Текст книги "Юрьев день"

Юрий Михайличенко
Юрьев день

Светлой памяти

Геннадия Михайличенко

посвящается

«Читаю твой „Юрьев день“.

Таки ты у меня большой умница!

Целую, успехов тебе!»

15 июля 2018 г.

Выхода этой книги очень ждал мой папа,

но, пока «то да сё», он умер.

© Ю. Михайличенко, 2020

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2020

УСТАВШИЕ КОРАБЛИ ПОЭТА

Юрий Михайличенко – актёр и режиссёр, бард, поэт. Можно было бы ограничиться определением «бард»: человек, сочиняющий музыку и стихи для своих песен, поющий эти песни. Но автор счёл необходимым представить свои тексты сборником стихотворений, уже не первым. Значит, ищет другой контакт, другой опыт общения с аудиторией, не только слушающей, но и читающей.

В чём здесь принципиальная разница? Бард представляется человеком, пощипывающим гитарные струны в поисках подходящей мелодии, одновременно бормочущим слова, – таким видится процесс сочинительства в этом случае. Мелодия и текст дают жизнь друг другу, поддерживают друг друга, а случается, и помогают скрыть несовершенство друг друга. Менее всего намерен проявлять высокомерие стихотворца по отношению к поющим поэтам и утверждать, что все они – любительствуют в своём творчестве. Достаточно значимых имён, которые тут же придут на память, гоня прочь всякое высокомерие.

У стихотворений Михайличенко есть свой характер, своя интонация. Неустройство окружающей жизни – одна из главных его тем:

 
в заповедник неоформленных браков
недоеденных куриц
недопитых портвейнов, ершей, самогонов
недобитых бутылок, клопов, тараканов
паромщики, стрелочники, мошенники слова
бла-бла-бла-бла
 

Этот поток раздражающих автора предметов, явлений, событий в том или ином облике возникает на страницах книги постоянно, превращаясь в образ времени, обретающий устойчивую стихотворную форму:

 
съедено холодом чувство приличия
водка при встрече давно под вопросом
совести нет, остались наличные
и папиросы
 

Образное, метафорическое мышление, которое автор проявляет по-разному в разных стихах, порой достигает самого выразительного уровня:

 
мечети на якорях ночи уставшими кораблями
до первой молитвы
до первого предчувствия солнца, до первых
петухов
голоса муэдзинов, как позывные приёмников
на наших советских кухнях
 

Это цитата из стихотворения «Марракеш», а можно приводить примеры из стихотворений о Хельсинки или Барселоне. Но пережитое в прошлой жизни находит у поэта своё отражение, точное в слове и жесте:

 
наше стадное чувство или чувство плеча
локоть к локтю, сомкнись колонна!
эту вечность в строю я давно промолчал
подчиняясь иным Законам
 

Уверен, что этот сборник стихов, перерастающий в книгу жизни Юрия Михайличенко, обретёт своего читателя.

Даниил Чкония

От автора

Поэты – узники, приговорённые самой матушкой природой к сознательному заключению.

Человеческая бесконечность притягивает своим несовершенством.

Есть стихи о любви, есть стихи состояний.

Пишущие люди пытаются запечатлеть мгновение, которое, с их точки зрения, может иметь место в истории человеческих переживаний.

Мы переживаем, но живём ли мы при этом?

Ведь вечные вопросы бытия, несмотря на всё написанное, надуманное, придуманное, уверованное, открытое и прожитое, так и не нашли своих ответов.

Состояние правды – мимолётно.

Состояние истины, невзирая на её аксиомность, изменчиво.

Это больше индивидуальный процесс, чем объективная данность.

Чем больше мы усложняемся, тем дальше мы уходим от радости бытия в окружающем нас мире.

«Юрьев день» об этом.

полвека жизни

 
я опять молчу, полвека жизни заставляют
задуматься
я любил и был, я ел и спал, я страдал и каялся
теперь бумагу скребу, понять бы утром,
как лапой курица
кому-то будет, когда-то может собой
прославиться
 
 
прости меня, незатейливый мир, но жить
не хочется
в ногах правды нет, а в глазах, увы! —
одно безумие
с высоты расстояния кажется что всё вот-вот
закончится
и я наконец-то смогу отдохнуть от вечного
полнолуния
 
 
что делать с любовью, которую носишь от шеи
до пояса
зачем голова-перекати-поле, если всё
по-написанному
мы так долго учились петь что немыми остались
без голоса
уповая на мысль о том что жизнь бессмысленна
то ли громом греметь когда тоска валуном
в стакане
 
 
то ли градом по крышам, проснитесь,
услышьте мя, вечные люди
превратилось в привычку на могилах друзей
разводить руками
как коса на камень, если светел, то смерть лёгкою
будет
 
 
я почему-то очень устал и мне страшно хочется
лени
я надоел себе самому, придурок из гипса
на пьедестале
можно, конечно, смириться с теорией судеб
и поколений
хотя, чёрт его знает зачем, и как мы сюда попали
 

колодец
из детских снов

 
я падал в колодец маленьким
и помню как дух без пуговиц
пощады просил у паники
окошком смотря на улицу
сознанием дворик бо́ярский[1]1
  Бо́ярка – город в Киевской области Украины.


[Закрыть]
клубничка на грядке ягодкой
мне было по-детски боязно
туда, в темноту заглядывать
колодца, где эхо голосом
где духи и привидения
пленённый подземным космосом
и детским воображением
я падал в колодец маленьким
мой страх укрывая сказками
в уютной и тихой спаленке
мне мама шептала ласково
о том, что я скоро вырасту
что всё в моей жизни сбудется
и ужас глубокой сырости
наутро совсем забудется
я так удивлялся старости
в душе доверяя вечности
что всё оно так и останется
с рожденья и до бесконечности
что бабушка – это блинчики
что дедушка – это строгости
что все мы надёжно привинчены
на нашем фанерном глобусе
 

о метаморфозах жизни во времени

 
однажды с радостью принять свою ненужность
когда по кладбищу идёшь в сырую осень
и понимаешь в тишине крестов под небом
что через месяц о тебе совсем не спросят
 
 
что через год всего лишь память одиноких
когда-то близких и родных на полустанках
висеть на стенке фотографией затёртой
среди таких же заключённых ране в рамках
 
 
словам не веруя, закончится столетье
где ты как ветер, то бездумно, то бездомно
где, как и все, в порыве суетности вечной
оставишь что-то там незавершённым
 

Пряшев (Словакия)

битые яйца

жизнь похожа на лестницу в курятнике:

такая же коротенькая и вся в дерьме.

(из услышанного на улице)

 
в сумме всегда получается сумма
итоги жизни, слова на ветер
в щёлочку свет, пылинки смысла
кто-то спросил, я не ответил
сочувствие ближнего к потерянной мысли
 
 
надёжно ли утро под чашечку кофе?
любовь во всех её ипостасях
зима на глазах превращается в лето
вопрос из детства о жизни на Марсе
и если не там, то хотя бы где-то
 
 
всё не как у других – закон природы
вера осколком живущим в сердце
даже когда счастливым на ощупь
бородой прорастаешь в насиженном месте
жизнь не становится проще
 
 
глупая курочка, милая ряба
днём опротивела, сном перемолота
светом пророка, ликом страдальца
сколько ни бегал я в курятник за золотом
хвостиком мышка и битые яйца
 

город чужих обещаний

 
больше чем мы – это город чужих обещаний
в нём небоскрёбы, намеренность лести
и внутренний страх
низкое небо, где вечная грусть проливными
дождями
лёгкие деньги и похоть победы в глазах
 
 
можно мельком обмануться в надежде на чудо
кровно поверить кому-то и искренне ждать
манны небесной, секретного брода чрез бурную
речку
жизни, в которой всем нам так не терпится стать
 
 
сном наяву, где чего-то всегда не хватает
домом терпимости в шаге от пристани серой
нужды
мы ожидаем, смиренно и жадно всю жизнь
ожидаем
в чаде накуренных комнат чужой доброты
 
 
люди-атлеты бегут впереди паровоза
уголь для топки где судьбы на ветер и боль
про запас
странно, что время проходит и всё повторяется
снова
всё повторяется снова, но только без нас
 

к богу бегу

 
всё-таки к богу бегу, бегу к богу, к богу бегу
по завуалированным лицам, заасфальтированным
улицам, мощёным площадям
по бульварам несуществующих городов, от вокзала
к вокзалу, от экрана к экрану
ноги в песке, из праха в прах, ноги в снегу
всё-таки к богу бегу, бегу к богу, к богу бегу
 
 
из эры безразмерных телевизоров, важности
информации, скорости сообщений
всё здесь и сейчас, быстро, удобно, забавно
из элитного рая со всеми удобствами на берегу
к богу бегу, бегу к богу, к богу бегу
 
 
глазами по интернету, планета с мобильником
в ухе
гвоздём в перепонку, подъём в понедельник
моя любовь поселилась в фейсбуке
поколение, говорит, такое
покалечены, говорю, навечно
а сам умножаюсь на нолик и падаю в свечи
 
 
за окном ночь, на кухне стол, тишиной кровать
и всё-таки хочется чего-то большего, чем
просто жить
чем просто гореть день за днём
чем просто смотреть в небеса
и чем просто лечь и не встать
 
 
а потом упорно молчать откуда-то оттуда
я весь перемолот колёсами фальшиво-победного
века![2]2
  Цитата из стихотворения Пабло Неруды «Время жизни» (перевод с испанского П. Грушко).


[Закрыть]
это же выстрел в висок, товарищ Пабло Неруда,
ведь все мы не далеко и не близко, мы просто
объясняем поступки
лампочка, свет, собака, миска, инстинкт,
желание, желудочный сок
нам просто хочется есть и это как месть природы
ловушка для непокорных, математическая
зависимость
корни всех цивилизаций
пишу с абзаца: завтра рано вставать!
на бочок, дурачок и спать
 
 
утром какое-то утро, ещё одно утро, соловьи
на рассвете
как в старом романе, как в выжженной книге
электронный будильник глазами цифр
гвоздём в перепонку, подъём в понедельник
человек, не проспи, на тебя смотрит мир!
человек-пароход плывёт по нужде
какой-то дом, какие-то дети
толком не помню сути, но что-то там было во сне
успеть-успею, открыть-открою, суметь-смогу
к богу бегу, бегу к богу, к богу бегу
 
 
водою душного душа по телу, апельсиновым
соком, чашечкой кофе
кто ты? догадки и доводы, фальшивые нотки
отпетой истины
всё растворится как соль в стакане воды
на уроке химии
запахом свежих газет, глазами по осени
опавших листьев
любовь иголкой в стогу
всё-таки к богу бегу, бегу к богу, к богу бегу
 

по умолчанию, или слово не воробей

 
осознавая всю сложность души человеческой
верую в силу прощения, в радость познания
в счастье, как это ни странно, я верую в счастье
не называя причины по умолчанию
 
 
о воробьях где-то сказано словом непойманным
всё, что озвучено вслух, превращается в изданность
в пулю свидетеля, в горечь упрёков заутренних
в самовнушение роли с намёком на избранность
 
 
буква за буковку, совесть становится собственной
властной, коварной, сухой госпожою из прошлого
с тёплой уютной квартиркой в твоём подсознании
вредной соседкой с беседами об осторожности
 
 
мысли о прожитом вдруг обращаются стенами
психиатрической клиники, энным диагнозом
шёпотом лестничных мнений, пожизненной
каторгой
где без особых причин все способны на разное
 
 
где вместо веры в себя только страх и сомнения
где понимаешь что зря не подумал заранее
и обвиняешь судьбу не в делах, а в несделанном
где вместо сердца внутри живёт наказание
 
 
помню себя до того, как простился с невинностью
вдруг обозлившись на небо поступками взрослыми
стал властелином решений, диктатором сущности
жизни в моём понимании, вестником косности
 
 
стал обладать наяву непонятной материей
голову стал возносить над душевными муками
я повзрослел, то есть вырвал листочек у времени
горсточкой лет, вместе с правом пожить близоруким
 
 
мудрость, в итоге, находит свои закоулочки
смерть – это то, с чем по жизни живём в ожидании
все друг от друга устали, и дальше чем кажется
не называя причины по умолчанию
 

живи

П. Михайличенко

 
можно и с камнем за пазухой упасть с балкона,
свернуть себе шею
любовь как смерть, словно пить в запой,
купить билет, потерять веру
приучить волка не смотреть в лес,
накопить денег, познать свободу
когда луна за висок хвать
давно устал кем хотел стать
рука в руке
раз уж обжёгся на молоке, то впредь будешь дуть
на воду
в тёмной от ночи луже артогонь фонарей,
перевёрнутость мира
стратегический страх, приблизительный свет,
пустота красоты, лёгкость эфира
непонятно одно: куда и зачем, в кармане долг,
в телефоне муза
моё лицо на воды рябь
мои глаза в небеса глядь
судьба гвоздём
раз уж назвался груздём, полезай в кузов
что я могу сказать смотрящим в затылок,
идущим за мною
сплошные рефлексы, проснись и пой, двигай ногами,
кивай головою
под солнцем этим найди себе место, земля —
кормушка, птицами души
успеть, успеешь ногою в гроб
и даже имя на память чтоб
времени нет
живи, если хочешь жить, и никого не слушай
 

если здесь – это здесь

Е. Гончаровой

 
лишь кусок бытия на котором мы выстроим что-то
непонятных пропорций, с ненужным количеством
дней
мы приходим сюда, чтоб похожими стать на кого-то
приводя за собой в этот мир непонятных детей
 
 
нам не страшно что мы ничего абсолютно не знаем
мы идём напролом, день за днём, так и строятся дни
где-то там далеко, впереди что-то названо раем
он у каждого свой, как и суть пониманья любви
 
 
отрицая себя мы так часто похожи на воду
где свои берега и души недостроенный храм
умерев умереть, как из клеточки вдруг, на свободу
если здесь – это здесь, то по логике там – это там
 
 
мы живём наугад, мы лишь звенья эпох и империй
столько судеб и лет напролёт у закрытой двери
мы не знаем кто мы и поэтому искренне верим
в наше вечное я, где-то там, далеко от земли
 

автовокзал
барселона – мадрид – ночь

 
автовокзалы мира сего как близнецы-братья
остолбенелость психушки где сера по венам
и спящее лето
откуда столько невест в запачканных свадебных
платьях?
в свете жёлтых неонов занятость лавок и туалетов
 
 
бутерброд, рюкзачок, идущие ноги, взгляд
незнакомки
вот они люди которых я больше никогда не увижу
разве что сном запоздалым, в белой горячке,
мордой в салате
с каждой минутою час отправленья становится
ближе
 
 
ныне автобус, как транспорт, всё чаще не в моде
чёрной испанскою ночью в сердцах неудобности
кресла
по пыльным дорогам, глухим автобанам, из города
в город
а впрочем, моё состоянье в пути мне всегда
интересно
 

туман

 
смотрю в туман, живу в туман, пью в туман
улица Ваасанкату[3]3
  Улица в хельсинкском районе Каллио с потрёпанными, но уютными барами.


[Закрыть]
король был такой, – говорит Володя
он Финляндию Финляндией и обозвал
ну типа, конец земли в переводе
похоже, думаю, на конец
 
 
бухаем всё подряд
всё что есть, всё что осталось
на усах капли дождя
у дождя привкус водки и намёк на усталость
 
 
поражает отсутствие буквы ф в финском языке
офигеть можно, думаю я
точнее офинеть
и улыбаюсь собственному острословию
в тёплый шарфик
подаренный мне братом на Рождество
 
 
в голове Высоцкий
позади Барселона
впереди Москва
закодированный стих безумия
рифмы непрерывного движения
 
 
смотрю в туман
живу в туман
пью в туман
 

каллио[4]4
  Богемный район Хельсинки (от фин. «скала»).


[Закрыть]
к столетию независимости Финляндии

 

1

на траве дрова
за скалой скала
все мы под снегом ходим
любишь саночки возить
люби и ближнего своего
как самого себя
 
 
каменный, замёрзший
умерший заочно
капустой себя я чувствую
с белоснежной кочерыжкой
где-то там, глубоко внутри
и это мой стержень
мой космический позвоночник
 
 
бегущим по городу солдатом
гранит под ногами
продуктом капитуляции
давно сдавшейся армии
валенки, оренбургский платочек
нежный, тёплый и аполитичный
этим-то он и хорош, этим-то он и славен
помню у бабушки был такой
потом он перешёл к маме
 
 
покорённые земли, завоёванные страны
карты с границами, линии жирные
линии красные, контуры родины
беспощадное величие
безотрадная самоуверенность
необъятная глупость
я вдруг понимаю, что империализм
это штука врождённая
 
 
и каждая клеточка моя, каждая ниточка
суть моя – ледокол Ленин
пропитана этим раствором
ботинок Хрущёва
эхо горное про кузькину мать
да нам хоть трава не расти
да нам лишь бы дров наломать
 
 
снег в голове, на душе иней
снежок на ботинках
мы не рабы, рабы не мы
страна обратной стороны Луны
и мир в картинках
 
 
самоутверждаюсь за кружкой пива
да здравствует испанское mañana!
люди радости всех стран, объединяйтесь!
даже если веслом по голове
даже если ты камнем на дне
в плену, в бреду, в тюрьме
любите и не сдавайтесь
 

 

2

а ты чем-то похож на финна
говорит мне Таня
но только на зажиточного
Боже мой, как это мило, думаю я
что на зажиточного
а сам дули кручу в кармане
 
 
нате вам, выкусите
поэты по диагонали
киты, акулы, хищники больших городов
перелётные души из Нью-Йорка в Париж
из Парижа в Москву
из Москвы в Еботень
в хрень заветную
в заповедник неоформленных браков
недоеденных куриц
недопитых портвейнов, ершей, самогонов
недобитых бутылок, клопов, тараканов
паромщики, стрелочники, мошенники слова
бла-бла-бла-бла
 
 
скоро все мы очутимся дома
и со временем всех нас посадят
на горшки, как в детском саду
а потом придёт воспитатель Время
и всем нам подотрёт попы
а содержание горшков-премий
навеки останется нашим личным секретом
 

таллин

С. Довлатову

 
от Союза до независимости
неба близость, привыкнуть хочется
старый город в сердцах булыжником
грусть эстонского одиночества
 
 
что-то странное в звуках медленных
мысли вечною перепискою
Таллин хмурым вдовцом из прошлого
мне в затылок заливом Финским
 

часы цифербурга
из питерских ощущений

 
люди людьми через голову сломаны
словно часы цифербурга, по Невскому
голым с тобой говорю о безумии
времени, верности, радости, совести
сырости, бедности, крайности, скорости
благословенности каждого шага
с вечной угрозой условности
 
 
кем бы я ни был: беженцем, вором
спрятанным в шкаф новогодним любовником
капля воды мне напомнит о море
дождь над Невою, глыбы гранита
бредни прохожих которые сумками прошлое носят
запах столовок где так неуютно и холодно-сыто
 
 
счастье прогнозом погоды, любит не любит, верю
не верю
даже когда очень пьяными, рваными, мятыми
мокрыми где-то за руку в убежище дерева
и поцелуем срывается ветер, несущий признание
даже когда недоверие спорит с любовью о нежности
сердце неся в кулаке, а значит и душу в молчании
 

питерская зарисовка

Илюше

 
вихри враждебные
площадь дворцовая
полая
голая
белая
всякая
смелость врождённая
старость бездомная
жизнь превратилась в слякоть
 
 
съедено холодом чувство приличия
водка при встрече давно под вопросом
совести нет, остались наличные
и папиросы
 

как человек превратился в цветочек

 
расскажи мне сказочку, всё равно не спится
подари мне лодочку и вёсла лёгкие
загадай загадочку ниточкой на спицах
некого нам ждать на этом острове
 
 
больше не прошу у души согласия
просто выношу мусор в наказание
мысли какофонией, время катавасией
можно жить и так, без основания
 
 
капельками памяти все грешки со временем
корешки ранимые и горшочек синенький
разрожусь поди-ка я своим же семенем
только не забудь полить меня, любимая
 

марракеш

Х. Р. Куеста

 
мне снова не спится, прощай кровать
то ли комары, то ли неуютность постиранной
простыни
один, бездумно, бесшумно, без направления
двигаю ногами
мечети на якорях ночи уставшими кораблями
до первой молитвы
до первого предчувствия солнца, до первых петухов
голоса муэдзинов, как позывные приёмников
на наших советских кухнях
как голос мамы, будящей в школу
как бутерброд, как блинчик со сметаной
посыпанный белым-пребелым сахаром
непроявленность фотографии дня
который вот-вот задышит собственной грудью
среди остатков, останков, обломков вчерашней
битвы
о, величие мусора! зазеркалье человеческого бытия
 
 
воины базарных площадей
ноги в сандалиях, души в монетках
перевёрнутость лепёшки, утренний суп
рыбная лавка, мясо на газетке
мухи, сладости, пряности, вкусности
мозги на вынос
слово за слово, кто в плюс, а кто в минус
кофе, кофе с молоком, кофе со специями
стакан воды
всегда бесплатный стакан воды
чай с мятою, лопатою разгребаю мысли мои
поэтом в окне завис
количество котов на метр квадратный
объясняет отсутствие крыс
 
 
во всей этой истории поражают туристы
их осознанная гордость своего превосходства
торжество первого мира над третьим
покупательная способность в глазах и в карманах
пластик кредитных карт с секретным номером
счастья
всемогущий доллар, всех примиряющий евро
вот оно, воочию искусство человека
казаться больше чем он есть на самом деле
 
 
в дыму Джема эль-Фна[5]5
  Площадь Джема эль-Фна – душа Марракеша, самая большая площадь в городе. Название произошло от слов «джема» («соборная мечеть») и «фна» («смерть» или «место, где владычествует смерть»). Её ещё называют Площадью отрубленных голов: в X веке здесь казнили разбойников и преступников.


[Закрыть] голубоглазым арабом
себе на уме бреду, в дуду укротители змей
площадь гильотин и тени в джеллабах
 

о московском общепите

 
то ли лагерное, то ли тюремное
наследие порционности пищи
московских столовок, трактиров, пельменных
пчелиный гул столичного общепита
 
 
граммы на граммы, тарелки, стаканы
хлеб по кусочкам, десять рублей за штуку
поневоле вспомнишь и Испанию и родную маму
где ешь не хочу кастрюлей супа
 
 
жующий рот, переваривающий желудок
водки мне дайте! работай печень!
забудься душа, помутись рассудок
всё преходяще, а голод – вечен!
 

эволюция чувств

Н. Л.

 
проснувшись в трудностях, зима сугробная
Москва задворная, ночь чёрно-белая
ты только выслушай – и чувство гибели
вдали от истины твой голос трепетный
 
 
сил не хватило мне, любви не чувствовал
а ты старалась так, но дома мама вдруг
как неподъёмная, как будто при смерти
и сердце слабое, и жить не хочется
 
 
экраном ящика вся жизнь пропитана
у папы вечные работы поиски
всё перекручено, всё искалечено
а я семьи хочу, детей на голову
 
 
что мол на море там страна чудесная
что в этот раз наконец-то верилось
но я, по-твоему, слова невзрачные
мои сомнения, моя потерянность
 
 
конец истории, весть о невыезде
лежать колодою, как будто треснуло
и от бессилия жевать безудержно
огромным телом в одежду тесную
 
 
проснувшись в трудностях зимой сугробною
наш переулок за окном тоскующий
а мы с тобою в гостиной комнатке
понять пытаемся что делать с будущим
 

сестре

И. Б.

 
моя сестра вот-вот из ссылки
закинув лето на носилки
репейник августа на спину
весь дом в стиральную машину
 
 
руками дачные манатки
сентябрь пугалом на грядке
и чернозёмом вороньё
уже не трогает её
 
 
народ стекается в берлоги
где по асфальту ходят ноги
и в лабиринтах этажей
уют прогретых батарей
 
 
у города свои законы
свои слова, свои вороны
у города не ширь, а высь
у города не кис, а брысь
 
 
у города свои заботы
и оборот от оборотов
своя картошка в магазинах
свои дела, свои причины
 
 
что цены выросли конкретно
и телевизор пистолетом
пугает в духе староверов
измученных пенсионеров
 
 
пора уже забыть про лето
хоть и не лето было это
а что-то так, намёк на зелень
чтобы грачи к нам прилетели
 

13 сентября 2017