Текст книги "Андрогин"

Глава 7

Опустившись на поляну, Арис Шенгаут попал в полную ночь. Если бы не свет костров, не знал бы, куда идти. А так отыскал свою ванну, в которую сносил улитки, и стал ждать там. Ни одной из женщин не было, а опознать их в остальных компаниях, толпящихся возле котлов с доваривающимся ужином, не получилось бы при всём желании. До сих пор большинство аборигенов, особенно женского пола, казались на одно лицо.

Расчёт оказался верным. Хоть и появилось жгучее желание отправиться на ближайшую раздачу пищи, своего опекуна Арис дождался. Юный Гют примчался уже умытый, прихорошившийся, в новой одежде. Что-то протараторил ещё на ходу и только потом ухватил Ариса за руку, вспомнив, что тот ещё ничего толком не понимает в разговорной речи. Отвёл к группе, расположившейся возле двух костров, и уже там объяснил, что это и есть его непосредственная семья и многочисленные родственники.

Что интересно, малец первым делом из числа самых старших и авторитетных родственников представлял сначала женщину и только затем мужчину. Добавляя при этом определение для него, «тайлама» – муж.

«Значит, всё-таки матриархат, – решила Чернова. – Или нечто, на него похожее. Хорошо это или плохо? Особенно в плане меня нынешнего, молодого мужчины?»

Тем не менее молодых незамужних девушек опекун и учитель представил скопом, двумя словами. Тогда как парней и даже своих сверстников назвал каждого по имени. Получалось, что особым уважением пользовались женщины замужние, скорей всего уже родившие. А подрастающее или незамужнее сословие не пользовалось какими-то льготами.

О детях младше восьми лет вообще не было сказано ни единого слова. Трое младенцев находились в полотняных разгрузках у груди своих матерей. Десяток, а то и полтора постарше просто носились беззаботно вокруг, никем не контролируемые, играющие в свои неведомые городскому жителю игры.

Шенгауту выдали деревянную ложку, массивную глиняную кружку с отваром и приличный по размерам глиняный горшочек, полный каши с мясом. Причём каши вкуснейшей, приправленной ещё и жареными овощами с неким подобием сливочного масла. И неважно было, что кусочки мяса – это скорей всего некоторые части из внутренностей улиток. Вкупе с громадной свежеиспеченной лепёшкой ужин прошёл «на ура». А напоследок прикомандированному к семейству парню ещё и добавки дали в виде второго горшочка с кашей.

«Видимо, заслужил, – рассуждал Арис, стараясь оставлять уши открытыми и улавливать каждое новое для себя слово. – Или здесь каждому мужчине полагается повышенная норма?..»

Гют находился рядом и ни на минуту не забывал о своей обязанности учителя. Во время данного урока шли слова и обозначения всего, что касается ужина: ложка, хлеб, каша, мясо, кружка, отвар… и тому подобное.

Конечно, в голове могла образоваться каша от обилия новых слов, но пока память и сознание Дарьи Андреевны справлялись, а доставшиеся ей мозги впитывали знания, как губка воду. Даже создавалось впечатление, что на подспудном уровне эти знания оставались и теперь воспринимались, словно давно забытые, привычные с детства понятия.

«Наверное, так и должно быть, – рассуждала землянка. – Да и мои старые навыки изучения иностранных языков срабатывают… Оп-па! А эта чего от меня хочет?..»

Малец почтительно пересел чуть в сторону, а возле доедающего ужин Ариса присела самая пожилая женщина данного рода. Она старалась говорить, помогая себе жестами и не стесняясь взывать к помощи довольного таким доверием Гюта. Остальное приходилось угадывать, включая логику и житейский опыт.

Получился примерно вот такой диалог:

– Ты мужчина молодой, крепкий, умеешь проявить должное усердие в любом деле. Поэтому негоже тебе спать одному.

– В каком смысле одному? И где именно спать?

– Спим мы в наших домах наверху, ты их видел. А смысл существования каждого человека – это создание полноценной семьи и воспитания здорового потомства.

«Да что же это получается? – внутренне противилась землянка. – Меня в первый же вечер собираются женить? Или попросту заставляют покрыть одну из этих сомнительных простушек? Что-то меня ну никак на них не тянет… Или это мне такое тело импотентное досталось?»

В самом деле, как ни прислушивалась к себе, никаких позывов плоти к фривольной близости с местными девицами не замечала:

«Или мне пора начинать думать о себе категорически как мужчина?»

– Поэтому ты должен выбрать кого-то из этих красавиц! – продолжала тем временем пожилая матрона семейства, тыкая рукой в сторону пятёрки худосочных девиц примерно четырнадцатилетнего возраста. – Присмотрись к ним, отметь свою избранницу и окажи ей должные знаки внимания. И она придёт на отведённое для тебя ложе.

Чтобы затянуть с ответом, Шенгаут часто вопросительно поглядывал на своего юного опекуна. Переспрашивал, уточнял, делал всё возможное, чтобы уйти от навязываемого ему выбора. И матрона это заметила. Тут же строго поджала губы, глаза её заблестели злобой и агрессией. В какой-то момент показалось, что она даже осмелится ударить ослушника.

Да и тот решил замять назревающий конфликт. Для себя обозначил предстоящее событие словами «Будь, что будет!», вслух попытался скрасить причину своего изначального отказа объяснениями:

– У нас… – осторожные жесты в небо. – Таких юных в жёны не берут. Девушка должна быть постарше. Лет восемнадцати, а то и двадцати…

При этом на пальцах показывал года, да и рукой тыкал в разных по возрасту женщин для сравнения. Вот только матрона ещё больше обиделась на пришельца за такие слова. Затараторила что-то совсем быстрое, не стараясь быть понятой и не скрывая своего гнева. Только и мелькали порой понятные слова «муж», «жена» и «потомство». Договорив свою обширную тираду до конца, женщина повелительно глянула на мальца, встала и гордо удалилась. А там и в сторону деревьев отправилась, видимо, посчитав своё присутствие на поляне излишней милостью для окружающих.

Вначале Гют казался притихшим, но вскоре заулыбался, не в силах скрывать свою бесшабашную натуру. Похоже, что вообще чему-то обрадовался. Судя по тому, какие он взгляды бросал на группку тех самых девиц, у него самого свой интерес имелся к самой младшенькой из них. А дальнейшие его объяснения позволили понять следующее: пришельца особо неволить с выбором, а уж тем более принуждать к обязательной близости никто не имеет права. Вот матрона в своём последнем предложении и заявила в сердцах: «Если тебе не нравятся наши девушки на выданье, ходи по всему посёлку и сам выискивай для себя «перезревших бесприданниц» или «непраздных вдовушек».

Сложные понятия юноша объяснил быстро и доходчиво, используя живот, детей и простейшие бытовые жесты. А потом предложил оставить местные приборы для ужина у костра и пройтись по другим компаниям. Тем более что всезнающий гид во время такой прогулки являлся обязательным условием.

Естественно, что после такого напряжённого дня, когда болела каждая мышца, да после некоторого переедания, Шенгаут предпочёл бы сразу завалиться спать. Знал бы, где его место для ночлега, тотчас туда и отправился. Но… В чужом колхозе председателем не станешь. Права не качнёшь. Вот и пришлось отправляться на смотрины.

Тем более что спать из молодёжи никто не спешил. Да и твердь острова наконец-то пролетела и вместо неё на небе появилась здоровенная луна голубоватого цвета. Да настолько ярко сияющая, что вокруг костров стало значительно светлей.

Понятно, что Арис ткнул в небо рукой и потребовал объяснений.

– Могридан! – приступил к очередной лекции учитель, помогая себе руками, пальцами, примерами тканей и ужимками. – Самая большая луна. Ещё есть Санвалия, она – вон там, и мы её за деревьями не увидим. А под утро появятся Уарга и Кессоша. Но будет видна только краешком Кессоша. Она ярко-зелёного цвета.

Шенгаут минуты три был не в силах оторваться от созерцания Могридан. Слишком уж она казалась огромной, раза в два больше, чем земная Луна, и наверняка имела свою атмосферу. Так что следующие вопросы последовали вполне ожидаемые:

– А люди на Могридан проживают?

Юный учитель глянул на Ариса озадаченно. Да и в своём ответе не скрывал сомнений:

– Мне казалось, ты уж точно знаешь, раз с острова свалился… Ну а по нашим легендам – разное получается. Одни говорят, что там такие же люди, как мы, живут, вторые – что там злобные духи обитают или хищные звери. Третьи – что на лунах томятся души умерших существ. На Могридан – души мужчин, на Кессоши – женщин, на Санвалии – животных, ну и на Уарге – богов, создавших все миры и самого Клочари.

Высшие образования помогли Черновой понять общее строение данной планетарной системы. Сама планета Клочари – намного больше Земли, и четыре громадных спутника, удерживаемых на орбитах, – тому яркое подтверждение. Что вызывало сомнение и непонимание – отсутствие повышенной гравитации. Почему-то Дарья верила: раз планета имеет твердь, то чем она больше, тем большая на ней сила тяжести.

Но здесь, похоже, все законы гравитации были попраны летающими в атмосфере островами, так что кажущийся нормальный вес ещё не повод для сомнений. Мало того:

«Я ведь в другом теле! – вспомнила Дарья. – Что для него привычно, то для иного землянина могло быть уже смертельно. Стандарты того же эталонного килограмма (будь он у меня) сравнить не с чем. Поэтому лучше всё вокруг себя воспринимать, как само собой разумеющееся».

А вот с начавшимися смотринами следовало вести себя сдержанно и осторожно. Ещё при подходе к первой компании с молодыми девушками опекун красноречиво пояснил жестами предпочтительные правила поведения. Только смотри. Но долго не заглядывайся. Не спеши с выбором. И вообще молчи. Не соглашайся, если что-то спросят. Смело обращайся ко мне за разъяснениями.

И напоследок ещё более эффектные дал пояснения к своим жестам:

– Иначе сегодняшнюю ночь проведёшь с какой-нибудь тёткой! Вон… с той, например… Или вон с той.

Тётки казались страшными и уродливыми, и оставалось только гадать, какой из мужчин может быть настолько непритязательным, чтобы спать с такой мымрой? Да и как бы осмелилась такая навязаться в общество к молодому парню? Для выяснения этого не хватало ни слов, ни времени.

Во время подхода к другому очагу под открытым небом следовало приветствовать сидящих восклицанием «Траш уана!». Обозначало оно вроде как приветствие с пожеланием хорошего отдыха, так что новичок в общине сразу запомнил новое слово и усердно повторял его вслед за мальцом.

Тот явно гордился порученной ему миссией. И приветствовал громко, и говорил впоследствии бойко, вызывая у взрослых похвальное хмыканье своими речами. Даже девиц на выданье умудрялся в краску стеснения вводить. Ну и сразу заявлял, что в традициях новичка брать в постель женщин зрелых, опытных, возрастом за восемнадцать. Поэтому, дескать, и не отыскал он пару по нраву в приютившей его семье, и сейчас вот подыскивает по своему вкусу и по своим понятиям.

Реакция на такие слова следовала не всегда одинаковая. Но самое основное – весёлая и шумная. То ли собравшиеся у костров люди всегда были такими жизнерадостными и смешливыми, то ли настроение у них сегодня зашкаливало после удачных торгов с островитянами. Но сразу со всех сторон неслись восклицания, смех, советы и рекомендации. Мало того, всех свободных девиц, женщин или вдовушек заставляли встать и показать себя гостю во всей красе.

Самое удивительное, что сами молодые девушки чаще всего наперебой предлагали Арису кого-нибудь из своих подруг. При этом расхваливали и перечисляли все очевидные, по их мнению, достоинства. Получалось бойко, похлеще, чем на каком-нибудь базаре. А если учитывать, что к данному месту сбегалась вся не охваченная забавами мелочь, а то и некоторые взрослые от соседних кострищ подходили, то каждый раз получалось настоящее представление.

Оставалось только пожалеть, что суть большинства шуток ускользала от принятого в общину новичка. Выученная сотня слов только и позволяла, что осторожно улыбаться во время всеобщего веселья.

«Видно, мало у них развлечений, – размышляла Чернова. – Вот и загорелись энтузиазмом, граничащим с фанатизмом. Вот и пытаются мне сбагрить кого угодно, устроив показательные соревнования по дисциплине «Кто кого обскачет»… Только мне кажется, я сегодня буду спать одна, то есть – один. И не потому, что я ещё вчера была женщиной, а потому что женщин среди них на мой вкус нет. То слишком юные… То слишком тощие… То вообще страшненькие на вид… Их что тут, не кормят? Или всё упирается в ограничение веса по причине слабины местных верёвок?.. Вряд ли… Вон мужики с оружием наверх взлетали, словно ничего не весили… Хм! Не совсем верно тут подходит определение «мужики». Скорей – коллеги и товарищи по половой принадлежности… О, господи, звучит-то как по-ханжески! Но хочешь, не хочешь, а испытать мне мужские ощущения всё равно придётся. Лишь бы не сегодня! Что-то я ещё к такому не гото… в».

Всё шло к тому, что избранницы сегодня не будет. Арис бросал на девушек лишь короткий взгляд. Потому что не на что было засматриваться. На прямые вопросы помалкивал и только косился на своего опекуна. И Гют умудрялся своими словами и действиями лицедея как новенького успокоить, так и представляемых партнёрш не обидеть. Твердил у каждого костра одно и то же:

– Бабушка сразу сказала: Шенгауту сегодня будет не до ласк. Ведь он такое пережил! Упал с острова и наверняка уже простился с жизнью. Сами знаете, что люди, порой даже падающие в скопление паучьих гнёзд, не выживают. Вот у парня эмоции и уснули на время. Зато когда поработает пару деньков со мной, встряхнётся, то сам будет за каждой красоткой гоняться.

Аборигены со сказанным соглашались. Никто Ариса неволить не собирался. И он расслабился, успокоился.

Но у предпоследнего кострища его поджидала ловушка. Началось там всё уже привычно, и все веселились до тех пор, пока из густой тени к свету не вышла девушка лет за двадцать. Причём она несомненно и выгодно отличалась от себе подобных отличной фигуркой с плавными обводами. Не пышечка, а больше спортсменка с очень приятными формами. Костюм на ней оказался скорей охотничий, мужской. Да и личико показалось тщательно вымытым и вполне симпатичным. Наверное, поэтому Шенгаут и пялился на неё совсем по-иному, чем на всех предыдущих кандидаток.

И самое главное, женщина действовала с невероятным коварством, беспринципной наглостью и все сшибающей уверенностью. Вначале беспардонно оттолкнула с пути Гюта, который геройски попытался прикрыть новичка своим нескладным тельцем. Затем обошла Ариса вокруг два раза, рассматривая и ощупывая взглядом да чуть ли не задирая полы свисающего пончо, и стала задавать настойчивые вопросы так, словно не сомневалась в немедленных ответах:

– Ты ведь любишь маленьких детей? – Теперь уже все разговоры вокруг костра смолкли, и народ затаился, с нездоровым ажиотажем предвкушая нечто особо интересное.

Тогда как новичок отвечать не спешил, присматриваясь к ужимкам и подсказкам своего опекуна. Тот всего несколькими жестами умудрился и вопрос перевести, и дать подсказку: показал младенца на руках, как его любовно целует и тут же кивнул головой. Повторил кивок и Арис.

– И ты понимаешь, что забота о детях – главное в нашей общине?

Концептуально-игровая сложность этого и последующих вопросов, касающихся невербального заигрывания, не совсем понималась двенадцатилетним Гютом. Уж он был уверен, что забота вокруг царит, но сами дети в ней не нуждаются. Поэтому подсказки с его стороны стали неуверенными и расплывчатыми. Он явно путался в хитросплетениях взрослой жизни.

– Меня зовут Дамилла. Тебе нравится это имя?.. Ну же! Отвечай!.. Или ты хочешь меня обидеть?.. Ах ты!.. Но ты уж определись, а то и киваешь и мотаешь головой одновременно… Тебя ведь хорошо покормили?.. Значит, спать самому будет скучно?.. Я так и думала, что ты согласишься пойти со мной этой ночью!.. Что?.. Ты всё равно голоден?.. Ну так это вполне естественно, мужчина не должен страдать воздержанием. А ты хоть умеешь быть ласковым?.. И вообще не любишь спать один?..

А когда доходило до конкретных вопросов, Дамилла себе ещё и противоречивыми жестами помогала:

– Надеюсь, тебя в наш домик не придётся подтягивать на верёвке? – рукой делала приглашающий жест за собой. Естественно, что Арис помотал отрицательно головой. – Пойдёшь со мной сам? – И ткнула пальчиком вниз. – Останешься тут? – На что новичок непроизвольно кивнул.

Вот этим ушлая аборигенка и воспользовалась, уже обращаясь ко всем:

– Все видели и слышали, что Шенгаут согласился сегодня переночевать в моей избе! И никто его к этому не принуждал! А данное женщине слово у нас священно!

После чего с довольной предвкушающей улыбкой погладила Ариса по щеке, поманила за собой и с гордым видом двинулась в сторону ближайших деревьев. Но, не пройдя и пяти метров, остановилась и возмущённо хмыкнула, озадаченная бездействием новичка.

А тому уже со всем своим умением и талантами лицедея давал пояснения несколько растерянный Гют. Первым делом он показал, что ни кивать, ни мотать отрицательно головой не стоило, если не было конкретной подсказки. Затем объяснил, что идти в дом к Дамилле всё-таки теперь придётся, но ничего страшного в этом нет. Многие воины на подобный визит напрашиваются, да женщина их ухаживания отвергает. Напоследок молодой опекун сумел интерпретировать жестами и словом «тайлама», что данная красотка уже дважды вдова и имеет двух детей от своих прежних браков.

Всё остальное Дарья Андреевна Чернова, озадаченная таким поворотом в своей судьбе, не поняла. Зато уверовала, что отказываться от своего слова (всего лишь какой-то неосторожный кивок?!) нельзя.

«Ну и ладно! – смирилась она. – Раз я мужчина, то не стоит оттягивать момент своеобразного лишения девственности. Попробую то, чем мужчины любят хвастаться друг перед другом… Надо привыкать к новой ипостаси. Да и девица вроде ничего, предпочтительнее, чем любая из местных красавиц. Лучше уж с ней, чем с теми худющими малолетками…»

Пришлось идти следом за Дамиллой, пытаясь разгадать суть несущихся со всех сторон комментариев, советов и подначек. Судя по интонации, все они являлись несомненно доброжелательными, шутливыми и вполне дружескими. Хотя несколько мужчин и пялились на парня откровенно угрожающе. Видимо, как раз те, кто сам не раз напрашивался в гости к девушке, да был отвергнут.

Вот и первые недоброжелатели у Шенгаута появились. Но задумываться об этом он не стал. Несмотря на предстоящее действо и ожидание лишения, так сказать, девственности, Арис чувствовал себя измочаленным, уставшим до полусмерти и выжатым, как лимон. При этом он ни капельки не сомневался, что всё получится отлично.

«Да и в чём там сомневаться? – несколько цинично рассуждал он, уже поднимаясь вверх по верёвочной лестнице. – Как там мужики шутили?.. Наше дело не рожать, сунул, вынул и бежать! Ха-ха!.. Никогда не думала, тьфу ты, не думал, что такое о себе заявлять придётся».

Глава 8

Как ни странно, от мужского рёва вздрогнула не только гостья, но и сама пастушка. Хотя сделала она это скорей не со страха, а от неожиданности. Затем нахмурилась, недовольно фыркнула и с ленцой отправилась к окну. При этом бормотала нечто, переводимое как:

– Кто это осмелился меня побеспокоить?

Выходить наружу она не собиралась. Вьюга хоть и завершилась под утро, зато мороз убираться следом за ней не спешил: снег только-только начинал подтаивать и стекать с густых крон сосульками. Да и морозные разводы на стёклах пришлось отскребать, прежде чем удалось рассмотреть, кто там такой грозный и полный энтузиазма… боится преодолеть последние два метра перед золотым шлангом удава Дончи.

Десяток рассмотренных воинов в просторных шубах, но с оружием в руках, тоже немало удивили Саигаву:

– Ого! Да здесь самые лучшие охотники во главе с верховным ловчим всего племени! Не иначе, как что-то случилось. – После чего, открыв одну из створок окна, крикнула вниз: – С чем пожаловали, братья?

– С просьбой, уважаемая, не задерживать у себя в гостях чужачку, отпустив её вместе с нами.

Несмотря на куртуазность просьбы, Чернова сразу поняла, что речь идёт о ней. А точнее говоря, мужская часть племени требует своей доли развлечений.

Пастушка недоумённо покосилась на враз замотавшую головой Дарью, дёрнула недовольно плечом и властно заявила:

– Моя гостья Жармин-Дарья имеет право находиться под моей крышей и под моей опекой столько, сколько ей захочется! – И тут же закрыла окно. И по всему казалось, что имеет на подобное заявление полное право.

Только снизу ещё не договорили, потому что послышался рёв самого голосистого из прибывших:

– Мы требуем этого по древнему праву Великой охоты! Потому что на чужачку напали три сольера одновременно! И, бросившись на защиту женщины, доблестный Зордеван уничтожил всех троих. Теперь три шкуры сольеров он готов постелить на ложе своей новой супруги.

Выслушав это, пастушка вначале довольно подробно выспросила Дарью о её вчерашней беготне по лесу, об увиденных хищниках и о начавшейся схватке с ними. Затем, озадаченно цокая языком и морща свой носик, стала облачаться в роскошную шубу со словами:

– Выйду наружу. Такие разговоры вести через окно не полагается. Могут обидеться… Сама понимаешь, насколько мужчины порой щепетильные, докучливые и надоедливые… Лучше сразу все неясности с ними разжевать.

Последующий разговор растянулся на полчаса. Понимая, что сейчас решается её судьба, Чернова вслушивалась в каждое слово диалога и присматривалась через окно к мимическим движениям своей спасительницы. Слова в основном раздавались все новые, да сложные, скорее правового и теологического значения. Но чувствовалось: Саигава пытается всеми силами отвоевать личностную свободу своей новой подруги и её право выбора на личную жизнь.

Кстати, Дарье удалось попутно рассмотреть оконное стекло более тщательно. Оно оказалось наихудшего качества: неровное, волнистое, мутное, с примесями, готовое вот-вот лопнуть в любом направлении. Не иначе как варилось оно «на коленке» местными затейниками. Но землянка сделала закладку в памяти: «Надо будет присмотреться и потом поспрашивать. Вдруг да окажусь полезной в этом нехитром для меня деле?..»

Общение закончилось величественной позой хозяйки золотого питона: обе руки вперёд, раскрытыми ладонями к зрителям внизу, и зычный глас-обещание, от которого кое-где с веток осыпался снег:

– Ждите нас! Мы прибудем к концу дневного света!

Хоть и не совсем радостно, мужчины рыкнули в ответ, что будут очень ждать в главном стойбище племени, развернулись и ринулись бегом в лесную чащу. То ли им в туалет так всем приспичило, то ли решили согреться. А вернувшаяся в дом женщина сбросила шубу и подала пример, продолжив завтрак. Медленно ела, аристократически. И не важно, что пользовалась при этом всего лишь двузубой вилкой и не совсем внешне притязательным ножом. Главное, что приборы выглядели серебряными.

Лишь минут через десять, чуть насытившись, Саигава стала в нескольких вариантах словосочетаний доводить суть происшедшего до своей гостьи:

– Уже хорошо, что в моей власти хозяйки стада и золотого удава требовать какие угодно отсрочки в течение дня. Это даст нам возможность не только тебя подготовить да какого-нибудь защитника отыскать, но и раскопать определённые бреши в законе Великой охоты. А потом ими удачно воспользоваться. Мужчины слишком самонадеянны, думают, что лучше них никто закон изучать не станет. Запомнят самое основное, ставят это во главу любого спора, а потом стараются взять нас, бедных, на глотку, да при этом корча злобные рожи.

Дарья при вопросах больше помогала себе жестами, чем словами:

– Где мы будем искать выгодные для меня бреши?

– В этом полностью положись на меня! – заверила её аборигенка. – Наведаемся в одно место, пообщаемся кое с кем… Меня больше всего беспокоит твоё неумение вовремя и правильно высказаться. М-да… Но и тут что-нибудь попробуем придумать…

Сообразив, что придётся вскоре отправляться к кому-то в гости, Чернова вдруг вспомнила о своём нынешнем непритязательном убранстве. Да и в главное стойбище не хотелось жалкой оборванкой появляться. Может, обитатели островов считали это модным, но та же пастушка явно такого не носила. Хотя начала землянка издалека:

– Удивляюсь, как это охотники догадались, что я у тебя? Снег ведь все следы замёл. И в гостях у тебя никого не было.

– Это всё Дончи виноват, болтунишка! – досадовала Саигава на своего золотого питомца, охранника, защитника, кормильца и товарища. Предупредить я его забыла, точнее говоря, вообще не думала, что это необходимо, вот он и разболтал.

Вместо уточняющего вопроса Дарья отвесила челюсть и округлила глаза. Что вызвало жизнерадостный смех у хозяйки:

– Ой, ты такая потешная и весёлая!.. С тобой хорошо!.. Ну а наши удавы…

После объяснений стало понятно, что громадные животные, помогающие ещё нескольким таким же пастушкам, обмениваются между собой и со своими хозяйками мысленными образами. Или, иначе говоря, картинками увиденной жизни. Вот Дончи и не преминул похвастаться ближайшему соседу при встрече, что помогал спасти промёрзшую насквозь чужачку. Тот, в свою очередь, ещё на рассвете доложил своей хозяйке новость. А та уже заметила бродящих по лесу поисковиков и дала конкретную подсказку.

– Ага! Выходит, обо мне переживали? – сообразила Чернова. – Искали всю ночь? Да по этим сугробам?

– Случай слишком уникальный, – кивала пастушка в ответ. – Сольеры никогда даже парами не охотятся, а тут на тебя сразу три особи вышло. Да и Зордеван тебя успел хорошо рассмотреть, очень уж ты ему понравилась.

– Хм! Рассмотрел он… Если бы обувка на мне не расползлась, он бы меня больше и не увидел… О! – словно только что вспомнила, оглянулась на пол возле печки. – Я же обувь свою порвала! – подвела она к самому главному. – Куда я теперь по сугробам таким потопаю?

Саигава на это лишь рукой махнула. Мол, нашла, о чём беспокоиться! Тогда как сама продолжала объяснения о претензиях самого охотника:

– Зордеван – лучший охотник не только из всего молодого поколения. Пожалуй, он любого из старших да опытных переплюнет. И это в его неполных двадцать два года. Была у него жена-красавица, да погибла в прошлом году во время глупого столкновения с племенем Рьяного Кабана. И дети у них не успели появиться. С тех пор никто ему не мил, чем немало печалил старейшин. Если бы хоть девок покрывал, оставил бы знатное после себя потомство, а так он замкнулся в себе, стал жить как «дикое дерево»…

Ещё через десять минут живописаний землянка поняла, что новая подруга ей откровенно сватает какого-то неведомого варвара. Уж настолько ярко и красочно она его расписывала и расхваливала.

Чему и попыталась возмутиться:

– Не пойму твой интерес: мне лучше остаться свободной или выйти замуж?

Саигава на минутку замолкла, с какой-то вселенской грустью рассматривая гостью. Затем тяжело вздохнула и откровенно призналась:

– Сама не могу толком разобраться. С одной стороны, оставаясь незамужней, ты сможешь хоть постоянно у меня ночевать. И ради этого я готова на что угодно. Ну… почти на всё… обман претит моей натуре. Поэтому говорю только правду: ты мне жутко понравилась. Мне бы хотелось стать навсегда твоей самой близкой подругой. Но! В тот же момент я тебе желаю настоящего семейного счастья. А оно невозможно без замужества. Без своего дома… без детей… без внуков…

В глазах у неё стали выступать печальные слезинки, и Дарья спросила напрямую:

– Тогда почему ты живёшь без мужа?

– О! В этом моя великая привилегия и одновременно главная трагедия! – невесело усмехнулась рассказчица. – Нет почётнее должности пастушки на Великом Севере. И нет того товара, который бы мне не доставили по моему желанию. Да и многое, что мне доступно, неведомо иным людям моего племени… Но нас очень мало. Девочек, умеющих приручить только что появившегося на свет удава, – считают даром богов и с самого детства учат, учат, учат… Учат вместе с подрастающим удавом, потому что они составляют вместе как бы одно целое. Только вот когда наступает пора взросления, самец или самка удава имеет право вступить в кратковременную связь с себе подобными, а девушка не должна даже соприкасаться с мужчиной. В противном случае удав перестаёт слушаться, сходит с ума, а потом может перебить всё стадо зубро-мамонтов или броситься ломать деревья с домами… Были случаи в истории…

Как только Чернова представила себе, как голова Дончи, величиной с малый автомобиль, пробивает стенку приютившего Дарью дома, никаких сомнений в возможности такого действа не возникло. Сможет! Ещё как сможет! И мамонтов зашибёт, и гигантский лес выкорчует.

А вот пастушек – жалко… Конкретно Саигаву – жалко до слёз…

Наверное, поэтому разговор на какое-то время прервался. Две женщины просто сидели, обнявшись, и в четыре ручья плакали.

Зато потом печаль и плохое настроение как рукой сняло. Заваривая напиток из местных трав, хозяйка дома уже тараторила так, словно никогда и не знала, что такое слёзы:

– Сапожки твои и чинить не станем! Они не для нашего леса. Тем более – зимнего. Зато у меня есть…

И пока отвар настаивался, при помощи гостьи Саигава устроила в доме полный кавардак. Сундуки оказались выбраны до дна, содержимое двух встроенных шкафов вывалено на пол, и даже все четыре ящика, из которых состояла разборная кровать-лежанка, выставили на свет своё содержимое. В горах оказавшейся в доме одежды можно было обрядить не менее полусотни женщин, не то что одну. Так что вскоре Чернова уже рассматривала себя в зеркале двадцать на тридцать сантиметров и без всякой стыдливости признавала вслух:

– Натуральные меха очень идут! – мысленно добавляя: «… этому телу! А вот зеркало – совсем старое, серебро местами отклеилось, местами почернело…» Да и нижнее бельё ей досталось вполне приличного качества и удобной выкройки. В лесу пошить такое не могли однозначно. Да только затевать выяснение о поставщиках такого товара или о том, где покупаются зеркала, было бы сейчас неуместно.

Зато землянка вспомнила оговорку, а точнее, одно из обещаний своей новой подруги:

– Ты говорила, что успеешь подобрать мне защитника? А как это? И о ком речь?

Саигава многозначительно улыбалась, сама вновь облачаясь в шубу и накидывая подобную на землянку:

– Вот прибудем на место – и всё это постараемся решить комплексно.

– И далеко нам идти?

– Идти?! Ха! – рассмеялась женщина. – Да нас вообще должны только на руках носить, а пастушек – и подавно! Тем более ты забываешь, что у меня есть Дончи. А Дончи может всё!

Последнее предложение оказалось не понято Дарьей почти полностью, но кое-что она все же разобрала, Саигава протараторила что-то про зелье и удава, выразительно при этом жестикулировала, изображая руками крылья, но потом вздохнула, словно о чем-то сожалея. Уточнять и переспрашивать Чернова не стала. Её уже вытолкали за дверь, на наружную площадку перед порогом, а прямо перед женщинами уже покачивалась в нетерпении громадная голова удава.