Текст книги "Месть Ледовой Гончей"

Волк разжал кисть, и компас грохнулся на лед. Молча разъяренный штурмовик отошел в сторону, а первый помощник, переступив через брошенный артефакт, двинулся вдоль борта дальше, будто ничего и не произошло.

Я схватил компас и сунул его за пазуху, чувствуя, как мороз проникает в прореху парки. Ветер в несколько секунд выдул тепло, накопленное телом. Кожа стала неметь. Шумно вдохнув, я поднялся на ноги.

Неподалеку от нас в оцеплении стоял Торос и смотрел на меня. Я не разглядел его глаз, но чувствовал, как жжется взгляд Неприкасаемого. Он наверняка видел, как штурмовик тряс меня, словно нашкодившего зверька.

– Пошли, Эд, околеешь, – буркнул мне Яки, буравя взглядом Волка.

Меня душили злость, обида и невероятное чувство благодарности к справедливому Мертвецу. Проклятье, пока что мне везло. Но вряд ли это будет продолжаться вечно.

От «Звездочки» к «Сыну героев» протянулась цепь вооруженных штурмовиков, организовав некий коридор безопасности. Корсары с сетчатыми очками на замотанных шарфами лицах вглядывались в метель, ожидая нового нападения.

– Все-таки врагов надо выбирать по росту, Эд, – сказал мне Коротышка. Мы, пригнувшись, прикрываясь руками от ударов метели, брели к кораблю. За нами следовали остальные палубные моряки, кроме неудачника Шона. Ветер задувал мне в прореху парки, и я старательно стягивал ее свободной рукой. Как же холодно!

С каждым шагом мысли отступали в тень, освобождая место для «как-же-холодно». Буквы росли, обрастали ледяными шипами и потихоньку занимали все мысли.

Как же, драный демон, холодно!

– Врагов вообще не выбирают, – ответил я Коротышке. Зубы застучали от мороза. Челюсть затряслась, будто в нее вселился ледовый демон. Но в мыслях я с наслаждением прыгал на Волка и молотил ему компасом по лицу, превращая злобу абордажника в животный ужас. Яркий образ отвлек меня от холода, но сразу же напомнил вспыльчивого Эльма. Несдержанность циркового силача, оставшегося в моем прошлом, привела его на дурную дорогу. Мне очень не хотелось повторять ее, и я постарался выбросить из головы и Волка, и Сиплого, и Зиана.

Мороз с охотой задвинул их ухмыляющиеся рожи за огромные ледяные буквы:

«КАК ЖЕ, МАТЬ ЕГО, ХОЛОДНО!»

Мне навстречу попался Зиан, словно выпрыгнул из представлений. Молодой шаман помогал идти Балиару, который с ощутимым недовольством направлялся к «Сыну героев». По бокам от процессии шли два палубных матроса с простыми метателями. Следом шагал понурый доктор Кван с сундучком инструментов. И его выдернули на лед. Хитрый Лис, беглый гильдейский врач, наверняка «пропал» где-то на нижней палубе, и вместо него пришлось идти вечно грустному Квану-самоучке.

Ан Варр радушно улыбнулся мне, но в душе его передернуло от моего вида. Ученик шамана и не догадывался о моем даре эмпатии. Он вел свою игру. Игру всепрощающего ублюдка, натравившего на меня своих оледеневших дружков. Я встретил его взгляд с безразличием.

ХОЛОДНО!

Холодно!

Светлый бог, как же холодно.

Последние несколько десятков ярдов я пробежал, уворачиваясь от гигантских ледяных букв и мечтая о тепле.

На лед меня в тот день больше не выпускали. Настоял на этом Яки, потребовав, чтобы я починил парку, и выдав мне иглу и грубую нить. Однако едва тело окутало тепло отапливаемых палуб, как дала знать о себе бессонная ночь. Глаза слипались сами собой, и потому я отправился прямо на кубрик, где уже спал Фарри. Плюхнувшись на топчан, я стащил унты, сбросил на пол парку, шапку, шарф, стянул меховые штаны и забрался под одеяло. Теплый свитер я скомкал, подложил под голову, и едва коснулся его затылком, как меня сморило.

Мне снилась Лайла. Я сидел в таверне, как обычно, в первом ряду и слушал, как поет слепая сказительница. Хотя в моем сне у нее были прекрасные изумрудные глаза, и взгляд самой красивой девушки в мире не отрывался от меня. Вокруг веселился битком набитый трактир, но я знал – невзирая на шум и гам пьяных моряков, в реальном мире существовали только я и она.

По-моему, Лайла и пела про меня. Не знаю, этого уже не помню. Потом мы много говорили, ходили по каналам Снежной Шапки, трогательно взявшись за руки. У меня щемило сердце от счастья. Над нами растекалось красно-синее небо, с городских стен нам салютовали стражники в белых тулупах, и мне казалось, что так будет вечно. Так будет всегда.

Когда проснулся, я едва не всхлипнул от утраты. Лайла тоже осталась в той, прежней жизни.

Глава пятая
Оно рядом

– Они взяли эту штуку с собой, представьте себе! – Шон сидел у печи и смотрел на нас, собравшихся вокруг и отдыхающих после изнурительных работ по погрузке. Меня даже потряхивало от изнеможения. Почти весь день мы таскали из грузового отсека «добычу» на теплый и холодный склады второй и третьей палубы, пока штурмовики хоронили товарища, отчего-то не допустив к обряду никого из «низших» каст.

– И что, Шон? – Скептичный Грэг покачал головой. – Не придумывай чудовищ. Вечно ты так: как затянешь песню ужаса – так хоть голышом на лед выходи.

– Ты видел ее? Видел? У нее такая же шерстяная морда, как у той твари во льдах! И у той, что у шамана…

– Видел, – перебил его Грэг. – У половины обитателей Пустыни такие морды. Так теплее. Перестань, а?

Шон резко махнул рукой, не желая слушать Грэга.

– Эх, Шон-Шон, – ехидно протянул Скотти.

– Ой, да что с вами говорить!

Я зевнул и поплотнее обхватил колени. Мышцы превратились в жидкую похлебку мастера Айза. Казалось, толкни меня кто в бок – и я завалюсь, не в силах удержаться. Впрочем, слева от меня сидел Фарри, глаза которого сонно блестели.

Вообще из палубной команды статую видели не все. У нескольких моряков и на борту нашлась работа. Половой, который тоже не выходил на лед, тщательно следил, чтобы обычный распорядок не менялся. И я думал, что если двигатели «Звездочки» смолкнут и мы потеряемся в Пустыне – старший матрос все равно будет дотошно следить за чистотой палуб, смазкой в механизмах дверей, порядком на камбузе и сотней-другой разных мелочей, заставляя работать своих подчиненных.

Сейчас же наступило заслуженное время отдыха, однако, вместо того чтобы расползтись по лежакам и погрузиться в сон измождения, мы собрались вокруг печи, найдя для того десяток поводов. Кто-то сушил одежду, кто-то грелся, кто-то просто дремал, полулежа, в мнимой защищенности.

Разговоры сами собой переходили на тему мертвого корабля и сегодняшней добычи. Шон, черный проповедник кошмаров, был сам не свой. И я видел, что некоторые моряки разделяют его опасения. Хотя и молчат, дозволяя товарищу снискать славу паникера. Иногда страх быть осмеянным приглушает истинные ужасы.

– Нет. Вы не понимаете. Ничего не понимаете! Статуя и тварь во льдах связаны друг с другом, и да пусть сожрет меня Темнобог, если я ошибаюсь, – выдохнул Шон, у которого хватало смелости и глупости бояться вслух. – Статуя проклята! Мы все в опасности!

– Балиар сказал, что все в порядке. Зиан старику не доверяет, и я видел, как он эту штуку едва ли не обнюхал, но тоже ничего такого не почувствовал. Они оба подъем Темного бога чувствуют дней за пять, а не за два, как многие. Все в порядке, Шон, перестань. – Грэг говорил очень мягко, но уже терял терпение. – Они-то побольше нашего знают. Так что не боись, Шон. Все хорошо. Добычу сняли шикарную. Одна древесина чего стоит. И зерна несколько десятков мешков. Да и статую эту продадим и выручку поделим. Тоже ведь монетка, верно? И нам доля будет посолиднее, а тебе так и вовсе двойную дадут за то, что один вторую палубу проверил.

Шон нервно улыбнулся. Слова о добыче слегка привели его в чувство.

– Это не к добру, помяни мое слово. Этот корабль не просто так во льдах остановился. Тут все совсем не просто! – менее настойчиво проговорил он. Патт согласно кивал, глядя исключительно на печь и голубые огни за заслонкой.

– А я все проспал, – посетовал лохматый Галай. – Хотел ведь лишь несколько минуток полежать! И Половой, шаркуний сын, не разбудил. Порядок, говорит, нужен. Мол, выспаться надо. На самом деле… На самом деле он неправ. Я тоже не отказался бы от двойной доли. Можно было бы и спросить.

– Если говорить о странностях, то отчасти я согласен с Шоном, – подал голос Три Гвоздя – он с мечтательным видом сидел у самой печи и грел руки. – Есть несколько загадок, которые лично мне весьма интересны, друзья мои.

Я, скрывая неприязнь, посмотрел на него. Чем-то он напоминал убитого мною Звездного Головача. Нечто непонятное, недоброе таилось за его задумчивой улыбкой. Всегда опрятный, аккуратный, с очень светлыми глазами (такими светлыми, что мне казалось, будто он слепой). Никто на корабле не знал настоящего имени Трех Гвоздей. Но никто и не вправе был требовать от него правды. Что осталось в порту – то осталось в порту.

– Это какие же? – не сдержался я.

– Он про труп на складе. И про покойника в той каюте, что была завалена снаружи, – хмыкнул Грэг. – Три Гвоздя же из дознавателей и не умеет верить в то, что люди бывают разные. Поверь, Три Гвоздя, кто-то из пустынников просто перетрусил и заперся на складе, делов-то. Не надо искать в этом происков демонов и коварных замыслов.

– Да?! А их шаман у себя в каюте тоже сам заперся, да? Со зверодемоном?! А потом еще и двери завалил снаружи?! – возмутился Шон.

– Что-то там произошло, это точно, – примиряюще поднял руку Грэг.

– Надо думать, – фыркнул Фарри. – Весь корабль вымер, вот что произошло.

Мой приятель сонно потянулся.

– Тот, кого нашли на второй палубе, в запертом общем зале, в конурке у плиты, умер скорее всего от голода, – заметил Три Гвоздя. – Я интересовался у нашего дока. Кван сказал, что от бедолаги кожа да кости остались. А вот склад и судьба шамана… Да, это вот очень интересно. Но картину восстановить можно и так. Я предполагаю, что умер шаман…

– И вход в его каюту загородили, чтобы он не выбрался?! – сорвался на крик Шон. Он попытался скрыть это под улыбкой, но я почувствовал его накипающее раздражение.

– Пасть хлоп, – огрызнулся на него Сабля, лучший друг Трех Гвоздей. – Чего орешь?

– Да он оледенел вконец, что за чушь несет?! Шамана грохнул зверодемон! И его заперли там!

– Зверодемон умер прежде шамана, Шон. Будь спокойнее и добрее. Скорее всего, они подобрали этого красавца во льдах, и шаман не будь дурак решил изучить странную зверушку. А потом неожиданно умер. Понятно, что все связано с этими тварями из Пустыни. Но почему дверь заперли снаружи?! – невозмутимо продолжил Три Гвоздя. – Тут точно есть логичный ответ. Когда-то давно я работал помощником у боевого инспектора Риверайса. Это один из городов Содружества… Хорошее место, но…

Взгляд Трех Гвоздей затуманился:

– Это не столь важно. Главное – он учил, что просто так ничего никогда не случается. У всего есть объяснение. Даже у появления Темного бога. А дар шаманов так и вовсе наука чистого снега, со своими законами, которые при желании можно понять.

– Тройка, давай ближе к делу, – прервал его Сабля. – Красиво трещишь, мать, но скучно.

Кто-то из корсаров согласно буркнул, и Три Гвоздя с великой охотой отвлекся от воспоминаний:

– Хорошо. Абсолютно точно – двигатели корабля встали, сдохла общая система отопления. Трубы разорвало по всему кораблю. Значит, энгу не кончилась, а ее уничтожил шаман. Только так можно было загубить незамерзающие смеси в трубах. Ставим галочку – это наверняка ответ, почему его заперли, но загадка, почему не убили. Продолжаем: черные твари явно уже тогда были рядом с кораблем. Во-первых, труп зверодемона в каюте, во-вторых – команда бы бросила ледоход и отправилась в Пустыню. Дураку понятно, что не от хорошей жизни моряки остались на борту. Так как патронов к дальнобоям мы не нашли, а оружия хоть завались – сражаться со зверодемонами пытались, пока не кончились снаряды.

Моряки завороженно слушали домыслы Трех Гвоздей, а тот просто упивался размышлениями.

– Они оставались на второй палубе, сносили трупы на первую, не знаю почему. Может, чтобы держаться от них подальше. Люки на третью, техническую, палубу задраены. Что-то там их пугало не меньше тварей снаружи. Может, лаз какой? Мы ничего не нашли, и следов резни внизу тоже не было. Кто-то, видимо, сошел с ума, иначе я не могу объяснить труп на складе, забитом деревом и жратвой. Заперся от своих же и покончил с собой. Резаков на борту не оказалось, дверь вся иссечена ломами, то есть пытались пробиться внутрь. Понимали, что тепло – это жизнь. Если бы не тот оледеневший, могли бы и подольше протянуть. Ну а последний умер от голода на камбузе. Хорошо, что не стал товарищей грызть. Всяко ведь бывает. Не каждый удержится.

– Тебе так это нравится? – не удержался я от вопроса.

– Я просто хочу знать правду, – не обиделся он. Тепло встретил мой взгляд и развел руками. – Просто очень люблю находить ответы на загадки. Разве это достойно порицания?

Три Гвоздя дождался, пока я отведу взгляд, беззлобно хмыкнул и продолжил:

– Если бы не труп шамана, то головоломка сошлась бы. Когда он умер? До того, как его заперли, или после? Почему он уничтожил запасы энгу? Может, его в чем-то обвинили, а он в отместку спалил им топливо. Но тогда почему не открыли и не порвали на куски? Если он сошел с ума, то все равно – отчего его не разорвали на части? Почему они задраили люки на третью палубу и сносили трупы на первую?

– Потому что все было не так, как ты говоришь! – процедил Шон, его колотило от злости. – Потому что мы взяли на борт проклятую статую! Мы должны от нее избавиться!

– Иди и вякни такое Дувалу, умник, – буркнул Сабля.

– Как вы не понимаете? Оно и нас убьет! Черная воля поганой статуи!

– Шаман наш, кстати, едва ли не плясал от радости, когда закончили обыск каюты их заклинателя. Что-то он тоже себе присмотрел, – сказал Три Гвоздя. – Но вот когда зашел – дернулся так, словно ему пику в задницу вогнали. По-моему, даже вскрикнул. Я было подумал – все, отмаялся старик, кончится прямо тут, над трупом товарища. Потом вижу – ожил, засуетился.

Замерзшее тело таинственного заклинателя, погибшего в своей каюте, доставили на третью палубу. Доктор Кван с подозрением отнесся к инициативе нашего шамана исследовать причину гибели соратника по пути Льда, но спорить не стал. Ему хватило бессмысленной, на его взгляд, работы на мертвом корабле. Я видел, как двое механиков утащили труп шамана в дебри третьего уровня. Где-то там скрывалась лаборатория Балиара.

– И труп того зверодемона на борт приволокли, – добавил Шон. Нервно похлопал по сохнущим у печи вещам и передернулся. – Совсем головы нет у командиров.

– Ты труслив, как баба, – сказал Сабля. – И брехлив, как старая вонючая шавка. Никого не волокли, мать!

– Чего-о-о?! – побелел от ярости Шон, попытался вскочить, но ему на плечо упала рука Громилы. Самый молчаливый и самый огромный моряк в палубной команде редко совершал лишние движения, но если он это делал – остальные замирали, словно застигнутые врасплох олени, и безропотно ждали, когда силач сделает то, что собирался. Громила легко усадил Шона обратно на место.

У Сабли хватило ума больше не задирать бедолагу Шона, от которого по кубрику растекались волны суеверного ужаса и возмущения.

– Хватит стращать друг друга, братцы. Капитан дал приказ двигаться к Приюту. – Грэг с хрустом потянулся и с торжеством оглядел оживившихся товарищей. – Так что скоро продадим эту статую, и Шон успокоится.

– А что такое Приют? – спросил Фарри.

– Приют – это поселок, где одна торговая гильдия никогда не задает неудобных вопросов. Капитан скинет там груз, так удачно подаренный нам Темным богом. А пока он будет торговаться и утрясать дела – мирным морякам «Звездочки» обеспечена пара вольных вечеров. Дом матушки Розинды и кабак «Лед и Пламя». – Грэг расплылся в счастливой улыбке. – Давно мы у них не были, да, братцы?

– Ну так, мать, давненько, – закивал Сабля. – Надеюсь, та рыжая сучка еще работает у Розинды. Ох, я бы сейчас с ней! – Он с намеком хмыкнул.

– Я рассказывал вам о кабаке одном, на Берегу? – вклинился Орри. Пираты промолчали, хотя даже я слышал эту байку. – Там была такая история, о! Мы туда попали с Дамасиком, сыном короля Ледового Братства. Вот там были шлюхи так шлюхи! Мы приехали пьяные-препьяные, на личном ледоходе Дамасика. Ну там все было здорово! Прямо с трапа вышли в сад, столько зелени, вы не представляете. Настоящий лес прямо у порта. Потом отправились в кабак. У Дамасика все схвачено! У порта нас подобрали на самоходке, играли бардеры, а мы пили китовую настойку и в ус не дули. Приехали в кабак, а там, представьте, нас сразу узнали, отвели в специальный зал, и там сидели девочки. За стеклом, голехонькие, красивые. Мы в ту неделю меньше шести на ночь не брали. Знаете как там? У каждой номерок, у каждой свой цвет на табличке, кому подешевле, кому подороже. Я там увидел одну красавицу – сразу захотел! Подозвали мастера, он в нас сразу господ признал, прибежал такой, кланяясь. Мы и выбрали девочек на ночь, и ту красотку в первую очередь. А потом, представьте, она мне сказала, конечно, после того как я всю ночь ее буравил, – что сразу меня заметила и переглянулась специально с подружками, чтобы те на меня не смотрели, чтобы я выбрал именно ее. Такая классная была! Вообще Берег – славное местечко! Ходили с Дамасиком в одну лавку, там служанка красивая была. Я ей улыбнулся – так она мне прямо в чулане моего большого Орри порадовала! Говорила, что я хороший человек и она хочет сделать мне приятное.

– Заткнулся бы ты, Орри, – оборвал его Сабля. – Сказочник.

– Это правда! Вот, смотри! – Тот рванул на себе одежду, показал татуировку на груди. – Вот! Это она мне сделала!

Орри постоянно рассказывал небылицы, ему никто не верил, но крайне редко кто перебивал моряка. Я видел, с каким мечтательным выражением лица слушает его Громила, верящий любому слову болтуна. Чувствовал, как завидуют ему другие моряки, кто мира не видел.

– В твоей истории, Орри, нужно указывать поменьше деталей. У Ледового Братства нет короля, – улыбнулся Три Гвоздя.

– Да идите вы! – возмутился пират.

Мы с Фарри, не сговариваясь, отправились к своим лежакам. У нас выдался очень тяжелый день. Моего приятеля что-то тревожило, и я понял, что от разговора уйти не удастся (хотя так хотелось лечь и уснуть). Устроившись поудобнее, он покосился на спины сидящих у печи моряков и тихо проговорил:

– Приют – это шанс, Эд!

Я понял, к чему он клонит. Но сейчас так не хотелось разговаривать. Приятная истома усталого тела окутала меня с ног до головы. Пусть весь мир летит в ледовый ад, а мне было так хорошо, так славно.

– Эй! – Фарри не унимался. – Что скажешь?

– До Приюта еще надо добраться, – все же ответил я.

– Нам нужен план, Эд! Без него это как жить во льдах на одном месте, пока тебя не слопает Темный бог!

Я тяжело вздохнул и повернулся на бок. Глаза Фарри блестели в свете тусклого фонаря, будто за ними горел огонек.

– Надо узнать побольше об этом Приюте, – сдался я наконец. – А пока мой план – не попасться Волку или Сиплому в темном переходе.

– Не самый плохой план, конечно. – Фарри закутался в одеяло и буркнул: – Но моя роль в нем мне непонятна.

Мне и своя-то роль была не совсем ясна.

– Ладно, давай спать, – решил мой друг. – Что-нибудь придумаем.

Следующая пара дней прошла так спокойно, словно ничего и не случилось. По кораблю ползли жуткие слухи о теле твари, которую Балиар ан Вонк забрал на нижнюю палубу, но ни капли правды в них не было. Кто-то говорил, что теперь ночью по коридорам внизу ходит призрак замерзшего шамана с «Сына героев» и пугает механиков. Кто-то говорил, что трупы давно выбросили за борт. Яки в шутку предположил, что мясо усопшего колдуна нам скормил мастер Айз, чем вызвал очередной приступ ужаса у Шона, над которым теперь потешалась почти вся палубная команда, кроме разве что Громилы, не способного на насмешки, и Патта, тайно поддерживающего опасения Шона.

Странную статую поставили на холодный склад нижней палубы, и про нее никто, кроме Шона, не вспоминал. Разговоры все чаще крутились вокруг Приюта. Фарри ненавязчиво выяснял любые детали о затерянном во льдах поселке и позже во всех подробностях рассказывал мне. Он жаждал действия, мечтал о переменах. Путешествие на «Звездочке» давалось ему значительно труднее, чем мне. Его манило будущее.

А меня оно, наоборот, пугало. Страшно сказать, но эта корабельная жизнь была мне по душе. Трапезы в столовой под шутки и дружный гогот моряков. Работы по палубе, после которых мыслей почти не оставалось и хотелось лишь добраться до лежака. Темная вонючая баня раз в неделю, когда жар проникает до костей и ты забываешь о холоде там, снаружи.

Пару раз я сталкивался с Зианом, чувствуя, как ему противен один мой вид. Но меня он больше не задирал. Волк и Сиплый эти дни мне тоже не попадались. Можно сказать, дела пошли на лад.

Казалось бы…

В тот вечер я опять сидел у печи, вместе с еще бодрствующими моряками. Палубная команда старалась вести себя потише, чтобы не будить товарищей, заступающих в ночную смену. Когда загудела дверь в коридор – мы посмеивались над раскатистым храпом Яки, которого боцман Гайн Крюкомет Ойле проклял рулевыми вахтами, а Мертвец приучил спать где угодно, но только не за штурвалом. Так что Коротышка пользовался любой свободной минуткой, чтобы вздремнуть.

На кубрике появился Половой.

– Бауди, иди сюда.

Моряки словно и не заметили появления старшего матроса. В конце концов, он частенько так выдергивал кого-то на работы. Но я понял, что на сей раз все не так-то просто. Старший матрос смотрел куда-то в пол, и желваки на его скулах ходили как умалишенные. Что-то случилось.

– Да, мастер старший матрос? – сказал я, едва приблизился к моряку.

– Идем, – буркнул он. Что-то тревожило Полового. Он старательно прятал от меня глаза.

– А куда?

– Мать твою, не болтай. Идем!

Пожав плечами, я последовал за ним. Вместе мы прошли по коридору на камбуз, где колдовал мастер Айз.

– Отнеси ужин шаману, – сказал Половой.

– Оно уже носило. Может, не надо? – скептически отреагировал на это кок.

– Кто-то же должен кормить Балиара? А то он там околеет над своими книгами.

– Стюарды Ворчуна нам на что?

– Спроси об этом Ворчуна, а? Ты видишь тут кого-нибудь из его шакалов?

– Это – опять в драку влезет, – убежденно вздохнул толстяк Айз. – Пожалей его, что ли.

Половой промолчал, а я, получив в руки поднос с кастрюлей, почувствовал холодок на спине. Старший матрос так старательно не смотрел в мою сторону, что стало жутко.

– Иди, – буркнул Половой и прошел в столовую, где плюхнулся на ближайшую лавку, тяжело вздохнул и положил голову на руки. Он невероятно нервничал. Переживал и боялся того, что ждало меня там, внизу. Он знал, куда меня посылает. Знал, кто там будет.

Волк и Сиплый не забыли маленького юнгу.

Я хотел спросить у него, почему он отправляет меня одного, без Фарри, но в тот же момент стал сам себе противен. Мы оба знали ответ на этот вопрос. Озвучить его – значит признаться в собственной трусости.

– Чего встал? – поднял голову Половой и увидел, что я все еще торчу на камбузе с подносом в руках. Мы встретились взглядами, и он вдруг отчетливо понял, что я знаю. Губы старшего матроса дрогнули, глаза прищурились, и, поборов смятение, Половой рявкнул:

– Иди, мать твою!

И я отвернулся от него. Вышел из камбуза, чувствуя на себе сочувственный взгляд Айза, и свернул к трапу.

Кок даже без дара эмпатии уловил, что происходит нечто скверное. Он хотел меня остановить, но посмотрел на Полового и передумал.

«Ты знаешь, КТО тебя ждет».

Стало интересно – почему старший матрос так поступил? Ему угрожали? Его заставили? Или… Вдруг он по собственной воле послал меня туда? Вдруг он действительно хотел, чтобы Волк и Сиплый вправили мне мозги? Воспитали зазнавшегося юнгу.

На миг я даже пожалел о том, что тогда не стерпел плевка молодого шамана. Но только на миг.

Путь до нижней палубы пролетел в одно мгновение, и передо мною вновь оказался уже знакомый трап. Окунувшись в царство грохота и тьмы, я плотно сжал зубы и быстро зашагал по темному коридору. Будь что будет. Кто предупрежден, тот вооружен. Здесь, среди десятка мелких комнатушек и лабиринта узких переходов, меня не ждет ничего хорошего. Но в этот раз я буду осторожнее.

За мною кто-то шел. Я услышал его тяжелые шаги вскоре после того, как сошел с трапа. Остановился, обернулся через плечо и увидел Сиплого. Сердце екнуло, подскочило к горлу, но сам я ничем не выдал своих переживаний.

– Иди-иди, – почти ласково сказал абордажник.

Скулы свело от напряжения. Я вцепился в поднос, готовясь к тому, чтобы отбросить в сторону кастрюлю и использовать металлический лист как оружие. Половой-Половой… За что ты так со мною?

В следующем коридоре, ведущем к каюте шамана, стоял Волк. Почти на том же самом месте, где когда-то я столкнулся с Зианом. Абордажник прислонился к стенке и, скрестив на груди руки, терпеливо ждал. Увидев меня, офицер штурмовиков широко улыбнулся.

– Вот ты и попался, гаденыш.

– Не здесь, – просипел за моей спиной его товарищ. – Половой сказал, чтобы потише. Он сказал, что эта подсобка будет открыта, Волк. Для нашего дела, Волк.

Штурмовик кивнул, сдвинулся с места и пнул ногой дверь в какую-то подсобку. Та распахнулась.

– Заходи, – указал в темноту Волк.

– Никуда я не пойду.

– Не заставляй меня применять силу.

Я посмотрел на дверь шамана в конце коридора. Может, стоило закричать? Вдруг старик почувствует неладное?

– Его нет, – заметил мой взгляд Волк. – Тебя здесь никто не услышит. Давай, заходи. Ты ведь не хочешь, гаденыш, разозлить меня и Сиплого. Мы можем перестать быть добряками, а нам надо потолковать о твоем поведении, юнга. Оно нам очень не нравится. И сделать мы это хотим не в коридоре. Ага?

Я сглотнул подкативший к горлу комок и сделал шаг к двери. Светлый бог, да что с ними такое? Что Зиан про меня наговорил?! Стоил ли его синяк таких вот приключений?

– Хороший мальчик, – кивнул Волк и хищно улыбнулся. Он расслабился, поняв, что я не стану делать глупостей. Моя нога коснулась порога в темную комнату, дальний конец которой скрывался в черном небытии. Плечи словно одеревенели. Что я делаю? Что я, драный демон, делаю? Неужели я пойду на это так безропотно, словно тупоголовый снежный олень на нож забойщика?

– Чего встал? – подогнал меня Волк. Я обернулся на него и зло прищурился.

Котелок с обжигающим мясом попал ему прямо в голову. Взревев от ярости и боли, абордажник взбешенно шагнул ко мне, но я приложил его освободившимся подносом по лицу и отпрыгнул в сторону.

– Тварь! – взвыл офицер штурмовиков, стряхивая с себя волокнистое мясо бродуна и вслепую замахнувшись кулаком. Я уклонился от удара, но в тот же миг в проеме возник Сиплый. Мне показалось, будто меня приложили молотом. В глазах потемнело, и я спиной вперед влетел в комнатушку. При падении от столкновения с полом клацнули челюсти, чудом не раскрошив зубы.

– Он мой, Сиплый! Дай его мне! – По лицу Волка пошли красные пятна ожогов. – Пусти!

Я перевернулся на живот и встал на четвереньки, плохо соображая, где нахожусь. Слева и справа шипели паром трубы, здесь душно пахло сырыми тряпками. Я где-то уронил поднос и никак не мог понять, куда он делся, бестолково шаря по сторонам и натыкаясь только на грязь, на липкие лужицы смазки, на крошечные металлические детальки.

Инстинкт потащил меня в темноту узкой комнаты. Быстро перебирая руками и ногами, я слышал, как штурмовики идут за мной. В голове чуть прояснилось.

Что делать? Драный демон, что делать?! За что они со мной так?!

Волк не прекращал изрыгать витиеватые ругательства. Сиплый молчал, неторопливо шагая по пятам. Он наслаждался унизительным «бегством» жалкого шаркуна. Торжествовал, глядя на трусливую тварь, уползающую назад в помойную яму.

И в тот момент я сделал то, чего никак нельзя объяснить логикой или хотя бы зачатком разума. Мне нужно было спрятаться или нырнуть в темноту и найти хоть что-то, что помогло бы мне в схватке со штурмовиками. В конце концов, попытаться найти какой-нибудь другой способ выбраться из передряги. Но вместо этого я собрался с силами, встал на ноги и повернулся к преследователям лицом. Сжал кулаки. Проклятье, в тот момент для меня не было ничего важнее того, чтобы выжечь это противное наслаждение Сиплого из его души. Пусть даже ценой собственной жизни. Лейтенант изумленно хрюкнул.

– Ну, прощайся с жизнью. Сиплый, давай веревку. Хотел я по-хорошему, но не все можно прощать, да? – прошипел Волк.

Я бросился на него с кулаками, надеясь прорваться мимо штурмовиков в коридор. Тщетная попытка. Схватка шаркуна против ледового волка. Мои слабые удары прошли мимо цели: ошпаренный абордажник ловко блокировал их, а затем хакнул и пнул меня в живот. Задыхаясь, я рухнул на металлический пол. Мир покраснел, и мое сознание сузилось только до одного слова.

«Дыши!»

– Вот подходящая труба, Сиплый! – услышал я сквозь шум в ушах. – Вяжи.

Он еще раз пнул меня по ребрам.

– А ты кричи! Кричи, гаденыш! Твою мать, ты у меня закричишь!

– Отошел от него, – послышался спокойный голос из глубины комнаты. Волк и Сиплый изумленно застыли.

Я не видел, кто прятался в темноте узкой и длинной подсобки, но почувствовал, как кто-то подошел ко мне, бесцеремонно перешагнул и остановился между мною и штурмовиками.

– А теперь слушайте очень внимательно, – с угрозой заговорил человек. Я повернулся на бок, чувствуя, как болят на вдохе ребра. Надо мною несокрушимой горой возвышался бородатый Торос.

– Игра закончилась. Этот щенок под защитой Неприкасаемого.

– Это не твое дело… – попытался сказать Волк, но бородатый воин ордена его прервал:

– Теперь это дело Тороса.

Волк хотел что-то еще сказать, но тут мой заступник шагнул вперед, словно танцуя. Я даже не увидел, что он сделал, но оба абордажника, стоявшие плечом к плечу, рухнули на колени и скорчились от боли.

– Торос тоже умеет не оставлять следов для Мертвеца и капитана, – сказал Неприкасаемый. – Торос многое умеет. Вы не знаете и десятой части, как можно покалечить, и даже Лис не разберется, что случилось. Вы считаете себя прожженными мерзавцами, да? Так поверьте, вы – ничто рядом с Торосом.

Голос воина звучал мягко и успокаивающе, а его манера говорить о себе в третьем лице навевала трепет.

– Щенок теперь принадлежит Торосу. Если Торос только почувствует, что вы к нему подошли, – он сделает страшное. С обоими, даже если второй будет не виноват. Это доходчиво?

Волк и Сиплый внимали Неприкасаемому с яростью, обидой и страхом. Они понимали, что Торос не шутит.

– Торос считает до пяти, и вас тут не видит. Раз.

Сиплый поднялся на ноги быстрее Волка. Попятился. Его приятель неотрывно смотрел в лицо Торосу, и страха в нем было все меньше.