Текст книги "Постскриптум. Сборник стихов"

Постскриптум
Сборник стихов
Юрий Бауэр

Посвящается моей любимой

© Юрий Бауэр, 2017

ISBN 978-5-4485-5242-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Впусти же красоту…

 
Раскрой глаза, впусти же красоту,
Взгляни на мир глазами Беатриче!
И не ищи малейшие различия
Между весной и принявшим весну.
Свою Любовь почуешь за версту
И как награду примешь это чудо,
Но верь, тебя вовек не позабудут,
О Человек, на тоненьком мосту…
 
 
О Данте, Данте, продолжай же петь,
Будь верен свято сладостному плену,
Ведь вдохновенья чувственная плеть
Нас истязает также вдохновенно.
Ничто не сможет потушить пожар
Твоей души, светящейся во мраке,
Твой млечный путь в созвездии Стожар
Тернист и труден, но так ярок факел.
Ему светить, воспламенять сердца
Под властью постигающих величие
Святой Любви, не знающей конца.
Во славу незабвенной Беатриче.
…к стыду Флоренции. Равенна, 1321
 

Этот город

 
Этот город завораживает,
Льёт глубокий, тайный свет,
Защищает, выгораживает
И хранит меня от бед.
Силуэт немного смазанный,
Ночь легла на парапет,
Фонари большими стразами
Излучают жёлтый свет.
Есть бесспорное величие
В тишине в безмолвный час.
Ночью город обезличивает
Слишком разноликих нас.
Но похоже мы печалимся
И, отчаявшись, не спим,
Неприкаянно шатаемся
В череде бессонниц с ним…
 

Ёлка, или Новогодний кумир

 
«Не сотвори себе кумира».
А мы поспешно создаём,
И жизнь струится в окоём
Сего обманчивого мира.
Опять в желании чудес
Мы так обманываться рады,
И в этот праздник звездопада
Азарт к иллюзиям воскрес.
Картонный ангелок с трубой
Трубит восторженно о чуде.
«Свершится всё. И чудо будет!» —
Мы все кричим наперебой.
На сердце радость и покой.
Искрится и сияет ёлка,
Смеются наши внуки звонко,
Что нам желать ещё с тобой.
В мерцании извечных вьюг,
В тепле родительского круга
Мы вновь услышали друг друга
И осознали, кто нам друг.
 

На рубеже

 
На рубеже, на грани, на черте,
Уже входя в иное измеренье,
Я присягаю искренне тебе:
Любить тебя до светопреставленья.
Восторг души и мука на челе,
Вхожу в безмерность медленного круга.
Ты предо мной и нежность в синеве:
Всё сбылось, моя верная подруга.
Смеркается… И прошлого чуть жаль.
Всё крепче обнимаем мы друг друга.
Придёт январь, затем ещё февраль,
А с ним метель холодная и вьюга
Всё заметёт, но только не следы,
Оставленные нашими ногами.
О свет Любви! О Геркулесовы столбы!
И край земли виднеется пред нами…
 

Твой дар безмерен

 
О Господь, твой дар безмерен.
Вновь меня Ты одарил,
Искупал меня в купели
Самой искренней Любви.
Осенил меня перстами,
Подарил мне благодать:
Душу наградил крылами,
Научил её летать.
Приучил меня к покою,
Надоумил, научил:
Дорожить своей душою,
Видеть свет в глухой ночи.
И не станет горше детям
За отцовские грехи,
Кто увидел свет, тот светел
Там… его шаги легки.
 

На пяльцах собственной Судьбы

 
На пяльцах собственной Судьбы
Вести узор неприхотливый
И выглядеть чуть-чуть счастливой
(Лишь только б не было войны).
Следить прилежно за иглой,
За этой нитью слишком тонкой.
В душе быть вечною девчонкой,
А внешне выглядеть другой.
И в лучиках морщинок тонких
Вновь улыбаться каждый раз
И быть красивой без прикрас,
Всё тем же искренним ребёнком.
Всё, постигая, принимать,
Жить без подсказок и советов,
Искриться лучиками света
И душу людям отдавать,
Когда б не знать, когда б не знать…
 

Просто стихи…

 
Просто стихи, как орудия пыток
Самых бессонных ночей,
Вечная боль от бессчётных попыток
Сделать должна нас сильней.
Все мы обмануты тайной волнительной
И по наитью точь-в-точь
Ищем томительный и упоительный
Голос ли, звук ли сквозь ночь…
Вот и как будто он снова послышался
И вот растаял уже,
Стало светлее и легче чуть дышится,
Но так пустынно в душе…
 

Азарт огня

 
…Азарт огня, всепоглощающее пламя,
Опустошенность пепелища, серый дым:
Любовь пьянит и тут же сердце ранит,
И белый снег становится седым.
Вдохнёшь любовь и сразу выдыхаешь,
Так горячо и гибельно дышать.
Желаешь чувств, но никогда не знаешь,
Воспламеняясь, можно ль не сгорать.
Способны ль мы страдать и, сострадая,
Под этой тяжкой ношей не упасть,
Возможно ль защитить, оберегая,
И, испытуя душу, не пытать…
 

Душа на веточке висела

 
Душа на веточке висела
Ноябрьским осенним днём,
Как будто выпала из тела,
Не зацепившись прочно в нём…
А люди мимо проходили,
Не замечая ничего,
А люди думали, любили,
Но не жалели никого.
Кого жалеть? Какие слёзы?
Зачем распахивать всем грудь…
А в ночь ударили морозы,
И я не смог в ту ночь уснуть…
 

«Подбрось дрова!..»

 
Подбрось дрова!
И пусть огонь в камине
желанно примет этот скромный дар,
скажи слова,
которые отныне
будить во мне сердечный будут жар.
Всё суета, извечная морока,
есть только пламень,
этот яркий свет.
Как в Мире холодно и как в нём одиноко,
как будто счастья не было и нет.
Река бежит от своего истока,
давно забыв про первый свой рассвет,
стремленье к счастью – древняя морока,
бессмысленная трата лучших лет…
 

За пеленой тумана

 
За пеленой тумана, за дождём,
В кругу друзей одну мечту лелею
Увидеть белоснежную аллею
И вдоволь надышаться январём.
И знать наверняка, что не умрём,
И даже если руки холодеют,
Любовь святая моё сердце греет
И пробуждает жажду жизни в нём.
И мы поём, без голоса поём,
И мы живём, надеемся и верим,
И привыкаем, кажется, к потерям
И ждём, и всё чего-то ждём…
 

Любовь дарила имена

 
Любовь дарила имена, ласкала лица,
Судьба писала письмена пером Жар-птицы
И было всё, как в дивном сне, в стране счастливых,
И радость ластилась к тебе морским приливом
И выходила из воды лазурной Пери,
И очи радовала синь, и дни летели.
И проплывали облака на небе чистом,
А ночью в звёздной тишине рождались мысли:
О красоте и доброте, о самом вечном,
И были счастливы как все и так беспечны,
Как все влюблённые Земли, мы так похожи,
С незащищённою душой, ранимой кожей.
Любовь дарила имена, и пели птицы,
Пылали юные сердца – не отстраниться.
И теплилась средь звёзд во тьме её улыбка,
 И Мир летел в кромешной тьме легчайшей зыбкой.
И нам хотелось на Земле рыдать от счастья,
И Бог Отец на небеси был к нам участлив.
Любовь хранила имена – светлели лица,
Всё было будто бы вчера… Не повторится…
 

Забвение

 
Забвение, пойми, ещё не смерть,
Оно всего лишь чёрный мрак и холод,
Редчайшая возможность не иметь
Ни настоящего, ни будущего, ни былого.
Забвение, пойми, ещё не смерть,
Не немощь старости, не самый лютый голод,
А равнодушья узенькая клеть,
В которою ты Веком замурован.
Забвение, пойми, ещё не смерть,
Утрата памяти иль нежеланье помнить.
Ты ж памятью не можешь пренебречь:
Тебя забудут, а ты должен помнить!
 

Хмельное равенство

 
Теперь, познав хмельное равенство,
Не разуверившись в Весне,
Я принял музыку как таинство
В животрепещущей душе.
Вместить пытаясь необъятное:
Поля, леса, земную твердь,
Благодарил её за внятное
В душе желание – взлететь…
В коротких интервалах в терцию,
Даря возможность пламенеть,
Она пронизывала сердце мне
И занимала его треть…
И порождая в сердце трепетность,
Она гнала всю кровь к лицу,
И я любил её за ветреность
Любовью, свойственной слепцу…
 

Бесцеремонная

 
Случайно вслух вчера обмолвился,
Вздохнул: «Тепла недостаёт…»
Устав полгода быть затворницей,
Весна явилась в свой черёд.
Чуть задержалась на проталинке
И – побежали ручейки,
И лучик солнца слабый, маленький
Коснулся ласково щеки.
И самому уже не верилось,
Но мы дожили до Весны.
И снова в небе солнце целилось
Бесцеремонно нам в зрачки…
И чувство трепетное, тонкое,
Напомнив правила игры,
Неугомонное и звонкое
Летело ручейком с горы…
И будто бы по мановению
Волшебной, царственной руки,
Сошло на землю вдохновение,
Нас исцеляя от тоски.
 

А я опять гадаю по руке

 
…А я опять гадаю по руке:
О том, что было, и том, что будет,
Мы просто люди, и мы верим в Судьбы,
Но о своей не знаем мы Судьбе.
Что там мерцает в дальнем далеке?
Опять обман, опять одни фантомы.
И неизменен лишь огонь в окне,
Огонь в окне всегда родного дома.
Беда течёт слезою по щеке
И свечи зажигаются всё чаще.
Что в сущности мы знаем о Судьбе,
Что знаем мы о кратком нашем счастье?
 

Проснуться утром и принять рассвет

 
Проснуться утром и принять рассвет,
Как Богом новоявленное чудо,
В теченье наших скоротечных лет
Не чувствовать своей души остуду.
Возвысить речь весенним языком,
Припомнить что-то очень дорогое
И наслаждаться солнечным деньком,
Настроив мысль на самое благое.
Иначе жизнь – бессмысленный удел,
Совсем ненужная, никчёмная потуга.
И резче грань, и ближе тот предел,
Где нам не разглядеть уже друг друга…
 

На старом перекрёстке

 
На старом перекрёстке – «Пять углов»
Плывёт корабль под названьем «Детство».
О старый перекрёсток, «Пять углов»,
Ты «верфь» Любви, моё «адмиралтейство»…
Площадка – мостик… Светит бельведер
Огнём неугасимого сиротства,
Эклектика, изысканность манер,
Изящество и тонкость превосходства.
Мой Город, вечный странник в сизой мгле
С лицом холодными рассветами палимым,
Мой Город, вечный данник на земле
С Судьбою одинокой пилигрима…
 

В туманной дымке

 
В туманной дымке тонут облака,
Мой хмурый город с вечной укоризной
Все эти годы смотрит на меня
Как будто учит этой сложной жизни.
Напутствием ветров хранимы купола,
Остроконечны, как и прежде, шпили,
И серебрится тёмная Нева,
Скрепят мосты, их души не остыли.
Крылатый ангел вечно на посту,
Он неустанно охраняет город.
И башенки на Охтинском мосту
Несут тепло и свет в ночную пору.
Шепнёт мне город, я его пойму,
Приму в объятья, словом не обижу.
Я верую всё чаще в красоту
Его души, мне ставшей ещё ближе…
 

Я несу эту чашу

 
Я несу эту чашу и ныне не знаю,
Сколько ровных шагов ещё сделать смогу,
Я несу и страшусь, вдруг сейчас расплескаю,
Раньше не было страха, нёс её на бегу.
Я дышу, я люблю, да, тебя, дорогая,
Очень важно, чтоб свет нам виднелся во мгле.
Этим светом Любви, что мне душу спасает,
В этой жизни нелёгкой я обязан тебе.
Я всё помню ещё. Я друзей не бросаю,
Эта память моя – всё наследство моё.
Позабудьте меня, я как дымка растаю,
Всё, что было во мне, в ваши души вросло.
 

И Бог весть что в тетрадке пишешь

 
И Бог весть что в тетрадке пишешь,
И значит, в синей вышине
Намного выше, там, над крышей,
Бог всё же знает обо мне.
Иначе всё необъяснимо:
Моя Любовь, друзья мои,
И чувства, что неизъяснимы,
И озарений светлых дни.
И новый день опять восходит
На небосклоне бытия,
И эта жизнь меня уводит
В те заповедные края,
Где нету лжи и нету фальши,
А только вечный яркий свет,
О, как я заблуждался раньше
И думал, будто Бога нет…
 

Два ангела

 
…Два ангела мой город сторожат:
Один согбенный, а другой летящий,
Один как боль, другой как счастье,
А я меж ними Временем зажат.
И не вернуться мне уже назад,
Могу лишь быть сегодня в настоящем,
В коротком, узком измерении счастья,
Не думая, кто прав, кто виноват.
Но обманувшись в прожитом сто крат,
Пытаюсь быть умнее и практичней,
И не в общественном, а только в личном
Никто не возвращается назад.
И никому ошибок не исправить,
Не стать привычным исключением из правил,
И, как всегда, никто не виноват,
Но невозможно избежать утрат.
И мы теряем близких и любимых,
И в небе ангела два сиротливых
Сочувственно с небес на нас глядят,
Но будет вечен город Ленинград!
 

В небесном омуте

 
В небесном омуте, как в тайной комнате,
Где вечно прячутся от нас мечты
В небесном омуте, средь звёздной полночи,
В небесном омуте купались мы.
И в этой млечности небесной вечности,
Где небожителям летать дано,
Мы были зрители и мы всё видели,
Что было видеть нам запрещено.
О души милые и сиротливые,
И легкокрылые вы как мечты.
Скучали, нежные, в полях безбрежности,
Где были зрителями лишь только мы.
За что же платите вы одиночеством
Среди безлюдных небесных сфер?
За отчуждение, за заблуждения,
За заточение в плену химер…
 

О, чистого листа молчание и кротость

 
О, чистого листа молчание и кротость,
Наивность белизны, незнанье наперёд,
Какая ныне разделяет пропасть
Меня меж теми, кто меня поймёт…
Начальная строка всегда невинна,
Что как дитя в страданьях родилась,
Она на Божий свет мучительно рвалась,
Во мраке обрывая пуповину.
И первый робкий шаг карандаша
Сменяется на бег, но, что бы ни случилось,
Строка бежит, пока не оступилась,
Пока владеет замыслом Душа.
Пока всё зыбко, трепетом дыша,
Волнение тебя не отпустило,
Прими сей миг как волю высшей силы,
Ты всё потом оценишь не спеша,
И ты поймёшь, свершилось – не свершилось,
Но твёрдо помни: это только милость
И благодетельница – хрупкая Душа.
 

Любимой

 
Вся наша жизнь как веточка в снегу
Зимою на заснеженной аллее.
Под сильным ветром кожа холодеет,
Внутри ж огонь, чтоб вынести пургу.
Слова нам льстят, но чувствами не лгу:
Огонь любви – подарок Прометеев
Меж нами свят и так же пламенеет,
Чтоб нас согреть на дальнем берегу.
Уста скупы, глазами же не лгу,
Уже совсем значенья не имеет,
Что иней покрывает всё сильнее
Ромашки нежные на солнечном лугу…
Но я всё так же в сердце берегу
Ту встречу, первую, и трепетно лелею.
Судьба связала нас, и я не сожалею,
Лишь чувствую, что пред тобой в долгу.
 

Память, или Жрица храма Времени

 
Города, имена и лица, Нитка Времени, новый стежок…
За тебя должен кто-то молиться,
Чтобы краткий продлить этот срок.
Журавли в небесах…
А синица, как обычно, зажата в руке,
Настоящее – лучший возница,
А грядущее – дымка во мгле.
На безумной летит колеснице
Это Время – азартный ездок,
Не дано нам назад возвратиться,
Слишком короток данности срок.
Наша память – извечная жрица
Храма Времени и Бытия —
Прикрывает на миг мне ресницы,
Чтобы вспомнил минувшее я.
Только прошлое не повторится
И теперь я ему не судья,
Что сбылось, то должно было сбыться:
Эта жизнь, да ещё – ты и я.
 

Летящая бессонница

 
…Грозою в дождь разбуженная звонница,
Над пажитью летящая бессонница
И колокол тревогу в сердце длит,
И вздох со стоном в этом звоне слит.
А где-то там вдали неумолимо
Теряется что было так любимо,
Всё облетает, будто в листопад,
И ускользает отсветом в закат.
А звук течёт и вяжет по рукам,
И передышки не даёт глазам.
И катится непрошенной слеза,
И полегли как колоски года.
Туман предутренний неясное таит
И в том тумане чья-то тень дрожит.
 

Всё меньше меня…

 
…Стихами стекаю и чувствами таю,
Как грозы стихаю, как свечи сгораю.
Всё меньше меня и всё тише мой голос,
Всё легче душа и седее мой волос.
Всё дальше и дальше лечу от земли,
Как облачко скроюсь в небесной дали.
Мельчает, мельчает мой жизненный остов,
А шарик Любви отрывается в космос:
Чтоб в бездне галактик средь ночи и дня
Немного грустить о тебе без тебя.
 

«Ген Каина»

 
Где-то есть «Земля обетованная»,
Там душа и помыслы чисты,
Но деянья наши окаянные
Очень часто завистью полны.
Потому нам не достичь свечения
И на нас не сходит благодать,
Потому не стоим мы прощения
И суда нам всем не избежать.
Гложет нас гордыня непомерная,
Падшим мы руки не подаём.
Возносясь, теряем чувство меры
(Но пределы есть, и мы падём).
Оттого и все мы неприкаянны,
Оттого мы все разобщены,
Потому, что были «геном Каина»
По заслугам все награждены.
 

VIA DOLOROSA
14 остановок до Тебя…

 
Твой скорбный путь – как жизненный итог,
В подлунном мире нет иных примеров,
Где принял б Ты страданья, видел Бог,
За человечество, спасая его Веру…
Я по твоим следам войду в Ершалаим
С тревогою, волненьем, но без боли.
Не всякий этой чести удостоен:
Душой и телом быть паломником твоим,
Ершалаим, к твоим святым местам
Я прикоснусь, застыв в благоговении.
Ты мог нарушить казнь в одно мгновение,
Но принял смерть, как искупленье сам.
Венец терновый не под стать царям,
Тебя со смехом обряжали в багряницу.
…полмира припадёт к твоим стопам,
Целуя край Туринской плащаницы…
 

Орфей возвращается к Эвридике

 
Дворцы, мосты, каналы, фонари
Так молчаливы, грустны и безлики…
Орфей, вернись мечтою к Эвридике,
Заветной арфе голос свой верни.
Пусть он опять до утренней зари
Не умолкает, дышит и трепещет,
Он не умрёт, он вечности завещан,
Ты лишь продли обещанные дни…
Глаза слезятся… Время, пощади…
Ещё прочны, упруги арфы струны,
Но беспощадны в небе твои луны,
Певец, допой всем лунам вопреки.
Пусть ждет Харон у берега реки
И воды Стикс и жадны, и зловещи.
Последний звук твоей Любви трепещет,
Как и твои последние стихи…
 

Андрей Рублёв, или «Божественное умозрение»

 
На Руси мироточат иконы,
Города полыхают в огне,
До земли посылают поклоны
И склоняются в тяжком ярме.
В тёмной келье горела лучина,
И блестели в потёмках глаза,
Донимала сердечко кручина,
И катилась скупая слеза.
Мать родила печального сына.
И под куполом, там, где леса,
Он писал не святые картины,
Он писал на стене Образа.
Ему путь предначертан великий
В край, где синь да небес бирюза,
Где светились безмолвные Лики
И слезились от света глаза.
В сонме ангелов, рядом сидящих,
В сонме грешников, ждущих Суда,
Есть пронзительно настоящая
То ли кротость, то ль благость сама.
 

Грешная свеча

 
Гаснет свечка. Будто кто-то дует,
Задувает трепетный огонь,
Жмёт сердечко. Время наколдует
И безвольно упадёт ладонь.
Все мы гости средь земной юдоли,
Пилигримы вечного пути.
Кто из нас, из грешников, достоин?
Господи, попробуй рассуди!
Купол неба так зовёт и манит,
Только пала долу голова.
Жизнь земная искусом обманет,
И стыдом наполнятся глаза.
 

«Облекаю смыслом строки…»

 
Облекаю смыслом строки,
Оживляю древний храм,
Посылаю Миру токи,
Крылья раздаю словам.
Погружаюсь я в глубины,
Поднимаюсь к небесам,
Чувства, чувства, пилигримы,
Кровники моим устам.
Чем окупятся старанья,
Прорастёт ли сердца кровь,
Жизнь – иллюзия познанья…
Счастье, радость и Любовь.
 

Постскриптум

 
Осталось только дописать постскриптум,
Поставить подпись, месяц и число,
И встать тихонько, чтобы стул не скрипнул,
Дверь затворить и бросить взгляд в окно.
И всё… и кануть… сгинуть… раствориться,
Ведь где-то там за нас всё решено.
И сколько этот сон чудесный длится,
Нам в этом мире ведать не дано…
За ту Любовь, что вновь не повторится,
За всё, что в ночь однажды сожжено,
За все обласканные взглядом лица,
За всё, что было глупо и смешно,
За мой нелепый пыл и за страданья,
За отреченье от небесной синевы,
И за моё заветное желанье
Всего лишь раз коснуться высоты,
За все мои поспешные обиды,
За спесь, и за гордыню, и за стыд,
Господь, меня, пожалуйста, не выдай.
Я знаю, это скоро отболит…
 

Бренность

 
Как бренна сущность бытия.
Кто мы такие, ты и я?
У Бесконечности во власти и владении.
Ты только бабочка, вспорхнувшая с цветка,
Я только ветра дуновенье.
Мы оба только краткие мгновенья,
Из чаши Вечности два маленьких глотка…
 

Ностальгия

 
Ностальгия, опять ностальгия
По минувшему, по весне,
Будто сердце на холоде стынет
И скорбит, и скорбит в тишине.
В час назначенный, как к святыне,
Приложусь, окроплю слезой,
Что поделаешь, но отныне
Неразлучна она со мной.
Так мучительно, так желанно
Вновь заноет в груди тоска
По ушедшему в край туманный,
Где ещё до сих пор весна…
 

Гончар

 
Крутись, крутись гончарный круг,
Под пальцами сминайся глина.
Так непригляден с виду этот труд
И от него ночами сводит спину…
Но таинство обязан ты вершить,
Бесформенное наделяя формой.
Горит очаг, не может он остыть,
Ты над своим твореньем снова сгорблен.
За кругом круг, за кругом круг,
Терпение – основа превращенья.
И утомлённость ног твоих и рук
Уже давно не знает снисхожденья.
И лишь вода, бесценная вода
Со дна всегда прохладного кувшина,
Быть может, за труды твои цена…
И не беда, что ночью сводит спину.
 

Старое лукошко

 
Да, с утра немного холодеют,
Холодеют руки в снегопад.
И боюсь, что кровь уже не греет
И тускнеет, отцветает взгляд.
Где дорожка, лунная дорожка
Над моим серебряным прудом?
Всё прошло. В руках моих лукошко
С чуть подгнившим, отсыревшим дном.
В том лукошке зимы и метели,
А когда-то там лежал апрель,
От того и руки холодеют,
От того с утра опять метель.
Может, надо наложить заплаты
На лукошко древнее мое,
Чтобы снова не копить утраты —
Старое ненужное тряпьё…
 

Танец Саломеи

 
Давно пиры забава для царя.
Пир Ирода – безумная затея.
И танец свой танцует Саломея
С коварным замыслом, монистами звеня.
Под ножкою вращается земля,
В изгибе стана магия блаженства,
Но Мир ещё далёк от совершенства
И в красоте – обмана западня.
Нить жизни в тонких пальцах теребя,
Колдуют парки. Лики их зловещи.
Великий дар за танец сей обещан
И отвести беду ужу нельзя…
 

Круги на воде

 
Расходятся кругами по воде
Нахлынувшие вновь воспоминанья.
Что в сущности я знаю о тебе?
Ты для меня останешься лишь тайной,
Возможно ль нам противиться Судьбе?
Произошедшее всё с нами не случайно.
Что в сущности ты знаешь обо мне?
Жизнь – не разгадка этой вечной тайны…
…А парусник кидает на волне,
И всё непознанное там, за синей далью.
Что так влечёт и манит там во мгле:
Призыв? Надежда? Счастье? Обещанье?
 

Приковывая взгляд

 
…А Пражский Град приковывает взгляд.
Святого Вита облик душу лечит.
Как краток путь земной, как человек беспечен
И нет дороги, возвращающей назад.
Течёт Влтава, Карлов мост гудит
И небеса омытые смеются,
Мои глаза огромные, как блюдца,
В себя вбирают этот чудный вид.
Всё остаётся после нас другим
И радость чуду ещё раз зачтётся,
За благолепье жизни воздаётся
Единожды молчанием глухим…
 

Уже так явно вижу сквозь туман

 
Уже так явно вижу сквозь туман,
Как этот театральный Век непрочен.
И вновь в церквях иконы «мироточат»,
И всюду – ложь, притворство и обман.
Целуем крест, распяв вчера Христа,
И вновь грешим, не замечая скверны,
Слепцы незрячие, мы только суеверны,
Судьбы боимся, смерти и «креста»…
Прозрений истина жестока и проста:
Слащавый Мир уже насквозь порочен,
И где-то вновь стигматы кровоточат…
Голгофы ждут, но нет для них Христа.
Как будто жизнь читаю я с листа
И узнаю Судьбы суровый почерк.
Я понимаю, сколько между строчек
Кровавых меток, ссадин от хлыста…
Давно понятно – это не игра,
Уже клубок размотан многоточий,
Ошибки на полях, и так непрочен
Мир счастья. Остальное – маета.
Коварна жизнь, одна Любовь чиста.
Лишь от усердья души кровоточат.
Кликуши вновь нам бедствия пророчат,
И скверна лжи уродует уста.