Текст книги "Кыпчаки / половцы / куманы и их потомки: к проблеме этнической преемственности"

Завоевание Родины

Вначале я хотел назвать этот раздел «обретение родины», но подумав, как происходило это «обретение»: путём уничтожения, изгнания и покорения местных племён, зная, что таким же образом «обретут» её через 200 лет после прихода половцев монголо-татары, заменил слово «обретение» на «завоевание», что более точно характеризует данный процесс.

Итак, установление на востоке Великой степи господства киданей вызвало новое перемещение кочевых племён, в том числе и кунов. В сообщении Марвази о кунах отмечалось, что «они были христиане-несториане» (Кляшторный, Султанов, 2004, с.133), а в 998 году кидани («китаи») изгнали от своих границ всех несториан (Гумилёв, 2002, с.664), в том числе и кунов. Хотя далеко не все куны были христианами (о том, что они христиане нет сообщений во всех, кроме Марвази, источниках, упоминавших кунов), они были вынуждены бежать, «боясь Кыта-хана» (Марвази). Поселившись на новых, очевидно тесных пастбищах (возможно, в восточных отрогах Тянь-Шаня), куны стали подвергаться набегам новых соседей – племен каи. Особо масштабное нападение на них каи повлекло за собой целую цепь миграций, вроде «малого переселения народов». Начало переселения можно датировать годом последнего упоминания каи и кунов вместе (1029 г.), а его концом – временем встречи на южной границе Руси князя Всеволода с половцами (сары) хана Болуша (1055 г.). Хотя возможно, что это был один из первых отрядов переселенцев, что миграция ещё не завершилась. Неизвестен точный маршрут следования племён. Известно, что путь их начался с Монгольского Алтая, шёл через Джунгарию и Семиречье, далее продолжался по территории, которая с 1030 г. стала известна в восточных источниках как Дешт-и Кипчак (эта миграция и способствовала возвышению кыпчаков), в каком-то месте мигранты переправились через Волгу (Итиль) и продолжили движение дальше на запад.

Каковы были отношения мигрантов с племенами на их пути, каково было взаимоотношение между племенами-мигрантами? Источники молчат. Вероятнее всего, узнавая о приближении такой массы мигрантов, кочевники в спешке бежали прочь, не успевшие откочевать вовлекались в движение. Очевидно, так произошло с куманами, которые при приближении переселенцев сами снялись со своих мест и откочевали, причём в ту же сторону, куда и пришельцы. Если в пути до Волги мигранты, очевидно, двигались в определённом порядке: каи – куны – сары – куманы, возможно, торки, то, перейдя через Волгу, так сказать, «нарушили строй»: после относительно узкого «коридора» пути перед ними простирались без конца и края степь, занятая немногочисленными, а потому слабыми, племенами. Бывшие враги в новых условиях превратились в союзников, но путь их разделился. Судя по этниконам, закрепившимися за племенами, сары прошли по северной части причерноморских степей и стали известны на Руси под названием «половцы». Куманы – по южной, дав свой этноним в качестве названия (этникона) и другим, пришедшим с ними племенам, а куны проследовали между ними, первыми достигнув границ Венгрии, став там этниконом для остальных кочевых пришельцев.

Каи, следовавшие в арьергарде, остались в странах Восточной Европы почти неизвестными. Лишь на Руси в составе Чёрных Клобуков (союзные русским князьям тюркские племена – «остатки» разгромленных половцами печенегов, торков и берендеев, объединившиеся около 1147 г. в союз) в 1160 г. упоминаются «каепичи» – от кайопа (древнерусская форма типичного для половецких племенных названий типа «токсоба, йетоба» и т. д.). Вероятно, на новом месте племена каи были не так многочисленны и сильны как прежде (ведь часть каи осталась на прежней территории, где и упоминаются М.Кашгари в 1070-х гг., в то время как куны и сары ушли полностью и потому не упоминаются). О каи напоминает эпитет одного из известных в своё время половецких ханов – Тугоркана, прототипа былинного Тугарина Змея (вариант – Змеевича). Сей хан был тестем киевского князя Святополка, и когда Тугоркан погиб в набеге на Русь (1096 г.), зять его похоронил и забрал к себе часть племени тестя, поселив их в Поросье, где среди печенежских погребений были обнаружены половецкие (Плетнёва, 2010, с.99). Один из сыновей Тугоркана стал основателем дворянского рода Половцовых Псковской губернии. Возможно, часть каи вошла в состав хорошо известных в XII в. токсобичей (как и каи они были, по сообщению арабского историка Ан-Нувайри, «татарского», т. е. монгольского происхождения): местность, где находились их зимние «вежи» изобиловали топонимами типа Змиев и т. п.

Итак, время и примерный маршрут новой миграции кочевников восточных степей, согласно данным источников, предстают следующим образом:

1027 г. куны и каи становятся известны аль Бируни, о чём он сообщает в 1029 г., эти племена тогда находились где-то близ страны енисейских кыргызов;

1030 г. Насири Хосроу свидетельствует о возвышении кыпчаков, чьим именем стала называться степь к северу от Хорезма;

1055 г. князь Всеволод встречает половцев хана Блуша близ границ Переяславльского княжества;

1059 г. половцы зафиксированы вблизи Киева;

1067 г. половцы, или возможно, куманы захватили близ византийского Танаиса в низовье Дона славянское поселение, назвав его Азак (Азов);

1074 г. Махмуд Кашгари упоминает племена каи на их прежней территории, очевидно, это оставшаяся часть каи;

1078 г. тмутораканский князь Олег ведёт половцев на Чернигов;

1078 г. куманы в низовье Дуная;

1086 г. в Венгрии свергнутый король Шоломон привел кочевников, вероятно, кунов, вернуть престол;

1092 г. галицкий князь Василько пошёл с половцами на поляков; очевидно, из древнерусского «половцы» происходит польское и чешское «плавци», а также венгерское «палоцок»;

1096 г. упоминание в Ипатьевской летописи «сарыкине» (т. е. сары + куны) и «кумане, рекше половцы»;

1097 г. киевский князь Давыд Игоревич с половцами хана Боняка разбивают венгров; в том же году половцы занимают город Тмутаракань.

Численность пришедших племён

Первым из советских исследователей, сделавшим попытку определить численность половцев (включая кунов, куманов и каи), был А.И. Попов. Он пишет «что касается численности всех половецких племён и родов, то с самого начала их деятельности в южнорусских степях надо считать общее число половцев (с женщинами и детьми) сотнями тысяч». Почему именно так, а не иначе? А потому, что «несомнено верное указание летописи на то, что в первой четверти XII века половцы были почти полностью вытеснены русскими за пределы этих (т. е. южнорусских – Ю.Е.) степей говорит о том, что о миллионах здесь речь идти не может; иначе такое территориальное смещение огромных масс кочевого населения разбойничьего склада нашло бы отражение в областях, куда было направлено это смещение» (Попов, 1949, с.98).

Есть сведения письменных и археологических источников о перемещении большого числа половцев в конце XI и в начале XII века на Северный Кавказ, о чём косвенно свидетельствует падение древнерусского Тмутараканского княжества. Наконец, грузинские летописи прямо сообщают о появлении на Северном Кавказе племенного объединения хана Атрака (1106 г.) и о переходе его орды, численностью около 250 тыс. человек, в Грузию (1118 г.). Примерно в те же годы грузинские источники упоминают страну Великую Кипчакию (Диди Кивчакти) с центром на реке Сунже (кстати, отсюда, из ставки хана Севенча прибыл в Грузию ив 1186 г. стал мужем царицы Тамары русский князь Юрий, сын Андрея Боголюбского).

Очевидно, опираясь на мнение А.И. Попова, следуют приблизительные данные о численности половцев в работе Л.Н. Гумилёва – 300–400 тыс. (Гумилёв, 2002, с. 306) и у С.А. Плетнёвой– 500–600 тыс. чел. (Плетнёва, 1990, с. 115–134). На чём основаны эти расчеты? Они обычно базируются на данных летописи о числе воинов у того или иного хана. На какой год или хотя бы век, нет ответа. Даже на время прихода этих кочевников данные цифры представляются заниженными. Дело в том, что в 1064 году, описывая вторжение узов (торков древнерусских источников), византийский историк Михаил Атталиат (умер в 1085 г.) определил их численность в 600 тыс. человек. По мнению С.А. Плетнёвой, в составе половцев «преобладали 40-тысячные орды», а орд не менее 12–15 (откуда эти данные?), поэтому численность всех пришедших племён составляет 500–600 тыс. в начале XII века (Плетнёва, 2010, с. 125–126).

Л.Н. Гумилёв, не приведя никаких аргументов, оценил численность половцев (очевидно на всё время их существования в южно-русских степях) в 300–400 тысяч (Гумилёв, 2002, с. 306). А ведь пришельцы сумели изгнать не только торков с их земли, но и печенегов. Что-то не верится в достоверность этих данных наших исследователей. В разных источниках наибольшее число воинов некоторых половецких ханов определялось в 40 тыс. человек: у Тугоркана и Боняка в 1091 г., у Атрака в 1118 г., у Котяна в 1239 г.! Многовато совпадений! Выяснилось, что число это сакральное у средневековых тюрков и означает «великое множество». Действительно, когда стали подсчитывать число пришедших в Грузию с ханом Атраком воинов, то их оказалось не 40 тыс., а 50 (Мургулия, Шушарин, 1998, с. 94).

В настоящее время имеются публикации, где определение численности населения (народов, в том числе кочевых) базируется на более совершенной методике. Одна из них – исследование Кульпина «Золотая Орда: судьбы поколений». В нём приводятся научно обоснованные оценки численности населения на разные даты в соответствии с демографической ситуацией, которая сама зависит от множества разнообразных факторов. Определяя численность монголо-татар в период становления Золотой Орды в 300 тыс. чел., в том числе 60 тыс. воинов в 1242 г., автор считает, что через 40 лет число их утроилось и составило 900 тыс. человек, а через следующих 40 лет – 2,7 млн человек, т. е. прирост численности 5 % ежегодно. Э.С. Кульпин пишет: «Кочевники сухих центральноазиатских степей с их ограниченным объёмом фитомассы, придя в богатые травостоем степи Юго-Восточной Европы, получили возможность стать ещё более сильными и богатыми, перейти от простого (т. е. обычного Ю.Е.) к расширенному демографическому воспроизводству» (Кульпин, 2006, с. 31–33). Вполне научно обоснованный подход к определению численности кочевого населения, хочу лишь добавить, что следует учитывать и природные катаклизмы – суровые зимы, летние засухи, степные пожары и различного рода эпидемии (сообщения об этом имеются в летописи, надо лишь их читать внимательно).

Исследователи кочевых обществ отмечают прямую зависимость их благосостояния и численность племени от численности и состава их скота, способного их прокормить. Консервативность экстенсивного кочевого хозяйства, его зависимость от природы не способствует постоянно ровному демографическому росту: частые природные катаклизмы – стужа зимою, гололедица весной, засуха летом – вызывают падеж скота, а это значит голод, болезни, повышенный уровень смертности, а то и вымирание целых родов; демографическая нестабильность приводит в целом к медленному росту (в лучшем случае) численности населения (Тортика, Михеев, Кортиев, ЭО, 1994, № 1, с. 49–61; Кириков,1979, с. 15–17).

Всё вышеизложенное касается и численности половцев. Если определить их численность в период прихода в южнорусские степи в 300–350 тыс. чел. (минимальное, по моему мнению, число для разгрома торков и других племён, для удержания их в покорности), то к началу XIII века численность их будет не менее 1 млн человек. При оценке численности конкретных племён, пришедших в XI веке, следует учесть свидетельство Марвази о том, что каи были многочисленнее кунов, а последние численно преобладали над сары. К сожалению, более-менее количественные оценки, в том числе и из-за смешения в источниках этниконов пришедших племён, невозможны. Возросшая в конце XI – начале XII века численность пришельцев отразилась на активизации половецких набегов, в том числе и на Русь, на заселении ими степей Северного Кавказа и в появлении новых родовых и племенных образований, этнонимии которых были зафиксированы в древнерусских источниках.

Военные успехи Владимира Мономаха в борьбе с половцами оградила на время их набеги на русские княжества, но не сломили так, как это сделал Ярослав Мудрый с печенегами в 1036 году или объединённые отряды киевского, переяславльского и черниговского князей с торками в 1060 году.

Своей численностью половцы и куманы настолько превосходили печенегов и торков вместе взятых, что изгнали их из причерноморских степей и, хотя из-за своей политической раздробленности (как, кстати, и русины) не сумели отразить монголо-татарское нашествие, составили вместе с кыпчаками этническую основу населения, особенно кочевого, Золотой Орды.

Утвердившись на новой родине, пришлые племена перестали враждовать между собою, превратившись в естественных в новых условиях союзников (в русских летописях нет сведений о военных столкновениях между половецкими, под которыми понимались также куны и куманы, племенами). Наступившая безопасность, обилие корма для скота способствовали расселению крупных племён по их составным частям – родам и подродам.

В XII веке в древнерусских летописях и в художественных произведениях, например, «Слове о полку Игореве» кроме общих, уже утвердившихся этниконов, появляются новые, ранее неизвестные, наименования племён. Уже в 1097 году упоминаются бурчевичи (тюркск. – бурджоглы), чьи вежи (укреплённые стоянки) находились в бассейне левого притока Днепра реки Самары, где есть и речка с характерным названием Волчья (тотем этого племени). Многие, «чисто» половецкие племенные названия были с окончанием на «оба, опа», т. е. – род, племя, например, токсоба (в летописи – токсобичи), етебичи, кулобичи, терьтробичи, каепичи; по начертанию тамги (родовой знак, метивший скот) – бурчевичи или по тотемному животному – бурновичи (бурли, эльбурли от тюркского бёри – «волк, народ волка»).

Подчас племена называются именем хана, например, улашевичи, чагровичи, тарголове, отперлюеве, эльтукове, а ханы – этнонимом, например, Аепа («род месяца»), Алтунопа («золотой род»), Арсланопа («род льва»), Урусоба («боевой род», а не «русский»), Асупа («род асов», т. е. алан), Китанопа (возможно «киданский род»), Куман, Башкорд. Вполне возможно, что люди с такими именами в те времена являлись вождями, в данном случае ханами, беками или беями племён и родов с соответствующими названиями.

Этот факт, а так же данные археологии, в том числе география расположения каменных изваяний, свидетельствуют о том, что новые мигранты обосновались на определённых территориях, закрепив их за собой. По мнению некоторых исследователей, по-моему, вполне обоснованному, чувство «обретения» родины окончательно утверждается в третьем поколении (Кульпин, 2008, с.34). Если это так, то половцы, куны и куманы, наконец, обрели себе новую родину и включаются в жизнь, прежде всего политическую, своих новых соседей.

Осваивая новые места, пришельцы застали прежнее население, кочевое (печенеги, торки, возможно отдельные группы булгар и алан) и оседлое (аланы и славяне). Основная масса этих кочевых племён откочевала на запад, к границам Венгрии и Византии, уцелевшие оседлые жители долины многих рек, в частности бассейна Дона, подчинилась новым господам степи. Печенеги и торки, оказавшиеся под властью половцев в 1116 г. подняли под русской крепостью Белая Вежа (Саркел) восстание и, потерпев поражение, бежали на Русь, в 1117 г. ушли на Русь и жители Саркела. В 1111 и 1116 гг. русские князья в походе на донецких половцев заняли их «городки» Шарукань, Балин и Сугров, жители которых, в частности Шаруканя, оказались ясами, т. е. аланами, к тому же исповедовавшими христианство.

Расовый состав куманов/половцев/кунов

Физический облик новых мигрантов до сих пор досконально не изучен. Единственно установлено что: 1) этноним половцы/сары не имеет к внешности его носителей никакого отношения; 2) судя по антропоморфным каменным изваяниям (кстати, куманы их не ставили) среди половцев и кунов были люди и монголоидного, и европеоидного облика. Также следует помнить, что ввиду субъективности письменных источников в фиксации расовых черт тех или иных народов, они не могут считаться полностью достоверными.

Однако остаётся много вопросов о расовых чертах конкретных этнических и племенных групп: так как наличие в них представителей разных рас предполагает развитие процесса метисации и появления смешанных групп, однако как и в каких конкретно группах он протекал, не известно. Можно чисто теоретически предположить, что каи и куны, как обитатели более восточных районов Азии, являются монголоидами, а куманы, как наиболее западные из них – европеоидами, ну а половцы где-то между ними. Надёжность письменных источников в этом вопросе весьма сомнительна!

Что касается предположения о связи географии прежнего обитания данных племён с их расовым типом, то профессиональные палеоантропологии пишут: «В Южной Сибири, на Алтае, Тянь-Шане, Казахстане и южнорусских степях антропологический тип тюркских кочевников характеризовался разной степенью смешения монголоидной и европеоидной рас. Однако соотношение монголоидных и европеоидных черт в расовых типах отдельных племён… не идёт строго последовательно с востока на запад» (Гинзбург, Трофимова, 1972, с. 238).

Решение вопроса антропологической принадлежности рассматриваемых племён крайне затруднено этническим разнообразием кочевников Северного Причерноморья – тут и булгары, и печенеги, и торки с берендеями, и прибывшие куманы, половцы, куны и каи.

Поэтому археологи, особенно в прошлом, из-за специфики своей профессии не стремились определять расовую принадлежность останков в погребениях кочевых племён, их задачи были другие. Расовой идентификацией древних людей по их черепам занимаются специалисты по краниологии, лишь в настоящее время этой специализацией овладели и археологи. По имеющимися в настоящее время достоверным по этнической и хронологической идентификации данным, а они пока немногочисленны, следует, что половцы, т. е. все прибывшие в

XI в. кочевые племена характеризовались (данные о половцах Нижнего Поволжья) слегка уплощенным (зигомаксиллярный угол 132,9), широким, очевидно скуластым (скул, диаметр 142,7 мм), т. е. явно монголоидным лицом, но со значительно выступающим (угол выступания 30,4 градуса), характерным для европеоидов. Данные Г.Ф. Дебеца о расовой принадлежности кочевников XII века на территории Украины (см. таблицу в приложении) этнически и хронологически не разграничены и поэтому для определения точного физического облика половцев в период их прихода в южнорусские степи не достоверны. Мнение С.А. Плетнёвой о том, что кочевники XI–XIII вв. внешне «почти не отличались» от степняков VIII–X вв. (Плетнёва, 2010, с. 44–45), ошибочно. Отличались даже куманы от половцев, последние – более монголоидны. Если, например, сары, т. е. собственно половцы– выходцы из сары-тюргешей Семиречья VIII–X вв., то для них были характерны среднеширокие (скуловой диаметр 137,3 мм), обычные для европеоидов лица, но слабо выступавший нос (угол выступания 23,8) свидетельствует о монголоидной примеси. А если они из состава басмылов, потомки древних тюрков-сары, тогда они – более монголоидны.

Таким образом, физический облик половцев / кунов / куманов остаётся во многом неясным, приблизительным. Мнение же известного археолога С.А. Плетнёвой о том, что «внешне они (половцы – Ю.Е.) выглядели как узбеки или туркмены» (Плетнёва, 1988, с. 23) не соответствует истине.

Я бы сравнил внешность половцев с внешностью современных башкир – такая же гамма различных типов перехода от монголоидной расы к европеоидной, тем более, что в XII веке часть предков башкир были в составе племён Дешт-и Кыпчака и в составе половцев – племя хана Башкорта (1159 г.).

Язык куманов/ половцев

Одним из надёжных источников половецкого/куманского языка является «Кодекс Куманикус», составленный в Крыму в период 1294–1303 гг. Словарь представляет собой две сшитые тетради. В одной помещены два списка, первый содержит в себе 1560 латинско-персидско-куманских слов-значений, помещённых в порядке латинского алфавита; во втором записано 1120 латинско-куманских и 140 арабоперсидских слов, объединённых в смысловые группы, из которых наиболее интересны сведения о социальной структуре куманов. В другой тетради содержится немецко-куманский словарь, состоящий из фраз и слов разного содержания, а также христианские тексты и загадки на куманском языке (Плетнёва, 2010, с. 132–133).

По данным этого словаря для языка куманов было характерно: начальное «й» вместо «дж» в словах-существительных, напр., йол («дорога»), йылан («змея»), йигит («молодец») и т. д., начальное «х» в слове хатун («госпожа»), хъаз («гусь»), но начальное «к» в словах кан вместо хан, кам вместо хам (шаман), конечное «х» вместо «к»: йох («нет») вместо йок, казах («бродяга, человек без рода-племени») вместо казак. Звучание многих слов в «Кодексе Куманикусе» соответствует восточному, по классификации М. Кашгари, наречию тюркского языка, например, мен («я») вместо бен в западном, бас («голова») вместо баш, «ц» вместо «ч»: в Ипатьевской летописи под 1179 г. Кончак назван Концаком. В других источниках («Тюркско-арабский словарь», 1245 г. и «Словарь Абу-Хайана», 1313 г.), составленных на основе тюркских мамлюков Египта, среди которых были огузы, кыпчаки и половцы, был представлен диалект западного наречия.

Тюркологи-лингвисты установили, что куманы/половцы говорили на двух диалектах единого языка, очевидно сочетающих особенности обеих наречий. Это вполне объяснимо: в южнорусские степи в XI веке племена, которые, судя по их «исторической родине» говорили на восточном наречии тюркского языка; продвигаясь по Дешт-и Кипчаку, восточные тюрки, говорившие на восточном наречии древнетюркского языка, несомненно «прихватили» с собой местные племена, например, куманов, говоривших на западном наречии. Дочь византийского императора Алексея Анна в рассказе о войне печенегов с византийцами и куманами (1091 г.), сообщила, что перед битвой один из главных печенежских военачальников, надеясь разорвать греко-куманский союз, «явился к куманам – последние (т. е. куманы) говорили на одном с ним (печенегом – Ю.Е.) языке» (Комнина, 1996, с.236). Трудно поверить в сообщение человека, не знающего язык, о котором говорит. Но, с другой стороны, оба этих народа говорили на одном – древнетюркском – языке, точнее, на диалектах западного (по Махмуду ал Кашгари) его наречия.

Уже достигнув цели движения, пришельцы подчинили не успевших уйти печенегов и торков, со временем частично смешаться с ними, в том числе и в языковом отношении. Венгерский тюрколог Йожеф Торма, исследуя кунское «наследие» в диалектах венгерского языка и сопоставляя кунскую лексику (в венгерском) с казахской, а казахский язык относится к ногайско-кыпчакской, т. е. восточной, ветви кыпчакской группы тюркских языков, нашёл более 40 кунско-казахских соответствий (Торма, 1995, с. 57–68). Из этого следует, что куны и половцы говорили на восточном наречии древнетюркского языка, что не противоречит географии их местожительства до эмиграции на запад.