Текст книги "Людмила Зыкина. Издалека долго…"

Сижу на балконе. Медленно гаснет свет. Звучит музыка. Это играет оркестр русских народных инструментов под руководством В. Пителина. Вышел к микрофону ведущий и объявил: «Сегодня у нас в гостях народная артистка СССР, лауреат Ленинской премии Людмила Зыкина!». И под аплодисменты из левой кулисы на освещенную сцену величаво вышла Людмила Георгиевна. Подошла к самому краю сцены, улыбаясь и прикладывая руку к груди, трижды низко поклонилась публике. Зал ревел и стонал от грохота аплодисментов. Звучит «Степь». Стоит ОНА на сцене, не поет, а рассказывает о горькой судьбе ямщика из той далекой, древней России.

За мной на следующем ряду сидит немолодая женщина и восхищенно до конца повторяет: «Молодец, Зыкина, красавица моя!».

Да, насчет красавицы верно, но, извините, Зыкина – моя!

Во время перерыва понесло меня за кулисы. Видите ли, захотелось лично познакомиться с певицей. Еще до концерта, зная про мое увлечение, сослуживцы давали разные советы: «Зыкина тебя ждет не дождется с распростертыми объятиями. Когда придет Катька Рогалева, все спрашивает… С ума-то не сходи…». «Да чего там! Ты возьми и махни прямо в гостиницу!». Отрезвляюще подействовал вопрос, заданный самой себе: «А что я скажу Людмиле Георгиевне?». Любовь любовью, но должна же быть и совесть! Она вовремя заговорила. Я счастлива тем, что мне не удалось тогда «лично» встретиться!».

Встретились мы с Катей в 1991 году. Благодаря ее находчивости (она не знала, где я живу) водитель такси сам привез Катю к моему подъезду и дал совет обратиться к лифтерше, чтобы у нее узнать, какой этаж и номер моей квартиры.

«Я быстро поднялась на нужный этаж. Лифт с легким шумом закрылся за мной. Два шага – и я у дверей квартиры любимой певицы.

Сердце в груди ухает, ноги чуть ли не трясутся, дрожащей рукой тянусь к глазку звонка. И, наконец, кнопка под пальцем вдавилась, и я услышала мягкий, прерывающийся звонок. Воцарилась тишина… Снова звоню. После этого я услышала легкие шаги, звон ключа и голос Людмилы Зыкиной:

– Кто вы?

Я назвала свою фамилию и имя.

– Откуда вы, я вас не знаю.

– Людмила Георгиевна, с Владимирщины я, откройте, пожалуйста, через дверь все равно ничего не узнаете.

В двери закрутился ключ, и дверь отворилась. В проеме у порога я увидела очень домашнюю хозяйку, с мягкими, давно знакомыми чертами лица.

– Кто вы и откуда?

– Людмила Георгиевна, я из Владимирской области. Можно войти к вам на несколько минут?!

Людмила Георгиевна слегка окинула меня взглядом и чуть посторонилась.

– Ну что ж, входите.

Я переступила порог, прикрыла дверь.

Хлеб-соль зимнего Подмосковья. В Архангельском

– Извините меня за столь раннее вторжение. Но у меня есть причина. В начале этого месяца я отметила двадцатилетнюю годовщину дружбы с вашим творчеством. Примите мою благодарность и этот скромный букет цветов.

Она сказала: «Спасибо», спокойно приняла цветы и положила их неподалеку на стол. По лицу ее пробежала тень смущения:

– Как-то неловко получается. У нас, видите, ремонт… Хаос кругом… Как-то неудобно… Может, чаю выпьете? Согреть недолго.

– Людмила Георгиевна, спасибо, не беспокойтесь, пожалуйста. Я знаете куда приехала? Я приехала в институт кардиостимуляции и сейчас поеду в Олимпийскую деревню, на проверку…

Людмила Георгиевна подошла ко мне, ее глаза широко смотрели на меня:

– Желаю вам доброго здоровья, чтобы у вас все было хорошо. Пусть хранит вас Бог!

– Спасибо. Я не имею права задерживать вас долго. Извините за все. Я ухожу. До свидания.

Я повернулась к выходу. Людмила Георгиевна сопровождала, чтобы закрыть дверь. У двери я обернулась на несколько секунд:

– Да, Людмила Георгиевна, почаще появляйтесь по телевизору. Ладно?

– Постараюсь по мере возможности.

Наши глаза встретились, и, наконец, мы невольно обменялись легкими улыбками…».

Екатерина Рогалева не просто увлекалась моими песнями, она не коллекционировала их для показной демонстрации своей любви ради того, чтобы на ее увлечение обратили внимание. Песня стала спутником ее жизни в самом глубоком понимании этого слова. Катя духовно росла, размышляя о смысле искусства, воспитывала в себе любовь к своей стране без пафоса, без ложного патриотизма. Я горжусь тем, что у меня такие внимательные, думающие и преданные слушатели.

* * *

Зыкина получила сотни тысяч писем и от поклонников, и просто людей, просящих содействия в решении жизненно важных, не требующих отлагательства вопросов. Как могла, помогала: одним посылала деньги, другим доставляла дефицитные лекарства, третьим сокращала хлопоты в приобретении инвалидных колясок, жилья, в предоставлении заслуженных льгот, четвертым помогала избежать тюремной решетки. Было такое. Пришло письмо из Владимира от матери, сына которой осудили якобы за воровство. Зыкина поехала во Владимир, и судебное решение было пересмотрено.

Но нередко люди, пользуясь ее доверчивостью и отзывчивостью, попросту обманывали певицу, используя всевозможные ухищрения, убедительные доводы, от которых можно было не только прослезиться, а отдать последнее. Однажды пришло письмо из Омска от женщины, якобы пораженной тяжелым недугом и поэтому прикованной к постели на протяжении четырех месяцев. Автор письма сообщала, что она бедна, имеет на иждивении старую больную мать и не в состоянии купить самое необходимое, не говоря уж о каком-нибудь захудалом телевизоре, который ох как бы пригодился в такой тяжелейшей ситуации. Зыкина немедленно позвонила знакомому директору филармонии, договорилась о покупке телевизора и доставке его по указанному адресу. Вскоре вылетела в Омск на гастроли и в первый же день пребывания там отправилась навестить тяжелобольную. Дверь оказалась закрытой. Соседи сказали, что ее адресат на работе. Спрашивает у соседки: «А как здоровье у Валечки? Она поправилась окончательно?» – «С чего вы взяли, – та отвечает. – Она и не болела». Людмила Георгиевна сначала подумала, что ошиблась, и на всякий случай спросила: «А мама как себя чувствует?». «Прасковья Петровна? Да на здоровье пока не жалуется. Недавно зубы вставила, шубу новую приобрела. Обмывали покупку». Вскоре подошла и «тяжелобольная». «Меня поразила наглость, с какой она оправдывалась, – вспоминала певица. «А что тут особенного? – говорит. – У меня действительно денег всегда не хватает. Задумала вам написать, авось что-нибудь и выгорит».

В Барнауле, едва певица вышла из гостиницы, как откуда ни возьмись выросла перед ней женщина с тремя детьми. «Я, – говорит она Зыкиной, – вышла только из тюрьмы. Попала туда вместе с мужем. Вот детей в детдоме отдали, а нужно ехать к родителям в Курскую область, на родину. Денег на билет нет, и взять их негде». Билеты были куплены на ближайший поезд. Через три дня Зыкина снова видит эту женщину с ребятами около местного универмага. «Почему не уехали? – спрашивает у страждущей «уехать на родину». «А мы и не собирались уезжать, – был ответ. – Придумала я с билетами. Сдала их и деньги получила. Так бы вы, может, денег и не дали… Муж действительно в тюрьме, одной с детьми трудно. Есть тут у нас на окраине старенький домишко, в нем и живем, хлеб жуем».

Людмила Зыкина всегда откликалась на просьбы людей: одним посылала деньги, другим доставляла дефицитные лекарства, третьим сокращала хлопоты в приобретении жилья, четвертым помогала избежать тюремной решетки

Десятилетиями Зыкина шефствовала над детдомом в Ульяновске. Организовывала для ребят концерты музыкальных и театральных коллективов, принимала участие в создании самодеятельности, покупала книги, тетради, альбомы, игры, сладости – многочисленные коробки с шоколадными конфетами… Годы шли чередом, пока ей не сообщили, что кое-что, и весьма существенное, из того, что привозила в детдом, ненавязчиво разворовывалось, присваивалось людьми, стоящими на службе добродетели и воспитания. Безнравственное действо ее сначала ошарашило, и она укротила свою активность и пыл. Но вдруг пришло благодарное письмо от бывших детдомовцев, и Зыкина не вытерпела, возобновила поставки в прежнем режиме, на что Виктор Гридин, муж певицы, отреагировал советом: «Давай помогай и другим детдомам, может, там воровать будут меньше. Добрая очень…».

* * *

В доброте и отзывчивости Зыкиной я убеждался несчетное число раз.

В 1958 году Зыкина вместе с представителями московских театров, концертных организаций, Мосэстрады на Ил-14 отправилась на дрейфующую станцию «Северный полюс-6», прихватив для полярников двадцать лимонов и три арбуза. «Еле дотащила мешок с арбузами до трапа самолета», – вспоминала она. У полярников таких деликатесов не оказалось, и они были чрезвычайно рады зыкинскому провианту, о котором, разумеется, и думать не могли. По возвращении в Москву ее награждают Почетной грамотой ЦК Профсоюза работников культуры «За патриотический поступок и большую работу по культурному обслуживанию полярников в Арктике и на Северном полюсе в 1958 году». Спрашиваю Зыкину: «За какой патриотический поступок грамота?». «А кто его знает. Я пела при тридцатиградусном морозе на станции, а потом выступала в Игарке, Дудинке, Тикси, Хатанге, Амдерме. Может, и арбузы с лимонами к грамоте причастны. Во всяком случае, они произвели настоящий фурор. Наверняка до высокого начальства дошли слухи, как полярники обрадовались моим лимонам. У них же консервы да сухари в основном в рационе были. А тут, как по волшебной палочке, три арбуза, да довольно крупные. Я не собиралась никого удивлять. Просто думала, что полярникам фрукты будут кстати».

Во время гастролей в Ленинграде в 1980 году Зыкина по совету известного баса Бориса Тимофеевича Штоколова, любившего духовную музыку и часто слушавшего церковные песнопения, отправилась в храм, в тот самый, что остался цел и невредим во время бомбежек и артобстрела в дни Великой Отечественной войны. При выходе из собора, увидев старушек, стоящих в ряду, не раздумывая, стала подавать милостыню. В конце этой очереди стояли еще какие-то пьяницы и тоже тянули руки: «Помогите обездоленным. Бог вам тоже поможет. С праздником вас…» И Зыкина снова взялась за кошелек. Когда мы отошли от храма на несколько шагов, я не удержался:

– Зачем, Людмила Георгиевна, этим пьянтосам подавать столько денег?

– Так праздник же…

– А какой сегодня праздник?

– Они сказали: праздник…

Оказалось, действительно «праздник» – день Григория-летописца.

В Ливерпуле перед концертом подошел к певице сгорбленный старик с трясущимися руками, бывший русский матрос с броненосца «Потемкин». У него не было денег на билет, и она, недолго думая, посадила его в первом ряду, где были места для гостей.

В 1964 году, во время гастролей во Франции, русская колония в Париже обратилась к Зыкиной с просьбой дать концерт, сбор от которого пойдет в фонд помощи бедствующим детям старых русских эмигрантов. Она тут же согласилась. У Зыкиной не было детей (певица хотела иметь своих детей, но проблемы, связанные с внематочной беременностью, разрушили планы о материнстве. – Ю.Б.), и, видимо, это обстоятельство как-то влияло на нее – если речь заходила о помощи детям, тем более инвалидам, денег никогда не жалела. И когда после концерта к певице подошла престарелая дама, говоря что-то по-французски вперемежку со слезами на глазах, она и ей дала денег. Оказалось, это дочь художника Поленова. Она имела свою мастерскую, работала над театральными куклами и очень бедствовала. На том же концерте седой старик опустился перед певицей на колени: «Родимая, если доведется встретиться, привези хоть горсть землицы русской». И Зыкина набрала земли в холщовый мешочек, освятила ее в храме и повезла во Францию несколько лет спустя. Но никто не пришел за этой землицей, хотя она и пела на той же сцене…

Перед поездкой в Соединенные Штаты в 1978 году певица поменяла туалеты. Ей связали красивое платье и пошили черного цвета пальто с воротником из светлой норки, с вышитой спиной и отделанным под дубленку подолом. Наряды ее то и дело расхваливались в газетах, цветные фотографии публиковали и журналы. В один из вечеров в Нью-Йорке после концерта пришла за кулисы женщина, представилась женой местного бизнесмена и… выпросила у Зыкиной пальто. Та, не раздумывая, сняла с вешалки замечательное творение московских модельеров… «Что делать? Ну если человеку понравилось. Где она такое пальто еще найдет?» – объясняла Людмила Георгиевна. Справедливости ради надо заметить, что у дамы, видно, совесть все-таки была, и она подарила ей, не знаю, свою или купила, норковую накидку, в которой певица и вернулась в Москву.

Добротой Людмилы Георгиевны, порой чересчур, пользовалось все ее окружение. Тысячи долларов ей остались должны многие, так и не отдав и части долгов, видимо, считая, что «у Зыкиной не убудет». Артисты ансамбля «Россия», зарабатывавшие от концертной деятельности в последние годы не бог весть какие большие деньги, иногда получали из «бездонного» зыкинского кошелька дополнительное пособие. Однако если кто-то пренебрегал пословицей «Все хорошо в меру», Зыкина не давала ни копейки. У нее на этот счет было какое-то особое чутье.

Один из первых концертов с ансамблем «Россия». 1978 г.

Бывали случаи, когда и копейкам она знала счет, очевидно, из постулата, что копейка рубль бережет. Послала однажды водителей (ее и ансамбля «Россия») за новыми двигателями и запчастями в Горький. Гонцы привезли все, что она просила, но в отчете о командировке цены на покупки округлили до рубля. «Дайте мне квитанции и чеки на все, что привезли из Горького, – потребовала Зыкина. – И представьте отчетность до каждой израсходованной копейки». Не знаю, каким образом водители вышли из этой ситуации, но им ничего не осталось делать, как приготовить новые отчетные документы.

Привез домой Людмиле Георгиевне корзину черной смородины с моей дачи под Вереей. В ответ она решила угостить тортом, зная, что я любитель сладкого. «Эля, – говорит она юной помощнице по хозяйству, – сходи за тортом». Кондитерская располагалась внизу, на первом этаже. Та быстро принесла и поставила на стол гостиной почти художественное творение из шоколада. «А где сдача?» – спросила Зыкина. «У телефона», – кивнула в сторону тумбочки, где стоял телефон, помощница, поблескивая бриллиантовыми сережками. Сдача состояла из 30 копеек.

Приехали с Зыкиной на такси к подъезду Центрального телевидения – там готовилась очередная передача с ее участием. На счетчике высветились цифры – 1 руб. 60 коп. Вынимает из кошелька 2 рубля и дает водителю. Тот кладет деньги в карман и включает зажигание. «А сдача где?» – спрашивает певица. Таксист с удивлением смотрит на нее, вытаскивает из кармана пригоршню мелочи и отсчитывает 40 копеек.

«Сдались вам, Людмила Георгиевна, эти 40 копеек», – сказал я, захлопнув дверцу авто после выхода певицы из машины. «Любовь к деньгам – корень всех бед, – проронила она. – Он (водитель) решил заработать и поехал окружным путем, хотя ехать сюда более короткой дорогой – считаные минуты. Ему бы не помешало побывать в Австралии, в Сиднее, и поучиться у местных водителей кое-чему». (Вот что имела в виду певица. Во время гастролей в Австралии в 1967 году она должна была встретиться с известной писательницей Катариной Сусанной Причард, но не могла разыскать нужную улицу. Взяла такси. Таксист пожал плечами, когда услышал из уст пассажирки неизвестный ему адрес. После недолгих раздумий все же связался по радио то ли с полицией, то ли с каким-то информационным центром. Проехав метров триста и еще примерно сто после поворота за угол, машина остановилась в нужном месте. «Вот эта улица, а вот дом, – сказал водитель, указывая на утопающий в зелени небольшой особнячок в тени деревьев. Зыкина протянула деньги. Таксист даже не взглянул на них. «Такая работа не стоит и цента, – молвил он. – Всего вам доброго, сударыня».)

В начале 80-х в Ленинграде проходил очередной съезд композиторов страны. По его завершении Зыкина за свой счет устроила банкет в гостинице «Европейская» и пригласила на него человек пятнадцать-шестнадцать, только тех, кого хорошо знала и с кем сотрудничала. После застолья, после того, как последний подвыпивший композитор с очень известной фамилией попрощался с ней, сказав: «Ты, Люда, хорошая бабенция, спасибо тебе», Зыкина позвала своего администратора и водителя и распорядилась, чтобы они забрали со стола все бутылки с марочным вином, водкой, коньяком и все остальное, что оставалось нераспечатанным или нераскрытым, – банки с икрой, рыбой, пряностями, коробки шоколада и т. д. «Зачем добру пропадать», – как бы мимоходом заметила она, когда вместительные сумки были забиты продуктами и деликатесами до отказа.

Я никогда не просил у Зыкиной денег ни по какому поводу, но зато если и просил о чем-то, немедленно следовала фраза: «О чем вы говорите, Юрочка! Нет проблем!». Покупая «Волгу» в 1986 году, я хотел, чтобы она была белого цвета (цвет определила Плисецкая: «Белая машина наряднее. Черная в жару сильно нагревается, на ней грязь видна, в сумерках, если стоит у обочины, ее просто можно не заметить…») и на 76-м бензине. Тогда Людмила Георгиевна тут же позвонила директору магазина «Автомобили» на Кожуховской, и я получил отличный автомобиль.

– Ну как машина? – спрашивает.

– В порядке. Даже перед продажей сделали протяжку узлов.

– Где находится твоя ГАИ?

– На Ярцевской, в Кунцеве.

– Ты когда будешь оформлять документы?

– Да хоть завтра.

– Завтра и оформляй.

На другой день я отправился с документами в автоинспекцию. Как только назвал свою фамилию в первом же окне, словно из-под земли вырос передо мной лихой майор и помог быстрехонько решить все мои вопросы. Ну, думаю, не иначе как Зыкина позвонила высокому начальству в МВД. И действительно, позвонила. Так же быстро с помощью Людмилы Георгиевны я получил место в кооперативном гараже напротив дома, где живу.

Перед интервью с ней вышел из строя видавший виды диктофон (его подарил еще Давид Ойстрах). «Да выброси ты его, если ремонту не подлежит, – сказала она. – Я тебе из Японии новый привезу». И привезла. Сразу два «Сони». Один поменьше – для работы, другой большой – «слушать музыку».

* * *

За свою жизнь Зыкина получила множество всяких подарков – от «Мерседеса» до ивановских цветастых фартуков и павлово-посадских полушалков. Она и сама, как говорится, в долгу не оставалась – дарила от сердца и никогда не задумывалась о стоимости подарка. У нее был внушительный список имен и фамилий с датами рождения друзей, знакомых, артистов ансамбля «Россия», и она никогда не забывала поздравить кого-то и с днем рождения, и с круглой датой, и с Новым годом. Она, наверно, испытывала какое-то чувство удовлетворения, особенно когда процесс этот происходил неожиданно для человека, которому предназначался подарок. Перед тем как дарить, узнавала, что именно человеку нужно, чтобы подарок был впрок, не был никчемным предметом или ненужной безделушкой. Разведка проводилась настолько искусно, что человек нисколько не подозревал о каком-либо презенте со стороны Зыкиной. Приглашала к себе в кабинет, скажем, кого-то из артистов ансамбля и вручала ему новейший пылесос для автомобиля или импортную электробритву или еще что-то такое, что у музыканта вызывало и чувство благодарности, и радость одновременно за столь необходимую в жизни вещь.

Юрий Беспалов – автор этой книги, академик Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского в домике Юрия Гагарина на космодроме «Байконур».

Справедливости ради надо сказать, что все процедуры с тратой денег на подарки или другие благие цели за последние десять-двенадцать лет жизни не стали для нее обязательными и частыми, хотя и упрекнуть ее ближайшее окружение в бедности не поворачивается язык.

Однажды Фурцева привезла Зыкиной дорогостоящую шубу и просила продать (ей якобы нужны были деньги для завершения строительства дачи): «Люда, прошу вас, отнесите ее в комиссионный магазин, мне неудобно это делать, подумают бог знает что, когда увидят меня. Начнутся пересуды, кривотолки, сплетни. Зачем они? Их и так предостаточно в моей жизни».

Зыкина отдает шубу кому-то из своих близких с просьбой оценить ее в комиссионке, узнает цену, округляет сумму в большую сторону и отдает деньги Фурцевой. Саму же шубу дарит «однокашнице» по хору Пятницкого, где когда-то пела, к ее юбилею.

Руководство комбината по пошиву постельного белья и других спальных принадлежностей, в Доме культуры которого Зыкина выступала в сборном концерте, вручает певице накануне 8 Марта несколько комплектов отменного качества постельного белья, и Зыкина дарит один из них уборщице, другой – жене шофера, также на 8 Марта.

Находясь в Сан-Марино на отдыхе, я купил в лавке старинного оружия кортик. Итальянские таможенники заверили меня, что кортик я получу в Москве, он полетит туда в кабине пилотов вместе с другими реликвиями. В Шереметьеве кортик не нашли, он исчез. Кто его приватизировал – не известно. Историю эту я рассказывал Гридину в присутствии Зыкиной. Она, казалось, вовсе не слушала мои воспоминания об Италии, разговаривала по телефону с Пахмутовой. К Новому году получаю из рук певицы точно такой же кортик, что без вести пропал во время туристической поездки в Италию. Всегда что-нибудь дарила и на день рождения. Ручка фирмы «Паркер» с золотым пером – последний ее подарок, ею я и пишу эти строки.

Сама же Зыкина, получая подарки, благодарила за них одинаково достойно: была это «Волга» или коробка шоколадных конфет – большой разницы между ними она не чувствовала или не видела. К 50-летию творческой деятельности Зыкина организовала фестиваль под названием «Как не любить мне эту землю». В программу фестиваля вошел тур на пароходе по Волге «Течет река Волга». Театрализованные представления с участием популярных артистов страны прошли в шести городах Поволжья. В каждом из них певице что-нибудь дарили: цветы, коробки конфет, сувениры, преподносили хлеб-соль… Саратовский губернатор Дмитрий Аяцков подарил «Волгу» с напутствием: «Мисс Волга, плывущая по Волге, должна передвигаться только на «Волге». Реакция Зыкиной на все эти дарения была абсолютно равнозначной.

Если подарок был с каким-то умыслом, что случалось крайне редко, она старалась от него избавиться, усматривая в нем какую-нибудь глупость. К цветам это не относилось. Цветы, как и всякая женщина, она любила. Казалось, они не переводились никогда (в кабинете букеты цветов в вазах были круглый год и каждый день), независимо ни от чего: от времени года, настроения, ритма гастролей… Они были везде: дома на столе в гостиной и на кухне, на даче, в номере отеля, в купе вагона… В прессе просочилось сообщение, что «ромашки – самые любимые цветы Зыкиной». Похоже на правду.

Цветы для нее всегда были приятны, и ромашки в том числе. Ромашки после похорон возвышались на могиле певицы на Новодевичьем кладбище до первых морозов и снега. Другие цветы и сегодня там.

В прессе просочилось сообщение, что «ромашки – самые любимые цветы Зыкиной». Похоже на правду