Текст книги "Волна"

Юлия Зонис
Волна

Из квартального отчета Кайнарского отделения МЧС:

[…] площадь затопляемых территорий в первом полугодии текущей декады возросла на 4,2 % по сравнению с данными на 243-ю декаду, и составляет […] Из крупных административных центров затоплены Гайно, Воднова, Турицы. Общее количество ушедших под воду населенных пунктов составляет […] Количество жертв среди гражданского населения превысило […]

Страх. Он хочет видеть мой страх. Взгляд профессионального душеловца, подмечающий малейшее замешательство собеседника, неуверенность, таящуюся в складке губ, покорный наклон головы. Его отлично выдрессировали в школе Службы, этого маленького человечка, тонкого, как хлыст, и острого, как бритвенное лезвие. Но он выбрал неудачное место для рандеву. Это там, в правительственном зиккурате, с уходящими бог весть на сколько километров вглубь подземельями, там он может стращать подозреваемых. А здесь все его мастерство пропадает втуне. Здесь набросившийся на нас ветер одинаково растрепал и мою нечесаную шевелюру, и его – аккуратную, волосок к волоску. Ревут двигатели, воет сирена штормового предупреждения, техники сматывают тросы, и всем плевать на его щегольскую форму и новенькие полоски полковничьих погон. А я чувствую его страх. Он боится ветра, боится высоты, но более всего он боится того, что грядет. Боится Волны.

Поэтому я раздвигаю губы в широкой, дружеской улыбке, и ору, перекрывая рев «Ястребов»:

– А может, полетите со мной, полковник? Взглянете на свой объект вплотную.

Он щурит глаза и улыбается мне в ответ, как будто я отмочил знатную шутку.

Сегодня утром Родрик спустился к пруду. Не было еще и пяти, что-то брезжило на горизонте – то ли заря, то ли отсветы столичных огней. Наверху, в доме, спала уставшая после вчерашней ссоры Хилина.

У пруда было тихо, сонно, темно. Пахло тиной и водой. Белые, бурые, шаровидные тени рыб сновали среди рогоза и ряски. Днем рыбы зароются в ил, но сейчас, на заре, Родрик мог наблюдать за ними беспрепятственно. Если бы Хилина проснулась и подошла к окну, она увидела бы темную фигуру, присевшую на корточки у самой воды. Родрик опустил пальцы в буроватую жижу, и рыбы послушно подплыли к его руке, тыкались носами, ожидая корма. Он почесал брюхо крупной белой рыбине, прикрыл глаза, изо всех сил втягивая в ноздри влажный, прелый запах. Запах воды.

Хилина спала наверху, разбросав длинные ноги среди смятых простыней, а над ней, над комнатой, над домом стояло зеленое сияние, глубинное, фосфорическое свечение – но видеть его мог только Родрик. Свет метался по спящему лицу его жены, путался в темно-рыжих локонах. Больше всего света источали старые зеркала, которыми были заполнены комнаты третьего этажа и пристройка. Из жилой части дома Хилина приказала их убрать, и теперь зеркала матово сияли сквозь чердачные окна, венчая дом подводной зеленью.

В зеркалах жили старые рыбы – слишком старые, чтобы поселиться в пруду. Они редко всплывали на поверхность, их белесые глаза не выносили дневного света, их чешуя осыпалась на пол, и утром горничные в недоумении сметали ее с ковров. Но нынче ночью рыбы, все как одна, поднялись из темных зеркальных глубин. Им тоже внятен был зов, им и Родрику. Они, как и Родрик, стремились на запах – пронзительный, непереносимо свежий запах Волны.

Родрик бредил им ночами. На него накатывалась зеленая, прозрачная стена, вначале с ревом, с обрывками чешуи, с грязноватой пеной, несомой на гребне. Потом барабанные перепонки его не выдерживали, лопались. И наступала тишина.

ОНА приходила в тишине. Лица ее Родрик не видел ни разу – лишь бледный, волнующий росчерк проступал сквозь водяную стену, фосфорический след, взмах волос, одна из фигур водяного Танца. И яростный запах Волны. Родрик плакал во сне, а Хилина, правнучка последних йири, Хилина, умеющая говорить с тенями на стенах комнат, перешучиваться с бликами на поверхности пруда – Хилина прижималась к нему в страхе, не умея удержать, защитить.

– Ты самоубийца! Ты себя погубить хочешь, и меня заодно!

– Милая, я играю в эту игру уже десять лет. Что с того, что какой-то пижон из ССП решил слегка изменить правила? Ты знаешь меня. Я лучший пилот на базе, мне дают «Ястреба». Со мной ничего не случится. Ну а если что, подумай, какую кругленькую сумму ты сможешь содрать с моей страховой компании…

Он надеялся, что жена запустит в него графином, но та просто ушла в спальню и заперла дверь на ключ. Ночь перед вылетом Родрику пришлось провести на диване в гостиной, а рассвет застал его у пруда.

Он встал, отряхнул руки и пересек площадку за домом. Траву следовало бы подстричь – она вымахала так, что уже через пять шагов рыбий садок скрылся в зарослях. Родрик оглянулся на окна дома, но там не было ничего, кроме призрачного свечения – да и то уже рассеивалось с приходом утра. Наваливалась привычная жара, предвестник Волны. Пилот махнул рукой, слабо надеясь, что Хилина наблюдает за ним из окна – и запрыгнул в открытую дверцу вертолета.

На берегу у Альбуэйро, Матери-на-Коленях, в этот утренний час еще пустынно. Тростниковые хижины рыбацкой деревушки, а вглубь, ближе к горлу залива, преноленовые четырехэтажки городка – все они покинуты больше месяца назад, их обгладывает солнце, их мусолит ветер. К северу берег обрывист, море разбивается о скалы внизу. Здесь, на ровной площадке, где не растет даже трава, соберутся Танцующие. Под шорох деревянных дудок, треск барабанчиков, они положат руки друг другу на плечи, и пойдут – и кругом, и змейкой. Потом музыка смолкнет, исчезнут музыканты, останутся только Танцующие и Волна. Остановят ли на этот раз?

Полковник улыбнулся, и Родрик вздрогнул. Улыбка была знакомой. Где же он мог видеть этого человечка?

ССПист коснулся его руки и, не повышая голоса – но Родрик каким-то образом легко слышал этот негромкий голос в стоящем кругом гаме – спросил:

– Вспомнил меня, эйгон?

…И Родрик вспомнил.

Это было на Фестивале Искусств в Теллаирике, две осени назад. Хилина выставляла свои картины. Родрику быстро надоели гости выставки. Он никогда не мог оценить по достоинству эти странные абстракционистские полотна, а потому просто сбежал, вышел прогуляться в парк. В парке звучала музыка, на деревьях качались разноцветные фонарики. Слышался смех. Невдалеке рвались синие звезды фейерверка.

Родрик ушел от суматохи глубже в заросли, где пахло акациями и жасмином. Здесь было темно, хоть глаз выколи, и он совсем уж было собрался повернуть и выбираться из этой чащи, когда впереди показалась полянка. На полянке, в полной тишине, отплясывали йири. Немногочисленные зрители не могли разглядеть их лиц, скрытых под масками из белого шелка, но особая гибкость, плавность движений – все указывало на то, что танцующие не были людьми. Их темные волосы, их белые руки плавно колыхались в свете факелов. Родрик остановился, зачарованный. Он узнал этот танец, эти бледные полуовалы, всплески волос, узнал пронзительную тишину из его снов. Так плясала ОНА.

Когда танец кончился, Родрик еще долго стоял неподвижно, не решаясь расстаться с очарованием. Он не заметил, как разошлись остальные зрители. Не заметил, как одна из бледных масок скользнула к нему. Родрик очнулся, лишь ощутив прикосновение руки и услышав свистящий шепот:

– Пойдем. Туда. Ну. иди со мной.

Рука потянула его в заросли. Йири

...

конец ознакомительного фрагмента