Текст книги "Жила-была старушка в зеленых башмаках…"

История вторая
Птичий грипп на троих

Утром Варвара Симеоновна вышла из своей квартиры и увидела на площадке Титаника, сидящего с самым несчастным видом на привязанном к перилам поводке. На двери его хозяйки Лики Казимировны Ленартович белел листок бумаги. Она подошла, вынула из сумки очки для чтения и в величайшем недоумении прочла следующий текст:

ОСТОРОЖНО! НЕ ВХОДИТЬ!

В КВАРТИРЕ ПТИЧИЙ ГРИПП!

Дорогие мои Варежка и Агуня, я заболела. Это птичий грипп.

Возьмите к себе Титаника. Врача я вызвала сама.

Прощайте, мои дорогие подруги, это конец, я ухожу в вечность.

Я вам позвоню, если смогу.

– Однако! – сказала Варвара Симеоновна в раздумье. Она достала из сумочки ключ от квартиры Лики Казимировны, повертела его и сунула обратно, позвонила в квартиру Агнии Львовны, но той не оказалось дома. «В магазин, наверное, вышла! Значит, записку и Таньку она не видела, они появились позже», – решила Варвара Симеоновна и стала отвязывать поводок Титаника. Тот вскочил и взволнованно замотал хвостиком.

– Ну, конечно, конечно, гулять, дорогой ты мой пес! Куда же мы с тобой еще можем пойти в такой ситуации? Что ты так на меня смотришь? А, ну да, еще в аптеку, само собой. Птичий грипп – это, знаешь ли, не шутка, милый! Наверняка твоя хозяйка считает, что он передается не только от птиц человеку, но и от человека собаке, вот и выставила тебя из дому. Так что ты на нее не обижайся и не жалуйся. Вперед, дружок, беги без поводка!

Титаник неуклюже запрыгал вниз по лестнице, ныряя головой и цепляя когтями мохнатых лап за оббитые края ступеней. Внизу Варвара Симеоновна снова прикрепила поводок к ошейнику, и они степенно вышли во двор.

На скамейке под тополем прохлаждалась неразлучная троица местных бомжей – Гербалайф, Иннокентий и Василь-Ваныч. Именно «прохлаждалась», потому что на дворе было прохладно: уже шел октябрь, и, хотя небо было ясное и вовсю светило солнышко, воздух по утрам уже не прогревался, и потому все трое сидели, засунув руки в рукава своих более чем скромных одежек и поеживались. На Гербалайфе и Иннокентии были много чего повидавшие куртки, а на Василь-Ваныче – классическая солдатская телогрейка.

– Доброе утро, уважаемая Варвара Симеоновна! – приветствовал ее Иннокентий.

– Здравствуйте, молодые люди!

– Здрасьте вам! В магазин или на рынок? – полюбопытствовал Гербалайф.

– Титаника они прогуливать вышли! – солидно пояснил Василь-Ваныч. – Лика Казимировна-то заболела. Птичий грипп у нее.

Варвара Симеоновна остановилась, разбежавшийся Титаник затормозил лапами.

– А с чего это вы взяли, Василь-Ваныч, что у Лики Казимировны птичий грипп? Вы записку ее на двери читали?

– Не читал я никаких записок, зачем мне? Сама Лика Казимировна мне сказала, вчера еще.

– Ну-ка, ну-ка! Да погоди ты, собака! – Варвара Симеоновна намотала на кулак поводок, подтянула к себе нетерпеливо рвущегося к воротам Титаника и подошла поближе к скамейке. – Что она вам сказала по поводу птичьего гриппа?

– Да ничего особенного! – пожал плечами Василь-Ваныч. – Вчера мы сидели на ступеньках перед Музеем Арктики, подошла к нам ваша подружка и присела рядом. Сидим, на последнем теплом солнышке греемся, о жизни разговор ведем – все как всегда. А кругом нас голуби, голуби, голуби… Лика Казимировна вынула из сумки батон и давай голубей кормить. Тут одна мимопроходящая дамочка остановилась и говорит: «Зря вы этих разносчиков заразы прикармливаете! Знаете, сколько народа они птичьим гриппом заразили? Ужас! Все больницы переполнены!» Лика Казимировна испугалась, подхватилась и говорит: «Ох, у меня такая слабая иммунная система! Ой, спасибо, что предупредили!» – и домой побежала. А мимопроходящая дамочка по своим делам пошла, с виду очень собой довольная.

– Ступени холодные были?

– Да не очень, наверное… Хотя все-таки камень. Так вы думаете, что она просто простыла?

– Думаю, что так, – кивнула Варвара Симеоновна. – Но могла и вирус простудный или обыкновенный грипп подхватить. Народу-то много сидело на ступеньках?

– Да сидел кое-кто… Место уж больно привлекательное, когда на него солнышко светит, – сказал Иннокентий.

– А вы не помните, рядом с нею кто-нибудь чихал?

– Да почти все! – радостно сказал Гербалайф. – Ведь поглядишь на солнце – и обязательно чихнешь. А как же на него не глядеть? Не так часто в это время солнышко светит.

– Осень, Варвара Симеоновна, – самое простудное время года, – сказал Василь-Ваныч. – Я и сам, считай, целую неделю не только чихаю, но еще и кашляю.

– Картина проясняется!.. – качая головой, произнесла Варвара Симеоновна. – Вы бы хоть скамейку на солнышко перетащили, ребята, холодно сидеть в тени!

– Ага, таскай ее туда-сюда-обратно! – сказал Гербалайф. – Солнце скоро само сюда переползет, как миленькое.

– Смотрите, ваше дело. Что ж, Титаник, пойдем на бульвар свои дела делать, а потом уже начнем лечить твою хозяйку.

– Приятной вам прогулки! – сказал Гербалайф и оглушительно, с удовольствием чихнул.

Справив бульварные дела с Титаником и купив все потребное в аптеке, причем в изрядном количестве, Варвара Симеоновна заглянула в гастроном и вернулась во двор. Троица пребывала на том же месте, но теперь они сидели, тесно прижавшись друг к другу на одном конце скамейки, куда уже и вправду, «как миленькое», доползло солнце. Варвара Симеоновна вынула из сумки коробочку с лекарством и протянула ее Василь-Ванычу.

– Василь-Ваныч! Вот это антигриппин – пейте все три раза в день по одной таблетке, утром, в обед и вечером.

– Так мы ж не болеем! – удивился Василь-Ваныч.

– Пейте для профилактики! – отрезала Варвара Симеоновна. – Врач к Лике не проходил?

– Не-а!

– Хорошо.

Варвара Симеоновна скорым шагом пошла к своему подъезду, волоча за собой Титаника, который теперь был явно не прочь задержаться у скамейки и пообщаться со знакомыми людьми.

А бедная Лика Казимировна в это время лежала под сбившимся влажным и горячим одеялом, съежившись в маленький, дряхлый, уже никому на свете не нужный комочек, тихонько поскуливала от жалости к себе и ждала смерти. В распухшей голове стучали горячие молоточки, шевелить ею было нельзя ни в коем случае – при малейшем движении большая пружина с остро заточенными концами, расположенная в самой середине ее черепа, тут же распрямлялась и впивалась концами в оба виска изнутри. Ноги ее превратились в два ледяных камешка, и она никак не могла ими пошевелить, такие они были тяжелые, а руки, притиснутые к груди, хотя и не такие холодные, как ноги, стали какими-то чужими птичьими лапками. Птичий грипп! Дышала она быстро-быстро, и сердце ее тоже стучало мелко и скоро, даже не стучало, а, скорее, дрожало. Очень холодно было спине, невыносимо холодно, и этот холод постепенно проникал все глубже и глубже в ее бессильное, безвольное и совершенно беззащитное тело. Наверное, одеяло сбилось и обнажило спину. И она, конечно, хотела бы поправить его, натянуть на спину, но, во-первых, она не помнила, как это делается, а во-вторых, на такое сложное действие у нее все равно не хватило бы сил. Сползшее одеяло – это непоправимо! Видно, придется болеть и умирать с голой спиной…

Варвара Симеоновна открыла дверь квартиры Лики Казимировны и вошла вместе с Титаником. Пес хотел было броситься в комнату к хозяйке, но Варвара Симеоновна повлекла его на кухню, там налила ему в миску свежей воды, в другую миску положила собачий корм из банки, найденной в холодильнике, и тихо, но грозно приказала:

– Ешь! И чтобы я тебя не слышала!

Титаник послушно зачавкал.

Сама же она подошла к Лике Казимировне и попробовала рукой ее лоб. Лика горела и на прикосновение никак не отозвалась. Варвара Симеоновна глянула на часы: было уж одиннадцать, врач мог придти в любую минуту, а мог явиться и после обеда. Она выдвинула один из ящиков серванта, в котором у Лики хранились лекарства. Порылась, нашла парацетамол: с антигриппином она решила подождать до врача, а вот парацетамол – это было древнее испытанное средство. Нашла она и градусник – старинный, ртутный, который ставится под мышку, а не берется в рот. Таблетку она раздробила черенком ножа, высыпала в столовую ложку и разбавила водой. Подошла к Лике, осторожно перевернула ее на спину, потом подсунула руку под подушку и приподняла ее.

– Ликуня, открой рот и выпей лекарство! – К ее удивлению, Лика, не открывая глаз, послушно открыла рот и позволила ей вылить в него воду с парацетамолом, но, когда она попыталась сунуть градусник ей под мышку, Лика простонала: «Не надо! Не надо меня ножом! Я хочу жить!» – и стала слабо отбиваться. «Надо немного согреть градусник!» – догадалась Варвара Симеоновна, подержала его в ладонях и снова сунула Лике под мышку, и Лика покорилась, только тихонько и жалобно пискнула. Во время этих процедур Варвара Симеоновна заметила, что руки у Лики очень холодные; она тут же пощупала ее ноги, и, как и ожидалось, те были еще холоднее. Она достала из шкафа пахнущий лавандой толстый платок из козьей шерсти и, приподнимая и ворочая Лику с боку на бок, укутала ее платком вместе с градусником. Села передохнуть – почему-то от болезни Лика стала поразительно тяжелой. Потом она отправилась на кухню и поставила на газ чайник с водой для грелки.

А в это время в соседней квартире болела и страдала Агния Львовна. Вот она не замерзала – она лежала, вся налитая тяжелым горячим жаром, и изо всех сил пыталась остановить мерно раскачивавшуюся кровать. Это было почти невыполнимо, хотя старалась Агния Львовна изо всех своих сил. Кровать качалась с боку на бок, как лодка при боковой волне; ее ножки, правые и левые, поочередно отрывались от пола и потом с тяжким грохотом бухались на место; матрац поднимался то с одного бока, то с другого, и Агния Львовна чувствовала, как горячая жидкость в ней самой тоже переливается из правой половины тела в левую. Время от времени качающаяся кровать отъезжала от стенки, а потом, сотрясаясь, бешено мчалась назад, на свое место, и глухо врезалась в стенку. «Если кровать пробьет стену, то куда я на ней въеду – к Лике или к Варежке?» – Агния Львовна никак не могла сообразить, у какой стены стояла ее кровать и кто из подруг жил за этой стеной. Так она и качалась в кровати, как в лодке, понемногу отъезжая от стены, а потом кровать, дрожа и скрипя, стремительно возвращалась и обрушивалась на стену вместе с хозяйкой, отъезжала и снова качалась, качалась, качалась и качалась…

Пока вода грелась, Варвара Симеоновна дважды проверяла ноги бедной Лики Казимировны, и ей показалось, что по мере того, как Лика под действием платка и парацетамола согревается и розовеет, ноги ее все больше леденеют. «Не буду ждать, пока вода закипит!» – решила она и стала наполнять грелку из чайника. Когда она ее наполнила почти доверху, вдруг раздался звук рвущейся резины и на ее ноги хлынул поток довольно горячей воды – старая грелка лопнула!

– Хорошо, что не кипела! – вслух сказала Варвара Симеоновна и швырнула негодную грелку в раковину, а чайник снова наполнила и поставила на газ. И пошла к себе переодеваться и переобуваться. Выйдя на площадку, она еще раз позвонила Агнии, но та не отозвалась на звонок. Варвара Симеоновна сняла мокрые носки и обувь, скинула халат и надела спортивный костюм, сухие носки и меховые зимние тапки. Потом она снова вышла на площадку, опять позвонила Агнии, а затем открыла дверь ее квартиры своим ключом и забежала в нее – за грелкой, потому что своей грелки у Варвары Симеоновны не было – она редко болела. Войдя в комнату, она сразу же увидела пылающую от жара Агнию Львовну. Варвара Симеоновна попробовала ее лоб, позвала ее, но та не откликнулась.

Она бросилась назад, в квартиру Лики, вытащила у нее из-под мышки градусник, посмотрела, ахнула, стряхнула и побежала к Агнии.

Поставила Агнии градусник, схватила в ванной висевшую на гвозде грелку и побежала к Лике.

Налила в грелку уже закипевшей воды и положила Лике к ногам.

Прихватив упаковку парацетамола, побежала к Агнии. Растолкла таблетку, развела водой и вылила в рот Агнии.

Побежала к Лике, заварила в стакане пакетик малинового чая, бросила туда кружок лимона и попыталась напоить Лику. Та выпила две чайные ложки и больше не стала.

Побежала к Агнии, вытащила градусник и ахнула. Попыталась и ее напоить чаем, но та не поняла ее намерений и с протестующим стоном отвернулась к стенке.

Вышла на площадку и тут увидела поднимающуюся по лестнице Людмилу Алексеевну, их бывшего участкового врача, а теперь пенсионерку.

– Здравствуйте, Варвара Симеоновна, а я к вашей соседке по вызову!

– Здравствуйте. А почему вы пришли по вызову, Людмила Алексеевна, вы разве не на пенсии?

– Грипп идет по городу, и всех врачей-пенсионеров, кого могли найти, позвали на эпидемию. У Лики Казимировны тоже грипп?

– Да, очень похоже. И у Агнии тоже.

– Господи! Ну да уж этого следовало ожидать. А вы-то как?

– Держусь.

Людмила Алексеевна добралась до площадки и остановилась, тяжело дыша.

– Ну, к кому первому идти?

– Ой, да все равно! Они примерно в одинаковом состоянии: у Лики температура сорок, а у Агнии тридцать девять и пять.

Людмила Алексеевна посмотрела и послушала сначала Лику, а потом Агнию, одобрила антигриппин, выписала еще иммуномодулятор, посоветовала обильное питье и витамин С, а Варваре Симеоновне предложила тут же сделать противогриппозную прививку.

– Вы хотите поднять ваших подруг или сами предпочитаете свалиться за компанию?

– Ну нет, нам этого птичьего гриппа на троих вполне хватит!

– С чего это вы взяли, что у них птичий грипп? – Варвара Симеоновна показала доктору записку Лики.

– Ну, это у нее уже бред начинался! – засмеялась та, прочтя записку. – Птичий не птичий, а грипп этот дает тяжелые осложнения. Главное – вовремя захватить и как следует долечить. Ну, первое мы, кажется, успеваем, а вот второе уже зависит от ухода… Вы родным Агнии Львовны уже сообщили?

– Они все уехали отдыхать в Турцию, и старшие, и младшие.

– А связь с ними есть? Можно их вызвать?

– Да не стану я их звать, мы привыкли друг за дружкой сами ухаживать.

– Ну, смотрите! И давайте-ка я вам все-таки вколю противогриппозную сыворотку, у меня как раз с собой несколько ампул есть.

– Да разве они помогают?

– Помогают, помогают! А то свалитесь – куда я ваших подружек дену? В больницу? Так они все переполнены. Разве что в коридоре на сквозняке положат…

– Ну нет, в коридор не надо! Ладно, колите! – и она решительно взялась за резинку брюк. Но врач ее остановила:

– Да не нужна мне ваша попа, рукав заверните повыше локтя!

Она сделала укол и предупредила:

– Учтите, что вас может слегка полихорадить два-три денька, так что постарайтесь не переутомляться!

– Постараюсь, – буркнула Варвара.

– Температура у ваших больных должна начать спадать через час, – сказала доктор. – Но если повысится хоть на один градус – немедленно вызывайте скорую.

– Да уж придется! – вздохнула Варвара. Она накинула пальто и вышла вместе с Людмилой Алексеевной – купить выписанное лекарство и вторую грелку вместо лопнувшей.

На скамейке сидели Гербалайф и компания.

– Вот, полюбуйтесь, Людмила Алексеевна! – громко сказала Варвара Симеоновна. – Еще три явных пациента сидят, у всех троих определенно грипп! – и добавила тихо, чтобы услышала только врач: – А сделать для них ничего нельзя – бомжи.

– Ну, как это ничего нельзя сделать? Мы не в Америке! – Она подошла к скамейке и оглядела всех троих ее обитателей. – Ты, что ли, Андрей?

– Ну, я…

– С трудом узнала тебя. Эк тебя обметало!

– Так ведь жизнь, Людмила Алексеевна. Она и обметет, и выметет.

– Да я не про жизнь – я про герпес: не рот у тебя, а сплошная болячка! Но и грипп, похоже, у вас у всех троих в наличии. Знаете что, дорогие мои? Негоже вам тут болеть, на свежем воздухе. Поезжайте-ка вы на Синопскую набережную, я вам дам записочку, вас там встретят, устроят на недельку и полечат.

– Меня не возьмут, я тут прописан и жилплощадь имею. У меня и полис есть! Жить только негде…

Людмила Алексеевна нахмурилась, Варвара Симеоновна что-то зашептала ей на ухо.

– Понятно, – кивнула головой врач. – Да, проблема…

– Я ее попробую как-нибудь утрясти, – сказала Варвара Симеоновна. – Вот если еще вы поможете…

– Ладно, попробуем. А у вас, – обратилась врач к Иннокентию и Василь-Ванычу, – тоже есть прописка и полис?

Оба помотали головой, а Гербалайф добавил:

– И денег на метро, чтоб доехать, у них тоже нет. А пешком на Синопскую хрен дойдешь.

– Три билета туда, три обратно… – начал было подсчитывать Гербалайф, а глаза у него заблестели в предчувствии добычи.

– Андрей, прекрати немедленно! – прикрикнула на него Варвара Симеоновна.

– Что такое? – спросила Людмила Алексеевна.

– Мысли у него! – непонятно объяснила Варвара Симеоновна. Она порылась в сумке и достала два жетона на метро. – Вот, Василь-Ваныч, это вам и Иннокентию.

– А обратно? – все-таки сунулся Гербалайф.

– Про «обратно» потом разговор будет! – строго сказала Людмила Алексеевна. Она положила портфель на скамейку и уже что-то писала на листке из блокнота. – Как ехать знаете?

– До Александра, Невского что ли? С Достоевской? – уточнил Василь-Ваныч.

– Правильно. Дойдете до Синопской 26, увидите вывеску «Фонд «Ночлежка», войдете во двор, там найдете медицинский пункт помощи и отдадите дежурному врачу эту записку.

– И что будет? – поинтересовался Василь-Ваныч.

– Будет – все! Койка, чистое белье, врач, лекарство и горячая еда. А сначала – горячий душ.

– Ух ты! – сказал Гербалайф.

– У тебя душ, между прочим, и дома есть, – заметила ему Варвара Симеоновна.

– И отправляйтесь немедленно! – продолжала Людмила Алексеевна. – Через два часа я закончу обход и тоже приеду на Синопскую: чтоб вы к этому времени уже лежали в постелях и послушно глотали лекарства! Ясно?

– Ясно.

– Ступайте!

Иннокентий с Василь-Ванычем послушно встали и, поддерживая друг друга, поплелись к воротам. Иннокентий так за все время и не проронил ни слова, только кашлял глухо: похоже, ему совсем худо было.

– Так… А ты, Андрей, давай-ка со мной! – скомандовала Людмила Алексеевна.

– Куда?

– Как это куда? К тебе домой.

– Так ведь мне же нельзя там днем появляться! Димон предупредил: если я днем стану заходить в квартиру, он замок сменит и не будет меня пускать на ночевку. Это его Клавдия так настропалила: она-то знает, что я ночью друзей к себе ночевать пускаю.

– Ничего, сейчас мы договоримся с Димоном. Варвара Симеоновна, идемте! Вы скажете… этим, что это вы меня к больному вызвали.

– Конечно! Тут без свидетеля никак нельзя действовать. Пойдем, Андрей!

– Ой, неохота лезть на рожон, Варвара Симеоновна!

– А лезть в могилу из-за жильцов-подлецов можно?

– Так они милицию опять вызовут, наврут, что я шумел…

– Я им вызову! Я им не милицию, я им налоговую полицию вызову! – непонятно пригрозила Варвара Симеоновна. – Пошли!

В сопровождении двух решительных старушек Гербалайф все-таки двинулся к своей квартире, располагавшейся на первом этаже. Людмила Алексеевна позвонила. Дверь открыл сам Димон – толстый, бритый наголо мужик в спортивном костюме. Он встал на пороге, придерживая дверь.

– Чего надо?

– Врача вызывали?

– Врача? Да нет вроде… Клава! Клавдия, иди сюда! Ты врача вызывала?

Откуда-то из недр квартиры появилась Клавдия в бигуди и тоже встала в дверях рядом с мужем, подозрительно глядя на гостей.

– Врача вызвала я! – заявила Варвара Симеоновна. – Вот к нему, к Андрею Герберу. У него грипп. Придется уж ему у себя дома поболеть, уважаемые, хотя бы вам это и было неприятно! Не с милицией же нам его укладывать в собственную постель в собственной комнате, где он прописан по закону, верно?

– Да нам-то что? Пусть себе болеет на здоровье, – неожиданно быстро согласился Димон и даже цыкнул на возникшую было Клаву. Наверное, ему не понравилось упоминание милиции, подумалось Варваре Симеоновне.

– Ну, ведите, больной, в свое жилище! – приказала Людмила Алексеевна. – Да поскорей, у меня пациентов много!

Гербалайф хотел было бочком протиснуться мимо Димона, но тот широко распахнул дверь и отступил в сторону, увлекая за собой и супругу.

– Я вам больше не нужна, Людмила Алексеевна? – спросила Варвара.

– Пока нет.

– Для Андрея купить то же лекарство, что для Агнии с Ликой?

– Да, то же самое, тут нет сомнений. Еще возьмите «Ацикловир». Это мазь такая, будет ею болячки на губах мазать.

– Разносят тут заразу! – все-таки не удержалась Клавдия, но на ее слова даже муж не обратил внимания.

Гербалайф с доктором прошли в его комнату, а Варвара Симеоновна вышла из неприветливой квартиры. Бедный Гербалайф! Неужели эта парочка все-таки добьется своего и выживет его из дому? Он уж и так только ночует в своей комнатке, самой маленькой в квартире, да и то не всегда: Варвара Симеоновна знала, что Иннокентий с Василь-Ванычем устроили себе ночлег на чердаке, в закутке, где проходит труба парового отопления, и частенько Гербалайф ночует там же: после двенадцати часов соседи взяли привычку закрывать дверь на большой железный крюк и уже не впускать его в дом.

Оставив Людмилу Алексеевну у Гербалайфа, Варвара Симеоновна помчалась в аптеку: она взяла лекарства по рецептам и заодно купила два электронных термометра, которые не надо было совать под мышку на десять минут, а достаточно было на минутку сунуть в рот больному. Только придерживать надо, особенно если больной в беспамятстве, а то, бывало, глотали… Естественно, сначала она занесла лекарство Гербалайфу. Димон открыл ей дверь и впустил в квартиру без единого слова. Гербалайф крепко спал, она не стала его будить, а пододвинула к его дивану ветхий венский стул, с которого сняла и переложила на подоконник какую-то одежку, и положила на него таблетки и мазь от герпеса. Поднялась в свою квартиру и поставила на газ чайник и кастрюльку. Взяла в холодильнике полкило сосисок, купленных утром, и все их бросила варить, присовокупив к ним два яйца. Зашла к своим больным, убедилась, что они все в том же состоянии, и попыталась заставить их принять по капсуле нового антигриппозного средства. Ни та, ни другая никаких уговоров не услышали и капсулы глотать не стали. Тогда она капсулы раскрыла, высыпала содержимое в ложки и дала его вместе с водой – в таком виде это лекарство и было обеими старушками принято. Варвара вздохнула и пошла к себе, чтобы приготовить все нужное для Гербалайфа. Она сделала несколько бутербродов с сыром и достала из буфета непочатую пачку печенья. Потом взяла из нижнего отделения большой термос, который они брали с собой на дачу, и, когда чайник закипел, заварила чай и наполнила им термос, прибавив несколько кружочков лимона и сахарный песок. Прихватив с дивана плед, она завернула в него кастрюльку и термос и, взяв этот узел под мышку, другой рукой прихватила тарелку с бутербродами и отправилась вниз. На звонок открыла Клавдия и по привычке встала в дверях, глядя на посетительницу без всякого выражения и выжидая.

– Я к больному! – строго объявила Варвара Симеоновна.

Ничего не ответив, Клавдия посторонилась. В комнате Гербалайфа стола не было. Варвара Симеоновна поставила термос, кастрюльку и тарелку с бутербродами на стул, укрыла спящего Гербалайфа принесенным пледом, мысленно навсегда попрощавшись с ним, то есть с пледом, конечно, а не Гербалайфом, и вернулась к своим больным.

Пока никаких изменений к лучшему не произошло: Агния по-прежнему металась в жару, а Лику все так же бил озноб. О том, чтобы накормить их, не было и речи. Варвара Симеоновна только давала им лекарство и теплую воду с лимоном да ставила градусник. Во второй половине дня жар у обеих несколько спал, они стали дышать ровнее, но вечером температура опять подскочила почти до утренних отметок. Обе бредили и горели, и Варваре Симеоновне ложиться в эту ночь не пришлось, она только и делала, что бегала из одной квартиры в другую. Ночью на лестничной площадке стало холодно, и ей пришлось накинуть теплый платок: она очень боялась простудиться – кто тогда будет ухаживать за ее больными?

Утром температура у больных опять немного спала, но в себя ни одна из подруг пока так и не пришла. «Неужто придется вызывать скорую?» – с ужасом думала Варвара. Лике она каждый час меняла грелку, а Агнии стала обертывать ноги полотенцем с уксусом – оттягивала жар.

На обед она сварила картошки для себя и Гербалайфа и сходила его проведать. Тот лежал и читал книгу.

– Варвара Симеоновна, ангел вы наш! – воскликнул он радостно. – А я уже почти здоров!

– Лежи, здоровый! – ворчливо сказала Варвара Симеоновна, про себя отметив с горечью, насколько же крепче, чем у ее любимых подружек, оказался иммунитет у полубомжа Гербалайфа. Но мысленно тут же осадила себя: должна же быть какая-то справедливость в этом мире и по отношению к Гербалайфу! Она пересыпала картошку из принесенной кастрюльки в ту, где прежде были сосиски.

– Картошечка! – радостно воскликнул Гербалайф, потирая руки. – Горяченькая! А маслица не догадались принести, хотя бы постного?

– Сейчас принесу, – ответила Варвара Симеоновна. – Капусты квашеной хочешь?

– Да с удовольствием! А селедочки нету?

– Шиш тебе, а не селедочка! От нее будешь пить да бегать. Хотя почему бы и нет? Скорее токсины из организма вымоешь… Посмотрю, вроде бы у Агнии была банка селедки с луком в постном масле.

– Класс! Тащите! – с нагловатым ликованием воскликнул Гербалайф.

Она сходила наверх, проверила подруг и принесла селедку и капусту. Пациент тут же со здоровым аппетитом набросился на еду.

– А чай ты уже весь выпил?

– Весь! Как вы велели.

– Надо пойти новый заварить и термос наполнить.

– Да зачем вам бегать-то? Чай можно и тут приготовить.

– А у тебя чайник-то есть?

– А как же! Вон в шкафу стоит на полке. Там у меня и тарелки, и стаканы – все хозяйство имеется!

В комнате Гербалайфа кроме дивана и стула стоял еще большой шкаф, не старинный, но очень старый, «ждановский» – то есть изделие мебельного комбината имени Жданова. Варвара открыла его и обнаружила, что на полках для белья у Гербалайфа было сложено все его имущество, причем даже в относительном порядке: внизу стояли пустые бутылки, одну полку занимала посуда, а три другие были плотно забиты книгами. На полке с посудой стоял и чумазый чайник; Варвара взяла его и пошла на кухню.

– Ну и как там наш сосед? – спросила ее Клавдия, жарившая какое-то мясо на большой сковороде. – Поправляется? Или как?

– Очень плох ваш сосед, – сказала Варвара, скорбно поджав губы. – Иммунитет ослаблен постоянным пребыванием на улице. Так что скорее его ждет именно «или как».

В глазах Клавдии зажегся огонек нехорошего интереса.

– Помереть, что ли, может?

– Запросто.

– А в больницу его нельзя отправить? Чего ему тут помирать? За ним тут ухаживать некому!

– Я за ним поухаживаю. Как за одиноким человеком, лишенным поддержки близких.

– Нет у него близких! – отрезала Клавдия. – Пропил он своих близких!

«В чем-то ты права!» – подумала Варвара Симеоновна, но вслух ничего не сказала.

На голоса вышел Димон.

– Что за шум, девушки? – спросил он бодро.

– Да вот сосед наш помирает, а эта… соседка… возмущается, что за ним ухаживать некому! – фыркнула Клавдия, выключила газ под скворчащим мясом, накрыла сковороду крышкой и удалилась.

– Это че, правда, что ли, что помирает мужик ее бывший? – как-то непонятно озабоченно спросил Димон.

Варвара Симеоновна, насторожившись, кивнула.

– Во, блин, дела! А вы что, с Клавдией пришли поговорить?

– Да нет, не о чем мне с нею особенно разговаривать: она спросила, как у Андрея дела, ну я и ответила, что плохо.

– Тогда что вы тут, на нашей кухне, делаете?

– А это разве не общая кухня? Я вот пришла поухаживать за Андреем, чай ему кипячу. А у меня, между прочим, наверху еще пара тяжелых больных.

– Это старушки, что ли, Агния Львовна и Лика Казимировна?

– Они самые.

– Тоже плохие?

– Хуже некуда! – вздохнула Варвара.

– Так вы что не сказали-то? Мы что, не люди, сами за больным не присмотрим?

– За Андреем настоящий уход нужен, Дмитрий. Доктор сказала, что положение критическое: две недели постельного режима, как минимум, и никаких волнений! Разве вы не слыхали?

– Не, я не слыхал, а то бы… Вы скажите, что делать-то?

– Как что? Не шуметь, не тревожить, попросит – чай согреть или в аптеку сходить за лекарством.

– А чем кормить?

– Я буду приносить ему еду.

– Не надо, сами накормим, вы только скажите чем. Что ему можно-то?

– Да, в общем, все можно. Кормить его надо как следует, у него общее истощение организма.

– Понятно. – На круглом лице Димона вместо обычной равнодушной самоуверенности вдруг проступили явные испуг и сочувствие. Вот уж чего от него никак не ожидала Варвара Симеоновна!

– Ну и следить, конечно, чтобы он лекарство принимал, – спохватилась она. – И ни в коем случае не выгонять его больного на улицу!

– Да кто ж его гнал-то? Это все Клавдия… А мясо жареное ему можно?

– Думаю, что можно, только понемножку. Вот еще бульон куриный хорошо бы сварить…

– Ясно, сделаем. Да вы не волнуйтесь за него, Варвара Семеновна, я прослежу, чтоб Клавдия его не допекала… Ну хотя бы пока он болеет. Он ведь поправится?

– Поправится, если за ним будет надлежащий уход.

– Уход обеспечу, не волнуйтесь! Ну бабы… Ну бабы… Это я не про вас, Варвара Семеновна, вы не подумайте! Я сами знаете про кого. Значит, еду носить небольшими порциями и следить, чтобы пил лекарство? Все?

– И воды давайте ему побольше. Желательно чай с лимоном. Хорошо бы морс, но он дорогой…

– Дорогой, если готовый брать. Да он паршивый, какие в нем витамины! Клюквы на рынке полно, купим и приготовим. Клавдия сделает, я ей скажу. Да вы не беспокойтесь, Варвара Семеновна, все будет путем! Клавдия хоть иногда и вызверяется на Андрея, но ведь не звери же мы, в самом деле.

Совершенно потрясенная, Варвара Симеоновна взяла закипевший чайник и пошла в комнату Гербалайфа, от изумления даже не обидевшись, что ее трижды и подряд назвали Семеновной вместо Симеоновны: обычно она таких вещей никому не спускала.

– Слушай меня внимательно, Андрей! Твой сосед Дмитрий вызвался за тобой ухаживать, – сказала она Гербалайфу, наливая ему чай.

– Да ну? – испугался Гербалайф.

– Вот тебе и «ну». Не знаю уж, то ли его Людмила Алексеевна напугала, то ли совесть у мужика проснулась, но дело обстоит именно так. Так что ты уж, будь любезен, подыграй ему, изобрази умирающего лебедя. Как услышишь, что сосед к дверям подходит – глаза закрывай, стони и кашляй. Понял?

– Понял, Варвара Симеоновна! – ответил Гербалайф и заулыбался: всякие розыгрыши он любил с детства.

– Вот только что делать, если он вздумает тебе температуру измерить?

– Да ну, Варвара Симеоновна, это же просто, как дважды два! Вы что, в школу не ходили? Димон если и поставит мне градусник, так ведь не станет же он рядом сидеть и сторожить, пока я его держу, верно?