Текст книги "Ученье – свет, а богов тьма"

– Слушай, а почему так сложно? – не выдерживаю я, переводя дух. – Это правила вежливости какие-то?

– Да нет, говорю же, он по-человечески не понимает, – поясняет Ирлик. – Ты привыкай, таких, как он, большинство, это я… как это называется? Вольнодум. За что меня и не любят, собственно. Ладно, пиши дальше, еще много.

Я исписываю полтетрадки формулами приветствия и благопожеланиями, когда Ирлик вдруг останавливается и делает глубокий вздох, обдавая нас с Алтошей горячим медовым дыханием.

– А теперь самое веселое, – предупреждает он, сверкая зубами. – Поскольку гобелена у тебя с собой нет, то придется прочитать формулы преподнесения, а они на древнем языке.

– Так я ж его не знаю… – обалдеваю я.

– Вот потому я и говорю, что самое веселое, – поясняет Ирлик. Волосы у него распущены и затеняют лицо, так что хорошо видно только блеск глаз и зубов в кровожадной улыбке, и мне становится не по себе. – Я продиктую по буквам, а ты уж записывай как хочешь. Слушай.

Дальше он производит последовательность звуков, часть из которых напрочь отсутствует в современном муданжском.

– Погоди-погоди, – прерываю я. – Я не понимаю, какими буквами это записывается.

– Какими хочешь, лишь бы прочитать смогла. Слушай еще раз.

Со второго раза я вывожу три строчки – муданжским, всеобщим и родным алфавитом вперемежку.

– Я это не прочту, – говорю в ужасе, глядя на бессмысленные значки.

– Прочтешь, куда денешься, – успокаивает Ирлик. – Может, не с первого раза, но прочтешь.

– Ага, а Учок будет стоять и ждать.

– Будет, а что ему останется, – ухмыляется Ирлик. – Если уж ты его вызовешь, то он не сможет уйти, пока не отпустишь.

– Может, мне заранее потренироваться? – с опаской спрашиваю я. Не нравится мне идея, что какой-то бог будет стоять и слушать мои потуги. Я бы на его месте меня быстро пристукнула.

– Ни в коем случае! – серьезно отвечает Ирлик. – Если тебе удастся произнести все правильно до того, как Учок будет здесь и выслушает приветствия, получится чудовищное хамство. Не волнуйся, не заржавеет подождать, пока ты справишься. Давай, пиши дальше.

И я пишу.

Мы выходим из унгуца и, воровато оглядываясь, топаем в лес. Комичнее всего выглядит Ирлик – он с ног до головы завернут в белый флисовый плед, потому что мерзнет в человеческом обличье, а в божественном его Учок сразу узнает.

– А он вас точно не узнает так? – осторожно спрашивает Кир.

– Под белым пледом точно нет, – успокаивает Ирлик.

– Он серьезно настолько тупой? – понизив голос, удивляется Кир.

Алтонгирел возмущенно шипит и пытается отловить Кира за ухо, но это очень трудно сделать, когда несешь на руках больную девочку, так что ребенок уворачивается.

– Да он, конечно, умом не блещет, – спокойно отвечает Ирлик. – Но дело не в этом. Учок – из старших богов, он по-другому воспринимает мир, чем мы, младшие. Для него символ равнозначен реальному присутствию. Со мной так тоже бывает, но я стараюсь не поддаваться. Это трудно… Вроде как глаза видят, а потрогать нельзя. Иногда забываешь, трогаешь, а там пустота. Очень обидно бывает.

– Так не получится, что я Учока с этим гобеленом как бы… надую? – опасливо интересуюсь я.

– Его-то нет, – отмахивается Ирлик. – Говорю же, он из старших. Для него что глаза видят, то и правда. Старшим гораздо легче жить. А вот я, да Умукх, да Укун-Тингир, мы бродим в полутьме. Ну да что я тебе это рассказываю, у тебя свои, человеческие проблемы. Хватит уже идти, у меня ноги закоченели!

Мы останавливаемся не то чтобы на полянке, но деревья тут немного пореже. Ирлик указывает на холмик впереди.

– Духовник… – начинает он, потом сдвигает брови и на пару секунд задумывается: – Алтонгирел. Клади девчонку сюда.

Алтоша так обалдевает от того, что бог вспомнил его имя, что не сразу выполняет указание. Ирлик, впрочем, не замечает.

– Лиза, ты с ребенком становись у нее за спиной.

– А зачем с ребенком-то? – хмурюсь я, поудобнее перехватывая Алэка.

– Затем, что, когда мать с ребенком просит, отказать невозможно, – как само собой разумеющееся поясняет Ирлик. – Алтонгирел, ты будешь ей бумажку держать. А ты, пацан, давай ко мне под плед, тебя Учок не любит, нечего его провоцировать. И всем молчать, кроме Лизы. Я, если что, слова подскажу, но лучше бы без этого.

– Алэк может высказаться, хотя слов он пока не говорит…

– Детям простительно, – перебивает меня Ирлик. – Давай начинай быстрее, очень уж холодно, а ты долго будешь продираться. Если с первого раза не получается, читай второй и третий, пока не получится. Учок за временем не следит, хоть вечно тут будет стоять. Ну все, мы прячемся.

Подтянув к себе Кира и запахнув поплотнее плед, Ирлик в самом деле ложится в снег и более-менее сливается с местностью. Кир еще немного ворочается, устраиваясь, и в итоге мне видны только два любопытных носа под белым козырьком.

Алтонгирел, стоящий у меня за спиной, открывает первую страницу записей и сует мне под нос. Я начинаю читать.

Надо отдать должное Ирлику, он очень четко указал, где кончается каждая часть, которую можно повторять отдельно. Первую я прочитываю четыре раза, прежде чем от нее происходит какой-либо толк.

Толк выглядит как луч красноватого света, как будто бы прямо от солнца, падающий в сугроб метрах в трех передо мной. Сосны по обе стороны начинают мелко дрожать, как бы в порыве внезапного ветерка, но уж очень интенсивно. Иголки и шишки с них осыпаются, но не на землю, а зависают в луче кружащимся облаком. Свет напоминает закатный и живописно играет на хвое, взвешенной в воздухе. Постепенно смесь уплотняется и складывается в подобие человеческой фигуры – рыхлое, темное, шипастое и с красноватыми отблесками.

Айша, которая сидит опершись спиной о мои ноги, прерывисто вздыхает. Алэк у меня на руках завороженно рассматривает явление перед нами. Алтонгирел держит листки у него над головой, рука его дрожит.

– Дальше! – слышу я надрывный шепот слева, не понимаю только, это Ирлик или Кир мне командуют. Но что это я, действительно. Надо же продолжать.

Я честно прочитываю следующий кусок, в котором здороваюсь и желаю тому, что стоит передо мной, бесконечного блага. Не знаю уж, как я должна понять, что мои слова услышаны.

– Еще раз! – шипит над ухом Алтонгирел.

Я послушно повторяю. О, теперь вижу, что проняло, – у стога шишек появились глазки! Точнее сказать, два красных прожектора. Они недолго шарят по снегу и деревьям вокруг, к счастью, не задерживаются на белом пледе, под которым сидят Ирлик с Киром, и нащупывают меня. Ощущение именно такое, как будто меня щупают чем-то теплым и мокрым, причем прямо под одеждой. Я взвизгиваю и отшатываюсь, упираясь спиной в Алтонгирела.

– Тихо! – шикает он.

– Ты знаешь, как это гадко?! – возмущаюсь я.

– Не разговаривай, читай дальше!

К счастью, омерзительное ощущение ослабевает, хотя и не исчезает совсем. Однако дальше следует та самая абракадабра из трех алфавитов. Я поглубже вздыхаю и пытаюсь успокоиться, а заодно уложить дрожащую руку духовника себе на плечо, а то буквы очень прыгают перед глазами.

Начинаю читать и сбиваюсь на пятой букве. Начинаю заново – на третьей. Снова глубоко вздыхаю, третья попытка более успешная – две строчки. Но, увы, их там три.

Не знаю, сколько раз я пыталась воспроизвести всю «формулу преподношения», как Ирлик ее назвал, но за это время успело стемнеть. Прожекторы Учока продолжают меня буровить, Ирлик там, наверное, уже оледенел, Азамат нас ищет…

Меня кто-то хватает за лодыжку. Не знаю, каких нечеловеческих усилий мне стоит не завизжать, но я все же сжимаю глотку, памятуя, что говорить нельзя.

– Повторяйте за мной, – шипят мне снизу.

Я понимаю, что это Айша говорит. Она-то откуда знает слова? Запомнила?

Но я послушно повторяю. То, что я слышу, очень похоже на то, что мне надо сказать, а повторять со слуха все-таки гораздо проще, чем разбирать мои каракули. С первой же попытки мне удается, я вижу какие-то изменения и так радуюсь, что чуть не забываю, что это еще не конец…

А изменения меж тем не шибко радостные. У существа из иголок открывается клюв. Длинный, красный. С зубами. Две мохнатые лапы отделяются от тела и повисают в воздухе, простертые ко мне, безо всякой связи с телом.

Айша продолжает говорить монотонно и неторопливо, что, конечно, хорошо, потому что я успеваю повторять, но как-то мне уже хочется побыстрее перейти к следующей фазе. К счастью, Учок не приближается ко мне, а то бегать бы мне по этому лесу, пока ноги несут…

После очередного куска абракадабры под диктовку Айши в воздухе повисает призрачная копия моего гобелена с Учоком, и мохнатые пальцы смыкаются на его углах. Ну вот, конец-край близок. Осталось попросить его за Айшу, и все.

И я должна была бы сообразить, что для манипуляций над Айшей ему придется подойти поближе. Девочку поднимает в воздух, она безвольно висит, опустив голову, как некачественная марионетка. Она продолжает мне диктовать, но с трудом, как будто забывает, что делает. Видимо почувствовав это, она ускоряется, и я на последнем дыхании тараторю за ней. Хвала небесам, последний отрывок на древнем языке кончается прежде, чем она отключается совсем, а дальше уже снова по-муданжски. Через секунду после того, как я выдыхаю последнее слово, Учок приближается вплотную и втягивает Айшу в себя, то есть в смерч из хвои, который он собой представляет. Не знаю, куда он дел гобелен, я была слишком занята, чтобы следить. Красные глаза бога шарят по мне и по притихшему на руках Алэку. Тепло из-за моей спины исчезает – это Алтонгирел уронил тетрадку и кинулся ее поднимать.

Учок поднимает мохнатую лапу и протягивает ее к Алэку. Я в ужасе прижимаю ребенка ближе. Хвоя колышется как бы в такт дыханию, меня прошибает пот, я пытаюсь шагнуть назад, но не могу, ноги приросли, Алэк принимается хныкать. Я загибаюсь вся сама в себя, лихорадочно заворачивая ребенка в полы шубы, пуговицы брызжут веером во все стороны. Нет-нет-нет, только не мою деточку! Учок вздрагивает от удара пуговицы, наклоняется ко мне, задевая мохнатым клювом мои волосы, и все-таки дотягивается лапой до Алэка. Гладит его по голове. И вдруг вся хвоя падает на землю вместе с Айшей, свет меркнет, и мы остаемся в полной темноте и тишине, Алэк возмущенно сопит у меня на руках.

Тишина длится недолго. Ее прорезает нечеловеческий визг Айши. Я разрываюсь между ней и Алэком, но Алтонгирел удерживает меня.

– Читай благодарность! – орет он, сует мне тетрадку и бросается вперед, переворачивает девочку на спину, стряхивает с ее лица хвою.

Айша визжит изо всех сил, и кто бы подумал, что их у нее столько. Я еле разбираю слова в густых сумерках, пытаюсь читать, держа Алэка одной рукой. Внезапно снова становится светло – это включаются фары унгуца, направленные прямо мне в спину. Воспользовавшись возможностью, я быстро дотарабаниваю остатки текста. Как раз вовремя – в следующую секунду до меня добегает Азамат.

– Лиза! – Он хватает меня за плечи. – Что вы тут делаете, мы вас обыскались! Почему она…

Нас окружают люди, Айша продолжает визжать с краткими перерывами на вдох, Алтонгирел держит ее за руки и что-то бормочет, но непохоже, чтобы это имело эффект. Алэк у меня на руках выглядит живым и здоровым, только очень недовольным, но папе радуется.

Из-под снега, а вернее, из-под пледа вылезают несколько поддубевший Кир и мрачный Ирлик. Последний, даже не оглядываясь по сторонам, трансформируется в свою божественную форму среднего размера.

– О боже… – выдыхает Азамат, замечая светящуюся фигуру Ирлика.

– А-а-а-а-ах! – нараспев протягивает упомянутый боже. – Тепло-о-о-о!

Надо ли описывать, что происходит вокруг… Гхан валится в снег, дети кто вопит и бежит, кто замер на месте и забыл дышать. Кир деловито отряхивается, не спеша отходить от Ирлика, который теперь производит тепла примерно столько, сколько давал бы костер того же размера.

Айша продолжает орать.

– Азаматик, подержи Алэка, пожалуйста, – выдавливаю я, снова обретая способность соображать. Алэк уже и сам тянет ручки к папе. Еще бы, мама-то вот без ума оказалась, втянула деточку во что-то непотребное.

Азамат, еще не совсем, мягко говоря, разобравшийся в ситуации, послушно подхватывает у меня мелкого.

– Объясни что-нибудь! – молит он, заглядывая мне в глаза.

– Спасаем Айшу, Ирлик помогает, она типа духовник! – выпаливаю я и кидаюсь туда, где Алтонгирел по-прежнему пытается колдовать над несчастной девочкой.

– Ирлик, почему она не в порядке?! – вопрошаю я.

Бог присаживается рядом, щекоча меня перьями и обдавая жаром.

– Сквозь нее бьет поток. Очень много силы покидает ее, но еще больше вливается. Это больно. Алтонгирел, ты можешь ей помочь, если покажешь, как собрать всю силу в единый поток, тогда его можно будет подчинить дыханию.

– Знаю! – истерично и повышенным тоном отвечает духовник. – Пытаюсь, не могу! Силы слишком много!

– Ты не поэтому не можешь, – спокойно возражает Ирлик. Завидую его невозмутимости. – Ты боишься прикоснуться к женщине.

Алтонгирел вытаращивает на него блюдцеобразные глаза, шевелит губами, но возразить не решается, только снова поворачивается к Айше, мечущейся на усыпанном хвоей снегу.

Я беру его за запястье.

– Успокойся, – предлагаю, хотя сама далека от спокойствия. – Ты можешь это сделать. Вон даже Ирлик в тебя верит. Мы же знаем, что ты эпически крут. Я понимаю, что разведывать новое страшно. Но иногда это необходимо. И куча людей постоянно это делают, вполне успешно. Знаешь, как мне сегодня было страшно? Но я справилась, хотя для меня все происходящее было совершенно вчуже. Для тебя же тут твоя работа, и новизна очень небольшая. И ты не один, и у тебя не отберет ребенка злобный бог. Ну давай, Алтонгирел, ты справишься!

Не знаю уж, моя речь возымела какое-то действие или просто духовник собрался с силами, но он все-таки начинает шевелиться. Берет Айшины руки в свои, сгибается над ее лицом и, уперев губы ей в лоб, принимается шептать. Айша уже охрипла от криков, и сквозь ее каркающие стоны я частично слышу слова Алтонгирела.

– Вдохни и держи все внутри, хоть пару мгновений, вдохни и держи. Пожалуйста, у тебя достаточно для этого сил, я знаю, что больно, но вдохни и держи…

Айша пару раз безуспешно пытается задержать дыхание, на третий ей это удается. Она беспомощно дергается, надув щеки, по вискам катятся слезы, и все ее тело выгибается, но она честно держит дыхание и не издает ни писка.

– Молодец, держи как можно дольше! – подбадривает ее Алтонгирел. – А теперь повторяй за мной в уме.

Он быстро проговаривает какую-то несложную молитву. Девочка закрывает глаза, видимо сосредоточившись на повторении.

– Терпи сколько можешь и еще немножко, – продолжает духовник и повторяет молитву.

После третьего повтора Айша вдруг расслабляется, перестает дергаться, а потом постепенно выпускает дыхание и лихорадочно вдыхает снова.

– Спасибо! – хрипло выдавливает она непонятно кому. Слово вылетает из ее рта облачком золотистой пыльцы, которая оседает на мне и духовнике.

Алтонгирел нехотя разгибается и поднимается с колен, помогая девочке встать. Она стоит сама, шатко, но без прежнего неестественного напряжения. К ней тут же подскакивает Кир, чтобы поддержать. Духовник трет между пальцами пыльцу и мрачнеет.

– Тебе нельзя говорить, пока не научишься управлять своей силой в совершенстве, – хмуро сообщает он.

Айша открывает было рот, но тут же захлопывает его ладошкой.

Я оглядываюсь.

Ирлик стоит в нескольких шагах, довольно созерцая результат своего вмешательства. Азамат успокоил Гхана и детей и отогнал их в сторонку от нас и от бога.

– Что теперь? – спрашиваю я Ирлика и Алтошу.

Ирлик жестом передает слово духовнику.

– Ее мы заберем с собой, – решительно говорит тот. – Я попытаюсь найти ей учителя. Начну с Ажгдийдимидина, но это вряд ли… Надеюсь, хоть в провинции ее кто-нибудь возьмет. В любом случае пока что учиться ей рано.

Я облегченно вздыхаю. Этот квест пройден. Хлопаю его по спине и топаю к мужу, который покачивает на руках сонного и сердитого ребенка.

– Как Алэк? – спрашиваю тут же.

– Нормально, – озадаченно отвечает Азамат. – А что?

– Его Учок погладил по голове, – с содроганием поясняю я. – Что это значит, вообще?

– Благословил, – раздается за спиной голос Ирлика.

– С чего вдруг? – хмурюсь я.

– Тебе хотел приятное сделать, – хитро подмигивает Ирлик, подойдя к нам.

– Мне приятное? – щурюсь я. – Это с какого перепугу?

– Любит самоотверженных, – поясняет Ирлик. – Ты ради какой-то чужой безродной девочки вызвала страшного бога, да еще отдала ему свою работу – это немалого стоит.

– А почему ты мне этого заранее не сказал? – елейным голосом интересуюсь я. – Я там чуть не рехнулась от страха!

– Вот именно. Он любит, когда боятся. Если бы корысть почуял, ни за что бы не благословил, – скалится Ирлик.

– Да мне как бы оно и не очень нужно было, – ворчу я.

– Зато мне нужно, – щерится Ирлик еще шире.

– Тебе-то зачем? – удивляюсь я.

– А затем, что я его обдурил! – весело сообщает Ирлик и принимается хохотать. – Он со мной поспорил, что ни за какую хурму не благословит нового князя, потому что я уже благословил. Но он тебя не узнал, потому что не умеет думать по-человечески. Не могло ему в голову прийти, что Хотон-хон будет просить за чужого ребенка. В итоге он мне проспорил, да еще ты теперь вышивку должна! Ну я ли не красавец?

Я вынуждена признать, что да, действительно красавец.

– Ирлик-хон, – осторожно спрашивает Азамат, – а вы не знаете случайно, кто Лизе прислал черные нитки для гобелена?

– Знаю, как не знать! – покатывается Ирлик, сверкая золотыми зубами. – Один знакомый горец!

– Ладно, ты мне вот что скажи, интриган, – говорю я, чувствуя, как наваливается усталость. – С Алэком и с Айшей все будет хорошо?

– Обижаешь, Хотон-хон! Конечно! – заверяет меня Ирлик. – Я когда одно делаю, другого не порчу.

– Ну слава тебе, яйца… э-э… драконьи, – заключаю я. – Можем спокойно лететь домой.

– Можете-можете, – поддакивает Ирлик. – Я зайду вас проведать через несколько дней.

– Заходи, солнце, – соглашаюсь я.

– Будем рады, – кивает Азамат. – А сейчас, я думаю, пора расходиться. Мы свою миссию здесь выполнили, а детям спать пора.

– Грузитесь в машину, – делает Ирлик приглашающий жест. – Я вас домчу с ветерком, я сегодня добрый.

Мы опасливо переглядываемся, но спорить с Ирликом не хочется. Азамат спешно прощается с Гханом, Кир с Алтонгирелом провожают самоходную Айшу до унгуца, мы залезаем внутрь и не торопясь взлетаем.

– Ну держитесь! – раздается на весь салон голос Ирлик-хона. – Раз… Два-а… Три!

Мы едва успели вцепиться в поручни, как машина рванула на юг с нечеловеческой скоростью, так что облака замелькали внизу, как верхушки деревьев. Оглянувшись, я вижу в заднем стекле сияющий золотой оскал и огненный хвост, пускающий по небу искры. Пятнадцать минут турбулентной жути – и мы дома.

Над парковкой Ирлик отцепляется, с улюлюканьем проделывает в воздухе троекратное сальто, освещая ночь божественным пламенем, и уносится обратно, в зубы Короула.

Мы вытряхиваемся на снег и долго, медленно бредем к дому по занесенной тропинке.

– Айша, а как ты с первого раза запомнила текст? – спрашиваю я, засыпая на ходу.

Айша смотрит на меня недоуменно, тут я вспоминаю, что ей же нельзя говорить.

– Она не запомнила, – отвечает Кир. – Она просто заснула, Ирлик-хон ей приснился и заставил ее говорить во сне.

Айша изумленно смотрит на Кира и виновато на меня.

– Ладно уж, – говорю. – Все молодцы. Главное, что мы справились…

Азамат берет меня под локоток и ускоряет шаг, как бы отводя меня подальше от остальных.

– Лиза, – тяжело произносит он, – я тебя посажу под домашний арест.

– Чего это? – вяло возмущаюсь я, хотя сама прекрасно понимаю чего, да и перспектива не ввязываться ни в какие приключения в ближайшие лет десять меня тоже радует.

– Того! – восклицает Азамат. – На полчаса нельзя одну оставить, натащила богов, напугала людей… Ты должна своим поведением подавать пример всем женщинам планеты, а ты тут устраиваешь шакал знает что!

– Если бы все женщины планеты в самом деле брали с меня пример, Айша бы не чахла в этом приюте, – замечаю я. – Но ты прав, я хватила лишнего. На домашний арест согласна, все равно в ближайшее время вся моя жизнь будет посвящена вышиванию. Я вполне эффективно сама себя наказала.

– Посмотрим, сколько ты выдержишь, – усмехается Азамат, открывая передо мной дверь.

Он уже не сердится, и я его понимаю. Сама на него сердиться дольше двух минут не могу. Хочет запирать – пускай запирает. У меня дети не мыты, кошки не глажены, работа не работана и Алтонгирел не посрамлен. От богов я бы в ближайшее время отдохнула…