Текст книги "Камень Тамерлана"

Я проснулся рано, под звуки машины. В просторном помещении камералки, где прошла моя ночевка было душно, несмотря на открытое настежь окно. Косые лучи солнца скользили по белым стенам комнаты, увешанной большой геологической картой Советского Союза и отдельными картами среднеазиатских республик и некоторых месторождений самоцветов. Неожиданно дверь бесшумно приоткрылась и из нее выглянуло круглое настороженное лицо, а затем появилась и вся плотная, коренастая фигура молодого человека в зеленой экспедиционной форме. Я сразу подумал, что это и есть мой гид.

– Доброе утро! – произнес он мягким баритоном. – Меня зовут Анвар. Виннер поручил мне провезти вас по нашим объектам. Вы готовы ехать?

– Да, конечно! – ответил я, приглядываясь к своему гиду.

– Тогда собирайтесь, – деловитым тоном произнес он. – Я буду ждать вас во дворе возле «Газика». Да, не забудьте захватить спальный мешок, дорога у нас длинная. Я быстро собрался и покинув душную камералку вышел во двор. Возле старенького вездехода «Газ-69» суетился Анвар и молодой русоволосый водитель.

– Сейчас заедем в чайхану «Салом» – она здесь под боком, заправимся и в путь к самоцветам, – улыбнулся Анвар.

Несмотря на ранее утро чайхана, утопающая в зелени и дразнящая аппетит своими запахами была открыта. Чайханщик поставил на наш стол медный чайник с крепко заваренным зеленым чаем по-ташкентски и плов. Заправившись тронулись в путь. Дорога от Ташкента обросла фруктовыми садами. Ярко-зеленая, ослепительная под южным солнцем зелень. А вдоль дороги тянулись домики белого, розового, желтовато-золотистого цвета, чайной розы. Эти краски наверно предназначены чтобы согревать душу в любое время года, как и лучезарное бирюзово-голубое небо. Клубится пыль из-под колес геологического «Газика», а в лицо дышит встречный ветер. За рулем молодой парень Володя Сорокин из Подмосковья. Как попал в Ташкент? Как и многие приехал на стройку восстанавливать Ташкент после землетрясения. Проработал на стройке водителем, прослышал про экспедицию и геология его увлекла. Третий год с геологами ездит, нрав веселый, общительный, умеет слушать, не перебивая (ценное качество), но когда начинает говорить сам, то уже не может остановится – ему нужно разрядиться до конца. Любит песни Высоцкого и наши геологические, часто напевает, крутя баранку:

 
«Все перекаты, да перекаты
Послать бы их по адресу
На это место уж нету карты
Теперь плывем-плывем по абрису…»
 

Эта песня родилась где-то в Сибаре у первопроходцев, но вот перекочевала в Среднюю Азию. И где бы геологи не работали они поют одинаковые песни, ибо геологическое братство не знает границ. С моим гидом Анваром у меня с первого дня установились товарищеские отношения. Выпускник Ташкентского университета самозабвенно полюбил свою бродячую профессию, побывал на многих месторождениях Средней Азии, знает и любит родные камни. И пока мы были в дороге постоянно обменивались информацией. Анвар рассказывал о самоцветах Средней Азии, а я делился воспоминанием о монгольском камне. Мы объехали с ним немало геологических объектов, представляющих чисто профессиональный интерес, на которых останавливать внимание не буду. Основная цель к которой я стремился с самого начала была жила «Аметистовая». К ней мы подбирались долго, сложными путями. Стояла летняя изнуряющая жара, солнце жгло немилосердно, а в душной раскаленной кабине машины дышалось как в сауне. После нескольких мучительных часов автопробега по солнцепеку уже к вечеру мы добрались до предгорья Кураминского хребта. Перед глазами возникла панорама вытянутых в цепочку сглаженных сопок, представляющих собой сплошные коренные выходы пестроцветный пород, напоминающих разрезанный слоеный пирог. Спустившись по широкому сухому руслу, машина урча и переваливаясь с боку на бок, свернула немного в сторону остановилась на относительно ровной и широкой площадке возле брезентовых палаток. Так мы наконец подъехали к полевому лагерю поискового отряда геологов, работающих на жиле «Аметистовая». Нас встретили радостными возгласами, приветствиями, усадили возле дымящегося костра, напоив крепким зеленым чаем, накормив настоящим узбекским пловом, умело приготовленным на костре. Встреча с коллегами по профессии всегда интересна и греет душу. А в ту ночь на жиле «Аметистовая» мы долго не ложились спать, сидели у костра, попивая зеленый чай и немножечко «огненной воды», которую я прихватил на особый случай. Говорили «за камень» вообще, и о том, что нашли в этом пустынном и неприглядном на первый взгляд месте. Уже за полночь, забравшись в холодный спальный мешок я забылся тем неглубоким тревожным сном, когда в настороженном мозгу скользили как льдины разорванные фантастические ведения. Под утро я проснулся от какого-то оглушительного раската, похожего на обрушившуюся в бездну скалу. С трудом разомкнув веки я выбрался из спального мешка и вышел из палатки. В лицо пахнуло утренней свежестью и ледяным холодком. Звуки похожие на обвал исходили с ближайшего холма, смутно темневшего в сизом предрассветном тумане. Спать уже не хотелось и какая-то неведомая сила подхватила меня и потянула к холму, откуда раздавались странные звуки. Дойдя до него я поднялся по склону и пройдя немного по нему неожиданно наткнулся на вырытую канаву – еще свежую геологическую выработку на жиле «Аметистовая». Возле канавы были сложены кучи камней, сливавшиеся с поверхностью. Я присел у канавы пытаясь разглядеть камни, но это не удавалось. Между тем предрассветные сумерки таяли и открывали резко очерченные и оголенные ребра холма.

И вдруг холодное и серое как сталь небо словно зажженное волшебной силой полыхнуло призрачно-зеленым светом. А вдоль горизонта над вершинами гор зажглась заря и словно заревом пожара охватила быстро меняющееся по цвету небо. Из-за гряды гор робко выглянул краешек, а затем выплыл и весь солнечный диск. Вершины и склоны угрюмо застывших холмов внезапно ожили и окрасились в оранжевые и сиреневые тона утренней зари. Я взглянул на лежавшие у моих ног кучи камней и встрепенулся. Камень отражал чистую и многоцветную палитру возникшего на моих глазах чуда природы. Я опомнился, когда услышал совсем рядом внизу звук падающего камня. Резко обернувшись я увидел, поднимающегося ко мне Анвара.

– Куда вы торопитесь в такую рань? Еще даже чаю не попили! – сказал подходя ко мне Анвар.

Во рту у меня пересохло то ли от жажды, толи от волнения так что трудно было говорить. В ушах стоял звон. И в этот момент я испытывал то волнующее, незабываемое предчувствие, вернее предвкушение какого-то необыкновенного открытия. Прекрасное мгновение знакомое каждому искателю, вставшему на трудную каменистую тропу, по которой взбираются к вершине истины. Нагнувшись я поднял с поверхности первый камень с этой жилы «Аметистовая». Вот она эта самая загадочная кварц-аметистовая брекчия! Пестроцветная порода, сложенная обломками сургучно-коричневой яшмы, сцементированной разноцветным кварцем. Геологи знают, что подобные породы возникают в напряженных участки земной коры, в зоне тектонического разлома. Земная кора в этих местах дрожала и раскалывалась на глыбы и остроугольные обломки пород. Но затем на смену разрушительным силам природы пришли восстановительные, созидательные. Горячие или как их называют гидротермальные кварцевые растворы внедрившиеся в толщу разрушенных пород произвели их цементацию плотным кварцем, образуя мощную зону окремнения вдоль разлома. Так образовались кварцевые брекчии, которые за долгий геологический период подверглись не раз действию пульсирующих кварцевых растворов, включая самые последние низкотемпературные с которыми связан аметист.

Мы с Анваром просмотрели массу камней выложенных в виде куч возле пройденных поисковых канав. В некоторых местах брекчии были пронизаны густой сетью кварц-аметистовых прожилок. Именно в этих местах по словам Анвара встречались иногда щелевидные полости с кристаллами непрозрачного аметиста, непригодного для огранки.

– Да, жила «Аметистовая» не оправдала своего названия, – сокрушенно вздохнул Анвар. – Теперь вся надежда только породу, вот эту самую брекчию, которая поражает своим разнообразием. Этим камнем заинтересовался даже один историк побывавший у нас.

– Уж не Салихов случайно, – поинтересовался я.

– Вы его знаете? – удивился Анвар.

– Да, нет только наслышан от вашего главного геолога.

– А что делал этот вездесущий историк на вашей жиле.

– Весь день проторчал на выработках, набрав полный мешок камней и довольный уехал с попутной машиной. Да, еще поковырялся в древних копях наверное так для интереса.

– Как здесь есть древние копи? – воскликнул я с изумлением. – И ты молчал Анвар!

– Пошли, это совсем рядом, – невозмутимо промолвил Анвар. Поднявшись на плоскую вершину холма Анвар подвел меня к древней выработке. Она представляла собой яму диметром около двух метров, засыпанную землей и едва заметную на поверхности. Пройдя немного мы наткнулись на вторую копь, а за ней также незаметно обнаружилась третья. А дальше уже шли крупноглыбовые развалы пород, покрывающие мощным плащом поверхность холма. Я заметил, что все древние выработки вытянуты в одну прямую линию и расположены на равном расстоянии друг от друга. Мы измерили это расстояние шагами и получили одинаковый результат. Тогда Анвар вытащил из своей куртки рулетку и мы замерили расстояние между копями уже точно – оно равнялось ровно 12 метрам.

– Интересно! – воскликнул Анвар. – Похоже, что древние рудокопы руководствовались этим магическим числом. Но что они искали? Как мы аметист или что-то другое?

– Это можно установить! – ответил я ему. – Надо расчистить эти копи, хотя бы две крайние. Поставь двух ребят-проходчиков на расчистку и сегодня быть может мы раскроем эту тайну.

– Будет сделано – воскликнул Анвар и в его больших широко раскрытых карих глазах полыхнули огоньки азарта. Мы спустились вниз и вернулись в лагерь, где нас ожидал простой, но сытный походный завтрак. После него у полевиков начинается самое главное – работа на жиле. Вместе с бригадой горнорабочих мы с Анваром вернулись на жилу, где проводились разведочные работы. Анвар сразу поставил двух здоровых парней на расчистку древних копей. И пока они, вооружившись кайлой и лопатой начали усердно расчищать древние копи мы с Анваром пошли осматривать этот интересующий меня геологический объект. Жила «Аметистовая», местное название «Канджола» находится в Карамазарских горах вдоль крупного глубинного разлома. Протяжность ее велика – около десяти километров, при ширине от 20 до 100 м. Это по сути жильная зона, которая сложена брекчированными породами – сургучными яшмами, сцементированными белым кварцем и сиреневым аметистом. Аметист также инкрустирует мелкие пустотки в кварцевых прожилках. Иногда в местах сгущения и утолщения кварцевых прожилок возникли более крупные полости с крупными (до 10 сантиметров) кристаллами аметиста густой фиолетовой окраски, но почти не прозрачных. Мы прошли с Анваром около километра, по жильной зоне, часто останавливались и разглядывали на поверхности высыпки брекчий, которые поразили меня своим многообразием. Создавалась впечатление, что здесь можно найти высокодекоративный поделочный камень. Вот только где зацепиться? Может копи, что-нибудь подскажут? И вот мы снова вернулись к древним выработкам. Ребята старательно расчищали их, выкладывая обломки пород, смешанные с землей на бортах копи. Усевшись возле кучи камней мы стали перебирать извлеченные из ямы камни, иногда смачивая их водой из фляжки. Мне охватило волнение, похожее на азарт присущий старателю или кладоискателю.

Анвар покосился на меня с удивлением и спросил:

– Что вас так волнует в этой яме? Обычный материал, такая же брекчия как и в наших выработках.

– Нет, Анвар, здесь должно быть нечто необычное. В этих камнях я вижу нечто большее, чем просто необычный декоративный материал, из которого можно что-то сделать.

– А что именно? – в больших широко раскрытых глазах Анвара вспыхнули огоньки любопытства.

– За этими камнями возможно скрываются какие-то исторические события, человеческие судьбы о которых пока не знаем. Археологи ковыряясь в своих раскопках читают их как древние книги, раскрывая их тайны, узнавая о том что было когда-то в далеком прошлом. И вся информация заключена в предметах материальной и духовной культуры – в осколках посуды, монетах, украшениях и прочем.

– Но это же все сотворили люди, а камни творения природы, – возразил Анвар.

– Камни из древних копей добывали люди и исследователю важно знать для какой цели они использовались и какой след оставил в истории! Между тем энергичными действиями проходчиков копи постепенно расчищались и наконец в одной из них приоткрылась свежая коренная часть жилы. Эта порода по составу и строению заметно отличалась от аметистовой брекчии, на которую мы достаточно насмотрелись. Да и брекчией ее по большому счету нельзя было назвать. Это был плотный монолитный камень состоящий из белого и фиолетового, аметистового кварца, образующих зональную гребенчатую структуру. Такая же порода появилась и в стенках другой копи, при ее расчистке. Всматриваясь в эту породу я не мог отделаться от мысли, что где-то видел нечто подобное. Но где и когда? И вдруг вспомнил. Я чуть не подпрыгнул от охватившей меня радости. Ну конечно, же этот камень я видел в Монголии на проявлении аметиста Харнасту-обо. Мы там тоже искали аметист в кварц-аметистовой жиле протяжностью свыше 200 метров. Жила была сложена несколькими генерациями кварца, белого, дымчато-серого и фиолетового цвета. Аметист в жиле преобладал и создавая в жильной массе гребенчатые кристаллические агрегаты. Изредка здесь в жильной массе встречались мелкие гнезда с мелкими кристаллами слабо прозрачного аметиста. Да, хорош аметист в монгольской жиле, но сам жильный материал заинтересовал как поделочный камень. Его назвали аметистовый кварц. А спустя какое-то время я увидел в руках монгольского шамана шарик из этого камня, который он держал в ладонях. Аметистовый кварц – медитативный камень!

Я вздрогнул от того, что кто-то трясет меня за плечо и увидел встревоженно-удивленные глаза Анвара.

– Что с вами? Вы словно отключились и никак не реагируете.

– Все в порядке, Анвар. В этих копях мы нашли ключ к разгадке. Древних интересовал не сам аметист, а вот этот аметистовый кварц как поделочный камень. Аналог ему имеется в Монголии, я наконец-то вспомнил.

Теперь твоя задача разведать жилу именно на этот камень. Ну, а мне надо раскручивать этот сюжет дальше. А для этого надо срочно ехать в Ташкент для встречи с этим заезжим историком. Он не случайно побывал здесь и по-видимому что-то знает. Внутренний голос мне подсказывает, что сюжет с этим камнем имеет интересное продолжение.

– Все понял! – сказал Анвар, несколько взбудораженный моими словами. – Будем тогда действовать: отвезу вас сегодня на рудник Табошары, а оттуда вы рейсовым автобусом или попуткой доберетесь до Ташкента.

Так мы и порешили. В тот же день не без сожаления я покинул жиду «Аметистовая» и с первой оказией выехал из Табошар в Ташкент.

Мы привыкли в городах постоянно куда-то спешить и суетиться по разным причинам. Любая задержка в пути, ожидание чего-либо или кого-либо заставляет нас хмуриться, поглядывать на часы торопиться, испытывая нервное напряжение. В экспедициях к ожиданию относятся спокойно: здесь срабатывает устоявшаяся веками терпеливость охотника. Недаром в Монголии бытует поговорка: «Не спеши, когда цель наметил». Геологи привыкли следовать этому правилу, отвыкая и вырабатывая в себе здоровый неторопливый ритм повседневной жизни. В самом деле спешка в горах может привести к тому, что останешься в них навсегда. А что толку сетовать на погоду в ожидании самолета или вертолета, лучше отвлечься другими делами. Суета и нервозность ожидания ничего изменить не могут.

В этой моей поездке по месторождениям самоцветов Узбекистана не было никаких осложнений и мы добирались на нашем газике практически до всех интересовавших меня объектов. Обедали в дорожных чайханах, ночевали под открытым небом под тенью фруктовых деревьев. И никакой спешки! Казалось время остановилось и на душе было гладко и спокойно, как в море во время полного штиля. Но посещение жилы «Аметистовая» нагнало на душу волну, изменило мои планы. Попутной машиной спешно выехал из Табошар в Ташкент. И в дороге меня все время подгоняла одна мысль: только бы успеть застать на месте этого вездесущего историка. Я уверовал себя в том, что именно он поможет раскрыть тайну аметистовых копей.

В ташкентской экспедиции я сразу же направился к главному геологу, доложил ему о результатах своей поездки и сразу же поинтересовался об историке.

– Что не терпится встретиться? – усмехнулся Виннер.

– Да он вчера вернулся из поездки в Тамерланову пещеру.

– Тамерланова пещера!? – удивился я.

– Да так называется проявление мраморного оникса в отрогах Гиссарского хребта в Зирабулак-Зиаэтдинских горах. Там издавна известны красивые полупрозрачные ониксы ввиде сталактитов в карстовых пещерах среди известняков. К сожалению камня там практически не осталось и Тамерланова пещера представляет интерес для любителей или таких фанатов как этот историк. Ведь несмотря на свой возраст и нелегкую дорогу все же побывал в этой пещере. Да, он сам все вам расскажет. Кстати он сейчас здесь, в экспедиции: либо в музее, либо в камнерезке. Телефонный звонок прервал наш в общем уже законченный разговор. Кивнув Виннеру я стремительно вышел из кабинета главного геолога. И сразу устремился в камнерезный цех и действительно нашел там интересующую меня личность. Он стоял возле камнерезного станка, за которым орудовал мой знакомый Руфат. С виду обычный пожилой мужчина невысокого роста, одетый в летний белый костюм с узбекской тюбетейкой на короткостриженной черной голове с легкой проседью. По виду его можно было принять за местного знатного хлопкороба или сельского учителя.

Я подошел к ним и увидел как Руфат пилит кусок мраморного оникса размером с добрый кулак. Сомнений не было, что это и есть тот самый оникс, о котором мне поведал главный геолог.

– Хороший оникс из Тамерлановой пещеры! – вставил я свое слово, когда Руфат подал две распиленные пластинки историку. Тот повернулся ко мне лицом и вонзил в меня пронзительный взгляд темных глубоко запавших немигающих глаз.

– Это вы из треста «Цветные камни» – спросил он. Я кивком головы подтвердил его догадку и сказал, что хочу с ним поговорить. Он протянул мне сухую еще крепкую руку и представился:

– Салихов Сердар Алиевич.

Я назвал себя и стоя терпеливо ожидал, когда он освободится. Руфат без труда распилил ему несколько камней, которые историк аккуратно завернул в газету и положил в свою сумку. Затем полез в карман, решив по-видимому рассчитаться с камнерезом, но Руфат решительно отказался.

– Нэ надо! Мнэ хватит и кусочка этого камня на память.

Мы вышли с Салиховым из шумного, но прохладного камнерезного цеха и сразу окунулись в полуденный изнуряющий зной.

– Чем могу быть полезен, молодой человек. Что вас интересует? – спросил Салихов, ища глазами где можно спрятаться от солнцепека.

– Меня интересует камни как и вас раз мы встретились именно здесь в экспедиции.

– Логично! – промолвил Салихов. Но я не специалист по камням и меня они интересуют постольку поскольку связаны с жизнью определенных исторических личностей.

– И меня это тоже интересует, хотя я не историк, а технарь, занимающийся сугубо производственными делами, – ответил я. – Но любая проблема начинается с истории и мне интересно знать какие камни и как именно использовались в древности, а если конкретно, то во времена Тамерлана.

– Вот как! – удивился Салихов. – Кажется наши интересы совпали.

– Однако, что мы стоим на этом солнцепеке. У меня есть предложение продолжить нашу беседу в более прохладном и уютном месте.

– В чайхане «Салом»? – поинтересовался я.

– Угадал, – ответил Салихов и улыбнулся широкой доброжелательной улыбкой.

Я понял, что лед недоверия сломлен и с радостью зашагал к уже знакомой мне с первого дня чайхане.

В чайхане было многолюдно, ибо лучшего места, где можно было пересидеть жару вблизи не было.

Чайханащик Рустам, массивный, бритоголовый, похожий на борца, несмотря на свой избыточный вес довольно резво передвигался, держа в обеих руках медные чайники с чаем. Увидев Салихова и меня он приветственно кивнул головой и устремился дальше, лавируя между столиками. Свободных посадочных мест в чайхане в час пик конечно не было. Мы удрученно вздохнули и в растерянности оглядывались по сторонам, надеясь на чудо. Но люди здесь сидели плотно и не замечали времени.

– В этом нет нечего удивительного, – заметил Салихов. – Такое время провождения в чайхане часто бывает чисто деловым. Сидят хозяйственники, снабженцы, ваш брат геолог спасаясь от жары, и за чаем решают деловые вопросы, обсуждают последние новости. Чайхана как клуб, открытый для всех желающих.

Мы постояли еще немного у входа переминаясь с ноги на ногу, не зная что предпринять. Выручил чайханщик Рустам.

– Падаждитэ нэмного! Сейчас два «туза» освободят во-он то место! – кивнул он на уютный столик на балконе. Там сидели два раскрасневшихся солидных мужчины в национальных тюбетейках на головах и допивали второй чайник. Но вот они, наконец-то поднялись со своих мест, утирая с лица пот, захватили портфели (главный атрибут начальника) и оживленно беседуя, направились к выходу. Чайханщик молниеносно убрал столик и вскоре вернулся неся нам чайник с чаем, поднос с двумя пиалами и тарелку с плитками вареного сахара золотисто-коричневого как каленый янтарь цвета.

Удобно устроившись мы некоторое время сидели молча с наслаждением попивая небольшими глотками душистый зеленый чай, прекрасно утоляющий жажду. Я обдумывал за чаем с чего начать разговор, но Салихов сам пришел на помощь.

– Ну-с! С чего начнем молодой человек? – сказал он профессорским тоном.

– Постараюсь объяснить вам почему у историка появился интерес к вашим самоцветным камешкам. В школьных учебниках и книгах современных авторов многие исторические личности – цари, короли, ханы, султаны и прочие сильные мира сего представлены весьма схематичными фигурами, многие оболганы и облиты грязью. Даже древние рукописи и летописи зачастую писались в духе своего времени и в угоду власти, а потому многие исторические события как и личности искажены и лишены правды. Но императоры и завоеватели были тоже людьми и ничто человеческое им было не чуждо: они тоже любили, страдали, у них были разные увлечения и страсти в жизни.

А согласно учению философа Флоренского, каждый человек в своих поступках, действиях, творчестве проецирует себя в окружающее пространство. Вольно или невольно он проецирует себя на бумагу, запечатывает свой ум, свой характер в письмах, дневниках, указах и прочем. Даже по почерку можно определить характер человека, хотя у нас графологию объявили лженаукой. Охарактеризовать человека можно даже по его пристрастиям к определенным вещам, к тем же камням.

– Что вы знаете о Тамерлане? – неожиданной спросил Салихов, пытливо вглядываясь в меня.

– Очень мало к сожалению, – ответил я.

– Вот-вот! – У вашего поколения о нем сведения из нескольких учебников или энциклопедий, где говорится только об исключительной жестокости средневекового завоевателя и больше нечего. А между тем образ его вдохновлял многих писателей, политиков и даже советских деятелей. Знаете ли вы, что М. В. Фрунзе с самого начала посвятив себя борьбе за светлое будущее человечества выбрал в качестве образца для подержания именно Тимура. Историки характеризующие деятельность Фрунзе отмечают его выдающийся полководческий талант, проницательность и удивительное обаяние. Приводят примеры удивительного для большевиков гуманизма, рыцарского благородства и в то же время примеры жестокости и коварства – смотря что было выгодно в данный момент для достижения победы.

– Да, Фрунзе старался подражать во всем своему любимому герою, именем которого он назвал своего единственного сына. Ну, а известный нам писатель Аркадий Гайдар взял это имя для героя своей детской книжки «Тимур и его команда». Я помню, как эта книга, написанная на кануне Великой Отечественной войны вызвала по всей стране патриотические движения среди мальчишек названное «тимуровским». Но вернемся к самому Тимуру, непреклонному и целеустремленному до жестокости, что соответствовало его духу и духу его времени. И несмотря на это он был великодушным и мудрым не рубил как говорится с плеча, а прислушивался к чужим мнениям. Вот например, Тимур впервые ввел классификацию людей, которые служили ему разделив их на 12 классов. Сохранился и его указ, в котором говорится: «Величие и основа моего государства впредь будет опираться на 12 классов, которые я считаю двенадцатью знаками Зодиака, двенадцатью месяцами моего правления».

В этом своеобразном табеле о рангах Тимур подробно определил назначения и обязанности каждого класса. Вот, например, что сказано о втором классе, я его почти полностью запомнил: «Я причисляю к нему людей интеллигентных, способных дать совет, тех которые обладают знаниями и мудростью, и почтенных старцев, которым годы дали проницательность будут также пользоваться моим полным доверием. Со всеми этими людьми я буду обращаться как с равными, ибо делясь со мной своим опытом, они тем самым дадут мне большое преимущества». Вот так! И написан был указ твердым, воистину железным почерком, в котором тоже отразился характер Тимура.

– Недаром это имя происходит от монгольского «Тумур» – железо, – вставил я свое слово. – В Монголии много имен и производных от этого слова, скажем Тумур, Тумэр, Тумурских, Тумурбатар и другие. Но в истории он больше известен как Тамерлан (Тимур-хромец) за увечье, которое он получил еще будучи молодым в неравном бою, – ответил Салихов.

– А какой народ дал миру великого Тимура?

– Тимур принадлежит к тюрско-монгольскому племени барласов – выходцев из Монголии. Барласы пришли в Среднюю Азию вместе с ордами Чингизхана, осели в предгорьях западного Памира в районе цветущего городка Кеша. Этот древний городок давший миру Тимура издавна населяли тюркоязычные племена, а также выходцы из Персии и Индии. Само название города Кеш древнеиндийское и переводится как «лучезарный». Барласы смешались с местным населением, приняли тюркский язык и культуру, а затем религию ислам. Тимур же имеет корни ведущие к Чингизхану. Кем был его великий предок Темучин вошедший в историю как Чингизхан? Происхождение и внешний облик горного хана часто представляют в искаженном виде. По свидетельству персидского историка Рашида-ад-Дина и монгольским легендам Тимучин был высокого роста, рыжебородый и имел голубые глаза. И все дети в его роду рождались белокурыми с голубыми и серыми глазами, а когда у него родился черноволосый внук Хубилай он якобы очень этому удивился.

Все это делает вероятным предположение Грум-Гржимайло о значительной примеси в роду Чингизхана к монгольской крови динлинской или вообще его род был динлинским.

– Кто такие динлины? – поинтересовался я.

– Динлины (по-китайски «Рыжеволосые») представляли восточную ветвь скифов, обитавших в Сибири, в районе Саян, а затем мигрировали в Монголию и Северный Китай. Себя они называли русами и вероятно принадлежали к славянскому племени.

Тимур унаследовал черты рода Чингиза: он имел огромный рост – около двух метров, обладал большой физической силой, имел европейский тип лица и серые глаза. Так или иначе в жилах Тимура текла кровь разных народов и может быть в этом одна из причин его многогранного таланта и гениальности.

– А каким увлечениям, страстям был подвержен этот человеческий феномен – задал я конкретный вопрос. Салихов немного задумался, отпив из пиалы чая и своим размеренным голосом как на лекции продолжил рассказ.

– У Тимура было много увлечений и человеческое ему не было чуждо. Главные его страсти были женщины, охота, шахматы и камни.

Да, Тимур был любвеобильный человек, одних только официальных жен у него было восемнадцать. Но в отличие от изнеженных султанов и шахов он не имел гарема, ибо провел всю жизнь в походах и умер в седле как настоящий воин. Увлекался охотой на диких зверей, не раз ходил с одним копьем на свирепого камышового тигра. Прекрасно играл в шахматы, в эту мудрую древнюю игру и не имел себе равных в ней.

Ну и особое пристрастие Тимур питал к камням, неукротимая любовь к ним, как и к женщинам, прошла через всю его жизнь. Вот почему молодой человек, я приехал в Ташкент, собираю сведения о камнях в вашей экспедиции и в фондах узбекской академии наук.

– А в чем воплотились эта любовь Тамерлана к камню?

– Одним из многих деяний Тимура было строительство дворцов, мечетей, мавзолеев и других величественных сооружений в столице своей империи Самарканде. Но наибольшую славу ему принесло сооружение Аксарая – Белого дворца в его родном городе Кеше, который Тимур переименовал в Шахрисабз (Зеленый город.) В сооружении грандиозного здания Аксарая участвовали знаменитые зодчие из Багдада, из Персии, Индии и Самарканда. Все лучшие природные материалы везли с разных мест огромной империи Тимура. Разноцветный мрамор везли с гор Китаба, узорчатый оникс из «пещер Тамерлана», «камень неба» – лазурит доставляли из Бадахшана, а нефрит из Кабулистана. И когда Аксарай был возведен он поразил своей грандиозностью и величием все что было до того времени известно. Один из очевидцев оставил такую запись: «Темная ночь озаряла белизну стен Аксарая, а площадь перед дворцом была вымощена камнями бирюзового цвета, более сочного и глубокого, чем цвет неба». К сожалению это изумительное творение Тимура было разрушено. Но и сегодня остатки Аксарая ввиде уцелевшего портала высотой 40 метров поражают своим величием. Я вам советую побывать в Шахрисабзе – это удивительное место.

– А какие камни Тамерлан имел при себе? Ведь были же сугубо личные камни с которыми он не расставался?

– Да, были у него любимые камни которые сопровождали его в походах, укрепляли его силу, дух, помогали концентрировать внимание и принимать решения. Камни Тимура – от первого до последнего наилучшим образом воплощал и ум и дух своего владельца.

– И вы знаете каким был первый камень Тимура?

– Теперь знаю. Это был красный коралл, вставленный в большое серебряное кольцо. А что вы как специалист скажете об этом камне – спросил Салихов.

– Кораллы не камни, а творенья живых организмов, выросших во мраке морских глубин. В Индии кораллы (а они весьма разнообразны по цвету розовые, красные, черные и даже синие) почитались не только за красоту, но и за их целебные и магические свойства. О красном коралле в индийской «Аюрведе» сказано, что он контролирует ненависть, гнев, зависть и стимулирует духовное пробуждение.