Текст книги "Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Сталина"

Не думаю, что Потемкин никогда не ошибался с подбором подчиненных – «чужая душа – потемки». И назначение людей на должность – это такое дело, с которым ошибки случаются чаще всего. Тем не менее предвидения Потемкина порою удивляют.

Одно время у него адъютантом по военно-морским делам был лейтенант флота Дмитрий Сенявин. Потом Сенявину доверили боевой корабль и первым в истории России кавалером 4-й степени с бантом (за боевые заслуги) только учрежденного ордена Св. Владимира стал капитан-лейтенант Д. Сенявин. Однако в 1791 году контр-адмирал Ф. Ушаков приказал для комплектации новых судов с каждого корабля отослать несколько лучших матросов. Капитану второго ранга Сенявину лучших матросов стало жалко. Ну, жалко! Послал не лучших. Но адмирал тоже знал, кто у него в эскадре «ху», рассердился и арестовал Сенявина за ослушание, решив понизить Сенявина в чине. Потемкин начал просить Ушакова за Сенявина, и Ушаков не смог Потемкину отказать. Тот поблагодарил Ушакова: «Федор Федорович. Ты хорошо поступил, простив Сенявина. Он будет со временем отличным адмиралом и даже, может быть, превзойдет самого тебя». И как в воду глядел Потемкин: превзошел Сенявин Ушакова или не превзошел – это вопрос к специалистам. Но вот то, что из Сенявина адмирал получился отличный, – этого у Сенявина не отнимешь.

И можно понять Суворова, восторженно написавшего в 1789 году о Потемкине: «Он честный человек, он добрый человек, он великий человек! Щастье мое за него умереть!»

Екатерина II Великая

А теперь перейдем к очень непростому руководителю – к императрице Екатерине II.

Недостаток Екатерины II уже несколько столетий множество историков, писателей и кинематографистов смакует и смакует – формально получается, что императрица была, как это говорится в народе, «слаба на передок». Любовников, или, как их тогда почтительно звали, фаворитов, у нее было за двадцать, причем последний, Платон Зубов, стал любовником Екатерины, когда императрице было уже 70, а ему 22. Что тут сказать? Алле Пугачевой есть еще куда творчески расти.

Я не специалист сексопатологии, характеристики в этом вопросе могу дать только простые, мужицкие, однако меня в сексуальной жизни Екатерины II смущают некоторые непонятные мне подробности. Во-первых, целый ряд фаворитов был для нее не просто рядом кобелей, а она их действительно любила, особенно в своей относительной молодости. Да и с тем же Григорием Орловым она прожила 12 лет, имела с ним сына и, продолжая его любить, прощала Григорию многочисленные измены. С Потемкиным вообще отдельная история, но вот, скажем, любовь ее к Ланскому, который был моложе Екатерины на 29 лет. Когда Ланской умер, императрица настолько сильно переживала, что сама оказалась близка к смерти. Закрывшись в своих комнатах, она перестала выходить и встречаться с кем-либо и впала в такую глубокую депрессию, что соратники запаниковали и вызвали с юга Потемкина, который несколько месяцев терпеливо проявлял чудеса изобретательности, чтобы расшевелить императрицу, вернуть ей интерес к жизни и этим заставить вернуться к государственным делам. Только через два месяца после смерти Ланского Екатерина впервые вышла из своих комнат к обедне в церковь, и лишь через полгода привлеченный Потемкиным к лечению красивый адъютант Потемкина Ермолов сумел обратить внимание Екатерины II на себя как на мужчину.

С этим делом как бы еще понятно – если древние старички влюбляются в юных девочек, то почему бы и бабулькам не влюбляться в юных мальчиков? Может быть, и так может быть.

Однако мне совершенно не понятно то, что и фавориты тоже искренне любили Екатерину как любовницу, причем и далеко не в молодом ее возрасте. Да, были фавориты, которые стремились к деньгам, участвовали в интригах, но, к примеру, тот же Ланской ничего у Екатерины не просил и никакой политикой не занимался – он просто любил Екатерину, страдая от ее измен. Или возьмите Завадовского, адъютанта Потемкина, которого Потемкин оставил Екатерине после себя в связи с необходимостью самому присутствовать в Новороссии. Екатерине было 47 лет, Завадовский был на 10 лет моложе, но когда они расстались, Завадовский, по словам современников, чрезвычайно эту разлуку переживал и еще 10 лет не женился.

Изумляет и поведение фактических тайных мужей Екатерины II. Когда Екатерина после 12 лет совместной жизни с Григорием Орловым и множества его измен, в конце концов, охладела к этому мужу, то именно Орлов нашел ей достойную замену себе – Григория Потемкина. Дальше – больше. Потемкин начал, в свою очередь, поставлять любовников этой своей тайной жене – все фавориты Екатерины после Потемкина были из его свиты (кроме последнего – Платона Зубова).

Как это понять?

Как бы то ни было, но такое обилие фаворитов – часть из которых просто зарилась на деньги, часть лезла в государственные дела, – это, безусловно, было недостатком императрицы, поскольку казна государства и государственные должности не для таких целей предназначаются.

Однако, как я уже когда-то об этом писал, Екатерина была Женщиной с большой буквы (как Суворов был Воином с большой буквы). Сейчас такие Женщины – большая редкость, а раньше их было больше.

Как это надо понимать – кто такая Женщина с большой буквы? Это та, возле которой мужчина чувствует себя Мужчиной. А для мужчины это чувство является высшим удовлетворением, в связи с чем Женщина может воодушевить Мужчину на любые, даже самые тяжелые и опасные дела, и он будет счастлив тем, что Женщина именно ему эти дела поручила и что он делает эти дела потому, что их захотела Женщина. Ведь, собственно, фавориты Екатерины (кроме двух Григориев – Орлова и Потемкина) – это все же любовники, и только. Но возле Екатерины встали и были счастливы ей служить и другие мужчины, не являвшиеся ее любовниками и не претендовавшие на это, скажем, все остальные братья Орловы, Безбородко, Румянцев, Бецкой и многие другие. И это только Мужчины возле Екатерины у трона. А сколько было таких, как Суворов, изредка встречавшихся с Екатериной?

Меня особо впечатляет русский флот тех времен. Ведь начиная со второй половины XIX века по наше время на «подвиги» флота России (даже у своих берегов) без слез взглянуть нельзя. А тогда! Алексей Орлов громит турок аж на Средиземном море, адмирал Чичагов громит шведов на Балтике, адмирал Ушаков громит турок на Черном море. Откуда что бралось, если матросами и офицерами большей частью все еще были не морские волки, а пехота, по необходимости посаженная на корабли и никогда до этого моря не видавшая? Да и адмирал Сенявин, сначала громивший французов на берегах Средиземного моря, а потом разгромивший турецкий флот в Эгейском море, тоже ведь был из екатерининской эпохи.

Так уж случилось, что именно Екатерине пришлось вершить великие дела, но как ни сильна она была как Женщина, но она все же была не более, чем женщина. И этим она была слаба, и поэтому ей нужен был мужчина, за которого она могла бы спрятаться. Речь идет не о ее жизни как таковой – личных защитников у нее всегда было достаточно. Этой женщине нужно было спрятаться за мужчину при решении тяжелых государственных вопросов – ей нужен был тот, кто принял бы на себя ответственность за поиск путей их решения и нашел бы их. Григорий Орлов, ее длительная настоящая любовь, был надежным защитником ее жизни, но на государственного деятеля он не тянул – не увлекали его государственные дела. А вот Григорий Потемкин оказался тем, кто и нужен был, – он оказался способен руководить Россией и снимать с Екатерины головную боль тяжести государственных решений.

А теперь оцените, что на долю этой женщины выпало как на руководителя государства.

У нас столетиями обывателю внушается, что турки – очень слабый противник. Да, это правильная пропаганда, она нужна, чтобы не бояться этого противника, но это пропаганда. На самом же деле это не так. А по тем временам Османская империя была огромнейшим и мощнейшим государством, занимавшим чуть ли не все берега Средиземного моря, Аравийского полуострова и территории на востоке вплоть до Каспийского моря. На западе границы Османской империи проходили у Вены. Уже на начало XVIII века численность населения Османской империи оценивалась в 30 миллионов человек, а у России, по переписи 1719 года, – всего 15,7 миллиона. Когда Екатерина вступила на царство, то численность населения России (в границах 1720 года по переписи 1763 года) была всего 21,4 миллиона человек.

До этого Османская империя без проблем справлялась с Россией – в 1711 году русская армия под водительством Петра I потерпела поражение от турок на реке Прут, Русско-турецкую войну, которую Россия вела в союзе с Австрией в 1735–1739 годах, Турция выиграла, лишив Австрию Сербии и Валахии, а Россию – Азова.

И вот в царствование Екатерины в мире сложилась очень удачная обстановка – у всех тогдашних крупных стран Европы были нерешенные военные проблемы. Англия, с одной стороны, застряла в войне с новообразовавшимися США, с другой стороны, пользуясь этим случаем, Франция и Испания штурмовали Гибралтар, пытаясь отнять его у Англии и приобрести в свое владение.

Турция оставалась без союзников, зато к союзу с Россией удавалось привлечь Австрию. Автономный Крым бунтовал против своего хана – народ Крыма устал от распрей и неурядиц и был согласен войти в состав России, Грузия, натерпевшись от власти турок, в очередной раз просилась в состав империи. Ну как было упускать такой случай?!

Однако как было женщине самой решиться на обострение отношений с грозной Османской империей, на обострения, неминуемо приводящие к войне?

Но у этой женщины уже был мужчина, который был не меньшим фанатиком Великой России, нежели сама императрица. У Екатерины II уже был Потемкин, а на него в этом вопросе можно было положиться – за его широкой спиной (за его умом и волей) и женщина, которую угораздило стать императрицей, могла быть спокойной.

От Самойлова, участника тайного венчания Екатерины с Потемкиным, сохранилась информация – когда читавший при венчании «Апостола» Самойлов дошел до слов: «Да убоится жена мужа своего», – Самойлов не решился их произнести и взглянул на императрицу. Та решительно кивнула головой: «Да убоится!» Она устала быть одинокой правительницей огромной империи, она хотела иметь того, кого она могла бы «убояться».

И этот штрих венчания Екатерины – вряд ли легенда.

Екатерина многие годы подряд переписывалась с немецким публицистом бароном Фридрихом Гриммом. В 1785 году Екатерина написала Гримму: «Я глубоко убеждена, что у меня много истинных друзей. Самый могущественный, самый деятельный, самый проницательный – бесспорно фельдмаршал князь Потемкин. …И надо отдать ему справедливость, что он умнее меня, и все, что он делал, было глубоко обдумано».

Не менее интересна и оценка отношения Екатерины к Потемкину его врагом – последним любовником Екатерины Платоном Зубовым, думавшим только о личном богатстве и сетовавшим, что он на месте фаворита только из-за Потемкина не стал еще вдвое богаче: «Хотя я победил его наполовину, но окончательно устранить с моего пути никак не мог. А устранить было необходимо, потому что императрица всегда сама шла навстречу его желаниям и просто боялась его, будто взыскательного супруга. Меня она только любила и часто указывала на Потемкина, чтоб я брал с него пример». Когда Потемкин умер, Екатерина горестно сообщала Гримму: «Теперь вся тяжесть правления лежит на мне».

Это отнюдь не значит, что Екатерина при Потемкине манкировала своими обязанностями императрицы и сама не управляла, бросив Россию на Потемкина. Нет, императрицей была она, а поскольку эта Женщина была и просто женщиной, то Потемкину не всегда было с ней легко.

Лопатин сообщает, что сохранились сделанные уже во взрослые годы воспоминания Федора Секретарева – сына камердинера Потемкина. Десятилетний Федя был невольным свидетелем спора Потемкина с Екатериной: «Князь ударил рукой по столу и так хлопнул дверью, уходя из покоев, что задрожали стекла. Императрица разрыдалась. Заметив испуганного Федю, улыбнулась ему сквозь слезы и сказала: “Пойди посмотри, как он?” И Федя идет на половину Потемкина, который сидит за столом в мрачном раздумье. Мальчику удается привлечь его внимание. “Это она тебя послала?” – спрашивает Потемкин. Простодушное детское отпирательство, слова Феди о том, что “она плачет, сокрушается, что надо бы пойти утешить ее”, поначалу вызывают суровую реплику: “Пусть поревет!” Но вскоре князь смягчается и идет мириться».

Интересно и то, чем эта конкретная ссора была вызвана.

Екатерина, сама немка, после того как Пруссия начала пакостить России в тяжелейшей войне с Турцией, возненавидела пруссаков и шла с ними на обострение отношений, которое могло закончиться войной. Такое поведение немки на российском троне – это обычное дело для России, в истории которой много случаев, когда иностранцы или инородцы становились более русскими, чем сами русские. Так вот, в приведенном случае Потемкин требовал от Екатерины, чтобы она написала королю Пруссии примирительное письмо и этим не дала спровоцировать Россию на войну с пруссаками. Екатерина, как видите, отказывалась, а Потемкин вот так настаивал – до ее слез.

И 18 октября 1789 года Екатерина II устало пишет Потемкину: «Постарайся, мой друг, зделать полезный мир с турками, тогда хлопоты многие исчезнут, и будем почтительны: после нынешней твоей кампании сего ожидать можем. …Александру Васильевичу Суворову посылаю орден, звезду, эполет и шпагу бриллиантовую, весьма богатую. Осыпав его алмазами, думаю, что казист будет. А что тунеядцев много, то правда. Я давно сего мнения. Что ты замучился, о том жалею: побереги свое здоровье, ты знаешь, что оно мне и Государству нужно… Христос с тобою. Будь здоров и щастлив… Мы пруссаков ласкаем, каково на сердце терпеть их грубости и ругательством наполненные слова и поступки, один Бог весть…»

И в другом письме: «Вся жизнь моя была посвящена поддержанию блеска России и потому не удивительно, что обиды и оскорбления ей наносимые, я не могу терпеть молча и скрывать их…»

Вся жизнь ее была посвящена блеску России…

И это можно оспорить?

Да, были у Екатерины II указанные выше недостатки. Но она приняла Россию с 21,4 миллиона человек населения, а перед смертью Екатерины II, в 1796 году, ревизия показала, что численность населения даже в старых границах 1720 года выросла до 29,2 миллиона человек, а вообще во всей империи Екатерины уже проживало 37,5 миллиона человек. То есть за 43 года с 1719-го население выросло на 27 %, а за 34 года правления Екатерины население России выросло на 75 % – почти удвоилось, и Россия стала самым большим по всем параметрам государством Европы. И такой Россия стала не только из-за присоединения к империи иных народов. Несмотря на непрерывные войны, число православных в империи выросло с 20,0 миллионов человек в 1762 году до 30,9 миллиона в 1795-м. К концу правления императрицы даже в старых границах 1720 года число великороссов, малороссов и белорусов увеличилось практически вдвое:

– великороссов – с 11,1 миллиона до 20,1 миллиона;

– малороссов – с 2,0 до 4,7 миллионов, а с учетом освобожденных на присоединенных землях – до 8,2 миллиона;

– белорусов – с 0,38 до 0,66 миллиона.

Вот вам и немка, вот вам и слаба на передок.

* * *

В итоге. Мы рассмотрели вертикаль власти типа вертикали «Путин – Медведев – Шойгу». Правда, если путино-медведевская вертикаль власти не имеет недостатков и народ ее безумно любит, о чем свидетельствуют рейтинги и результаты голосования, то у екатерининской вертикали недостатки явные. Действительно, трудно писать иконы со всех трех рассмотренных руководителей – Екатерины II, Г. Потемкина и А. Суворова: у каждого из них есть свои недостатки.

Тем не менее в те времена всем, кому, как и Екатерине, нужен был «блеск России», работать и жить с этими начальниками было хорошо. Ну а тем, кому блеск России был безразличен, им эти начальники были бы плохи, даже если бы Суворов, Потемкин и Екатерина II не имели никаких недостатков.

Николай I и его «чекисты»

У российского императора Николая I в память от агитпропа КПСС осталось прозвище «Палкин», типа страшным был садистом и держимордой этот император – всех «держал и не пущал». Может быть, что-то в этом и есть, но при более близком знакомстве с деятельностью этого царя привычная картина смазывается деталями, к примеру тем, что этот царь, как никто иной, стремился завести в России инженеров и «быстрых разумом невтонов», но в этой моей работе не об инженерах речь.

Отца Николая I убили дворяне-заговорщики, начало его собственного царствования в декабре 1825 года ознаменовал бунт дворян, который пришлось подавить с кровью, поэтому и неудивительно то, что Николай I делу государственной безопасности придал правильную, регулярную форму. Николай создал специальный государственный орган (III отделение его канцелярии) и корпус жандармов, то есть специально создал службу, чьей специальностью была защита государственной безопасности не извне, а изнутри государства.

Причем возглавил эту службу (образно говоря, ЧК Николая I) не какой-то прохвост из Петербурга, носивший портфели за столичным градоначальником, а Александр Христофорович Бенкендорф – боевой генерал-кавалерист, партизан Отечественной войны 1812 года, только на территории России взявший в плен более 6000 французов во главе с тремя французскими генералами. И дальше дравшийся с войсками Наполеона уже в Европе, где он очищал от французов Германию, Бельгию и Голландию и только в одном из боев взял у французов 24 пушки и освободил 600 пленных англичан. Он был кавалером ордена св. Георгия 4-й и 3-й степеней – знакомым с отечественной военной историей, эти награды многое могут сказать о храбрости Бенкендорфа.

Собственно, то, что в области госбезопасности создавал император Николай, повторили в 1917-м большевики, создавая ЧК во главе с Дзержинским. И пожалуй, только с этим ЧК (занимавшейся и восстановлением движения по железным дорогам, и спасением беспризорников) николаевскую службу безопасности и можно сравнить, поскольку сравнить ее с КГБ или ФСБ будет оскорблением для тогдашних жандармов. Будучи реальными слугами государства, Николай I и Бенкендорф (как и в начале XX века большевики), начав создавать эту службу, встали перед проблемой постановки перед этими органам задачи – чего жандармы обязаны добиться в конечном итоге?

Я пишу, чтобы был повод показать секретную инструкцию Бенкендорфа, в которой он озадачивал жандармов России, – в которой он внятно разъяснил, для чего жандармы нужны императору и как выглядит внутренняя безопасность государства. Я никогда ранее об этой инструкции не слыхал, а она по-своему поразительна, но рассматривать эту инструкцию я буду далее, а начать хочу с показа реальной работы по этой инструкции реального императорского чекиста.

Приколист в жандармах

Итак, инструкцию Бенкендорфа жандармам я нашел в приложении к воспоминаниям Эразма Стогова «Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I» (рекомендую!). А вот о Стогове следует специально упомянуть, поскольку он в своей краткой службе жандармом наиболее цельно показал, что должен делать жандарм, чтобы достигнуть цели, которые ставили перед ним Николай I и Бенкендорф, – что он должен делать, чтобы защитить государство изнутри.

Интересно, что если Стогов пишет о себе хоть немного правды, то он по жизни был исключительный приколист – как он сам себя характеризует, «человек веселонравный». Причем приколист он был чрезвычайно дерзкий, к примеру будучи только произведенным в чин мичманом, он уже прикалывался над губернатором Сибири и таким известнейшим министром, как М. Сперанский. И хотя Стогов уверяет, что это не так, но, судя по всему, он прикололся и над Николаем I при личной встрече – вряд ли эдакий жук мог упустить такой случай приколоться (но об этом чуть ниже).

Несколько непонятно происхождение его дерзости в тот век повального подобострастия. Думаю, дело в том, что отец его, бывший ординарец А. В. Суворова, держал Эразма в ежовых рукавицах и не ленился выпороть за мельчайшие провинности, но одновременно вбивал в Эразма, что тот есть дворянин и по своему статусу дворянина равен всяким там графам и князьям. То есть отец выбил из Эразма зачатки подобострастия. Потом Эразм попал в морской корпус, с одной стороны, с тогдашней «дедовщиной», но и со своеобразной вольностью. А далее, как он сам объясняет, что он был флотский офицер, а во флоте есть только один начальник – адмирал, а все остальные начальники, вплоть до фельдмаршалов, морскими офицерами не празднуются – морские офицеры им не подчиняются, а если эти фельдмаршалы попали на корабль, то они обязаны подчиняться капитану. Причем Эразм был не «сухопутным моряком» – он 14 лет служил на Охотском море и самостоятельно командовал пусть и не очень большими, но боевыми кораблями (бригами), повысившись в море в чине до капитан-лейтенанта.

Кроме того, начальственные объекты его приколов чаще всего оказывались людьми с юмором, поэтому и не обижались на Эразма. К примеру, Стогов вспоминает за службу жандармом всего лишь один случай, когда его за дерзкие подначки начальства вызвали на дуэль, причем вызвал губернатор Симбирской губернии. Однако Эразм оружием выбрал шпагу, владеть которой в морском корпусе учили на случай абордажа. Вот тут полагавшийся на пистолет сухопутный губернатор стушевался, и они сошлись на принесении Эразмом устных извинений губернатору.

Ну, и кому это интересно, то он еще и оказался дедом Анне Ахматовой.

Итак, моряк Стогов после 14 лет службы на Дальнем Востоке и в Сибири вернулся в Петербург, переполненный моряками и с дефицитом морских вакансий. Посмотрел на это дело и выбросил финт – ушел из флота, поступил в жандармы и уехал старшим жандармским начальником в Симбирск. Правда, жандармом он был всего 4 года, но именно эти годы в его памяти остались настолько яркими, что в своих автобиографических записках он только о них и вспоминает, причем глубоко сожалеет, что впоследствии ушел из жандармов на гражданскую службу.

Человек он был, безусловно, храбрый, и всяк, кто возьмется прочесть его записки, ему в этом не откажет.

Ну, к примеру, вот такой случай.

В Симбирске орудовала банда воров и грабителей, и полиция с нею справиться не могла. Губернатор попросил Стогова подключиться (жандармы уголовниками не занимались). Его агентура разузнала, где у этой банды сходка, и навела на нее полицию, а Стогов в сторонке наблюдал, как полиция с его жандармами арестовывает эту банду. Главарь банды, вооруженный пистолетом, вырвался и начал убегать, но в темноте пробегал рядом с Эразмом, и тот его лично голыми руками сбил с ног и задержал. Так вот, Стогов этим не хвастается, а вспоминает об этом только из-за пистолета у этого атамана. Когда пистолет отмыли от грязи, то «на дуле оказалась золотая надпись: “Бенкендорф”. Послал я пистолет шефу. Дубельт писал ко мне, что этот пистолет выпал из седла, когда граф шел в атаку под Лейпцигом, товарищ пистолета сохранился, и шеф желает знать, каким путем пистолет очутился у вора в Симбирске. Но я мог узнать только, что вор купил пистолет на толкучке, в Тамбове».

Эразм Стогов в Симбирской губернии и в соседней Саратовской лично буквально задавил три бунта, о чем ниже, и сомневаться в его храбрости не приходится, однако речь о другом. Стогов даже не пытается предстать перед читателем простачком – понимает, что это невозможно, – в то же время, на мой взгляд, он не только храбр, он еще и хитрее, чем хочет казаться.

Ну, к примеру, жандармская служба только организовалась, и еще не было многих специальных инструкций, в том числе и как именно докладывать в Петербург о происшествиях в губерниях. (Хотя и так должно быть понятно военному человеку, что докладывать надо рапортом.) И Эразм докладывал начальству «веселонравными» рассказами в вольном стиле, представляя происшествия в губернии в юмористическом виде (разумеется, если этому были основания). Ну, казалось бы, вот такой он, жандармский подполковник Стогов – простой, как пареная репа.

Но, на мой взгляд, все хитрее. Да, шефы Стогова – Бенкендорф и Дубельт – смеялись над его описанием провинциальных событий, но они и так ценили Эразма, поэтому Стогов не ради них хохмил. Дело в том, что Бенкендорф наиболее смешные рассказы Стогова носил на доклад императору и там зачитывал, чтобы повеселить царя. В результате Николай I со Стоговым не был знаком, но уже слышал о нем не раз еще до того, как Стогова ему лично представили.

И пусть меня простит этот весьма симпатичный жандарм, но я не верю его рассказу о том, как он встретился с государем при приезде того в Симбирск:

«Государь подошел к нашей стороне, я стоял на фланге. Граф Бенкендорф, представляя меня, сказал:

– Жандармский штаб-офицер, в Симбирской губернии находящийся, (смотря на эполеты) подполковник… подполковник…

Вижу, что граф данную мною записку мнет в правой руке, но забыл и фамилию, и бумажку. Государь улыбнулся и милостиво сказал:

– Вы Стогов?

Я поклонился.

Государь изволил спросить:

– Сколько лет вы здесь служите?

Я был готов отвечать на самые трудные и сложные вопросы и, как камчадал, не предполагал, что государи так просто спрашивают; хорошо помню, первая цифра пролетела сквозь голову – 8, за ней 80, 800, никак не поймаю мысль, стою и молчу, чувствую – кровь приливает к голове, стою и молчу, как… умник. Государь очень милостиво, с его невыразимо привлекательной улыбкой тихо сказал:

– Ну, что ж вы молчите? Вы здесь служите три года, я помню вас и доволен вами, продолжайте служить.

Я только кланялся, но можно вообразить, как я был недоволен собою. При привычной находчивости моряка вдруг на меня нашел столбняк. Я бы объяснил причину, но боюсь быть еще глупее».

Как видите, Бенкендорф, много раз лично со Стоговым общавшийся, забыл, как его зовут (правда, плохая память Бенкендорфа на имена была источником тогдашних анекдотов), а император лишь по мундиру опознал Стогова. То есть Николай I уже знал, и как его зовут, и сколько лет он служит! И поэтому не верю я, что Эразм (храбрейший мужик, не терявшийся ни в какой обстановке) при виде царя в ступор впал – не верю! Этот приколист вычислил, что если он просто ответит царю на вопрос об имени и службе, то будет одним из сотни бойко ответивших царю чиновников Симбирской губернии, представлявшихся вместе с ним императору, и только! А вот если Эразм дурачком прикинется, то будет единственным запоминающимся чиновником из этой сотни.

Поскольку я характеризую Стогова как приколиста, то вот пара самых простых и понятных примеров.

Когда он стал главным жандармом в Симбирске, то ему было уже под сорок и пора было жениться. Он составил список из всех кандидатур в его невесты: «В самом городе составленный мною список показал 126 невест великодушных, т. е. имеющих приданого более 100 душ; за малым исключением, я мог жениться на любой». Наконец, выбрал невесту (родители которой имели 1000 душ), женился (прикольно, как он сватался, но читайте сами), и на него легла и ответственность за младшую сестру жены – свою свояченицу – ей тоже нужно было найти мужа в богатом на невест и бедном на женихов Симбирске. Наконец, его свояченицу увидел в церкви молодой дворянин (она, оказывается, тоже на него глаз положила), дворянин пришел к Эразму, в доме которого жила сестра жены, знакомиться. И Эразм, поняв, в чем дело, начал уверять бедного жениха, что его свояченица – алкоголичка и молодой человек будет с ней несчастен. Однако жених не отступал, и Эразм пригласил его на обед, а свояченицу попросил ухаживать за молодым человеком, как можно чаще подливая тому вина. Но за обедом, как только она бралась за бутылку, он отнимал ее у свояченицы и наливал гостю лично (сам он никогда не пил спиртного). А после обеда сказал бедному молодому человеку: «Вот видите! Она не может удержать себя, чтобы не выпить!» После этого оставил молодых вдвоем и убедился, что молодой человек все равно объясняется в любви, и только после этого объяснил жениху, что он его разыграл, чтобы проверить крепость его чувств к своей свояченице. А? Каков кошкин сын!

Или вот такой случай, для которого я должен сказать уже кое-что по существу. Эразм крайне презрительно относился к своему предшественнику – жандармскому полковнику Маслову, и вдумайтесь, за что: «…я нашел, что он совершенно не понимал своей обязанности: он (с какими-то отсталыми понятиями) хотел быть сыщиком, ему казалось славою – рыться в грязных мелочах и хвастать знанием домашних тайн общества. Жена его любила щеголять знанием всех сплетен, и так была деятельна, что для помощи мужу осматривала предварительно рекрут, хотя это и не было обязанностию жандармского штаб-офицера, но Маслов совался везде. Одним словом, Маслов хотел быть страшным и – достиг общего презрения! Мне предстояла немалая задача: заслужить общее доверие и быть нелишним членом общества». То есть кретин-предшественник старался запугать всех тем, какой он грозный начальник, а Эразм, как видите, начал службу с заботы о том, чтобы общество Симбирска считало его своим.

Для этого он стал дамским любимцем Симбирска (впрочем, возможно, он и был дамским любимцем по жизни и состоянию души, поскольку его еще мичманом пытались убить за эти дела, и ему пришлось удрать из Омска в Иркутск, чтобы не зарезали). Но в Симбирске он, холостяк, начал завоевывать дам… со старушек! Он вспоминает: «Танцы – по моей части, но это не то, что мне нужно; я уселся в бостон со старухами. В коммерческих играх – я артист, старухам умел дать выиграть слабые игры, а каждое слово мазал медом. Старухи были веселы, как молодые. После ужина показал свое искусство в танцах, тоже с немолодыми дамами. Хотя я был холост, но на молодых и юных не обращал пока внимание. Тактика вечера так была удачна, что на другой день по приказу старух многие приехали знакомиться: мужья, зятья, сыновья. Скоро я стал членом общества. (Скоро я узнал много тайн семейных. А как? Позвольте умолчать! Чужие тайны были и остались для меня святыми)».

То есть его авторитет в обществе Симбирска организовали дамы. И вот теперь представьте себе ситуацию. Приехал царь, знакомится с дворянами Симбирской губернии, после чего царем было запланировано отстоять обедню в городском соборе. И вот смотрите, какое задание получил Эразм.

«После представления назначено быть в соборе. Граф Бенкендорф приказал мне очистить собор: “Государь не любит, чтобы очень много было”.

Государя все хотели видеть; мужчины представлялись, понятно, дамы избрали для себя церковь. Очистить церковь, полную дам, выгнать сливки симбирской интеллигенции – дам, от покровительства которых зависит мое спокойствие, мое существование, моя сила, мой успех, мое счастие! Прогнавши дам, остается повеситься. Велят очистить церковь – пренеприятная задача, от которой – хоть в Волгу. Говоря о тесноте, выражаются: некуда упасть яблоку, а я уверяю, в церкви дамы, дамы и только дамы, да так плотно, что и булавке упасть некуда».