Текст книги "Новый аттракцион"

Новый аттракцион
Юрий и Аркадий Видинеевы

© Юрий и Аркадий Видинеевы, 2024

ISBN 978-5-0062-2890-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Он давно уже не был хозяином своей судьбы и своих поступков

Экспериментально было установлено, что целостная картина всего, попадающего в поле нашего зрения, только на 50% формируется из информации, которую мы «видим».

Остальные 50% «домысливаются» нашим головным мозгом, чтобы скрепить между собою отдельные фрагменты информации, поступающей в него в качестве «увиденной», и тем самым уберечь их от полной утраты для нашего сознания.

Вот эти 50% «домысливания» и становятся объектом манипуляций для фокусников, чародеев и колдунов.

Самые сильные манипуляторы, захватив власть над 50% «домысливания», распространяют её и на остальные проценты субъективного восприятия, а, попавшие под воздействие их чар люди, «видят» то, что те повелевают им «увидеть».

О! какими страшными бывают те видения!

А иногда они бывают такими сладкими…

Но, какими горькими становятся разочарования, когда обнаруживается обман, наведённый манипуляторами!

*

Его карие глаза вначале пожелтели от тяжёлой обиды, а затем загорелись злобным красным огнём. Он издал утробный клокочущий рык:

«А-а-а-а!!!»

Его голова запрокинулась, на шее вздулись артерии, рык перешёл в протяжный, вселяющий ужас вой:

«У-у-у-у-у!!!»

«Экий обидчивый человек…

Подумаешь, плетью огрел его по спине за то, что лошадь моя от него, как от дикого зверя шарахнулась, вытряхнула меня из седла и умчалась, как заяц от лисы…», – испуганно пролепетал вмиг онемевшими губами молодчик, первый гуляка и забияка во всей округе, и зажмурился, не выдержав грозной силы огнём горящего взгляда.

Мощный толчок в грудь сбил забияку с ног. Страшный вой перешёл в ещё более жуткое рычание.

«Волк!!!» – взорвалось в голове у гуляки, когда, открыв глаза, он, припечатанный лопатками к земле навалившейся на него тяжёлой тушей, увидел перед своим лицом всё тот же, пылающий яростной злобой взгляд и оскаленную звериную пасть.

Время для забияки замедлило свой бег. Он не смел пошевелиться от сковавшего его ужаса. Мстительный волчий взгляд лишил его всякой воли к сопротивлению. Он снова зажмурился от страха и почувствовал, как острые волчьи клыки вгрызлись в его горло, пронзив его жгучей болью. В горле забулькала кровь, сознание взорвалось, как осколочно-фугасный снаряд, и угасло.

*

Человек подошёл к ручью и стал жадно пить холодную воду. Напившись, он долго умывался, отмывая кровь с усов и с бороды, затем отстирал от свежей крови свою рубашку.

Дойдя на исходе дня до ближайшей деревни, человек осенил себя перевёрнутым чернокнижным знамением и, выслушав телепатическое наставление невидимого Проводника, уверенно постучал в окошко одинокой, приятной во всех отношениях женщины-недотроги.

Та встретила его настороженно:

«Подать кружку воды запоздалому путнику? Это можно».

Пока она выносила из дома кружку с водой, женщина успела прикинуть, к кому направить путника на ночёвку.

Когда путник пил воду, женщина, встретившись с ним взглядами, впала в странное состояние: она вдруг стала говорить и делать всё не так, как требовала её всем известная нравственность, а совсем по-другому, будто кто-то овладел её волей и начал управлять её словами, движениями, намерениями. В ней появилась всегда презираемая ею раскованность и игривость бессовестных похотливых кумушек, их дурашливая смешливость и неприкрытое желание отдать своё тело сильному и ненасытному самцу. Она оживлённо захлопотала, подавая к столу обильное угощение, растопила баньку, приготовила для путника чистое бельё штаны и рубашку, оставшиеся от её покойного отца, сложила всё это в предбаннике.

Купаясь после того, как путник, напарившийся, выкупавшийся, одевшийся в приготовленную ею одежду, прошёл в дом, женщина почувствовала в себе такой неудержимый прилив чувственности, которого она не знала прежде.

«Глупости!» – попробовала взять себя в руки женщина-недотрога.

«Но, какой он твёрдый, уверенный в своих силах…

Какой у него притягательный, властный взгляд, от которого в жар бросает и слабеют колени…» – подумала женщина, одеваясь. – «А вдруг он начнёт меня раздевать?»

На этот трудный вопрос у женщины не находилось ответа, и она пошла в дом, охваченная смятением, и боясь, и втайне желая от своего нежданного гостя проявления той звериной страстности, которую она угадывала в нём безошибочным женским чутьём.

За столом женщина почувствовала, что ей доставляет удовольствие потчевать гостя кушаньями и подливать ему сладкие хмельные напитки, а он, насытившись, перехватил её выжидательно трепещущий взгляд, и она утонула в его ответном взгляде, как как в бурном водовороте.

*

Прошло три сказочно прекрасных дня, наполненных для женщины многократными и долгими воспарениями к неземному блаженству.

И наступило утро дня четвёртого – самого чёрного дня в жизни женщины: её мужчина исчез.

Не попрощавшись, не объяснившись.

Что скажут теперь о ней, о бывшей женщине-недотроги, жители их деревни?

Что может она ответить и им, и себе самой?..

*

Мужчина вновь подошёл к ручью, в котором он несколько дней назад отмывал от по-волчьи пролитой им человеческой крови свои усы и бороду, отстирывал свою рубашку, и стал жадно пить холодную воду.

Он давно уже не был хозяином своей судьбы и своих поступков.

«В путь!» – услышал мужчина телепатическую команду своего невидимого Проводника, и его карие глаза вначале пожелтели от обиды за эту его гнусную, богопротивную подневольную жизнь, а затем запылали красным огнём его застарелой бессильной злобы.

Он издал утробный клокочущий рык:

«А-а-а-а!!!»

Его голова запрокинулась, на шее вздулись артерии, рык перешёл в протяжный, вселяющий ужас вой:

«У-у-у-у-у!!!»

Что в ней такого?!

Прошлое вспоминать не хочу: оно токсично. Размышлять о будущем глупо: оно жестоко насмехается над тем, кто не понимает, что его главное свойство – непредсказуемость. А настоящее скрывается от глаз и от ума за иллюзиями, порождающими обманчивые образы и заблуждения относительно их истинной сути. Однако, вопреки рассудку, я не могу избавиться от токсичных воспоминаний, не могу не строить планов на будущее и отказаться от наивных попыток проникнуть в суть настоящего.

У прошлого много замаскированных ловчих ям и капканов. Оно внезапно овладевает памятью и играет с нею, как кошка с мышкой.

Я снова падаю в ловчую яму прошлого и вижу там обыкновенную девчонку в тот день, когда впервые заметил её в стайке весёлых подруг. Меня поразила её улыбка, лёгкая и светлая, как лучик ясного солнышка. Эта улыбка мягкой лапкой коснулась моей души, наполнив её неизведанной прежде сладостью. Я завороженно смотрел на ту девчонку, чтобы ещё и ещё раз насладиться её улыбкой. Она заметила это и всякий раз, перехватывая мой полный ожидания взгляд, дарила мне в тот памятный день свою лучик-улыбку.

На этом бы всё и закончилось, но случилось так, что наши родители познакомились, подружились и стали часто приходить друг к другу в гости, посемейному, а значит, вместе с нами. И вскоре я начал задаваться вопросом:

«Что в ней такого, что мне хочется видеть её каждый день?!»

Мы были тогда детьми.

*

Мой отец приобщил меня с пятилетнего возраста к своему любимому спорту – боям без правил. Вначале он готовил меня к этому виду спорта сам, в своё свободное время. Когда мне исполнилось семь лет, он отвёл меня в секцию к своему бывшему ученику – совсем ещё юному парню – обладателю чемпионского пояса по версии М-1. С первого же дня тренировок этот тренер стал мне вторым отцом и моим кумиром, а над моим письменным столом, за которым я выполнял домашние задания по школьной программе, появился его портрет.

– Какой красивый парень! – завороженно уставилась на этот портрет моя подружка с солнечной улыбкой Алёнка.

– Это мой тренер! Чемпион России по боям без правил! – ответил я, гордясь тем, какое впечатление произвёл на неё мой кумир.

– Что хорошего в таком жестоком спорте? Другое дело шахматы, волейбол, а ещё лучше – художественная гимнастика!

– Бои без правил – это и ум шахматиста, и упорство волейболиста, и скоординированность гимнаста, – возразил я.

Годы изнурительных тренировок не прошли для меня даром. На областных соревнованиях бои были напряжёнными. Победы добывались с большим трудом. Для них, кроме филигранной техники, мудрой тактики и умения стремительного реагирования на атаки противника, требовалась удача. Удача с большой буквы. И она сопутствовала мне!

Алёнка сидела в зале рядом с моим отцом и её лучики-улыбки придавали мне силы.

Я занял на тех соревнованиях первое место.

Меня обнимали и поздравляли с победой мои друзья по команде. Я задержался с ними, обсуждая, когда и где мы отпразднуем нашу победу в командном зачёте. Мнения разделились, поэтому обсуждение затянулось. Когда я, наконец, разыскал в вестибюле отца, то Алёнки возле него уже не было. На мой вопрос, куда она подевалась, отец беспечно обронил:

«Она уехала с тренером».

Она стала неразлучна с моим тренером, а я с тех пор разлучился с ним, навсегда уйдя из того спорта, который сросся с моей душой и с моими мечтами.

Вот цена моих представлений о сути того, что составляет настоящее, о том, каким быть моему будущему!

Я вырвал из своей души и этот спорт, и девушку с лучиком-улыбкой:

«Что в ней такого, чтобы я не забыл её в скором времени так же, как я забыл ту кочку, о которую споткнулся когда-то во время пробежки по пересечённой местности, упал и очень сильно ушибся?!»

Мы с ней уже повзрослели.

*

После того, как я храбро вырвал из своей души и спорт, и девушку с восхитительным лучиком-улыбкой, что-то сломалось в моей судьбе. Всё в моей жизни вдруг стало происходить не как у нормальных людей. Я не роптал, не выворачивал ни перед кем душу наизнанку на эту тему ни в целях самоуничижения, ни в поисках чьего-то там сочувствия. Жизнь во всех её проявлениях должно принимать такой, какая она есть, а себя постоянно совершенствовать, но не в сторону удачливости через ловкачество, а в сторону справедливости к окружающим, пусть даже в ущерб своему шкурному интересу. Иногда это у меня получалось, но не благодаря каким-то личным заслугам, а только по наущению свыше.

Дважды я был женат и оба раза очень неудачно.

Почему?

Для себя я решил: это потому, что я не нашёл свою вторую половинку в этой жизни.

А, может быть, потому, что не смог её удержать?

*

Временами мне вновь и вновь вспоминается тот день, когда впервые заметил Алёнку в стайке весёлых подруг. Меня поразила её улыбка, лёгкая и светлая, как лучик ясного солнышка. Эта улыбка мягкой лапкой коснулась моей души, наполнив её неизведанной прежде сладостью. Я завороженно смотрел на ту девчонку, чтобы ещё и ещё раз насладиться её улыбкой. Она заметила это и всякий раз, перехватывая мой полный ожидания взгляд, дарила мне в тот памятный день свою лучик-улыбку. И, вспоминая это, я начинаю злиться на себя:

«Что в ней такого, что я до сих пор не могу её разлюбить?!»

Вот страсти-то какие…

Панкрат зловеще шагал по улице, оскверняя астрал нечистотами своей сатанинской ауры.

Односельчане, зная из жутких, во многом неверных и сильно преувеличенных слухов о тайных делах Панкрата, старались не попадаться ему на глаза (бережёного Бог бережёт).

Все боялись его чёрного колдовства.

Авдотья оказалась в поле зрения Панкрата, когда переходила через дорогу от колодца к своему подворью с полными вёдрами воды на коромысле. Эта девушка – молодая, стройная, сильная, с чистым и строгим лицом – не вызвала у Панкрата ни злобы, ни презрения, которые он обычно испытывал ко всем «людишкам» на радость вечно окружавшим его бесам.

«Не взять ли мне её себе в работницы?» – подумал Панкрат и решил, что Авдотья будет хорошей заменой для прежней его работницы, покончившей собой из-за его безжалостного деспотизма. – «Завтра же эта святоша будет моей служанкой!» – заключил Панкрат.

Он ошибся.

Гибелью обернётся для Панкрата эта его ошибка.

*

Той же ночью, сотворив немало чёрных дел, Панкрат вспомнил про Авдотью и создал её фантом. Через этот фантом Панкрат направил силу своих колдовских заклинаний на Авдотью, повелев ей явиться к нему ровно в полдень и приступить к работам в его домашнем хозяйстве.

Может ли обычная девушка устоять против силы чёрного колдуна?

*

Сны этой ночью были у Авдотьи тревожные, злые, пугающие непереносимыми страданиями. Проснулась она не отдохнувшей, а измученной, с тяжёлым камнем плохих предчувствий на сердце.

Авдотья пыталась вспомнить содержание своих снов, чувствовала, что в них было что-то важное, что могло бы предостеречь, уберечь её от беды, но сны не поддавались, ускользали от этих попыток, оставляя ядовитую слизь не сердце.

А камень плохих предчувствий на сердце всё разрастался, всё сильнее распирал её грудь изнутри, затрудняя дыхание, мешая сосредоточиться. В поисках облегчения Авдотья вышла на улицу, и ноги сами привели её к дому чёрного колдуна.

Обмирая от страха, Авдотья одеревеневшими губами стала шептать молитвы:

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную…»

«Богородице, укрой меня от всех бед пресвятым покровом своим…»

«Ангел-хранитель мой, не покинь меня в этот жуткий мой час…»

Её бесчувственное тело, влекомое неизвестными силами, поднялось по ступенькам крыльца и открыло входную дверь.

Одновременно с открытием двери с сердца Авдотьи свалился камень, мешавший дышать и соображать. Всё стало ясно видимым, понятным и ещё более страшным, чем можно было представить.

*

Это произошло ровно в полдень.

Авдотья предстала перед Панкратом, послушная любой его воле, ожидая его приказаний.

Многие бесы обступили Авдотью со всех сторон, торжествую победу опекаемого ими колдуна.

Каждая такая победа – это веселье для бесов!

Панкрат заговорил, и слова его входили в Авдотью, как гвозди в мягкое дерево, как приказы, которых нельзя ослушаться.

Авдотья мгновенно забыла все эти острые гвозди-приказы, как только голос Панкрата поблек, ослаб и умолк под натиском голоса громкого, как иерихонские трубы, и лучезарный ангел небесный встал между Авдотьей и колдуном.

«Это мой ангел-хранитель», – догадалась Авдотья и свалилась без чувств, но была подхвачена на руки её ангелом.

Она не видела, как окаменели от ужаса перед небесным ангелом и чёрный колдун, и бесы.

*

Очнулась Авдотья в своей постели.

Её соседка Арина тормошила Авдотью и взахлёб сыпала словами:

«Время уже за полдень, а ты всё спишь, как убитая, добудиться тебя не могу! А у нас такое происходит! Такое происходит! Ты не поверишь! Небо было чистое да ясное, как вдруг такая сильная молния сверкнула! Такой гром громыхнул! И от той молнии дом колдуна, как порох вспыхнул, и за минуту выгорел весь дотла! От колдуна одни только кости обугленные остались!

Вот страсти-то какие…»

Новый аттракцион

Два робота, оснащённых блоками, генерирующими человеческие эмоции, сплетничали о третьем, отлучившимся выполнять поручение шефа по нейролингвистическому программированию их младших братьев по очеловеченному разуму. Они нелицеприятно обсуждали его несколько устаревшие нелинейные электронные компоненты и микрочипы, соревнуясь в остроязычии.

«Да замолчите вы, дуры!» – не выдержал их трескотни гений инженерной нейропсихологии Сергунчик. Возле него порхала, излучая любовь и заботливость новая примадонна, обладательница эротического сопрано и победительница последнего конкурса красоты «Волшебная сладость очарования» божественная Си-Си. Она околдовывала Сергунчика своими умопомрачительными прелестями, демонстрируя их милыми кокетливыми движениями, наклонами и разными прочими ухищрениями.

Сергунчик примадонне не нравился: в нём не было ни «крепкого мужского стержня», ни затаённой сексуальной агрессивности, способной дарить избраннице множественный сквирт, ни обходительности опытного волокиты. Но её забавляло то, как Сергунчик доверчиво вёлся на её «невинные» манипуляции по наращиванию своей власти над его разбушевавшимся либидо.

Оба робота обиженно замолчали. Они затаили в себе рассерженность на то, что Сергунчик обозвал их дурами.

«Он ещё пожалеет об этом!»

Сергей был в это время занят тем, «оживлял» голограмму Парка дружелюбных чудовищ для нового аттракциона. У каждого фантастического чудовища должен быть яркий, хорошо узнаваемый, но вместе с тем полный неиссякаемой новизны характер. Реагирование каждого чудовища на посетителей аттракциона должно было быть безопасным для психики, но щекочущим нервы подобно древним фильмам-страшилкам.

Сергунчик вовсе не хотел обидеть роботов с очеловеченными искусственными интеллектами.

Просто их болтовня мешала ему сосредоточиться на работе и на том, как затащить красотку Си-Си в… на чашечку кофе.

Наконец, работа была закончена.

Красотка Си-Си упорхнула.

Сергунчик испытал досаду на свою нерасторопность в отношениях с женским полом.

Вскоре эта досада породила в нём предчувствие какого-то ещё более значительного провала, связанного с только что проделанной работой. А плохие предчувствия (в отличие от хороших) в его жизни всегда сбывались.

*

Сдача-приёмка работы по «оживлению» дружелюбных чудовищ прошла успешно во всех пяти номинациях. Всех посетителей аттракциона предполагалось распределять по пяти уровням их психологической устойчивости. Наиболее чувственно восприимчивых следовало собирать в группу первой категории стрессоустойчивости. С ними дружелюбные чудовища должны были быть более деликатны, пугать их осторожно. Зато с посетителями пятого уровня они должны были позволять себе самые зловещие шипения, самые устрашающие рычания и (даже страшно сказать!) опасные прикосновения (!!!).

Но, что это?!

Во время сдачи-приёмки чудовища были на удивление достоверны в зоологическом отношении, а во время посещений публикой начинали говорить человеческими голосами и сквернословить на тему интеллектуальных способностей Сергунчика, обзывая его на все лады дураком.

Работу аттракциона пришлось приостановить.

Служебным расследованием были выявлены виновники сбоя в работе чудовищ.

Из обоих роботизированных проказников были вытянуты признательные показания. Их ссылки на спровоцированность учинённой ими диверсии обидным поведением Сергунчика не были приняты во внимание. Оба виновника были подвергнуты изъятию из них блоков, генерирующих человеческие эмоции.

С Сергунчиком была проведена разъяснительная беседа.

Чудовищ Сергунчик вернул в надлежащее техническое состояние, и работа аттракциона возобновилась.

И я там был

Я шёл по широкому полю, по бездорожью, вдыхая пряные запахи девясила, донника, калуженицы. В траве стрекотали кузнечики, мимо меня неуклюже пропорхала бабочка-капустница, блеклая, как большинство полевых цветков. В небе пролетели две ласточки, предсказывая своим высоким полётом ясный, погожий денёк. Я запоминающе оглядывал эти новые для меня окрестности недавно купленной дачи. Свежесть положительных впечатлений расположила меня к мечтательности.

Мысли мои закружились и помчались в том направлении, которое занимало меня последнее время: я – отважный путешественник во времени, изучающий знания древних цивилизаций до того, как они окажутся безвозвратно утраченными. Первым местом, куда я отправился в поисках утраченной мудрости была Александрийская библиотека в период её расцвета – III – II века до нашей эры. Объём её фонда тогда доходил до 400 000 папирусных свитков (около 100 000 книг среднего современного издательского стандарта). В него входили любые письменные работы. Только малая часть того объёма имела непреходящую ценность научных и мистических знаний. По предположениям некоторых исследователей, в результате боевых сражений и пожаров могли быть утрачены руководства по уникальным мистическим практикам и технические секреты, полученные от представителей иных (возможно, даже неземных) цивилизаций.

Я знал, как можно сузить поле поиска этих драгоценных секретов.

Ключ к этому поиску создавался Каллимахом из Кирены.

Из мечтательности меня неожиданно вывел (вырвал наигрубейшим образом!) пронзительный, скребанувший, как железом по стеклу, птичий крик. Я метнул быстрый взгляд на перехват источника этого гадкого крика и увидел, кружившую надо мною ворону.

«Что за дьявольщина?!»

Крик был не вороний, но никакой другой птицы в том месте не было. И, будто бы, для того, чтобы развеять мои сомнения, ворона вновь повторила такой же препротивнейший крик, вызывающе смотря мне в глаза.

«Фу! Какая мерзость!»

Ворона полетела туда, где над степью колыхались восходящими потоками горячие струи марева.

В это время, нарушая все законы оптики, марево, подобно приливной морской волне, хлынуло в мою сторону и окатило меня с головы до ног. Я невольно прикрыл глаза и задержал дыхание, как если бы в самом деле был накрыт набежавшей приливной волной. Когда я открыл глаза, то обнаружил себя в мрачном подземелье, освещённом рядами факелов, закреплённых вдоль кирпичных стен, сходящихся полукругом в низко нависающий свод.

В свете факелов я увидел трёхметрового монстра, стоящего на мощных задних лапах с коровьими копытами. Его крупная голова была увенчана козлиными рогами. У него были мускулистые руки и могучий торс, густо заросший длинной серой шерстью. Узловатые пальцы его рук своими кривыми когтями напоминали лапы орла в трёхкратном увеличении. Взгляд его красных от природы или от света факельного огня глаз источал сатанинскую прозорливость и властность.

Первым звуком в этом жутком месте был голос, который я недавно слышал от вороны, но это была уже не ворона, а сгорбленная старуха, одетая в потрёпанную одежду под цвет вороньего оперения. Она вышла из-за моей спины и прогорланила в подобострастном поклоне перед монстром, указывая ему на меня:

«Вот тот, которого ты призывал к себе, мой повелитель!»

Когда заговорил монстр, я тут же узнал его голос, звучавший прошедшей ночью в моём удивительном сне. В том сне я был одним из учеников Каллимаха, призванных помогать ему в формировании и систематизации фонда царской библиотеки, получившей наименование Александрийской. Каллимах, прославившийся в веках как величайший поэт, эпиграмматист, мифограф и писатель, был одержим созданием «Таблиц» (аннотированного каталога Александрийской библиотеки). Он доверил мне вычитывание тех манускриптов, которые не содержали в себе ни художественной прозы, ни поэзии, ни исторических сведений. Древние свитки, с которыми я должен был работать, были исписаны либо «странным набором слов», либо «сложными чертежами с пояснениями», далёкими от интересов Каллимаха. Всё это не затрагивало его сердца. А моё сердце воспламенялось огнём стремления к познанию чудодейственных заклинаний, состоящих из «странных наборов слов» и творящих великое волшебство, и к техническим изобретениям неведомых высокоразвитых цивилизаций, запечатлённых в «сложных чертежах с пояснениями». На каждый такой манускрипт я должен был подготовить черновой набросок аннотации, которая перерабатывалась Каллимахом согласно разработанным им стандартам.

В своих черновых набросках аннотаций я утаивал от учителя величайшую практическую ценность содержимого тех манускриптов, представляя их «творениями многотрудными для понимания, но лишёнными какой бы то ни было пользы».

В том сне Каллимах, не имея возможности лично вникать содержимое каждого свитка, полностью мне доверял, считал меня одним из лучших своих учеников и помощников, называл меня «мой дорогой Амадео».

В конце того удивительного сна я и услышал вдруг голос, источающий сатанинскую прозорливость и властность. Тот голос произнёс:

«Приди ко мне, предстань передо мною как перед твоим повелителем, и ты получишь желанный доступ к сокровенным тайнам манускриптов, не сохранившихся до нашего времени в результате войн и пожаров».

Я проснулся под сильным впечатлением от того сна. Во мне жёстко сцепились в борьбе два чувства: вера в то, что сон этот не простой, что в нём есть некое пророчество, и чувство связи с реальностью, исключающей самою возможность моего пребывания в древнем временном измерении в качестве ученика и помощника Каллимаха.

В пылу нешуточной схватки мои чувства катились, будто в собачьей свалке, то одерживая верх одно над другим, то меняясь местами.

Ранняя утренняя прохлада тем временем сменилась предполуденной жарой, и я вышел из душного летнего домика во двор, на свежий воздух. С поля, подступающего к моему дачному участку, потянуло лёгким ветерком, принесшим запахи степного многотравья. Я пошёл навстречу этому ветерку и этим чарующим запахам.

«Славненько я прогулялся!» – подумал я, содрогаясь под пронизывающим взглядом дьяволоподобного монстра.

«Так вот чей голос призывал меня в моём сне явиться и предстать перед говорившим!»

А голос монстра (узнанный мною как голос из моего диковинного сна) продолжал:

«…Мы оба хотим одного и того же: получить доступ к древним знаниям, утраченным в сражениях и пожарах. Я получу доступ к этим знаниям через твои глаза и уши», – сказал монстр, и я в тот же миг оказался… на родине Фаросского маяка, одного из 7-и чудес древнего мира, где находится средиземноморский портовый город Александрия.

В тот миг я оцепенел от неожиданности такого молниеносного перемещения в пространстве.

– Амадео! – окликнул меня мой учитель, и я обрёл всю полноту восприятий нового места и того старого времени, в котором я – один из лучших учеников и помощников знаменитого Каллимаха из Кирены, имеющего ключ к великим древним знаниям.

– Довольно прохлаждаться, мой дорогой помощник! Сегодня у нас с тобой очень много работы, – озабоченно хмурился Каллимах. – Все ранее подготовленные тобою черновики я уже переложил на подобающий слог. Я жду о тебя новых наработок.