Текст книги "Версия"

Звонок

В последующие дни, а вернее, ночи, медперсонал Кремлёвки стал переселяться на Лубянку.

Вскоре об этом стало известно ещё одному доктору, теперь уже технических наук – его сестра была в той больнице врачом.

Возможно, технический доктор был гением. Как Эйнштейн, который сказал: всё относительно, Марья Димитревна, всё относительно, всё относительно.… Поэтому он сам себе объявил чрезвычайное положение, не стал складывать два и два, а нарисовал диаграмму, пик которой дотянулся до отметки со словом – евреи. Потом, после долгих раздумий, он вычислил слабые места Кобы: это были непомерное тщеславие и животный страх, и составил план действий и программу жизни до часа выполнения главной задачи плана. В программе времени на сон не отводилось – противник был не из тех, кто медлит в битве.

В эти дни Пузырь Коба уже вышел на тропу окончательного решения. Пример другого пузыря, Адольфа, ждать не позволял. Коба был покруче коллеги в вопросе истребления своих. Он хорошо знал евреев, ликвидировал их от имени народа в правительстве, и всю оставшуюся жизнь ждал момента, когда можно натравить на них народ ещё раз, осуществить, как Адольф, это самое окончательное решение.

Партнёры

Вообще-то он был очень недоволен Адольфом.

И вот почему: свою часть приватного договора Коба выполнял чётко. К назначенному часу граница Союза была похожа на дырявый плетень. Наземные войска находились в увольнении, корабли и самолёты – на профилактике, причём все сразу. Верные Карлу Марксу перебежчики с ужасной информацией о близком выходе фашистов против оплота пролетариев всех стран, как и договаривались, объявлялись шпионами и провокаторами и стирались с земли.

Ещё целых две недели после нападения Коба не подходил к главному микрофону, всё выполнял договор. Правда, в конце первого дня он вытолкнул к нему Молотова, и тот дрожащим, но коммунистическим голосом размазал по унитазу коварных Адольфа, немцев, Германию, и воспел нашу славную победу в ближайшие дни. А также напомнил, что мы – ни пяди! а немцев – в их же логове, чтобы не вымазать своё. Хотя армады Адольфа уже вышли на Смоленский тракт.

Уже падали от усталости и голода генералы в очереди на приём к Верховному Главнокомандующему. У себя в кабинете Коба, не теряя вида, пыхая трубкой или заправляя её навозом ахалтекинцев, подымал одну чёрную бровь и говорил: «Нэ может быт! Вай, вай!». Или подымал другую чёрную бровь и говорил: «Какой звэр, какой звэр!». В Москве он говорил на почти русском языке, то есть, как мог. (Будучи отцом народов, он, конечно, знал все их языки, но было бы интересно послушать его в Африке, на банту или суахили).

Только по прошествии двух недель, после множества докладов о зверствах и насилиях фашистских людоедов, он широким жестом дал понять секретарю, что пусть, мол, входят все эти дистрофики. В кабинет, почти падая, держась друг за друга и толкаясь, ввалилась генеральская очередь. Потом, через двадцать лет, мы видели во всяких средствах такие же толпы наших армий, уходящих в плен. Но это будет через месяц.

А сейчас Коба принял подобающую главнокомандующему позу и зажатой в кулак вонючей трубкой дал отмашку: «Трэвога! Объявите трэвогу!». «Командующим по одному доложить обстановку и свои дэйствия». Все завертели головами, поглядывая друг на друга и не решаясь шагнуть первым. Коба минуту смотрел на них, как на баранов, ухмыльнулся и скомандовал: «Кругом! Бэгом! Марш!». Худые и голодные, но кремлёвские двери снесли.

Поднять войска по тревоге удалось только к вечеру, так как половина состава по-прежнему находилась в увольнении, что экономило для армии пшёнку, на кораблях продажные наймиты империализма утопили все горны и боцманские дудки, так что тревогу сыграть было не на чём, а пилотам не довезли парашютов. Да и зачем они были нужны, если самолёты все уже сгорели. Тревожный строй был собран только после того, как охрипшие командиры шепнули на ухо каждому солдату, что, мол, тревога, братец. Наш капдва в пятидесятом перед строем училища, поднятого по тревоге, со слёзным надрывом выкрикивал: «Вместо сорока секунд! Полторы минуты! А если война?! Помрём, как мухи! Смирно! Разойдись!». Наши командиры, выбравшись из-под четырёхлетней косилки войны, дрожали над нами, как над своими детьми, и мы их не подводили более чем на пятьдесят секунд.

На следующее утро многие воинские подразделения очнулись от тяжёлого сна уже в плену, другие не очнулись совсем, флоту плыть было некуда, у него осталась одна работа: отбиваться от «юнкерсов», а лётчики, сняв шлемы над сгоревшими самолётами, пошли наниматься в пехоту.

Поганый австрияк

Война войной, а обещания надо держать. Вместо тотального уничтожения немцы стали вывозить наш народ к себе, в работники. Своих мало, что ли? Пузырь Коба всё делал по договору – против вермахта гнал солдат без винтовок, подставлял миллионами: режь – не хочу. Так нет же, сволочь Адик патроны стал жалеть, солдат наших в плен брать, мимо евреев проходить. В Сталинграде ему за это показали… Но что делать с теми, кто побывал в Германии и стал шпионом и подлым наймитом империализма? Самим решать приходится, новые бараки строить на Чукотке.

Очевидно, бандит Адик не поверил бандиту Кобе, что тот решил сделать маленький Рай для себя и присных, а остальное множество просто извести, для обслуги оставить самых тупых, и регулировать их количество, чем и обеспечить необходимое безопасное качество.

Поведение Адольфа ставило под вопрос выполнение жизненной задачи Пузыря Кобы, для чего, собственно, и была запущена военная мясорубка. Как только его тщеславная идея стать владыкой мира выросла до объёма его телесной оболочки и стала её перерастать, плановое терпение Пузыря стало давать сбои, до него стало доходить, что внушить всем сапиенсам на земле веру в райскую жизнь через пару лет невозможно в принципе, а тысячи лет у него не было в запасе. Практика в своей стране показала, что самый радикальный способ добровольного и радостного перехода всей оравы в коммуну – ликвидация сомневающейся части оравы, хотя и при таком кардинальном способе выигрыш во времени был минимален. И это в нашей бомжово-криминальной стране! Что тогда говорить о несчастном населении стран, поражённом вирусами, микробами и бактериями, прилипшими к пачкам красных, зелёных, жёлтых и синих денег, которых в этих (как отвратительно произносить это слово!) – капиталистических странах, почему-то много! Для решения вопроса Пузырю Кобе в голову ничего не приходило, кроме призрачной возможности, что недопосаженные физики соорудят, как они ему объяснили, из атомной мелкости здоровенную дуру, которая вполне может помочь заселить Землю одними только коммунарами.

Бедная медсестра. Показалось Пузырю – не так уколы делает. Или придумал. Очень уж удобно – кто это посмел на Солнце пятна ставить! Бедные врачи! Давно бы вогнали пузырёк воздуха – никто бы и не охнул, можно было и не бояться. При всеобщем тайном и явном ликовании можно было и уцелеть. Нет среди нас ваххабитов, нет. Мы же цивилизованная публика. Без чести и совести. А чего от нас ждать? Мы – несомневающиеся остатки недорезанного народа. Вот и поплатились, вместо того, чтобы двум-трём пойти на дело, за всех.

Теперь надо торопиться.

Но мы уже знаем, что был человек, в голове которого родилась гениальная идея и созрела решимость защитить свой бедный народ от новой заразы.

Времени для защиты не оставалось.

Беда вечная

Сейчас доподлинно известно, что миром правят силы небесные. Сил этих великое множество, как и тварей земных. Это не значит, что на каждую тварь приходится по силе. Но если одна не справляется, то на каждую тварь может навалиться сонмище сил, однако бывает, что и одна. Иногда силы внедряются в тварь земную и начинают ею управлять, как хотят. Тогда от твари добра не жди! Такого наворочает, сто лет вспоминать будешь, или двести, как в нашем случае. Хоть и написано, что на небе живёт боженька с ангелочками, да только живут-то не по нашим правилам, не знают, что есть зло, а что добро. Им всё едино. Не пьют, не едят, коммунальные услуги не оплачивают – зачем им добро или зло. Медузы бездушные, безэмоциональные. Эмоции, как мы знаем, возникают от контакта с действительностью, а коли действительность виртуальная, безвоздушная, бесплотная, то контакта не происходит, и эмоций нуль.

Выходит, что силы небесные к божественной конторе либо совсем отношения не имеют, либо живут с ней на договоре, потому что все дела свои на Земле проворачивают, как хотят, но всегда одним и тем же способом. Способ до жути простой – однажды они кучно собираются на проходных Домов Правительств к началу рабочего дня, и, как только какой-нибудь член из членовоза вываливается, тут же в него и внедряются, как шпиёны под прикрытием. И так в каждого члена. Теперь можете представить, какая свара начинается, когда члены собираются в одном Зале Правительства за одним Столом Правительства! Изо всех карманов, ушей и ноздрей членов, качаясь на длинных шеях, скалятся препротивнейшие головы сил небесных, которые шипят, плюют и корчат друг другу рожи. Куда уж их дальше-то корчить! Они и причёсанные страшней чёрта!

Членам их, конечно, не видно, но указы народу они начинают сочинять один другого смешней, а силам небесным того и надо – укатываются, аж на пол падают.

И вот ведь горе – полюбила нечисть нашу территорию. Больше всех других земель на Земле. Конечно, в других местах люди тоже страдают и страдали – вспомните Германию с Гитлером, Камбоджу с Пол Потом, Гаити с тонтон-макутами, Африку, в которую занесли наши люди эту заразу вместе со смазкой на автоматах Калашникова, а унести забыли – да и не до того было – самим бы убраться подобру-поздорову, пока чёрненькие вожди по дружбе не слопали. А в Южной Америке до сих пор на флажках рисуют головы сил небесных – где Ленина, где Сталина, где Мао, а то и своих чертей – Че Гевару, Уго, Фиделя. На всех хватает, но у нас – особенно! Потому как нет противодействия. То хоть крестом отмахивались, так вырвали все кресты из рук честного народа, а где на бутылку выменяли. Так и сосём её, с хохотом обливаясь горькими слезами.

Ну и чёрт с нами! Раз не заложены гены, так что уж! Дорогу китайцам!

Но всё это, так сказать, происходит исторически и синергетически (теория синергетики – теория самоорганизации больших систем – объяснение миропостроения… с помощью модели брюсселятора, испытывающего диссипативное влияние флюктуаций на сам нестационарный процесс существования большой системы, явно изменяющих частотное состояние пространств, составляющих систему), поэтому дёргаться не будем.

И всё же был в недавней истории славный случай, когда один наш бедный маленький народ так отмахнулся, такое проявил понимание синергетики, что покатились мы резко в сторону, почти ушли со встречной полосы, осталось ещё чуть подправить, и, смотришь, китайцам нечего будет делать!

Думаю, в этом случае и сами Силы небесные тоже маху дали, когда внедрили своего агента в несчастную бородёнку дедушки Калинина, а тот возьми, да и упрись на странной идее – дать упомянутому маленькому народу свою автономную землицу. Где дать – это смех отдельный, но ведь дали же. Правда, главный эпизод отстоит от этого момента на целых двадцать пять лет, Силы небесные тоже за это время могли два-три раза смениться, а реестр своих пакостей они, похоже, не вели.

Благодаря этой промашке события в нужный момент и распределились в пространстве самым удобным образом, как вы заметите это сами.

Страна моя – судьбы подарок

Думаю, великость нашей страны доказывать смешно. Стоит только развернуть карту на столе. Не на каждом ещё поместится! Обычно земля нашей страны имела красный тесёмочный контур, любовно нарисованный геодезистами, и розовый цвет всей остальной поверхности, на которой оттенялись горы, леса и долины, что с некоторого расстояния создавало впечатление небрежно брошенных на стол дамских трусов, принадлежащих матроне Рембрандта. Остальные страны (смешно даже называть их Государствами!) валялись вокруг тряпочными клочками, и до некоторой поры никакой (все в том были убеждены) угрозы не представляли. И то было не напрасное убеждение, так как красная тесёмочка на карте изображала не просто демаркационную линию, а Границу на замке! Которая охранялась денно и нощно такими богатырями, как Карацупа с Индусом и быстрыми танками с крепкой бронёй. (Про танки – это из песни. Помните: «Броня крепка, и танки наши быстры!»? Только теперь мы узнали от В. Суворова, что если броня крепка, то танки не могут быть быстры и что если «быстрые» появились на границе, то жди, что через десять минут они её перейдут.)

В этой очень большой стране жило-было наше население. Его было как раз столько, что на каждого приходился огромаднейший кусок территории. В уме каждому доставалось по высокой горе, тёмному лесу, небольшой, но жаркой пустыне с кобрами и орлами, доброму пахотному клину и пятиметровому пляжу на побережье Ледовитого океана. Но, опять-таки обращаясь к фольклору, оказывалось, что «Не по Сеньке шапка»!

И не потому, что каждый Сенька данного населения не знал о своём богатстве. Наоборот, каждый Сенька не только знал, но и очень гордился тем, что живёт в такой стране, в которой на каждого Сеньку всего приходится так много, как ни в одной другой на какого-нибудь Джона, Санчо или Фархутдина ибн Исмаила Али-бабу! И все Сеньки, как один, по утрам и вечерам вместо молитвы повторяли: как хорошо, что я родился в такой стране! Или: как хорошо, что я живу в такой стране! Или: как мне повезло, что я не Американец (не Африканец, не Немец, не Китаец), а просто потрясающий Везунчик!

Конечно, говоря опять же простым языком, в семье не без урода. И в нашей большой, всем довольной семье, конечно (кроме всем довольных Сенек), остались ещё с прошлых времён (почему остались? Опять сопливая жалость?) всякие там Петьки, Юрки, Тимуры, Хасаны, Мамеды, Гоги, Остапы, Моисеи, и даже Адольфы! Которые! Не считали! Что им дьявольски повезло с Родиной!

Но наши люди, которые шли в первых рядах нашей славной массы, и которым было лучше видно, куда нас вести, потому что им не мешали правильно смотреть миллионы наших спин, образовали вокруг нас надёжное кольцо. Гениально придумано! Ведь если понадобится повернуть «всех вдруг» (морской поворот), то первые ряды всегда на месте, а сомневаться в качестве людей, идущих в первых рядах, действительно могли только уроды!

В этом кольце первых рядов был один ряд, в который из нашей массы выбирали самых зорких, самых стойких, с самыми железными нервами и пилотским вестибулярным аппаратом. Этот аппарат был им очень нужен, так как они должны были идти, куда все, а смотреть всё время, не моргнувши, на нас, на необозримую массу, и не падать на ходу, запнувшись о какой-нибудь старый чувяк. Правда, те, кто шёл сзади, мог не бояться зацепиться, потому что всякая природа после нашего празднично-трудового марша превращалась в утоптанный тракт.

Мы называли их «железными», их старшина звался «Дзердзинский», а чтобы отличить их за ответственную службу, предписали им носить синие армяки и красные шапки. Что бы мы без «железных» делали? Скольких они спасли! Ведь как увидят, что кто-то в массе побледнел, или закатил глаза, или губы у кого вышевеливают не те слова, или голову отвернул на опасный угол – сразу шасть в толпу, хвать уставшего на руки, да и вынесли вон – лечить. И ведь многих на ноги ставили, к радости жизни возвращали, а для верности шли они после лечения рядом с «железными», чтобы в случае рецидива болезни спасители были тут как тут. А какие профессионалы! Идёт это бывший больной, пашет за двоих, румянец, как у девки, а им уже видно червоточину! Да опять его – в лазарет! Так и вылечили каждого четвёртого. Им теперь уже ничего не надо, они и так благодарны, зато на каждого из нас недвижимости и угодий приходится теперь больше.

Больных в нашей туче, боевой и могучей, становилось всё меньше и меньше, а первых рядов – всё больше и больше. Наконец, наступил момент, когда каждый четвёртый избиратель (избиратели – работоспособная часть массы, независимо от пола и свободы от совести, удостоенная блаженного права выбирать самых железных, просто-таки стальных верняков, в самый первый ряд) оказался в первых рядах. Конечно, первых рядов стало много, и красным шапкам поэтому стало труднее высматривать, кто там в толпе вертит головой или вытягивает уши. И тут один из варнаков (варнаки – самые ушлые из верняков, с извилистой, и, как оказалось, поперечной трещиной под черепушкой) предложил, чтобы те, кто выбран в первые ряды последними, проходили бы стажировку в «Сеточке», располагаясь в узелках сети, как бы наброшенной на нашу тёмную массу. Это было ещё гениальней! (Стоп! Откуда пришло такое слово? Я же его никогда не знал! А-а-а! Так всегда называют «Мысли Лучшего Другмассы» – варнака Кобы, когда включают пробки в ушах). Но лучше сказать просто: это было здорово! Сразу как мешок с плеч свалился! Ничего не надо делать самому – знай, поддакивай сеточнику! Правда, стало как-то смешнее жить, когда мы и думать сами перестали – кирпич есть, раствор ёк, раствор есть – кирпич ёк. Да это ладно бы, а то всё чаще стало – перерыв есть, обед ёк. (Ёк (татар.) – нет).

Говорят, через пятьдесят лет внуки наши придумали дурацкое понятие – виртуальность! И вроде даже обозвали наше богатство этим словом! То есть вроде бы понятие есть, а богатства – нет! Так мы же не для себя его в голове держали, для вас! Или что?!

Или что, дед, или что! Богатство – это, дед, деньги или вещи, на которых стоит клеймо с твоим именем. Ты можешь превратить их в разум, если у тебя его не было до сих пор, и тогда тебе не нужен никакой банк – богатство всегда будет с тобой. Усёк? Но сначала это только деньги и вещи. Даже с чужим клеймом.

Пена пузырчатая

Власть нашей великой страны. Жуткий и бессмертный коллектив.

Далее напомним слёзное кино о том, на каком говне может споткнуться самая великая власть, и, споткнувшись, полететь в тартарары (без запасного парашюта, спасательного пояса, ремней безопасности и надувных подушек; тартарары – иностранщина в русском языке, означает: ад).

Эту печальную повесть можно было бы начать с упрёков в адрес самой власти – что, она не знала (работая с самыми тёмными «массами», выдавая себя за плоть от их плоти) элементарных, на подкожном уровне управляющих массами истин, родившихся задолго до библейских заветов? Что, она не знала, что «Не плюй в колодец…», «Не копай яму другому….», «Не руби сук…» и т. д. – это касается и её? И всякой власти касается в первую очередь?

И что проявления названных «истин» следует опасаться как раз при любом неумелом воздействии на непонятную для любой власти и постоянно как бы невидимую, тучу, гору, горную страну, называемую народом. И что эта тёмная «масса» подозрительно похожа на озеро магмы в притихшем вулкане, покрытое темноватой корочкой. И что если сдуру какой-нибудь палкой сделать в корочке дырку, то всё озеро вмиг может очутиться у тебя на голове, а заодно и накрыть все властные дворцы с недоученными властными безбилетниками. Но, похоже, что всякая власть вместе с её регалиями получает ещё и короткую память, следствием чего надо считать появление у неё дикой самоуверенности.

Вот это свойство и ведёт к гибели. В истории тому примеров – тьма. Надеюсь, что войдёт в неё и наш пример. Но сколько крови…

Дровосеки

В одном очень большом доме города, втором по величине, а может, и первом – смотря каким метром мерить, на не обозначенном этаже, в проходном кабинете без удобств шла пятиминутная выволочка. Действо было ежедневным, могло быть даже привычным, но привыкнуть к нему нельзя было из-за постоянной неизвестности – за что сегодня будет выволочка. Поэтому у каждого сидевшего по обеим сторонам стола, где-то между лопатками тоскливо позванивал сигнал тревоги. Но ничего нельзя было прочесть на их лицах, глаза их невидяще смотрели на партнёров, взгляд всё глубже уходил внутрь, мозги непрерывно и произвольно прокручивали вчерашний день в поисках ошибки. Это было бесполезно, так как другие мозги ошибку всё равно находили, и совсем не ту, которую можно было подозревать. Так и сидели шестеро против шести в полном бессилии и незнании. В ожидании удара. Владелец других мозгов, сидевший в торце стола, свою долю выволочки получивший в кабинете с удобствами, аккуратно обстучал пальцами пачечку листов, положил на них кисти обеих рук, и вместе с глубоким медленным вдохом, как бы поднимая секиру, выпрямил спину, шею, прямо утвердил голову, и устремил тоже невидящий взгляд в пространство между лбами, и дальше, в стену, и сквозь стену, и вообще чёрт его знает куда. Такая в этом доме была манера – смотреть и давать понять, что “Я тебя в упор не вижу”. А почему – при случае станет ясно.

Союз продолжал непрерывно жить по предначертаниям. Если одно из первых гласило, что «когда лес рубят – щепки летят», то последнее давало понять лесорубам, что без работы они никогда не будут, так как «чем дальше в лес – тем больше дров», ну и, естественно, щепок.

Вы уже, конечно, догадались, что за столом сидели лесорубы, а вернее, их десятники, и что последнее предначертание, если изложить его не в просторечьи, а так, как написано в главной газете страны «Истинная ПРАВДА», звучало хоть и нелогично, но апокалиптически неотвратимо: «Чем ближе Рай, тем больше крови»! (Опять меня кинуло в афоризмы! Вообразил из себя Козьму Пруткова! На самом-то деле было сказано: «С приближением к коммунизму классовая борьба обостряется.»!). Что вам непонятно?

А понятен вам всефасадносоюзный лозунг «Победа коммунизма неизбежна»?! Т. е. катаклизменно неотвратима! Вот эта неизбежность глупости и рожала все предначертания, по которым жил Союз.

Все в Союзе постулат сей затвердили – от школьника до самого смердящего зэка, все с глубоко понимающим видом кивнули головой, и тут же со смертным страхом оглянулись! Раз, другой, третий! И завертели головами, как самолёты винтами! Чтобы не пропустить тот миг, в который кто-то подумал только! – направить в твою сторону указующий, доносящий, погубительный палец! Чтобы опередить! И упечь его раньше!

Ну, а лесорубам только того и надо – кто не успел, того сразу в разряд щепок зачисляли. Ах, ты не щепка? Докажи! А как щепке доказать, что она не щепка? Невозможно никак. Разве что на других щепок указать. Иногда это спасало. Временно. Пока держали в подразряде щепок-указателей. Но всё равно все щепки попадали в костёр. Попадали в костёр и сами лесорубы. Ведь они были ещё более советские люди, чем все остальные, подошли к Раю, (то бишь, к коммунизму), ещё ближе, стало быть и классовая борьба в их коллективе была ещё острее. Вот поэтому они и не смотрели друг на друга, знали, что в каждый миг кто-то из них может оказаться щепкой, тьфу, врагом народа, и надо успеть! Успеть! Первым ткнуть пальцем!

Кто-нибудь может сказать: ну какая же это классовая борьба! Так, банка со скорпионами! И глубоко ошибётся! И ещё скажет: ну какие же там классы? Ведь у нас теперь только один класс – пролетариат? Остальных-то мы вырезали! И тут будет прав. Один класс остался. И не забудем для будущих рассуждений, что остался именно пролетариат.

А в чём ошибка? Да в том, что эта голова забыла одно древнее предначертание, гласившее, что Рай можно создать в одной отдельно взятой стране. Так почему же не быть классовой борьбе в одном отдельно взятом классе?

Но не на пустом месте пришла эта мысль в голову варнака Кобы. Ох, варила у него голова! Первый сообразил, что пролетариат из-за своей плебейской природы изначально не способен, как им ни руководи, построить что-нибудь путное. А тем более – Рай! Почесался, наверное, что не на ту карту поставил, да деваться некуда, хоть что-то надо спасать.

Итак, чем же можно объяснить систематическое появление, на протяжении известной нам истории человечества, явных выродков, то есть существ в человеческом обличии, выбивающихся из нормы рода. Назову только тех, с кем довелось жить в одно время ещё живым нашим людям: это Ленин, Сталин, Гитлер, Пол Пот, теперь вот Каддафи. Это, конечно, не все, но не у всех есть длинные руки.

Как говорится, наука не знает. Остаётся только догадываться, опираясь на факты, то есть подходить почти научно. А факты таковы, что во всех этих случаях нередкие генные повреждения попадали в питательную народную массу, и на ней взращивались. Или, более конкретно, шизики, повреждённые ещё при зачатии, кликушествуя, легко убеждали доведённый войнами тоже до шизоидного состояния народ, что их идея есть спасение для всех. Наполнившись идеей, народ, как всегда, с радостью и надеждой на это спасение, вручал шизикам власть, и пошло-поехало.

Далее, по известной формуле, получатель власти с первого же дня начинал охранять её и укреплять. Охранять от народа, который дал эту власть и укреплять её контрфорсами силовых структур, как сейчас говорится, чтобы народ не смог её больше ни отнять, ни передать. При этом сначала убеждают всякими способами тех, кто голосовал против, вторыми идут те, кто не голосовал совсем, их также всякими способами убеждают, что так делать нехорошо, третьими, по закону истории, идут те, кто слишком рьяно поддерживал кандидата и пообещал народу больше, чем хотел кандидат, потом периодически проводятся акции устрашения через примерное истребление отдельных групп возможных идейных противников.