Текст книги "Андрогин"

Глава 5

Второе проплывающее по небу чудо минут на пять вогнало Ариса Шенгаута в ступор. Шея заболела, пока он неотрывно смотрел на небо. Пошевелился лишь после того, как пролетающий массив закрыл весь квадрат неба над поляной. Остальное пространство небесной тверди рассмотреть не удавалось из-за крон окружающих деревьев.

Арис осмотрелся вокруг, оценивая изменившуюся обстановку. Женщины продолжали заниматься разделкой улиток, но при этом громко переговаривались с товарками из соседних групп, а многие кричали о чём-то, глядя в густые кроны. Именно туда устремились почти все мужчины, прежде находившиеся внизу. Разве что парочка весьма усиленно поддувала специальными мехами костерок, расположенный в самом центре поляны. Вскоре оттуда в небо устремился ровный столб ярко-красного дыма. Аборигены разожгли что-то, что можно было с уверенностью назвать сигнальным костром. Простая логика подсказывала: сигнал этот подаётся не для других посёлков подобного типа, а именно для тех, кто пролетает по небу.

А для чего подобное делается? Не для войны же! Скорей всего на летающей тверди живут иные разумные, которые ведут торговлю либо производят товарный обмен с теми, кто проживает в лесу.

Находящаяся в мужском теле землянка припомнила моменты своего падения в странные пропасти и людей на краю одного обрыва. Значит, наверху тоже есть жители? И они нуждаются в продуктах из леса? Только вот как они собираются обмениваться товаром или покупать его? Опускаются вниз на вертолётах? Или сами летать умеют?

Последнему вопросу удивляться не приходилось. Раз целые континенты и острова по небу летают, то почему бы и людям не левитировать в воздушном пространстве? Только вот как в этом убедиться? Как и откуда рассмотреть?

Все мужчины подались наверх. Даже те, кто разжигал сигнальный костёр. Юного опекуна Гюта рядом не оказалось. Все верёвки, ранее натянутые и уводящие в кроны, тоже исчезли. Зато появилось достаточно много опущенных до самой земли верёвочных лестниц. По ним довольно ловко карабкались вверх дети лет десяти и младше. Скорей всего большинство женщин тоже отправились бы на верхние уровни, если бы не работа по разделыванию улиток и готовка ужина в многочисленных больших котлах.

Арис тоже подумал, да и направился к одной из лестниц. Его никто не остановил, не окликнул. Но он забыл о главном: о собственной усталости. Каждая мышца дала о себе знать болезненными ощущениями, когда он стал перебирать ступеньки шаткой, вёрткой и раскачивающейся конструкции. Такие приспособления предназначены только для цирковых акробатов и матросов, ставящих паруса на парусных кораблях.

Он запоздало вспомнил, что ему очень хочется пить и есть. А потому взбираться невесть куда сразу расхотелось. Вот только к его действиям отнеслись на полянке весьма показательно: женский голос что-то воскликнул, и тотчас в ответ раздался дружный хохот. Шенгаут резко оглянулся и понял, что смеются над ним.

Останься Дарья Чернова женщиной, она бы и внимания не обратила на подзадоривания или насмешки аборигенок. Но ведь она стала мужчиной. А в их среде совсем иные понятия. Насколько понимала землянка, мужчина всегда должен держать марку, если хочет иметь вес в обществе. Сама терпеть не могла слабаков, рохлей и пасующих перед любой трудностью недоумков. А уж в здешнем не то племени, не то лесничестве тем более следовало вести себя достойно.

Взялся за топор – руби. Назвался груздем – полезай в котёл. Отправился к небу – карабкайся из последних сил. Вот Арис и карабкался.

До первых домиков дотянул сравнительно легко. Там рассмотрел первые верёвки с перемычками на конце. Только теперь они провисали свободно, да и перемычки попросту закидывались на ближайшие ветки. С этих помостов, балкончиков и окошек вся поляна просматривалась великолепно.

Второй и третий ярусы жилищ тоже были увиты многочисленными верёвками, мостками между хижинами, сделанными из тростниковых циновок навесами. Иные верёвочные лестницы в ещё большем количестве поднимались наверх.

Зато на третьем уровне землянка впервые рассмотрела странные устройства или наросты, в которые уходили концы тех самых ослабленных верёвок. Наросты выглядели как толстенные обсадные трубы на основаниях толстенных веток, и Чернова ничего не смогла придумать, кроме как:

«Там внутри может сидеть прирученный паук и тянуть по команде верёвку или отпускать её… Но почему тогда верёвки, когда они на всю свою длину, натянуты как струна? А сейчас, когда в половину длины, – провисают свободно?..»

С живым, прирученным помощником такое было бы невозможно.

С третьего уровня уже и небо виднелось сквозь прорехи в кронах. Хоть как ни болели мышцы всего тела, Арис, скрипя зубами, полез ещё выше. И вскоре оказался возле, а потом и чуть выше ровных платформ, которые в основном имели над собой тщательно вырубленные от мелких веток пространства. Но так как они были заняты, Шенгаут отыскал для себя наблюдательный пункт на одной из верхних развилок одного из самых высоких лесных гигантов. Там и устроился среди нескольких мальчуганов восьмилетнего возраста, не обращающих на новенького никакого внимания, и среди доброго десятка таких же инфантильных птичек.

Отсюда уже получалось рассмотреть почти всё вокруг на многие десятки километров и спокойно анализировать увиденное. А заключалось оно, если кратко, в следующем: обмен товаром при полной боевой готовности.

При этом нависшая сверху твердь всё равно поражала больше всего. Она уже продвинулась на две трети небосвода, а оконечности так и не было видно. И это при том, что сама линия горизонта казалась несколько удалённой. Эта планета была явно больше по диаметру, чем Земля.

Суть главного чуда этого мира не поддавалась никакой логике или здравому смыслу. Можно было предположить, что толстенные летающие острова в три уровня сделаны из картона или из лёгкого, но прочного пластика. А вид торчащих из днища мрачных скал – не что иное, как удачная имитация оных. Что больше всего мешало логично мыслить, так это частые и довольно сильные порывы ветра:

«Если он здесь силён сейчас, – рассуждала Чернова, стараясь цепко удерживаться за качающиеся ветви, – то могут быть и ураганы. И какими массивными ни кажутся острова, их обязательно сносило бы в стороны. А то и сталкивало друг с другом. А здесь, похоже, всё движется словно по невидимым трамвайным рельсам… Или я неправильно понимаю увиденное?..»

Тем не менее факты говорили о постоянстве маршрутов. Во-первых, посёлок оказался не одинок в данном лесу. Вдалеке виднелись иные сигнальные столбы дыма, стремящиеся в небо. Причём столбы разного цвета, порой спаренные, а то и строенные. И, что характерно, все эти дымы располагались хаотично, не на одной прямой линии. То есть каждый из них указывал на конкретный участок леса и вёл торговлю только с кем-то определённым на острове.

Во-вторых, именно в районе тех столбов, где летающий остров навис уже доброй третью своей площади над лесом, можно было различить очень интенсивный обмен товаром. Издалека получалось рассмотреть зависшие над самым лесом воздушные шары с подвешенными на них платформами и тысячи канатов, которые связывали шары и платформы непосредственно с островом.

Когда одно из отверстий в небесной «тверди» приблизилось к посёлку, Арис сумел рассмотреть во всех подробностях весь процесс обмена. Тогда уже стало понятно, что на острове отверстий много, не менее сорока, а то и полусотни. И с каждого ведётся торговля конкретно со своим посёлком или с общиной лесовиков.

Тогда же определилась и примерная скорость пролетающего по небу чуда: около десяти километров в час. То есть скорость довольно бодро бегущего человека. И вот именно на такой скорости следовало успеть договориться (это делали несколько человек, опускающихся с первых шаров), дать нужные команды посредством специальных свистков остальным торговцам, уложить и сбросить свой груз в мешках или корзинах. Тот находился на просторных платформах, подвешенных на верёвках так, что они проносились всего лишь метрах в пятнадцати, а то и в десяти над самыми высокими кронами лесного массива. Также нужно было зацепить крючьями товар лесников, живо поднимая на свои платформы, и напоследок провести сверку обменянного товара и произвести окончательный расчёт (этим занимались люди на последних воздушных шарах).

Причём эти последние шары, точнее – корзины под ними, якорились на минуту-полторы прочными верёвками, возле самых больших настилов поверх крон деревьев. На тех же настилах стояли старейшины посёлка и чуть ли не из рук в руки обменивались с островитянами какими-то мешочками. Скорей всего в них могли быть монеты или некие камни, заменяющие денежный эквивалент.

Во время остановки крепящие шары канаты травились с острова. Как только расчёт заканчивался, петли якорей сбрасывались, канаты резко натягивались, и вся воздушная конструкция срывалась с места, устремляясь вдогонку за островом.

То ещё представление! Любого островитянина, зависшего на страховочном лине, или лесника, носящегося по хлипким раскачивающимся мосткам, – можно было смело приравнивать к цирковым акробатам. Только те работали под куполом цирка, а эти – под нависающей с неба земной твердью.

К общей картине следовало добавить готовность лесников пустить в ход оружие: луки и арбалеты. Особенно вначале боевая готовность была наивысшей, когда воздушные шары и подвешенные на верёвках платформы только приближались к данному участку леса. Практически две трети всех воинов посёлка расположились в кронах по сторонам и вдоль траектории движения торговой миссии. И лишь после начала обмена, когда обе стороны опознали друг друга в лицо, стало заметно, как лучники расслабились, а то и вообще убрали наложенные на тетивы стрелы.

Иначе говоря, порой островитяне были не прочь и пограбить лесной народ, раз те принимали подобные меры безопасности. Или не всегда вниз опускались именно торговцы? Следовательно, и на самих островах могли вестись войны или активные боевые действия?

«Ничего, подучу местный язык – всё узнаю, – рассуждал Арис, начав осторожный спуск на поляну. – Всему своё время. А вот о спусках на этих «тарзанках» следует узнать в первую очередь… Всё-таки живут они наверху, и мне придётся сюда подниматься ежедневно. И что, каждый раз карабкаться по этим лестницам?..»

Именно во время своего продолжительного спуска Арис сумел рассмотреть, как опускаются вниз большинство лесовиков. Они попросту крепко хватались за поперечину на конце своей тарзанки и прыгали вниз. При этом верёвка из утолщения на ветках выходила вначале легко, потом туго, а в финале вообще плавно останавливала падение человека. Именно тогда человек и должен был ловко зацепить поперечину за одну из рогаток, сделанных на стволах. Если он это сделать не успевал, его, словно на резинке, подтягивало вверх метров на пять, а то и восемь. Могло и о ветки ударить, потому что неуправляемо сносило в сторону. После чего натяжку вниз следовало делать с помощью товарища. Тот или сам становился ногами на поперечину, создавая двойной груз, или подтягивал неловкого приятеля вниз с помощью верёвки.

В механике Дарья Андреевна разбиралась средне, но предположения сделала:

«В утолщениях – барабан с натяжной пружиной. Пружины – то ли механические, то ли живые. Или ещё бывают растительного происхождения?.. Не бывают! Натяжка долго не продержится во «взведённом» состоянии. А ведь в течение всего дня верёвки были натянуты как струны…»

Не осталось без внимания Дарьи Черновой и то, как частенько воины поглядывали в её сторону. Точнее в сторону доставшегося ей мужского тела. И в этих взглядах читался неприкрытый вопрос: как поведёт себя человек, только сегодня упавший с неба и до сих пор толком не принятый в общину?

И в этом были свои резоны:

«Если я свалилась с неба… точнее – свалился, меня скорей всего принимают за островитянина. И ждут, что я пойду со «своими» на контакт. Вдруг и за шпиона какого-нибудь считают?.. Или за лазутчика? Или здесь такого не бывает? Но что случилось бы, начни я кричать, звать на помощь и попытайся подсесть в корзины или на платформы островитян?.. Хм! Могли бы стрелой угостить вслед, и не обязательно в мягкое место…»

А тем временем наступала ночь, следовало спускаться на поляну как можно быстрей, ужинать тем, что подадут, а потом… Нет! Не спать! А, как гласит первая заповедь любого человека, попавшего в иной мир: учиться, учиться и ещё раз учиться. Знание – сила. Знание языка – ключ к этой силе. Ну а всё остальное…

Арис Шенгаут непроизвольно содрогнулся, только представив, что завтра вновь придётся целый день таскать корзины, полные улиток. Но тут без вариантов, ничем иным он пока обществу лесовиков помочь не может. И так радоваться надо, что его приняли, одели, дали работу, предположительно накормят, а потом и кров предоставят, наверное.

Глава 6

Сознанию Черновой, попавшему в тело молодой женщины, повезло меньше. Она, после беготни по лесу, встреч с хищниками, погонь и падений, зверского холода – чуть не умерла от страха, когда гигантский питон золотой расцветки раскрыл на неё свою пасть.

И хорошо, что слабая, ранимая женская психика позволила на несколько самых страшных минут отключиться от действительности. А когда Дарья пришла в себя, то её уже интенсивно растирали резко пахнущим маслом заботливые женские руки. Было на удивление тепло, на досках потолка играли отблески очага, витали запахи хвои, цветов и чего-то страшно вкусного. Где-то совсем рядом слышалось странное кудахтанье.

Вначале Дарье даже показалось, что она всё-таки умерла. Просто успела вложить артефакт в рот, удав её съел, и сознание благополучно перенеслось в иной мир, в иное тело и (ура – три раза!) в более благоприятную обстановку.

Воспоминания о мраморном яйце заставили левую ладонь конвульсивно сжаться. Увы, в ней ничего не оказалось. Чернова тут же задёргалась, попыталась сесть, а потом всё-таки уселась, преодолев легкое, скорей недоумённое сопротивление женщины, привставшей, а потом и распрямившейся возле устеленной шкурами лежанки. Но, рассмотрев испуганный, мечущийся взгляд Дарьи, она с пониманием усмехнулась, что-то спросила и ткнула пальцам в полочку на стене.

Артефакт лежал там, на расстоянии вытянутой руки. Так что землянка не удержалась, схватила его и намертво зажала в ладони.

Хозяйка обители улыбнулась, пожала плечами и заговорила вновь. Похоже, стала интересоваться у потеряшки: кто она такая и как попала в лес. Вот тогда и стало понятно окончательно, что языки разнятся от всех известных Дарье Андреевне и с наскока освоить местный язык будет непросто. Тем не менее, на полчаса она окунулась в общение с помощью жестов, простейших звуков и мимики, попутно рассматривала помещение, обстановку, женщину и себя.

Сама оказалась голой и весьма симпатичной, без явных внешних изъянов. Крови или следов укуса удава не наблюдалось. Прежние одежды были сняты и развешаны над печкой, похожей на буржуйку. В свои годы Чернова уже давно не стеснялась наготы.

Женщина выглядела на тридцать «с хвостиком». Лицо скорей строгое и надменное, чем приветливое. Но зато с правильными чертами, можно сказать, что красивое. Волосы аккуратно заплетены в две косы и уложены в высокую причёску. Из одежды – короткие брюки чуть ниже колена, меховые тапочки на босу ногу, какой-то излишне смелый топик из льна, не закрывающий живот, и меховая безрукавка поверх него.

Обстановка была сходна с убранством охотничьих домиков, заимок или промысловиков пушниной. На полу, на стенах, на лежанке и на нескольких скамьях лежали шикарные шкуры с длинным густым мехом. Видны громоздкие сундуки, два стола, широкая и плоская буржуйка, дверца которой оставалась открыта. Горящие дрова давали освещение всей комнате, со сторонами примерно три на пять метров. Причём одна стена выглядела тонкой и хлипкой, с куском толстого полотна вместо двери. Скорей всего там кухня или кладовая. Потому что вторая дверь на другой стене казалась массивной и прикрывалась шкурами.

Ощущалось, что вся постройка частенько покачивается. За стенами скрипят стволы и шуршат ветки, гудит разбушевавшаяся вьюга. Скорей всего недавняя метель только разгулялась и не собиралась затихать.

«Значит, я в лесу, – рассуждала землянка, не прекращая общения. – Скорей всего, в той избушке, что увидела вверху. От удава меня спасли… Неясно только, кто и как… И как меня втащили наверх?.. Но и это сейчас не важно… Главное начать обучение местному языку и как-то деликатно напроситься на угощение… Иначе умру».

Что может быть деликатней, чем понятным жестом показать: «Очень хочу пить»? Вот она и показала. Хозяйка сразу спохватилась и вскоре принесла из кухни кувшин с каким-то травяным отваром. Налила его в красивую фаянсовую кружку, и пока гостья утоляла жажду, вполне понятно поинтересовалась:

– А есть хочешь?

Дарья так закивала головой, что чуть питьё не расплескала. Она справедливо подозревала, что доставшееся ей тело не кормлено как минимум сутки. А то и двое.

Как ни странно, обильного угощения ей не досталось. А может, у хозяйки ничего больше и не было? Но подала она гостье на тарелке кусок распаренного овоща, напоминающего репу, ломоть хлеба и жалкий кусочек сыра, который можно было легко спрятать за щёку. Так что ничего больше не оставалось, как продолжать попытки объясниться, познакомиться, выучить первые слова и при этом по крохе поглощать предоставленное угощение. Голод это ни капельки не утолило, но хоть как-то успокоило сжимающийся в спазмах желудок.

Женщину звали Саигава. И она являлась не то хозяйкой зубро-мамонтов, не то их пастушкой. Так же, по её настойчивому утверждению, ей принадлежал и золотой удав, у которого имелось личное имя: Дончи. Причём Саигава довольно доходчиво показала, как именно использует своего монстра для охраны и выпаса стада, для доставки нужных веток для прокорма, и в виде банального… лифта. Ошибиться было нельзя: Дончи попросту хватал гостя или гостью своей устрашающей пастью и легко поднимал на платформу из брёвен.

Мало того! Всё тот же Дончи ещё и охотился для своей хозяйки и занимался сбором овощей, фруктов и даже некоторых трав.

Почему Саигава живет здесь одна, Чернову пока мало интересовало. А вот по поводу имени собственного она изрядно поспорила. Вначале она и не поняла, почему к ней уверенно обращаются словом «Жармин». Предположила, что это может быть что угодно, хоть «девушка», хоть «незнакомка». И несколько раз на все лады попыталась утверждать:

– Дарья! Меня зовут Дарья.

Её спасительница только хмыкнула и приступила к дальнейшим объяснениям. Достала маленькое, потемневшее от старости зеркальце и показала гостье то место на её теле, которое она смогла бы увидеть лишь с огромным трудом. Да и то вскользь. Тыльная сторона бицепса на правой руке. Там была татуировка:

– Жар-мин! – прочитала пастушка по слогам. Затем ткнула пальцем в серое пятно, слегка напоминающее выведенную татуировку: – Тайлама. Тайлама ди Жармин.

Потом стала показывать аналогичное место у себя, по слогам читая своё имя. После чего, тыкая в чистое место без пятна, сумела доказать, что у неё «тайлама» нет. Точнее говоря – никогда и не было. Потому что для неё подобное – запрет, табу… и так далее. А чтобы вообще никаких сомнений не осталось, кто такой тайлама, показала вульгарными жестами, что он делает с женщиной во время секса. И руками обвела весь дом. Потом ткнула рукой в лежанку.

«Понятно, – догадалась Чернова. – Речь идёт о муже. Но тогда почему у меня вместо татуировки пятно?» – И на этот вопрос ей ответили очень доходчиво, изобразив покойника. Мол, когда муж умирает, татуировка с его именем убирается.

Новое имя землянке не понравилось категорически. И она приложила все усилия, чтобы довести до сведения хозяйки своё настоящее имя. Пришлось также выяснять: можно ли так? Пастушка скривилась в сомнениях, пожала плечами и даже руками развела. Получалось, что вроде как не запрещено… Только так никто не делает.

За стенами продолжала бушевать вьюга, а внутри домика оставалось тепло, уютно, мирно… пусть и голодно. Чем ещё гостью угостили, так это травяным отваром. А раз спать укладываться никто не спешил, то Дарья, прополоскавшая горло и хотя бы утолившая жажду, всеми средствами показала, что желает изучить местный язык. И стала тыкать рукой во все окружающие их предметы.

Но Саигава и к этому отнеслась скептически. Вначале сумела показать, что время всё-таки позднее и надо будет вскоре ложиться спать, и убедила, что предметы – ничто, а вот тело и его части – многократно важнее. Она довольно охотно приступила к обучению:

– Голова… Волосы… Глаза… Рот… Язык… Уши… Нос…

Чего уж там, Дарья со всем присущим ей рвением и неуёмным желанием приступила к учёбе. Тем более что новые слова давались вроде как легко, выговаривались просто и запоминались довольно быстро. К тому же добрая треть из них оказалась чуточку похожими на итальянские, частично – на греческие. Только и следовало, что старательно выговаривать, да ещё и визуально смотреть на запоминаемые части, а потом и касаться их. При касаниях стало ещё проще запоминать.

– Рука… Плечо… – Тем более что Саигава почти всё с себя сбросила, села рядом и уже рукой Дарьи касалась нужного места. – Локоть… Кисть… Палец…

Пройдя десяток слов и понятий, возвращались к первому уроку, ко второму. Повторяли. Вновь переходили к новым словам:

– Гладить… Касаться… Пощипывать…

Несмотря на скучность учебного процесса как такового, Дарья вдруг осознала себя странно разгорячённой. Сна или усталости – ни в одном глазу. Голода – как ни бывало. И даже возникло ощущение, что за ночь если не научится говорить, то уж точно всю анатомию человека на местном языке изучит. Наверное, нечто горячительное оказалось в напитке, раз организм завёлся словно после нескольких чашек крепкого кофе.

– Грудь… Живот… Нога… Бедро…

А вот когда её пальцы стали касаться внутренних сторон бедра, а потом и пальцы Саигавы прошлись в ответном поглаживании, Дарью вдруг накрыло острое желание сексуальной близости. Жаром наполнился низ живота, дыхание стало сдавленным и порывистым. Да и сознание начало заволакивать туманной поволокой подступающей страсти.

Конечно, паника пыталась разрастись и достучаться до трезвой рассудительности:

«Что-то со мной странное происходит. Не иначе как в этих травяных настоях не только горячительное, но и что-то возбуждающее… Или вытяжка мухоморная… Что это мы творим?.. И к чему это всё идёт?.. Или всему виной моё новое тело?..»

– Сосок… Лизать… – звучали тем временем новые слова, и язык пастушки уже нежными касаниями показывал глубинную суть очередных понятий.

Уж чем, а своей любвеобильностью Дарья всегда могла похвастаться. И мужья у неё за пятьдесят три года были, и многочисленные любовники. Опыт пребывания с двумя мужчинами у неё тоже имелся. Да и в трио, где две женщины и один мужчина, она не раз участвовала. А вот чтобы наедине с подругой – до такого никогда не доходило. Всегда превалировало жесткое убеждение, что без мужчины секс невозможен. Только самец должен нести (и несёт!) основную нагрузку при подаче чувственных удовольствий. Вместе с ним побаловаться, целуя партнёршу, – можно, а вот без него – никак. Иначе получаются извращения, недостойные нормальной, цивилизованной женщины.

И сейчас казалось подобное зазорным. И постыдным. И неуместным. Только вот попытки себя остановить оказались безуспешными. Желание всё росло и росло. Ум и трезвый расчёт затихли, а вот инстинкты выживания, наоборот, ещё и потворствовали неожиданному, всё больше усиливающемуся возбуждению:

«Я в новом, незнакомом для меня мире… Скорей всего подобное здесь в порядке вещей… Так зачем идти против течения?.. Как говорится, в чужой монастырь со своими амбициями и принципами не суйся. К тому же я просто обязана как-то отблагодарить свою спасительницу. Если бы не она… И не зубро-мамонт… И не этот золотой удав с таким странным именем Дончи…»

В общем, моральные оправдания для предстоящего действа отыскались быстро. А там и поздно было что-либо изменять. Потому что Саигава уже безраздельно властвовала во всех действиях и движениях. Только и оставалось, что подчиняться своей учительнице, делать как она и… Учиться новым словам. Как же без этого?

Хотя слов стало намного, намного меньше:

– Сильней… Нежней… Обнять… Прижаться…

Минуты превратились в мгновения. Часы пролетали как минуты.

Когда Дарья уснула, даже не поняла толком. Наверное, где-то в конце третьего часа страстной учебной сессии. А проснулась от того, что замёрзло лицо. Пространство вокруг заметно выхолодилось. Зато в комнате стало значительно светлей.

Приподняла голову, осмотрелась. Оказалось, что здесь есть три вполне больших окна. Только раньше они прикрывались шкурами, а теперь сквозь довольно крупные квадратики двойных зеленоватых стёкол просачивается не только дневной свет, но и слабые отблески солнечных лучиков. Сама Дарья оказалась накрыта несколькими шкурами. Буржуйка опять была раскрыта, и в ней разгоралась новая порция аккуратно отпиленных палочек.

Полог, ведущий на кухню, колыхался. Там что-то постукивало, такое впечатление, что нож по разделочной доске.

«Может, на завтрак меня угостят несколькими кусочками сыра? – улыбнулась Чернова, вспоминая перипетии прошедшей ночи. – Вроде как я заслужила… Хм! Чего себе-то врать: Саигава вполне на тройную порцию заработала. Если со мной сравнивать… А может, ей надо помочь?.. И вообще… очень хочется в одно место…»

Ну да, физиология, несмотря на новый мир, осталась прежней.

Поэтому Дарья выскользнула из-под обалденно тёплых, уютных шкур, подхватила свою одежду и быстренько бесшумно оделась. Благо, что всё оказалось сухое и на удивление чистое:

«Неужели, пока я была без сознания, мою одежку постирали?..»

Чтобы как-то вначале привлечь внимание, Дарья громко кашлянула. Стук на кухне тут же прекратился, полог отошёл в сторону, и выглянула Саигава:

– О! Ты уже проснулась? – Слова вроде незнакомые, но смысл вполне понятен.

– Ага! Уж больно хочется… Куда здесь?..

Пританцовывающая на месте гостья могла и не спрашивать, хозяйка уже увлекала жестом за собой. За пологом, сразу налево, находился небольшой туалет невиданного для лесной глуши комфорта и роскоши. Землянка ожидала увидеть в лучшем случае ведро, а то и банальную дырку в полу. А там был самый настоящий… унитаз. Не белый, конечно, и не фаянсовый, а из красной обожжённой глины. Зато с правильной системой типа сифон. Сливного бачка правда не было, вместо него рядом стояло ведро с чистой водой и висел на стенке деревянный черпак. Куда уходила труба канализации и имелась ли она, Чернова не стала присматриваться.

Когда Дарья вышла на кухню, то сразу поняла, что её подспудные ожидания более обильного завтрака оправдались на триста процентов. Заготовленной и нарезанной пищи хватило бы для кормёжки нескольких голодных мужчин.

– О-о-о! – затянула землянка в восторге. – И это всё для нас?

– Конечно! – Удовлетворённая реакцией своей гостьи Саигава подхватила поднос, указывая на второй: – Бери! И пошли в комнату! Мы с тобой заслужили.

И уже через несколько минут обе женщины вовсю уплетали обильный завтрак, продолжая при этом не только обучаться, но и хихикать над совсем, казалось бы, несмешными вещами. Праздник живота и всего остального начался!

Только вот, как всегда, отыщутся те, кто готов этому помешать. Потому что откуда-то снизу вдруг раздался рёв сразу из нескольких мужских глоток:

– Саигава! Покажись немедленно! Саигава!

Новый мир готовил для Дарьи Андреевны новые испытания.