой мужчина. Он будет моим». И это стало ее навязчивой идеей. Она сделала все возможное, чтобы перевестись к нему в бригаду. Это оказалось сложно – ни одна медсестра не хотела уходить от талантливого красавца-хирурга – но Алене удалось.

В первую же ночь, улучив момент, когда на их долю выпала короткая передышка, Булгаков попробовал обнять юную хорошенькую медсестру, но

Алена, изобразив возмущение, выскользнула из кольца сильных рук, при том, что ничего ей так не хотелось, как прижаться к широкой груди и замереть,

наслаждаясь его близостью. Но к тому моменту медсестры ей уже понарассказывали о булгаковских похождениях, а подробнее всего – о неприятной манере обращаться с надоевшими подружками.

Кроме всего прочего, ей было еще и страшно – ее любовный опыт

ограничивался неловким поцелуем одногруппника на выпускном вечере в училище. Поцелуй получился мокрым и вялым. А уж его рука, которая нагло залезла ей в вырез платья, повергла девушку в шок. Алена отпихнула парня и убежала, недоумевая, что находят все в этом диковатом занятии под

названием «любовь»? А потом она встретила Сергея, чтобы понять – она на его пути всего лишь травинка, на которую тот наступит и не заметит. Он даже не обиделся, когда она его оттолкнула. Просто не воспринял всерьез.

Тем не менее, Булгаков больше не приставал к ней. Время текло, но ничего не менялось. Максимум, что он позволял себе, и то крайне редко – это легкое прикосновение, мягкую улыбку – отчего она, как правило, краснела словно мак. Но вчера судьба даровала ей второй шанс.

Алена не поверила своей удаче, когда Булгаков пригласил ее на вечеринку.

Поломавшись для порядка, она согласилась. Во всяком случае, это хоть

какой-то прогресс, подумала она, не понимая, что окажись на ее месте любая другая хорошенькая медсестра, то приглашение все равно состоялось бы. Но влюбленность застит глаза, как известно.

Кавалером Сергей оказался безупречным. Правда, увидев Катрин, Алена несколько приуныла, но весь вечер Сергей добросовестно ее развлекал. Вокруг что-то происходило, непонятное, если не сказать – дикое, но Алена старалась ни на что не обращать внимания. Полностью поглощенная

возлюбленным, она гасила в себе неприятные чувства, когда ей удавалось перехватить его редкие взгляды в сторону Катрин.

Но когда Сергей, пошептавшись о чем-то с Антоном, хозяином дома, увлек ее в сторону другой комнаты, как потом оказалось, спальни для гостей, ее

сердце ухнуло в пятки. Она и не заметила, как оказалась опрокинутой на постель. Мгновенный страх и почти такая же мгновенная боль, от которой она непроизвольно вскрикнула. Несколько ошалев от того, что он лишил ее

девственности, Сергей замер и прошептал: «Елки! Почему ты не сказала?» Алена перевела дыхание и так же тихо ответила ему вопросом: «Это что-то меняет?» Оказалось – ничего не меняет. Он только стал чуть более осторожным, чем тронул ее до слез. Заниматься любовью оказалось не

настолько страшно, как Алена представляла себе, а то, что она отдалась любимому человеку, придавало событию некую торжественность.

Утром, открыв глаза, она долго лежала, боясь шелохнуться, дабы не

разбудить Сергея. Алена с нежностью его рассматривала. До чего же он красив! Она никогда не видела его так близко. За ночь на лице Булгакова выступила щетина – темная, как ресницы и брови, гораздо темнее светло-

русых волос… Мощные рельефные плечи и грудь, как у античной мраморной статуи. Алена думала о том, что она ему скажет, что он ей ответит… Девушка готовила себя к тому, что он посмотрит на нее, и не сразу поймет, где он и кто она – недаром про него говорят такое!.. Но тут Сергей пошевелился, что– то пробормотал, и она поняла, что он не спит…

Голос майора вернул ее на землю:

– Алена, так вас, кажется, называют? Вы же опытная медсестра, – незамысловато польстил он ей. – Вы не могли бы описать характер повреждений, полученных Астаховой?

– Не могла бы, – чуть слышно отозвалась она.

– Очень жаль, – вкрадчиво сказал Зубов, – мне хотелось бы помочь бедной женщине.

«А вам не приходит в голову, – мелькнула у Алены нехорошая мысль, – что эта ваша Катрин получила по заслугам? И что это они все с ней так носятся? Катрин – то, Катрин – се…» Но тут же Алена упрекнула себя за подобные мысли – нет, какой бы Катрин ни была, она не виновата в том, что ее

любовник оказался таким мерзавцем.

– Вы можете помочь ей только одним способом, – поджала она губы, – оставьте ее в покое.

– И это говорите вы – медицинская сестра? – поразился Зубов. – Да как вы можете!

– Если эта женщина просит не вмешиваться, ее желание стоит уважать, – настаивала Алена. – У нас свобода личности.

– Разумеется, – усмехнулся Глинский. – Итак, предоставим свободной

личности по имени Андрей Орлов право истязать беззащитную жертву?