Текст книги "Золотая пуля"

Шимун Врочек
Золотая пуля

© Ш. Врочек, Ю. Некрасов, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

I. Ровно в полночь

– Впусти меня! – кричало за окном чудовище. – Я хочу съесть твою ногу!

Роб Стуммфилд скатился со стула, на котором дремал, изнуренный алкоголем, и открыл глаза. В первый момент он даже не сообразил, где находится – желтый свет керосиновой лампы вырезал из темноты стол, грязные тарелки, сковороду с остатками тушеных бобов и косматую голову Шустера Грейпа. Мертвый убийца смотрел с издевательским прищуром. Роба передернуло. Теперь он вспомнил. Перевал Горбатого Дьявола, сегодня одиннадцатое июля, а Шустер стоит две тысячи долларов. На одного неплохо, на двоих в обрез, а Бетти снова больна. Роб с трудом выпрямился, занемевшие мышцы тянулись, как сыромятные ремни.

За стенами дома шумел дождь.

Роб слышал, как падают капли в пластиковое ведро, которое Медведь поставил себе на грудь. Крыша над кроватью протекала, а Медведь был непривередлив. Судя по плеску, в ведре набралось уже порядочно…

За окном чудовище билось и кричало тонким голоском.

– Впусти меня! Пожалуйста! Я хочу… – Продолжение фразы утонуло в грохоте и обиженном рёве. Ведро опрокинулось.

Пока Медведь бушевал и отряхивался, Роб взял винтовку и пошел к двери.

На крыльце стояла девушка в насквозь мокром зеленом пончо.

– Помогите! – закричала она, как только дверь открылась. – Моя лошадь сломала ногу! Помогите!

Роб молча оглядел гостью. Струи дождя стекали по ее волосам и лицу. Роб опустил винтовку.

– Входите, – сказал он.

Она была красоткой – с той долей неуклюжести, что отличает девушек-подростков, недавно перешагнувших порог женственности. Пока она вытирала волосы, мокрая рубашка облепила крупную грудь. Медведь за спиной Роба присвистнул. От него несло мокрой псиной и похотью.

Роб сказал сквозь зубы:

– Глаза не сломай.

– Я что? Я ничего. – Медведь шумно зевнул. Роб поморщился. – Не очень-то и хотелось, – добавил Медведь.

Почему-то Роб ему не поверил.

После вчерашнего выпивки не осталось, поэтому он поставил на огонь закопченный кофейник. Разогрел бобы. Девушка сняла мокрую одежду, завернулась в одеяло, подсела ближе к огню.

– Кто вы, мисс? – спросил Роб.

Девушка тряхнула головой. Темные влажные волосы рассыпались по плечам – Роб почувствовал слабину внизу живота и отвернулся.

– А вам какое дело?

Роб пожал плечами.

– Никакого. – Он присел и поворошил кочергой угли. Они пылали ярко и багрово. – Есть хотите?

– Д-да.

– Как вас зовут?

– Аэлита.

Странное имя. Робу не понравилось. Он смотрел, как Аэлита ест – неловко зачерпывая деревянной ложкой бобы, – почему-то даже это его раздражало. Они с Медведем открыли для девушки последнюю банку, больше на дорогу до Амарилло у них нет ни крошки. А ей наплевать. Впрочем, если даже Медведь не ворчит, то ему, Робу, совсем это не к лицу.

– Спасибо! – Девушка положила ложку, вытерла губы. – Теперь вы должны мне помочь.

Роб поднял брови:

– Должны? У нас нет запасной лошади.

– Понимаете, я преследую одного человека…

Лицо Роба осталось неподвижным. Он аккуратно налил кофе в железную кружку, придвинул девушке. Над черной поверхностью кофе поднимался пар.

– Вам неинтересно? – удивилась девушка.

Роб молчал.

– Я думала, вы мне поможете, – сказала Аэлита. – То есть вы… вы должны мне помочь!

– Сомневаюсь, – сказал Роб.

– Почему?!

– Потому что вы нам ничего не рассказали, мисс. – Роб пожал плечами. – Решать вам, конечно… Я не лезу в чужие дела. Зато, пока жевали бобы, вы придумали, как нас облапошить.

Девушка вскинула голову. Медведь позади расхохотался:

– Слушайте его, мисс. Роб у нас умный.

Аэлита посмотрела рассерженно, выпрямилась. Одеяло на мгновение соскользнуло с груди. Медведь шумно сглотнул, подался вперед.

– Я не собиралась… – начала девушка.

– Роб, есть дело, – сказал Медведь и, не дожидаясь ответа, потащил товарища за локоть. Роб нехотя встал.

На крыльце компаньон остановился. Шум дождя стал оглушительным. Медведь сделал шаг назад, вышел из-под крыши, и капли забарабанили по тугой коже его шляпы.

– Какая девушка… а? – Медведь натолкнулся на взгляд Роба, замолчал. – Э… Не заводись. Ты чего? Чего, а? Я ж пошутил!

– Да? – безразлично спросил Роб.

Глаза Медведя забегали.

Роб помолчал. Что с этого дикаря возьмешь?

– Она тебе никого не напоминает? – спросил наконец.

Низкий лоб Медведя пошел складками, мохнатые брови сдвинулись к переносице. Охотник покачал головой.

– Да вроде нет. – Медведь помедлил, спросил осторожно: – А что?

– Ничего, – сказал Роб. – Показалось. Пошли обратно.

Охотника прозвали так шайены – Сумасшедший Медведь, Который Никогда Не Спит. Шатун. Когда Роб с ним впервые встретился, Медведь пропивал последние деньги, заработанные убийством индейцев, и выглядел конченым ублюдком. Впрочем, таковым он и являлся. Не надо иллюзий.

Но лучшего следопыта не найти. Разве что настоящего индейца из шайенов. Да где ж их возьмешь? Так из бывшего капитана бронекавалерии и верзилы-янки получился отличный дуэт охотников за головами.

– Вы же работаете на закон, – сказала Аэлита. – Разве нет? Он опасный человек, этот Джек Мормо. Если мы его не остановим…

Роб негромко спросил:

– Сколько дают за его голову?

Девушка рассердилась:

– Вы меня вообще слушаете? При чем тут деньги? Он убийца… Он маньяк! Он опасен!

– Ну, я уже достаточно наслушался. – Роб поднялся. – Пойду проверю лошадей. Простите, мисс, ничем не могу помочь.

– Нет, можете.

Роб поднял брови.

– Вам все равно придется мне помочь, – сказала девушка решительно. Вытянула руку, голос вдруг наполнился невероятной силой, зазвенел, как громкоговоритель на площади: – Именем Конфедеративных Штатов призываю вас на службу президенту и свободному человечеству!

И дальше – на непонятном языке, по звучанию похожем на язык краснокожих. Навахо, нет?

Роб кожей почувствовал, что это не просто слова. По спине пробежал озноб.

– Что еще за сраный президент? – удивился Медведь. – Простите, юная мисс, придется вас отшлепать, – прогудел он довольно.

Аэлита выпрямилась.

– Гражданин Конфедерации Джеремайя Смоки!

На удивление Роба, Медведь вздрогнул и вытянулся по струнке.

– Я!

– Готовы отдать жизнь во имя добра, справедливости и защиты человечества?

– Что?

– Готовы, спрашиваю?!

– Да! – Во взгляде Медведя (Джеремайи?) загорелся фанатичный огонек. Черт, да что с ним? Роб попятился.

Девушка повернулась к Робу:

– Гражданин Конфедерации Ро…

Роб выскочил в дверь, захлопнул ее за собой. Иди к дьяволу, сука! Пригибаясь, он бросился к сараю. Струи дождя ударили по спине, вода полилась за шиворот. Вот же угораздило, подумал Роб. А так все хорошо складывалось…

Шляпа осталась в доме, волосы мгновенно намокли. Даже сквозь шум ливня Роб слышал, как в конюшне тревожно переступают и всхрапывают кони.

Вспышка молнии высветила залитый водой двор.

Окно распахнулось.

– Гражданин Конфе… – Гром перекрыл последние слова.

Роб бросился в грязь ничком, заткнул уши. Ведьма, ведьма. Если Медведь на ее стороне, он будет стрелять… Ч-черт. Чертова молния! Двор осветился ослепительным белым светом.

Пуля ударила в грязь перед самым лицом Роба.

Перезарядка на два счета – у Медведя винчестер. Раз! Роб вскочил и рванулся вперед. Два. Пуля выбила щепки из дверного столба. Роб влетел в сарай и с разгону врезался плечом в ограждение денника. Треск. Роб упал на землю. Испуганные лошади всхрапывали. Вороной жеребец Роба по кличке Дюк поднялся на дыбы, забил копытами в воздухе. В свете молнии блеснули его оскаленные зубы. Хоррроший мальчик, подумал Роб. Испугался? Тихо-тихо-тихо…

Раскат грома. Дюк ударил копытом в дверь денника – доска треснула. Роб откатился, встал на ноги.

Плечо зверски болело. Роб вынул из набедренной кобуры «кольт», проверил – пять патронов. Шестая камора напротив ствола была пустой – защита от случайного выстрела. Пять патронов. И все. Но даже не в этом дело…

Медведь – противник свирепый, опытный, хитрый, но Роб знает все его уловки. Ведьма гораздо опаснее. Два слова – и он в ее власти. Что это за президент такой? Что вообще происходит? Откуда она знает настоящее имя Медведя? Даже Роб его не знал, а они столько лет работают вместе.

И этот ее голос…

Роб скрипнул зубами, набрал пригоршню влажной земли с соломой, раскатал в ладонях и залепил уши.

Звуки исчезли.

Их сменило низкое гудение, точно находишься глубоко под водой.

– Тихо, мальчик. Тихо, – беззвучно заговорил Роб. Он протянул руку, пошел на жеребца. – Тихо, Дюк, тихо…

Жеребец успокоился и позволил к себе приблизиться.

Роб похлопал Дюка по шее – прости, друг. Выбираться сейчас с жеребцом было бы самоубийством. Жеребец беззвучно мотнул головой, словно прощаясь.

– Увидимся, друг, – сказал Роб.

Раскат грома. В черных глазах жеребца мелькнула паника. И что-то еще, страшное и глубокое, словно кто-то другой, древний и жестокий, выглянул из глаз Дюка. В следующее мгновение жеребец ухватил зубами руку Роба…

Хруст.

Роб понял, что кричит.

* * *

Утром он ушел далеко в горы, чтобы сбить со следа Медведя, если тот надумает отправиться за ним, и вернулся к хижине окольным путем.

Светало. В сыром воздухе медленно струился туман.

Роб, дрожа от холода, вытащил «кольт» из кобуры левой рукой. Солдатская модель, «сингл экшн», самая надежная. Но курок требовалось взводить каждый раз вручную. Отличный револьвер – для стрелка с двумя здоровыми руками. Роб большим пальцем левой руки взвел курок, барабан послушно провернулся. Даже от этого крошечного усилия в глазах потемнело.

Проклятый жеребец. Роб почувствовал ярость. Нет, «мальчик» не виноват – это все ведьма…

Аэлита вышла из хижины и что-то сказала Медведю.

Старый друг выглядел спокойным – необычайно спокойным. Вялым. Молчал. Двигался, только когда девушка ему приказывала.

Роб поймал ее на мушку. Так, теперь задержать дыхание… Аэлита, словно почувствовав его взгляд, повернулась. Роб замер. Дуло револьвера смотрело ей прямо между глаз. Аэлита простояла некоторое время, вглядываясь в заросли, где спрятался Роб. Робу даже показалось, что она его видит. Но нет. Аэлита повернулась и ушла в дом.

Он опустил револьвер. Рука дрожала.

– Бетти, – сказал Роб.

Когда Медведь с ведьмой уехали, забрав лошадей, Роб вернулся в хижину. В сапогах хлюпало. После ночи, проведенной под дождем в лесу, чудовищно хотелось спать.

Медведь не оставил ему ни патронов, ни припасов – ничего. Даже чертового ножа, чтобы нарубить чертовых веток. Теперь Робу предстояло добираться до города пешком, с одним «кольтом», без еды и воды, с покалеченной рукой. Правая кисть опухла и налилась синевой.

Роб снял с вешалки потрепанную кожаную флягу, воняющую тухлятиной. Даже Медведю она не приглянулась. Ну, с паршивой овцы…

– Ведьма, – сказал Роб.

Главное, исчезла голова Шустера Грейпа. Гарантированные законом две тысячи призовых долларов. Бетти – ему нужны эти деньги для нее. Бетти больна.

Сейчас хотя бы огонь развести, согреться. Роб распахнул дверцу печки… и отшатнулся…

Рассмеялся.

Из кучи углей, выброшенный, словно ненужная вещь, Робу улыбался обугленный череп Шустера Грейпа, убийцы и насильника. В пустой глазнице мерцала ирония. Второй глаз обгорел, но уцелел. Он смотрел на Роба с обещанием смерти.

– Мать твою так, – сказал Роб.

Мать твою так. Что нужно сделать с Медведем, чтобы тому стало наплевать на две тысячи долларов?

Чертов неудачник Шустер, даже смерть его не принесла никому никакой пользы.

Роб стиснул зубы. Это не Медведь, это все ведьма. Это все она.

Сырость пробрала его до костей. Он стянул ногами сапоги. Помогая себе зубами, кое-как снял одной рукой мокрую рубаху – и кажется, по пути оторвал пару пуговиц. Ерунда. Расстегнул ремень с кобурой, бросил на стол. Извиваясь всем телом, выполз из грязных джинсов. Задевая время от времени раненую руку, Роб замирал на несколько мгновений, затем снова начинал барахтаться. Если сейчас не согреться, считай, все пропало. Конец.

Он разделся догола, вылез на крыльцо. Солнце показалось из-за гор, наползло на долину, пронизывая лучами кроны деревьев. Яркие пятна пробежали по стене хижины, залили крыльцо. Роб подставил под солнечные лучи продрогшее тело, зажмурился, впитывая тепло.

Когда немного пришел в себя, Роб вытащил из дома мокрую одежду, побултыхал в бочке с дождевой водой. Она сразу стала мутной, грязной – точно душа предателя и труса. Почти теряя сознание, в полубреду, он кое-как отжал вещи одной рукой, зажимая подмышкой и коленями. Затем развесил на крыльце сушиться. От одежды под солнцем шел пар.

Глаза слипались. Он посидел, впитывая солнце всем телом, несколько раз уснул, проснулся, вошел в дом и завалился в кровать, завернувшись в зеленое вонючее пончо.

И мгновенно вырубился. Провалился в бездонную пропасть. И все время, пока спал, падал в нее, а внизу, в темноте, тонкими голосами кричали чудовища и тянули к нему свои щупальца.

Проспав несколько часов, Роб проснулся оттого, что задел больную руку. Искалеченную на фиг и окончательно руку. Боль пронзила его, как электрический разряд. «Хватит себе врать, Роб, мальчик мой». Как там в песне? Я-я-я человееек постоянной печали. Я вечный неудачник. Роб посмотрел: пальцам пришел конец. Сколько там костей? Рука превратилась в перчатку Микки-Мауса, разбухшую, сине-багровую и туго натянутую, словно изнутри ее распирал трупный газ.

Несколько мгновений от боли Роб даже не мог дышать.

Когда боль немного отпустила, он встал, одеревеневшее тело с трудом слушалось. Напился дождевой воды из бочки. Пил и пил, пока не обессилел. Роб стоял у бочки, шатаясь, словно взмыленная лошадь с раздувшимся полным брюхом. Затем снова начал пить.

Собрал подсохшие вещи, с трудом оделся.

И отправился в погоню.

В самую медленную погоню в истории штата.

* * *

Медведь и ведьма уходили в горы, а стрелок преследовал их. Закончился лес, остались позади сосны и песчаные пустоши у зеркально-глубоких, как глаза неба, озер, а беглецы не стали ближе, но и стрелок не стал от них дальше. Рана мешала ему. Забывшись, Роб начинал действовать больной рукой, вздрагивал… бледнел смертельно. В голове вспыхивала и мерно, неумолимо пульсировала чернота. Словно внутри Роба соревновались в гулкой пустоте два метронома, два таймера, и оба вели отсчет к смерти – но разными путями. Один говорил: ты умрешь. Другой тоже говорил: ты умрешь, Роб, но сначала умрут другие. Первый стучал чаще – вспышками черноты перед глазами, позади глаз, отдавался в больной руке. Первый стучал чаще… но Роб предпочитал верить второму. Кажется, это была надежда.

Надежда обретает разные формы; возможность умереть минутой позже другого – это тоже может считаться надеждой.

К утру следующего дня Роб вышел к заброшенной бензоколонке. Рыжие от ржавчины, некогда голубые заправочные колонки. Выгоревшая вывеска с человеком в ковбойской шляпе – человек напоминал висельника. Налетел ветер, и висельник помахал Робу жестяной рукой.

«Заходи, дружище. Заправься».

Скри-и-ип. Скри-и-и-п.

Роб постоял, щурясь на солнце. Потом пошел дальше. Ему нужно было спешить.

…Трупы встретились Робу на второй день. Шатаясь от усталости, он брел по следу ведьмы и Медведя, чутьем следопыта находя места их стоянок. Уже в последнем кострище зола была теплой. Роб помедлил, еще не готовый поверить. Не может быть. Он настигал их. Черт побери, он действительно настигал их!

И тут он увидел черный столб дыма на горизонте.

Дым поднимался над горизонтом весь день, пока он шел, а затем исчез.

А потом Роб вошел в город.

С первого взгляда казалось, что в городе все в порядке. Все по-обычному, как всегда. Маленький городок, по большей части трейлерное поселение. Только… Собаки не лаяли.

Вокруг стояла невозможная, нежилая тишина. Роб прошел мимо покосившегося ржавого пикапа без колес, некогда бывшего голубого цвета, заглянул внутрь – на прорванных сиденьях кто-то оставил бутылку из-под ржаного виски.

Обливаясь потом, Роб одновременно стучал зубами от холода. Под палящим солнцем он мерз, кутаясь в шерстяное пончо. Чертова лихорадка. Ноги превратились в чугунные столбы, язык присох к глотке. Его трясло и мотало. Но хуже всего, хуже этой наркоманской дрожи была жажда. Вода воняла мертвецами и плесенью, но даже ее уже не осталось. Роб безнадежно потряс флягу и вытряхнул последние капли в рот. Облегчения не наступило. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло, ноги подгибались.

Площадь. Колодец. Стоп!

Он прислонился плечом к глиняной стене дома.

Словно в кошмарном видении Роб увидел троих: Ведьму, Медведя и незнакомую старуху-индианку – такую древнюю, что, казалось, на ней осела пыль веков. Силуэты людей плыли и изгибались перед глазами, словно в потоке раскаленного воздуха. Роб моргнул.

И с усилием выпрямился. Нет, это не мираж.

«Я-я-я человек… постоянной…»

Он догнал их.

И, похоже, у него снова начался жар.

* * *

Пепелище. Семья поселенцев – восемь человек, лежали на земле голые, с обезображенными ужасом и болью лицами. Рты у них были зашиты.

Аэлита спросила:

– Кто это сделал?

Старуха-индианка залопотала на своем языке. Медведь переводил:

– Она говорит, их убил продавец швейных машинок. Он ездит на коляске, запряженной пегой лошадью, у него белые волосы, бледная кожа и красные, как у дьявола, глаза…

Индианка приблизила морщинистое, точно грецкий орех, лицо к Медведю, заговорила низким прокуренным голосом.

– Он зашил людям рты, – продолжал переводить Медведь, – чтобы они не могли кричать, и съел их души.

«Убийца», подумал Роб.

«Продавец швейных машинок», – мысленно повторил он. Роб подобрался так близко, что мог при желании пристрелить всех троих, не целясь. Или стволом револьвера выбить Медведю глаз. В голове стучали молоты, перед глазами кружились черные пятна, похожие на ворон.

«Значит, белые волосы, бледная кожа».

Красные, как у дьявола, глаза.

Альбинос, подумал Роб. В Амарилло в прошлом году приезжал бродячий цирк мутантов. Роб закрыл глаза и представил, как это было. Там, среди уродов всех мастей, выступал один альбинос – очень худой, белый, пугающе чуждый. Индейцы были свои, китаезы тоже, мутанты, уроды, гибриды, двухголовые, что там – даже бородатая женщина в чешуе, и та была больше человеком. Альбинос, хотя телосложением не отличался от обычного мужчины, выглядел существом из другого мира. Не из мира за океаном, а из мира за гранью мира.

– Вторые глаза, – сказал Медведь. – Синие очки.

«Что?» Роб дернулся и понял, что задремал. Сердце билось часто и надрывно, как выбивающийся из сил бегун.

Жар, начавшийся на подступах к деревне, превращал все вокруг в наркотический туман. Стены домов то подступали и сжимались вокруг Роба, то удалялись на тысячу миль… Сердце билось гулко и тяжело, из последних сил.

– Ему нельзя смотреть в глаза, – продолжал переводить Медведь. – Человек застывает, если взглянет в эти жуткие глаза. В его душе поселяется пламя подземного мира. Нет, не пламя… Он слуга царя змей. У него в глазах – змеи…

Девушку нельзя слушать, подумал Роб. На альбиноса – нельзя смотреть.

Роб дернул щекой. «Что мне вас теперь, на ощупь убивать?!»

– Не дайте ему снять очки, – сказала старуха по-английски.

Они уезжали. Роб на мгновение провалился в беспамятство, а когда открыл глаза, то понял, что уже слишком поздно. Только что шел разговор, и тут уже ведьма и Медведь сели на коней и тронулись.

Они опять убегали!

Роба охватила паника. Нужно идти… нужно… быстрей… Роб усилием воли оторвался от стены и пошел. Потом побежал, гулко топая сапогами. Старуха-индианка проводила его взглядом.

На окраине Роб остановился. Два силуэта исчезали слишком быстро, они уже отъехали от города на четверть мили.

Он прислонился плечом к стене, вытащил револьвер из кобуры. Попытался прицелиться. Силуэты всадников плавали на мушке. Медведь и ведьма уходили в сторону солнца, плыли маревом… Роб заплакал.

Он нажал на спуск. Выстрел грохнул и спугнул ворон – они взвились над его головой. Всадники продолжали ехать. Роб нажал на спуск еще раз. Боек сухо щелкнул – осечка. Еще одна.

Роб с силой швырнул револьвер в стену – тот разлетелся на куски – и побежал за всадниками.

Он бежал и бежал. Горячий воздух бил в лицо. Время замедлилось…

Роб споткнулся и полетел на землю. Удар.

В следующее мгновение темнота захлестнула его. Темный, жаркий прилив, словно пустыня раскрылась перед ним и сомкнулась над его головой. Все исчезло.

* * *

Воспоминание. Хромированная, как у «Кадиллака», решетка старого радиоприемника, вся семья в сборе, вот-вот начнется знаменитое шоу про Пики-Близнецы. Бетти прижалась к Робу всем телом, от ужаса и восторга у нее приоткрыт рот. В прошлый раз в пьесе появился Боб Вырви-Глаз. Он – страшнее всех, у него длинная пакля слипшихся волос и жуткий рот. Рассказчик – сам дьявол, он творит голосом жуткую, правдоподобную картинку. Его баритон опускается до глухого удара в висок, скрежещет, как врезающаяся в камни бензопила, хрипит, воет и обволакивает. Они не могут пропустить ни слова, даже Медведь сидит, как завороженный, не выпуская из руки верньер радио. Роб закрывает глаза, перед мысленным взором качаются багровые шторы. Сейчас кого-то убьют…

– Может, палку в рот? – раздался знакомый голос, и Роб открыл глаза.

Над головой – низкий рифленый потолок, как бывает в трейлерах, он год прожил с Бетти в таком же. Потолок дырявили пулевые отверстия, но все они были тщательно заделаны, из дырок свисали конские хвосты, некоторые с колокольчиками, другие с вплетенными в них осколками зеркал или просто с цветными узелками.

Похоже, его подобрали кочевники? Слабая надежда колыхнулась в груди Роба. Песчаные кроты не торговали людьми и не калечили почем зря. С этими можно договориться.

– Глухой, что ли? – снова этот голос.

Половина трейлера, как паутиной, затянута огромным лоскутным одеялом. Из-под одеяла выползла старуха – с огромными щипцами в руках. Это точно не предвещало ничего хорошего. Роб дернулся и обнаружил, что связан: широкий ремень перетянул тело, ноги в какой-то веревочной сбруе. Роб попробовал освободиться. Искалеченную ладонь взорвало, точно стиснул в кулаке гранату.

Посреди трейлера стояла тренога, на листе жести багровела гора углей. Роб чувствовал исходящее от них тепло. Старуха прошаркала ближе, поворошила щипцами угли. Багровые отсветы ложились на морщинистое лицо. Теперь Роб ее узнал – та самая индианка, что рассказывала о продавце швейных машинок. Но… как Роб оказался у нее в трейлере?

Оружие? Где его револьвер?!

– Палку зажмешь, говорю? – Старуха показала ему деревяшку со следами зубов. – Орать ведь станешь?

Роб похолодел. Вот оно что…

– Как знаешь, – вздохнула старуха, отложила ложку, щипцы и потянула из углей широкий нож-мачете. Лезвие, светящееся багровым в полумраке трейлера, притягивало взгляд. Роб замер. Время загустело, как старый мед, который до сих пор находят в мертвых ульях, облепило с головы до ног. Роб завороженно наблюдал, как нож плывет в воздухе, оставляя за собой размытый огненный след…

«Нет», – подумал Роб.

О, боже.

В следующее мгновение рука старухи поднялась вверх и опустилась…

Мир треснул.

Боль, прежде такая смешная, даже уютная, стала бесконечной. И где-то посреди этой пустыни бесконечности Роб потерял себя.

* * *

Ее бедро было выточено из теплого дерева, гладкое, упругое. Оно терлось о Роба, взывая к древнему, как солнце, инстинкту.

Он сомкнул пальцы на округлом, желанном. Лежал, не открывая глаз, ласкал и гладил, наслаждаясь простотой и нежностью этого безмысленного движения. Рука отправилась выше, заползла под рубашку. Грудь была маленькая, почти детская. Но его ладонь встретила по-взрослому, наградила заостренными пулями сосков.

Роб находил все новые поводы для восторга: нежные, хваткие ладони ночной гостьи, без стеснения взявшие в окружение его естество, мягкие губы, принявшиеся целовать грудь и живот, спускаясь все ниже и ниже. Господи боже, подумал Роб. Но тут женщина передумала. Роб не сдержал разочарованного стона, но она уже запрыгнула сверху, тисками сжала бедра стрелка своими и начала ерзать, направляя его в себя. Ноги отнялись, низ живота скрутило от похоти. Роб хотел перевернуться, схватить женщину за волосы и показать, кто тут хозяин… Он дернул правой рукой, боль сорвалась с цепи и помчалась от запястья выше, сжигая все на своем пути.

От крика у Роба треснули уголки губ. Наваждение как рукой сняло. Он попытался вскочить, но не смог. Роб по-прежнему лежал в трейлере, под свисающими с потолка конскими хвостами. Его рука! Культя была перемотана тряпкой и притянута к кровати отдельным ремнем. Наконец Роб смог разглядеть женщину. Индианка, лет шестнадцати, смуглая, тоненькая. Она скинула с плеч лоскутную рубашку и сидела обнаженная, руками упираясь ему в грудь. Голова запрокинута. Роб видел плотно сжатые губы, белый шрамик под носом, она шумно тянула воздух ноздрями, волосы черной беспорядочной волной скрывали лицо. Ее задница не останавливалась ни на миг.

Он попытался сбросить с себя девушку, но та до боли стиснула бедра и продолжила скачку. Огонь поселился меж ее бедер, адское хохочущее пламя.

Каждое движение отдавалось в руку, рана пульсировала, точно из нее наружу хлестала лава. Никогда Роб не чувствовал ничего более жуткого и страстного одновременно. Он словно расплавился в этом горниле, стал кипящим оловом, чтобы наполнить ее сосуд собой и застыть новой, идеальной формой.

Левая рука стиснула запястье девушки. Какая-то часть мозга, слишком холодная и циничная, чтобы тонуть в пламени утех, отметила, что вверх по руке идет выпуклая татуировка. Спираль, состоящая из множества мелких рисунков.

В этот миг девушка приблизилась к пику.

Удары ее бедер стали еще агрессивнее. Она завыла, опустив голову к самой шее Роба. Он чувствовал, как ровные мелкие зубы касаются его кадыка. Молот поднимался и опускался, сплющивая Роба, выжигая его вены смесью кокаина и амфетамина, сдобренной щепотью смерти.

Они бились в унисон, исступленные звери, Роб и девушка. Оба кончались, она от страсти, он в агонии. Девушка накрыла его рот своим и начала кричать, используя его глотку, как трубу. Роб зазвучал, как орган. Он чувствовал, что его ноздри вдыхают воздух для них обоих. Что-то неописуемое творилось с его телом. Должно быть, так стартуют баллистические ракеты. И тогда он начал кричать в нее в ответ и кричал до тех пор, пока не расстрелял весь боезапас.

* * *

– Твоя племянница… позови ее.

Старуха покачала головой. Несмотря на жару, она зябко куталась в теплый халат, вероятно, утащенный из какой-то древней гостиницы. Эмблема отеля на груди – грязноватый лоскут алой ткани. Как орден. Как вырванное сердце. Как символ утраченной чистоты.

Старуха пожала плечами:

– У меня нет племянницы.

Роб моргнул.

– Внучка?

– И внучки нет.

– Но здесь была юная девушка…

Роб замолчал. Сейчас он уже не был уверен, что видел то, что видел. И чувствовал то, что чувствовал.

Она была юной и красивой. Никогда прежде он такого не ощущал.

Роб помедлил. Если это бред, то, черт побери, неплохо бы, чтобы этот бред иногда повторялся.

– Бывают и просто сны, – сказала старуха ехидно.

Усмехнулась. У Роба вдруг свело затылок. Не может быть! На мгновение ему показалось, что он узнает в ухмылке старухи ночную гостью…

Нет, ерунда. Просто они родственницы, а старуха почему-то скрывает…

«Татуировка». Сознание ухватилось за спасительную мысль.

– Покажи руку, – сказал Роб.

Старуха подняла ладони, повертела ими перед носом у Роба. От ее рук пахло какой-то едкой травой. Чернильные вены проступали сквозь кожу цвета глины.

– Рукава, – сказал он. Бессильно дернул левой рукой, точно хотел схватить старуху и притянуть к себе. Старуха ухмыльнулась. Рукава ее халата были плотно примотаны к запястьям.

– Некоторым тайнам место в могиле, – сказала старуха. И уползла под свое одеяло на другую половину трейлера, загремела оттуда каким-то хламом.

На пепелище ее руки были обнажены. Он видел узоры на ее предплечьях. Те же? Такие же?

Просто они родственницы, сказал он себе. Одно племя, одна семья. Ритуалы… Может, секта…

И сам же себе не поверил.

Через два дня Роб проснулся и обнаружил, что ремни исчезли. Он был свободен.

– Тебе нужно лежать, иначе рана откроется, – раздался резкий старухин голос.

Роб покачал головой. Начал подниматься…

Старуха кивнула.

– Я знала, что так и будет. Ты один из тех мужчин с каменным лицом… и куриным мозгом, которые всегда поступают по-своему. Впрочем, вы даже без головы можете встать и бегать.

Роб помолчал. Он не понял, что она хочет этим сказать, – или не хотел понимать. Роб с трудом выпрямился, мышцы отвыкли. Слабость такая, что он только усилием воли заставил колени не дрожать.

– Мне нужны лошадь и оружие. Заплатить я не могу.

По лицу старухи скользнула усмешка:

– Ясно, что не можешь. – Она шустро, для ее возраста, поднялась. – Лошади у меня нет, а оружие… Пойдем со мной.

…«Кольт Уокер», прочитал Роб надпись на стволе.

Огромный револьвер. Такой древний, что казался космическим кораблем Предтеч, опустившимся на Землю задолго до появления динозавров. Время отполировало его до блеска. Время и сила убийства. Роб, даже не взяв еще револьвер в руки, чувствовал заключенную в оружии мощь. Словно физическое ощущение сгустившейся в комнате грозы.

– Тяжелый, – сказал Роб, не зная, что еще сказать. Он протянул руку и вытащил револьвер. «Она что, издевается?»

– Патроны? – начал он и замолчал. Чертов тупица, какие еще патроны? Это капсюльный револьвер, созданный пару веков назад, задолго до Гражданской войны. Лучшее, что можно получить, мешок окаменевшего пороха и горсть помятых свинцовых шариков.

Старуха покачала головой, словно прочитала его мысли. Тяжело вздохнула. Ушла и вернулась с деревянным ящиком. Дерево было старым, но прекрасно сохранилось, только кое-где облупился лак. Латунные детали и уголки потемнели от времени.

– Открой, – велела старуха.

Замок настолько закис, что его пришлось сломать ножом. Ящик наконец открылся. Ярко-красный цвет ударил по глазам, Роб выдохнул. Красная бархатная обивка.

Роб присвистнул. Вот это да.

Устройство для отливки пуль. Машинка для закатки патронов. Огромная латунная пороховница с гравировкой – битва индейцев с техасской кавалерией. Полный набор инструментов для чистки и разборки оружия. Куча латунных гильз в жестяной коробке из-под леденцов. Капсюли в металлической капсюльнице. Неужели они до сих пор могут сработать? Роб покачал головой. Да уж. И небольшой увесистый мешочек – Роб взял его, развязал одной рукой, перевернул над коробкой…

Из мешочка рекой потекли пули, разбежались по красному бархату. Роб моргнул. В первый момент не поверил своим глазам. Это был не свинец.

– Золото?

В каком-то смысле он даже не удивился – настолько все переменилось с появлением ведьмы. Словно Роб попал в мир магии, где золотые пули были обычным делом. Одним из условий существования сдвинутой реальности. Старуха смотрела молча и чуть насмешливо.