Текст книги "Акты гражданского состояния в деятельности судов РФ"

1.3. Специфика применения законодательства об актах гражданского состояния к отношениям с иностранным участием

Актуальными, имеющими как практическое, так и теоретическое значение являются вопросы, связанные с применением материального и процессуального права при рассмотрении и разрешении семейных дел с иностранным участием.

В научной и практической литературе данные вопросы не получили всестороннего исследования по различным причинам. Вместе с тем, некоторые аспекты проблемы исследованы и представлены в отдельных трудах[27]27
  Егорова О. А., Беспалов Ю. Ф. Нормы международного права в судебной практике: научно-практическое издание / отв. ред. д-р юрид. наук, проф. Ю. Ф. Беспалов. М., 2016. С. 240; Гордеюк Е. В. Брачные отношения с иностранным элементом // Вестник Московского университета МВД России. 2015. № 12; Аверина К. Н. Особенности правового регулирования брачно-семейных отношений, осложненных иностранным элементом // Международное право и международные организации. 2012. № 4. С. 67–76; Щурова И. С. Правовое регулирование брака и развода с участием иностранных граждан // Общество и право. 2010. № 4; Беспалов Ю. Ф., Гордеюк Д. В., Егорова О. А. Комментарий к Семейному кодексу РФ (постатейный, научно-практический) / отв. ред. О. А. Егорова. М.: Проспект, 2014. С. 552; и другие.


[Закрыть].

Наличие иностранного участия в гражданском судопроизводстве, как правило, определяется субъектом прав, объектом прав и/или юридическим фактом. Субъектом прав в таких ситуациях может быть иностранное лицо или лицо без гражданства как участник судопроизводства. Объектом прав – благо, по поводу которого возник спор, например, нахождение имущества, предложенного к разделу супругом (бывшим супругом) на территории другого государства, в том числе недвижимости. Юридическим фактом – действие, событие, состояние, сроки, имевшие место на территории другого государства. Например, брак заключен в Испании, алименты взысканы во Франции, ребенок родился в Германии, отцовство установлено в Японии и т. д. В такой ситуации важно определиться с законодательством государства, представляющего иностранный элемент в любой из названных форм.

Законодательство РФ, в том числе СК РФ, ГК РФ, ГПК РФ, двусторонние Договора РФ, Конвенции ООН, Конвенции Совета Европы, Конвенции стран СНГ регламентируют далеко не все виды семейных отношений с иностранным участием, а также содержат некорректные положения. Все это осложняет правоприменительную деятельность судов и неблагоприятно сказывается на эффективности судебной защиты участников процесса, в том числе россиян.

Разрешая семейный спор с иностранным участием судье, необходимо установить: 1) наличие иностранного участия; 2) существо спора, иного специального конфликта и его правовую природу; 3) полномочия российского суда; 4) наличие (отсутствие) Двустороннего договора РФ с государством, представляющим иностранное участие в деле (субъект, объект, юридический факт); 5) наличие (отсутствие) Международной, Европейской Конвенции, Конвенции СНГ, в которых участвуют РФ и государство, представляющее иностранное участие в деле; 6) законодательство государства, представляющего иностранное участие в деле в официальном переводе на русский язык и содержание норм иностранного права; 7) наличие (отсутствие) приоритета норм иностранного права; 8) соблюдение требований, предусмотренных Конвенцией по вопросам гражданского процесса (Гаага, 01.03.1954) и Конвенцией отменяющей требования о легализации иностранных официальных документов (Гаага, 05.10.1961); 9) иные обстоятельства, в зависимости от спорной ситуации[28]28
  Беспалов Ю. Ф. Разрешение судами РФ семейных дел с иностранным участием // Российский судья. 2020. № 4. С. 10–13.


[Закрыть].

Анализ судебной практики позволяет заключить, что семейным отношениям с иностранным участием в современный период характерна неосведомленность россиян-супругов, россиян-родителей, россиян – участников семейных отношений в ином статусе о законодательстве государств, с гражданами которого они установили семейные отношения Такое положение нередко влечет социальные конфликты. Незнание законодательства других государств, регламентирующего семейные отношения, способствует нарушению прав россиян в другом государстве, осложняет осуществление, охрану и защиту их прав, то есть увеличивает риски, связанные с посягательствами на семейные права в другом государстве.

РФ ищет различные формы взаимного сотрудничества с другими государствами с целью обеспечения правовой защищенности своих граждан – участников индивидуальных семейных отношений и стабильности таких отношений. РФ, например, заключила несколько двусторонних договоров с другими государствами по вопросам, связанным и с семейными отношениями[29]29
  Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 22.01.1993 (г. Минск), (Кишинев, 07.10.2002); Договор между Российской Федерацией и Азербайджанской Республикой о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22.12.1992; Договор между Российской Федерацией и Арабской Республикой Египет о взаимной правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, коммерческим и семейным делам от 23.09.1997 и некоторые другие // https://minjust.ru/ru.


[Закрыть]. РФ участвует в некоторых Конвенциях ООН и Совета Европы, стран СНГ по семейным делам[30]30
  Конвенция о правах ребенка (одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 20.11.1989) (вступила в силу для СССР 15.09.1990) // Сборник международных договоров СССР. 1993. Вып. XLVI; Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей (Гаага, 25.10.1980) // СЗ РФ. 2011. № 51. Ст. 7452; Конвенция о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей (Гаага, 19.10.1996) и другие.


[Закрыть].

Однако их явно недостаточно. Россияне вступают в отношения с гражданами и других государств, с которыми двусторонние договоры не заключены, а число заключенных РФ договоров и конвенций, к которым присоединилась РФ не отвечает потребностям россиян в правовой осведомленности и помощи.

Исследуемая проблема, напрямую связанна с конституционной обязанностью РФ признавать, соблюдать и защищать граждан РФ, в том числе оказавшихся в трудной ситуации в отношениях с иностранным элементом[31]31
  Ведель И. А., Безбородов Ю. С. Международно-правовое сотрудничество государств в сфере защиты прав граждан за рубежом и интеграционные процессы // Международное публичное и частное право. 2014. № 1. С. 25–29; Марышева Н. И. Семейные отношения с участием иностранцев: правовое регулирование в России. М., 2007; и другие.


[Закрыть].

«Распахнув государственные двери» для выезда россиян и для въезда иностранцев, РФ не урегулировала многие вопросы сотрудничества и взаимопомощи[32]32
  Федеральный закон от 15.08.1996 № 114-ФЗ «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию» // СЗ РФ. 1996. № 34. Ст. 4029; постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации» // РГ. 2019. № 154. 17 июля; постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 № 5 (ред. от 05.03.2013) «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» // РГ. 2003. № 244. 2 дек.


[Закрыть].

Общаясь с иностранцами, россияне нередко вступают с ними в семейные отношения. Любовь не знает ни территорий, ни государственных границ, ни запретов по национальным признакам и вероисповеданию и т. д.

Заключая двусторонний или многосторонний договор, РФ не предоставила россиянам для свободного доступа законодательство данных государств в официальном переводе на русский язык. Содержание двусторонних договоров, как правило, усеченное и отсылает к законодательству стан, участвующих в нем. Оказавшись в беде, россияне ищут защиты в судах РФ, а у судов, к сожалению, также имеются трудности относительно доступа к законодательству иностранных государств, официально не представленному в РФ. Статья 166 СК РФ предусматривая некоторые пути выхода из такой ситуации в данном случае не решает в целом проблему[33]33
  Беспалов Ю. Ф. Разрешение судами РФ семейных дел с иностранным участием // Российский судья. 2020. № 4. С. 10–13.


[Закрыть].

Помогая россиянам, суды нередко бьют по хвостам, поправляя последствия зла. Информация о законодательстве другого государства должна быть доступной, такое положение будет способствовать искоренению или недопущению причин зла. Не потребуется для перевода на русский язык и опубликования иностранного законодательства и больших материальных затрат.

Как свидетельствует судебная практика у судов РФ возникает множество трудностей при рассмотрении таких дел: 1) в судебных актах нередко отсутствуют ссылки на законодательство иностранного государства[34]34
  Комментарий к судебной практике по семейным спорам / отв. ред. Ю. Ф. Беспалов. М., 2010. С. 216.


[Закрыть]; 2) имеющиеся некоторые разъяснения высших судебных инстанций весьма условны в свете правил, предусмотренных гл. 68 ч. 3 ГК РФ и Двусторонних договоров РФ. Нередко, для устранения неясностей высшие судебные инстанции РФ выходят за рамки полномочий, создавая собственные правила, которые также вызывают неопределенность[35]35
  СПС «КонсультантПлюс».


[Закрыть]; 3) Российский правоприменитель устанавливает новые понятия, например, место постоянного проживания, место обычного проживания, не разъяснив их соотношение с российскими правилами. Однако новые правила не всегда соответствуют правилам российского правопорядка[36]36
  Беспалов Ю. Ф. Семейные правила судов РФ как эрзац-способ преодоления пробелов в правоприменении // Вестник Тверского государственного университета. 2020. № 1; Обзор практики рассмотрения судами дел о возвращении ребенка на основании Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей от 25.10.1980 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 18.12.2019) // СПС «КонсультантПлюс»; Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации. 2019. № 3 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.11.2019) // СПС «КонсультантПлюс».


[Закрыть].

Для установления нормальных семейных связей россиян с гражданами других государств следует создать условия: 1) для свободного доступа к источникам правового регулирования семейных отношений в конкретном иностранном государстве, в том числе обычаям, традициям и семейным ценностям; 2) для свободы выбора своего поведения и создания семейных отношений с иностранцами (лицами без гражданства); 3) возможности оперативного и эффективного осуществления, охраны и защиты семейных прав в отношениях с иностранным присутствием.

Изложенное позволяет заключить следующее:

1) Гражданам РФ и правоприменителям РФ необходимо предоставить возможность свободного доступа к официальной информации о законодательстве других государств на русском языке, с которыми РФ состоит в договорных отношениях, путем размещения данного законодательства на сайте Минюста РФ или специализированном портале; а также к информации о законодательстве других государств, с которыми РФ не состоит в соглашениях (возможно без перевода);

2) В РФ следовало бы создать адвокатские образования, адвокаты которых бесплатно будут оказывать помощь россиянам, попавшим в «беду» в другом государстве, и в первую очередь обладающим правом на бесплатную юридическую помощь в РФ;

3) В каждом областном и равном ему суде следовало бы установить должность специалиста по законодательству иностранных государств;

4) В каждом суде субъекта РФ необходимо предусмотреть перечень специалистов-переводчиков по всем языкам мира, которые реально должны действовать;

5) Программу повышения квалификации судей РФ необходимо дополнить занятиями по изучению иностранного законодательства, в том числе семейного.

Такие правила, несомненно, будут способствовать действию нормальных семейных отношений между гражданами РФ и иностранцами, а в случае конфликта – эффективному разрешению и судебной защите прав участников конфликта, в том числе граждан РФ[37]37
  Беспалов Ю. Ф. Разрешение судами РФ семейных дел с иностранным участием // Российский судья. 2020. № 4. С. 10–13.


[Закрыть].

Глава 2. Акты гражданского состояния в практике Европейского суда по правам человека, Конституционного Суда Российской Федерации, Верховного Суда Российской Федерации и московского городского суда и других судов РФ

2.1. Акты гражданского состояния в практике Европейского Суда по правам человека

В практике Европейского Суда по правам человека законодательство об актах гражданского состояния применяется, в основном, в связи с нарушением ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которой:

1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц[38]38
  Бюллетень международных договоров. 2001. № 3.


[Закрыть].

1. Установление происхождения мертворожденного ребенка от сожителя заявителя и об изменении имени этого ребенка. В деле по жалобе на отказ национальных судов рассмотреть заявление об установлении происхождения мертворожденного ребенка от последнего сожителя заявительницы и об изменении его имени Европейский суд по правам человека установил нарушение ст. 8 Конвенции.

Согласно прецедентному праву Европейского Суда ситуация, при которой правовой презумпции дается возможность превалировать над биологической и социальной действительностью без учета как установленных фактов, так и желаний заинтересованных лиц, и никому в действительности не принося пользы, несовместима, даже с учетом предоставленных государствам пределов усмотрения, с обязательством обеспечивать эффективное «уважение» личной и семейной жизни.

Дело «Знаменская (Znamenskaya) против Российской Федерации» (жалоба № 77785/01), постановление от 02.06.2005

На основании статьи 8 Конвенции заявитель, гражданка России Наталья Васильевна Знаменская, жаловалась на отказ национальных судов рассмотреть ее заявление об установлении происхождения мертворожденного ребенка от ее последнего сожителя и об изменении его имени.

Власти Российской Федерации признали, что отказ национальных судов рассматривать заявление заявителя не имел никаких правовых оснований. На основании статьи 50 Семейного кодекса Российской Федерации даже в случае смерти лица, признавшего отцовство и не состоявшего в браке с матерью ребенка, суды могли установить факт признания им отцовства. Такое признание повлекло бы за собой внесение изменения в свидетельство о рождении и присвоение ребенку фамилии и отчества предполагаемого отца.

В настоящем деле сутью жалобы заявителя является невозможность изменить отчество и фамилию мертворожденного ребенка, чтобы отразить его биологическое происхождение от ее последнего партнера. Поэтому данная жалоба отличается от дел, в которых национальные власти оспаривали выбор родителями имени, ‹…› поскольку мертворожденный ребенок не мог считаться приобретшим право на уважение его частной или семейной жизни, отдельное от права на уважение частной или семейной жизни его матери.

По мнению Европейского Суда, в основе настоящего дела лежит возможность заявителя добиться признания Г. биологическим отцом мертворожденного ребенка, несмотря на правовую презумпцию о том, что отцом ребенка, рожденного в течение трехсот дней со дня расторжения брака, является муж З. Присвоение мертворожденному ребенку фамилии и отчества ее последнего партнера явилось бы следствием такого признания.

В прецедентном праве Европейского Суда ясно установлено, что понятие «семейная жизнь» в статье 8 Конвенции подразумевает существование «семейных уз» между женатыми или неженатыми партнерами, и ребенок, рожденный ими, является ipso jure частью этой связи с момента своего рождения и самим фактом своего рождения.

Существование или отсутствие «семейной жизни» для целей статьи 8 Конвенции является по существу вопросом факта, зависящим от реального существования в жизни близких личных связей (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «К. и Т. против Финляндии» (К. and Т. v. Finland), жалоба № 25702/94, § 150, ECHR2001-VII). Очевидно, что в настоящем деле такие личные связи не могли проявиться, поскольку ребенок родился мертвым и поскольку его биологический отец был разлучен с заявительницей до его рождения и умер вскоре после него. Однако традиционный подход конвенционных органов состоит в признании того, что близкие отношения, кроме «семейной жизни», как правило, попадали бы в пределы «личной жизни» (см., например, Решение Европейской Комиссии по делу «Уэйкфилд против Соединенного Королевства» (Wakefield v. United Kingdom) от 1 октября 1990 г., жалоба № 15817/89 (отношения между заключенным и его невестой). Принимая во внимание, что у заявителя должна была развиться сильная связь с плодом, который она почти доносила до полного срока, и что она выражала желание дать ему имя и похоронить его, установление его происхождения, несомненно, влияло на ее «личную жизнь», уважение которой также гарантируется статьей 8 Конвенции. Следовательно, это положение является применимым в настоящем деле.

Европейский Суд напомнил, что основной целью статьи 8 Конвенции является защита частного лица от дискреционных действий со стороны органов государственной власти. Кроме того, могут существовать позитивные обязательства, неотъемлемые от эффективного «уважения» семейной жизни. Однако границы между позитивными и негативными обязательствами государства на основании этого положения сами по себе не допускают точного определения. Тем не менее применимые принципы схожи. В обеих ситуациях должен учитываться справедливый баланс, который должен соблюдаться между конкурирующими интересами частного лица и общества в целом; и в обеих ситуациях государство пользуется определенным полем для усмотрения.

В настоящем деле существование отношений между Г и заявителем не оспаривалось. Также никто не оспаривал отцовства Г. в отношении мертворожденного ребенка, которого заявитель родила 4 августа 1997 г. Поскольку ребенок родился мертвым, установление отцовства в отношении его не налагало на кого-либо из затронутых лиц длящегося обязательства содержания. Следовательно, представляется, что интересов, противоречащих интересам заявителя, не имелось.

Отклоняя заявление, поданное заявителем, национальные суды не ссылались на какие-либо законные или убедительные причины для сохранения status quo. Кроме того, власти Российской Федерации признали, что национальные суды совершили ошибку, рассмотрев заявление с точки зрения гражданских прав мертворожденного ребенка и не уделив должного внимания правам заявителя. Также власти Российской Федерации согласились, что в соответствии с применимыми положениями семейного права заявление подлежало удовлетворению.

Согласно прецедентному праву Европейского Суда ситуация, при которой правовой презумпции дается возможность превалировать над биологической и социальной действительностью без учета как установленных фактов, так и желаний заинтересованных лиц, и никому в действительности не принося пользы, несовместима, даже с учетом предоставленных государствам пределов усмотрения, с обязательством обеспечивать эффективное «уважение» личной и семейной жизни.

Следовательно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции[39]39
  Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. № 8 // Постановление ЕСПЧ от 02.06.2005. Дело «Знаменская (Znamenskaya) против Российской Федерации» (жалоба № 77785/01).


[Закрыть].

2. Европейский Суд по правам человека усмотрел нарушение ст. 8 Конвенции и указал, что в соответствии с прецедентным правом Европейского Суда положение, при котором правовая презумпция может превалировать над биологическими и социальными реалиями без учета установленных фактов и желаний заинтересованных лиц, не принося никакой пользы кому-либо, не соответствует обязательству обеспечивать реальное «уважение» частной и семейной жизни, даже если были соблюдены пределы усмотрения Договаривающихся Государств.

Следовательно, прекращение судом производства по делу об оспаривании отцовства в связи с истечением сроков давности свидетельствует о том, что не было соблюдено право заявителя на уважение его частной жизни, гарантированное ему в соответствии с Конвенцией.

Дело «Шофман (Shofman) против Российской Федерации» (жалоба № 74826/01), постановление суда от 24.11.2005

Заявитель не согласен с прекращением судом производства по делу об оспаривании отцовства в связи с истечением сроков давности.

«Европейский Суд уже рассматривал дела, в которых муж желал в судебном порядке оспорить отцовство в отношении ребенка, рожденного в браке. В этих делах остался открытым вопрос о том, касалась ли процедура оспаривания отцовства, имеющая целью правовое прекращение существующих семейных отношений, «семейной жизни» заявителя, так как было признано, что в любом случае определение правовых отношений отца с его предполагаемым ребенком касалось его «частной жизни» (дело «Йилдирим против Австрии» (Yildirim v. Austria) (dec.), № 34308/96, 19 октября 1999 г.; вышеупомянутое дело «Расмуссен против Дании», § 33).

В настоящем деле заявитель пытался в судебном порядке оспорить правовую презумпцию его отцовства на основании биологических доказательств. Целью данного процесса было определение его правовых отношений с сыном Г., который был зарегистрирован как его собственный.

Соответственно, обстоятельства дела подпадают под сферу применения Статьи 8 Конвенции.

Европейский Суд повторил, что основной целью Статьи 8 является защита частных лиц от произвола со стороны публичных властей. Обеспечение реального «уважения» частной и семейной жизни может предполагать наличие позитивных обязательств. К этим обязательствам может относиться принятие мер, призванных обеспечить уважение частной жизни, даже в сфере отношений между гражданами (см. вышеупомянутое дело «Микулич против Хорватии», § 57 и дальнейшие ссылки).

Но границы между позитивными и негативными обязательствами государств, вытекающими из данной нормы, не поддаются точному определению. Тем не менее, применимые принципы совпадают. В обоих случаях необходимо руководствоваться справедливым балансом между интересами частного лица и общества в целом; в обоих случаях государство пользуется определенными пределами усмотрения (см. Постановление Европейского Суда от 26 мая 1994 г. по делу «Киган против Ирландии» (Keegan v. Ireland), Series A № 290, § 49; вышеупомянутое дело «Кроон и другие против Нидерландов», § 31).

Европейский Суд напомнил, что в его задачи входит не подменять собой компетентные национальные органы при регулировании споров об отцовстве на национальном уровне, а, скорее, рассматривать в соответствии с Конвенцией решения, принятые этими органами при осуществлении своих полномочий (см. вышеупомянутое дело «Микулич против Хорватии», § 59; Постановление Европейского Суда от 23 сентября 1994 г. по делу «Хокканен против Финляндии» (Hokkanen v. Finland), Series A № 299-A, p. 20, § 55). Поэтому Европейский Суд должен был установить, было ли государством-ответчиком при рассмотрении иска заявителя об оспаривании отцовства соблюдены позитивные обязательства, наложенные на него Статьей 8 Конвенции.

Заявитель не оспаривал, что решения национальных судов «соответствовали закону», а именно статье 49 Кодекса РСФСР о браке и семье, которая применялась к спорам о детях, рожденных в период действия этого Кодекса. Статья 49 предусматривала право оспорить отцовство в течение одного года после того, как муж узнал или должен был узнать о регистрации рождения. Срок начинал течь независимо от того, сомневался ли муж в своем биологическом отцовстве или нет.

Сравнительный анализ законодательства Договаривающихся Государств, регулирующего процедуру оспаривания отцовства, показывает, что отсутствуют общепризнанные критерии в этой области. За исключением небольшого количества государств, в которых законодательно не установлен срок для подачи иска об оспаривании отцовства, в большинстве государств такие сроки действуют и составляют от шести месяцев до одного года, а в некоторых случаях до двух лет.

Однако, между различными правовыми системами важное для настоящего дела отличие состоит не только в длительности срока, установленного для подачи иска об оспаривании отцовства, но и в моменте, с которого он начинает течь (dies a quo). В некоторых государствах срок оспаривания отцовства начинает течь с момента, когда предполагаемый отец узнал или должен был узнать, что он был зарегистрирован в качестве отца ребенка. В других государствах, которых примерно столько же, сколько и государств, подпадающих под первую группу, началом отсчета срока признается дата, когда он узнал или должен был узнать о наличии обстоятельств, ставящих под сомнение его биологическое отцовство. Во многих государствах из второй группы установлен также второй ограничитель срока, делающий возможным оспаривание отцовства, пока ребенок еще маленький. Несколько государств, в которых срок начинает течь с момента рождения ребенка, независимо от того, знал ли отец о подобных обстоятельствах, также подпадают в последнюю группу.

Европейский Суд ранее признавал, что установление срока подачи иска об оспаривании отцовства оправдано желанием обеспечить правовую определенность в семейных отношениях и защитить интересы ребенка (вышеупомянутое дело «Расмуссен против Дании», § 41). В решении по делу «Йилдирим против Австрии» Европейский Суд признал, что «когда срок подачи заявителем иска об оспаривании отцовства истек, интересы ребенка начинают превалировать над интересом заявителя в опровержении его отцовства». Однако этот вывод был сделан в случаях, когда заявителю было точно известно или он имел основания предположить, что он не являлся отцом ребенка, с первого дня жизни ребенка, но, по внеправовым причинам, не попытался оспорить отцовство в установленный законом срок (см. вышеупомянутое дело «Йилдирим против Австрии»; вышеупомянутое дело «Расмуссен против Дании», § § 8 и 10).

Но в настоящем деле ситуация иная. Судя по всему, в течение почти двух лет после рождения ребенка заявитель не подозревал, что ребенок не был от него, и воспитывал его как собственного сына. Ему сообщили об обстоятельствах, ставящих под сомнение его отцовство, в сентябре 1997 г., когда установленный законом срок оспаривания отцовства уже истек. Когда заявитель узнал о том, что он мог не быть биологическим отцом ребенка, он сразу же подал иск в суд. В течение трех месяцев после того, как эта информация была доведена до его сведения, он подал заявление о разводе и иск об оспаривании отцовства.

Европейский Суд отметил, что районный суд на основании результатов генетической экспертизы признал, что заявитель не являлся отцом ребенка (см. выше пункт 14). Следовательно, не отсутствие установленных биологических фактов стало причиной отклонения иска заявителя об оспаривании отцовства (см., a contrario, дело «Нюланд против Финляндии» (Nylund v. Finland) (dec.), № 27110/95, 29 июня 1999 г., в котором национальные суды отклонили требование заявителя об определении того, был ли он биологическим отцом ребенка). В действительности стороны не оспаривали, что, если бы заявитель подал иск в течение одного года после регистрации рождения, то в соответствии с законом у него было бы право на оспаривание отцовства.

Европейский Суд отметил, что правовые системы Договаривающихся Государств предлагают различные решения данной проблемы, возникающей, когда соответствующие обстоятельства становятся известными только после истечения установленного срока. В некоторых государствах в исключительных случаях суд может предоставить разрешение о возбуждении процедуры и по истечении установленного срока (вышеупомянутое дело «Расмуссен против Дании», § 24). В других подобными полномочиями наделяется прокурор (см. вышеупомянутое дело «Йилдирим против Австрии»).

В настоящем деле пределы усмотрения национальных судов были ограничены статьей 49 Кодекса РСФСР о браке и семье. Данная норма позволяла адекватно обеспечивать интересы мужа, который, узнав какие-либо обстоятельства или дату рождения, свидетельствующие о том, что ребенок был не от него, мог принять обдуманное решение и либо принять правовую презумпцию отцовства, либо оспорить отцовство в судебном порядке. Но эта статья не принимала в расчет мужей, которые, как в случае заявителя, узнали о том, что не являются биологическими отцами по истечении одного года после регистрации рождения. Власти Российской Федерации не указали причин, по которым было «необходимым в демократическом обществе» установление жесткого срока, начинающего течь, независимо от того, знал ли предполагаемый отец о наличии обстоятельств, ставящих под сомнение факт его отцовства, и не предусмотреть никаких исключений при применении этого срока.

В соответствии с прецедентным правом Европейского Суда положение, при котором правовая презумпция может превалировать над биологическими и социальными реалиями без учета установленных фактов и желаний заинтересованных лиц, не принося никакой пользы кому-либо, не соответствует обязательству обеспечивать реальное «уважение» частной и семейной жизни, даже если были соблюдены пределы усмотрения Договаривающихся Государств (вышеупомянутое дело «Крон и другие против Нидерландов», § 40).

Европейский Суд счел, что тот факт, что заявитель был лишен возможности оспорить свое отцовство, так как не знал, что он мог не быть отцом ребенка, пока не прошло больше года после регистрации отцовства в отношении ребенка, не был соразмерен преследуемым законным целям. Следовательно, справедливый баланс между общим интересом защиты правовой определенности семейных отношений и правом заявителя на пересмотр правовой презумпции о том, что он является отцом ребенка, в свете биологических доказательств, не был обеспечен.

Европейский Суд установил, что, несмотря на пределы усмотрения, предоставленные государству-ответчику, последним не было соблюдено право заявителя на уважение его частной жизни, гарантированное ему в соответствии с Конвенцией.

Следовательно, имело место нарушение Статьи 8 Конвенции»[40]40
  Дело «Шофман (Shofman) против Российской Федерации» (жалоба № 74826/01).


[Закрыть].

3. Изменение отчества ребенку, не достигшему 14-летнего возраста.

Для принятия решения в пользу принадлежности к биологическим или социальным родителям и изменения отчества, ребенку требуется достичь определенного уровня зрелости, в соответствии с Семейным кодексом Российской Федерации – 14 лет. В связи с чем, Европейский суд по правам человека считает, что отказ соответствующих национальных органов (органа опеки и попечительства, судов) удовлетворить ходатайство заявителя, действующего от имени двух внучек не достигших возраста 14 лет, об изменении их отчеств, не является нарушением уважения их частной и семейной жизни по смыслу п. 1 ст. 8 Конвенции. Европейский Суд констатирует, что решение национальных судов соответствует действующему национальному законодательству и его обоснование является правомерным.

Дело «Тамара Владимировна Алексеева и другие (Tamara Vladimirovna Alekseyeva and others) против Российской Федерации» (жалоба № 15846/03), решение суда от 20.02.2007

Заявитель не согласна с отказом государственного органа изменить отчество двух несовершеннолетних детей.

Первый заявитель Алексеева Т. В., действуя от лица двух младших девочек, которые являются соответственно третьим и четвертым заявителями, подала ходатайство об изменении в судебном порядке их отчества и фамилии, с тем чтобы у девочек была одна фамилия с их матерью и старшей сестрой – «Симбирцева» и у трех сестер было одно отчество – «Александровна», которое является, по ее мнению, более благозвучным и не напоминает больше имя их отца. Таким образом, целью указанного ходатайства являлось установление единства семьи, с тем чтобы не было необходимости объяснять различие в фамилиях и отчествах трех сестер.

Ссылаясь на статью 8 Конвенции, заявители жаловались на то, что отказ российских органов опеки и попечительства изменить отчество двух несовершеннолетних сестер, Дарьи и Марии Бобровых, является нарушением их права на уважение частной и семейной жизни.

В соответствии со статьей 59 Семейного кодекса Российской Федерации и пунктом 4 статьи 58 Федерального закона «Об актах гражданского состояния», имя и фамилия ребенка могут быть изменены по достижении им возраста 14 лет. Вместе с тем вышеупомянутый Закон не разрешает изменять отчество ребенка до достижения им этого возраста. ‹…›

Европейский Суд напоминает, что отказ соответствующих государственных органов разрешить лицу изменить фамилию не обязательно приводит к вмешательству в осуществление их права на уважение частной и семейной жизни, как это было бы, например, с обязательством изменить их отчество (см., a contrario, Решение Европейского Суда по делу «Ментзен против Латвии» (Mentzen v. Latvia) от 7 декабря 2004 г., жалоба № 71074/01). Однако Европейский Суд уже заявлял, что Статья 8 Конвенции может также порождать позитивные обязательства Высокой Договаривающейся Стороны, неотделимые от эффективного уважения частной жизни (Постановление Европейского Суда по упомянутому делу «Щерна против Финляндии» (Stjerna v. Finland), § 38).

Граница между позитивными и негативными обязательствами не поддается точному определению. Тем не менее применяемые принципы могут быть сравнимы. В обоих случаях следует принимать во внимание сохранение справедливого баланса между интересами отдельного лица и общества в целом (Постановление Европейского Суда по упомянутому делу «Щерна против Финляндии» (Stjerna v. Finland), § 39, Решение Европейского Суда по делу «Соколочи-Силлаба и Палффи де Эрдоэд Соколочи-Силлаба против Швейцарии» (Szokoloczy-Syllaba and Palffy de Erdoed Szokoloczy-Syllaba v. Switzerland) от 29 июня 1999 г., жалоба № 41843/98).

Допускается, что возможно существование объективных причин, приведших человека к желанию изменить имя; тем не менее законные ограничения подобной возможности оправдываются общим интересом, например, для того, чтобы обеспечить точную перепись населения или сохранить средства идентификации личности и присоединить к семье лицо, обладающее данной фамилией (Постановление Европейского Суда по упомянутому делу «Щерна против Финляндии» (Stjerna v. Finland), p. 61, § 39).