Книга: Краденый город - Юлия Яковлева

Конечно, стоит еще раз ткнуть на некоторые сюжетные лакуны, но они и создают этот инфернальный и какой-то невероятный по атмосфере леденящий кровь ужас. Скажу честно, меня затронуть очень трудно, но во время чтения этого текста действительно становилось холодно. Иногда хотелось закрыть, сделать горячий чай и забыть об этом тексте - настолько сильно он ударял в голову, но это невозможно, хочется узнать, что же произойдет с детьми дальше.

Если первый текст закинул на дно глубины текста и не отпускал, пока не дочитаешь, то этот сковывает во льдах, и с ним ты просто иногда забываешь, что ты способен "дышать дыханием". Хороший и очень холодный текст, рассчитанный исключительно на всех.

В первую очередь я не поверил героям. Они получились неинтересными и предсказуемыми. Но страшнее то, что эти дети не похожи на советских детей. Ощущается, что книгу писал современный автор, негативно относящийся к сталинизму и т. д. Воспитанные в идеализированных фантазиях, дети тех лет никак не могли отстранённо, как бы со стороны давать оценку коммунизму и подобным вещам. Они росли в этом, верили в ложные (не зная, что они ложные) идеалы. Здесь же мы видим каких-то современных критичных и совершенно не восторженных героев. Нет в них вот этого: "Я хочу стать героем", "Я часть советского общества" и т. п. Да, это можно попытаться списать на то, что это дети "врагов народа", что попали в ублюдскую мясорубку сталинских репрессий. Но снова мимо, поскольку эти дети рассуждают, как взрослые, и мы не видим их гражданской позиции. Если уж ненавидеть Сталина за арест родителей, так со всей силой. Но нет, перед нами глуповатые дети с убогим эмоциональным интеллектом. Автор не описывает их эмоции, чувства и мысли, которые касались бы родителей. Тут просто есть данность: их родителей арестовали, а они шляются по Ленинграду и по большой части бесцельно.

И здесь мы приближаемся к теме блокады. Я не увидел советских граждан от слова "совсем". Все персонажи книги противны и даже отвратительны. Яковлева нарочно даёт им неприятные описания, как бы показывая, что вокруг, скажем так, фрики. Тут мы подходим к вечным ценностям — люди разные, нельзя всех под одну гребёнку. В книге "Краденный город" все ленинградцы — биомасса. Да и главные герои не слишком выделяются.

Никакого ощущения безысходности и страшного голода. Герои будто живут в параллельной вселенной. Блокада где-то там, а тут человек, жующий хлеб с повидлом на сеансе кино (откуда повидло?).

Ситуации, в которые попадают герои, по большей части скучны и не имеют толкового развития. Никто из них не был на волосок от смерти. Бурлит живот и всё на этом.

А ещё эти имена... Шурка и Бобка. Что такое "бобка"? Имя Боб не славянское и едва ли так назвали дитё в СССР. А почему все (вообще все) называют Александра Шуркой? Так разве бывает? Не думаю.

Временами красивые описания Ленинграда не смогли сделать из книги достойное произведение. Вторая часть и вовсе читалась с трудом, поскольку надоела не детская, а основательная тупость героев и эта безликая биомасса вокруг.

А ведь по сюжету и образам получается нестандартная повесть, основанная на событиях, в литературе для разных возрастов событиях ставшими культами. Яковлева продолжает взмахивать веслом и катать читателя по кромешной тьме. Она постоянно изобретает живописные образы, щедро удабривает текст разнородными и разностилевыми эпитетами, метафорами – так будто бы детское сознание дробно собирает сложную, манящую, пугающую реальность в игру – единственный способ преодоления всего непонятного, смертельно опасного. Писательница не делает своих персонажей героями даже посреди войны. От того дерзкого спасителя младшего брата Шурки из первой книги не остаётся ничего. Хотя дети подросли на три года, они остались довольно наивными и доверчивыми. Они совершают самые обыкновенные проступки, их желания обыденные и естественны, лишены какого-либо надрыва. И в этом есть своя правда. Довольно рассказано о тех детях и подростках, которые вставали к станкам и орудиям, защищая города и страну. Яковлева хочет рассказать о самом начале – о растерянности, о пропаганде, резко расходящейся с действительностью, которая не сумела должным образом настроить людей. Во сне Шурка видит двух чудовищ. И одно из них – Ворон – скармливает другому города. Так в детском сознании Яковлева решила показать сомнение в бравых сводках о скором конце войны, крепкой армии и сдержанных сообщениях об оставленных городах. Сцена очень спорная, даже не тактичная. Это нужно решиться на очень серьезную провокацию, чтобы заявить – Сталин нарочно приказывал отступать, чтобы «накормить» Гитлера. Но так писательница выразила недоверие к официальной пропаганде и шлейф страха от недавних репрессий.

В развитии сюжета, несмотря на увеличившийся в полтора раза объем, Яковлева продолжает использовать ту же схему. Начало – безоблачное детство, яркий город (в котором, конечно, живут серые люди), нагнетание тревоги, контрапункт внутреннего инфантильного мироощущения и жестокого окружения, прозрение, испытание и модный клиффхэнгер – ожидание продолжения. Даже система персонажей и сюжетных ходов совпадают. Взрослые проявляют заботу о детях, но потом исчезают, предоставляя им самим справляться с ужасом и выживать. Злодеи выведены карикатурно, сатирически. Кажется, что это еще один виток ада, где пытки меняются, но принцип остается. Разве только в «Краденом городе» меньше сюрреализма. Фантастические элементы миражами проскакивают, нагоняя саспенс, а сказочное путешествие в загробный мир исполнено по канону. И даже жертва игрушечного медведя, спасающего своего нового хозяина откликается очень сентиментальным и знакомым. При желании в этом можно увидеть и аллюзию на какой-нибудь военный подвиг, но интонация самой Яковлевой, похоже, не допускает никаких позитивных прочтений «черного времени нашей истории».

Да и к финалу как-то выясняется, что книга вовсе не о блокаде для подростков. Писательскую манеру Яковлевой можно назвать «нет времени объяснять». Сюжетные провалы постоянно требуют заполнения своей собственной фантазией. И здесь не только не дается возможности осмыслить хоть какие-нибудь бытовые реалии, но и представить всю глубину блокадной трагедии без серьезного исторического и литературного опыта. Всё подается через намеки, эффектно оборванные фразы и мысли, метафоры, которые только взрослому читателю и доносят боль, ужас, отвращение от метаморфоз, случившихся с людьми. Но кто виноват в этих превращениях, деградации, омертвении? Внешнего врага в повести нет. Нет даже ощутимого страха перед бомбежками. Яковлева сгущает время настолько, что за пару осенних месяцев ленинградцы оказываются одержимы голодом и вымирают в геометрической прогрессии. И это оказывается местью города за… революцию. Краденый он потому, что большевики отобрали парадный Петербург у законных владельцев и вручили серым грубым людям, превратившим дворцы в коммуналки, разлучивших лепнину и мебель как семьи. Глупость этой инсинуации можно простить ребёнку. Но Яковлева вкладывает разъяснение в уста мифологического героя.

Книга вызывает живые, если не яростные эмоции, потому что вокруг этой незаживающей раны до сих пор бьются наследники тех, кто уже не сможет рассказать всей правды или солгать. Борьба с мифами сама превращается в миф, который сам себя не очень внятно, захлебываясь в лукавых эмоциях, интерпретирует. Попытки Яковлевой расковырять идеологическую травму, неудержимое altera pars, проигрывают её умению погрузить грубый натурализм в сказочно-мифологическое пространство, напугать современного читателя, выросшего в уюте, не столько бедствиями недавнего прошлого, сколько угрозой будущего кошмара.

В этих книгах два уровня объяснения событий: реальный и мистический. Девочка Таня в реальном мире болеет тифом, а параллельно отправляется в страну мертвых Туонелу, чтобы вытащить оттуда младшего брата. Как в «Щелкунчике»: Мари была свидетелем страшной битвы и путешествовала по волшебной стране, а наутро скучные взрослые говорили, что это глупые выдумки — ей просто приснилось.

Сплетение реальности и фантазий — благодатная основа для метафор. Люди, чьих родственников забрал Чёрный Ворон, становятся невидимы для других. Дети попадают в детские дома и становятся детьми Ворона. Ворон — друг детей. Потому что Бармалей любит маленьких детей.

Любопытно, что главные герои цикла обходятся без визуальных портретов. Без всех этих чёрточек, оживляющих лицо, позволяющих себе представить персонажа. Они и без того достаточно живые. Как дети из сказок — или с соседней улицы.

Очень качественный текст, особенно во второй книге. В некоторых фрагментах мне не хватало логической стройности: не все детали для меня укладывались в общую схему. Но это возмещается атмосферностью вымерзшего и вымершего города, мстительно уничтожающего своих жителей, и яркостью отдельных сцен и картинок. Игрушечный мишка влезает в висящий на стене натюрморт в золочёной раме и приносит оттуда грушу — для маленького мальчика, умирающего от голода. Груша немного пыльная, но очень сочная. А мишка когда-то давно хотел сделать то же самое для маленькой девочки, но не решился нарушить законы мира, и девочка умерла — а в этот раз мишка сделал, да. И мальчик выжил.

Тут и документальные детали, знакомые по многим рассказам переживших: потеряли хлебные карточки, обменяли плитку шоколада на плитки столярного клея, сварили из клея холодец; и весомый подтекст: город уничтожает своих новых жителей, потому что они когда-то уничтожили прежних; деревенский колдун оборачивает людей в животных, потому что животным легче пережить то, что невыносимо терпеть людям. Темы очень неоднозначные, достаточно болезненные, поэтому подход автора может кого-то задеть.

С одной стороны, дети, конечно, наивнее и простодушнее взрослых, они еще не могут (по причине отсутствия житейского опыта) связать воедино многие страшные вещи: исчезновение соседей с их смертью, они видят трупы, но называют их "куклами" (человек превратился в куклу, а не умер, по их мнению), они еще не понимают, что "адресат выбыл" может означать, что адресат уже расстрелян (родители маленьких Тани, Шурки и Бобки арестованы, а сами они живут у тети Веры).

С другой же стороны, как это ни удивительно, дети во многом наблюдательнее и прозорливее старших (например, они делают интересные выводы на основании взгляда на интерьер квартиры, где когда-то жили "буржуи").

Если начало и первая часть книги довольно реалистичные по своей сути (описание всех ужасов происходящего, героям предстоит встретиться лицом к лицу с человеческой подлостью, лишениями и страданиями), то вторая часть и окончание - мистика, сказка (встреча со Смертью - зримым персонажем, а также Королем Игрушек; мебель в квартире начнет жить своей жизнью, а игрушечный Мишка даже научится говорить) и философское объяснение Блокады Ленинграда (я с ним, правда, не согласна, потому что наказание все-таки должно быть соразмерно вине) с точки зрения кармы...

4 балла из пяти (за очень странную и скомканную концовку).

Птицы смерти в зените стоят. Кто идет выручать Ленинград? Не шумите вокруг — он дышит, Он живой еще, он все слышит.../Анна Ахматова

Июнь 1941 года. Главные герои отдыхают на каникулах: Таня встречается с подругами, Шурка гуляет по городу, Бобку собираются отправить с садиком на дачу. Но такая размеренная жизнь обрывается, когда из репродукторов сообщают о том, что началась война. Паники нет. Люди уверены, что война продлится недели две, но вокзалы переполнены уезжающими в эвакуацию. Так Шурка встречается с женщиной, которая за адрес их тёти Веры дарит ему потрёпанного медвежонка…

Первая половина книги рассказывает о жизни людей в Ленинграде с начала войны и жизни в блокадном городе. Эта часть книги ничем не напоминает сказку. Наоборот, всё реалистично: бомбёжки, разрушения, очереди за хлебом, хлебные карточки, голодные лица, мертвецы, которых везут на санках, смерть. С губ прохожих срывается единственное слово: «Сдохнуть…» Детям тяжело, и они откровенно задаются вопросом: «За что нам это?»

Во второй части книги начинаются жуткие сказочные приключения. Дети попадают в загробный мир. Нева делит Ленинград на две части: реальный мир и загробный, Туонелу. Герои оказываются в загробном мире, туда их приводит тот самый медвежонок, которого Шурка получил за адрес своей тёти. Здесь дети и получат ответ на свой вопрос: это они, их родители, бабушки и дедушки виноваты в том, что случилось. Это они заставили страдать, мучиться от голода и холода тех, кто жил в городе до 1917 года. Это они «украли» город у прежних, законных, жителей. Теперь пришёл их черед испить чашу страданий. Вот так, по мнению автора, оказывается, ленинградцы сами виноваты в том, что их город оказался в кольце блокады.

Может, моё сознание тоже «обработано» семьёй, школой, университетом, но у меня укоренилась мысль о том, что Ленинград – это город-герой, и жители его героически выжили в осаждённом блокадой городе. Когда говорят о Ленинграде, у меня возникают мысли о детях, подростках, которые по ночам дежурили на крышах, чтобы погасить «зажигалки»; которые работали на заводах, едва доставая до станков. Да, бывало всякое. Жители блокадного Ленинграда вспоминают жуткие подробности тех дней. Но всё же боролись люди, как могли, и каждый вносил свой вклад в общее дело. Почему-то герои книги никакой работой не обременены. Наоборот, то их соседка подкармливает и печь им растапливает, то им посылка внезапно вернётся, а в ней и печенье, и шоколад. Словом, сказка!

В сказках обычно счастливый конец. Вряд ли герои будут счастливы, ещё выпадут на их долю испытания. Но надежда есть.