Текст книги "География любви"

4

По возвращении в Москву все пошло своим чередом. Иван занимался реорганизацией работы и структуры отдела, совершенствовал планирование научных исследований в рамках проблемной комиссии, заодно готовил свое выступление на ученом совете института, где решался вопрос о его утверждении в должности руководителя отдела. Левитин работал над предстоящими международными совещаниями, которые должны были состояться поочередно в Будапеште и Дрездене. Он хотел, чтобы на этих совещаниях СЭВ, помимо организационных вопросов, прозвучали один два ключевых научных доклада, которые бы могли осветить состояние конкретных научных проблем в развитии исследований, проводимых в странах-членах СЭВ. С этим вопросом ему одному было не справиться. Нужна была помощь Ивана. Так Иван стал полноправным членом международного научного сотрудничества, в некотором роде, его координатором, хотя официально им считался директор Института. Но тем ни менее, Иван не был тщеславен. Он понимал, что первым всегда должен быть директор, а он за его спиной. Его это вполне устраивало. Главное, он добился своего. Его мечта сделать так, чтобы заграничные поездки стали его обычным делом в его научной практике, сбылась. Поэтому он был готов на все: писать статьи и готовить доклады для руководства, помогать Левитину в организации научных конференций в рамках стран-членов СЭВ, готовить материалы для ВОЗа.

Несмотря на всю эту занятость, он не забывал про свою плановую научную тематику. Шел хронический эксперимент, в котором уже в течение шести месяцев на выстриженные участки шкуры линейных мышей наносился бензпирен, доказанный канцероген. Ожидалось развитие опухолей кожи. При этом одна группа животных облучалась большими дозами УФ-излучения, а другая – малыми дозами, так называемыми субэритемными. Третья группа была контрольной, то есть на мышей этой группы также наносили бензпирен, но они ничем не облучались, были интактными. Ранее Ивану удалось доказать, что субэритемные дозы УФ-излучения задерживали развитие перевивных опухолей: сарком Йенсена и сарком-45, так что в некоторых случаях они даже рассасывались полностью. Большие дозы, наоборот, ускоряли развитие таких опухолей. Теперь надо было подтвердить эти данные на индуцированных бензпиреном опухолях, то есть сделать так, как практически происходит при развитии рака. Считалось, что перевивные опухоли – грубая модель для переноса данных на человека.

Наступил сентябрь, а с ним и поездка в Будапешт. Директор согласовал участие Ивана Белецкого в составе Советской делегации, но при этом поручил ему подготовить доклад о состоянии научных исследований по проблеме, проводимых в Союзе. Конечно, с таким докладом должен был бы выступить директор, как генеральный координатор научных исследований в рамках СЭВ, но он поручил это Ивану. Почему? Наверное, ему хотелось развязать себе руки для критических выступлений, как в адрес советских работ, так и в адрес тех исследований, которые проводились в сотрудничающих институтах. Иван отказаться не мог, потому и принялся с азартом за подготовку этого доклада, предварительно получив напутствия со стороны директора.

Будапешт встретил их величественной грандиозностью. В первый же вечер сотрудники венгерского института гигиены провели для нашей делегации небольшую экскурсию, завершившуюся ужином в ресторане. Великолепные старинные здания на берегу широкого Дуная, «рыбацкий бастион», выполненный в белом камне на высоком берегу реки. Собственно, это место и было «Буда», а все, что на противоположном более низком берегу было «Пешт». Красивое сочетание. А за спиной, на высоком холме, величественный памятник воину-освободителю. Каждый дом – дворец. Особенно поразило Ивана то, что, в отличие от московских, внутренние фасады домов в Будапеште выглядят еще более нарядно, чем те, которые выходят на улицу. Когда их строили? Наверно несколько веков назад, а как сохранились. Ведь здесь прошла война, обстрелы, бомбежки, должны быть разрушения. Неужели за эти тридцать лет венгры сумели восстановить свою столицу. Это как же надо любить свой город. Конечно, тут не обошлось без помощи Советов. Честь им и хвала. Но не надо забывать и о наших городах, разрушенных во время войны. Сколько еще не восстановленных зданий, особенно в западной части страны. Да что в отдалении? В Москве, в самом центре, на Арбате проходишь мимо вполне приличного здания с хорошей отделкой фасада, а зайдешь через арку во внутренний двор, посмотришь на это же здание с внутренней стороны и ужаснешься: стены облуплены, оконные переплеты потрескались, двери на «черный ход» открываются с трудом. А сами «черные лестницы», где обычно хранятся переполненные всяким хламом вперемешку с пищевыми отходам и картофельной шелухой мусорные ведра и редко когда моются ступени, где всегда стоит тяжелых дух и пространство никогда не проветривается? Что это за явление Советской столицы. Ведь здесь живут Советские люди с их нравами и моралью. Кто их учил так сильно не уважать себя? Иван несколько лет жил в одном из таких домов с «черным ходом», выходящим на «черную лестницу». Замечал ли он все это? Конечно, не видеть и не обонять это просто невозможно. И в то же время он жил, и работал, и учился, и любил, и оставался жителем столицы и гордился этим, когда оказывался в других периферийных городах страны. Такие размышления, впервые посетившие его, оставляли тяжелый след на душе, и смятение от невозможности понять это социальное явление.

На следующий день после официального открытия совещания представителей научных учреждений стран-членов СЭВ, работающих по проблеме, краткой приветственной речи директора венгерского института гигиены доктора Шалои и такой же краткой речи директора Бондаренко, слово для доклада было представлено Белецкому. Речь шла о состоянии проблемы гигиены окружающей среды в настоящий момент, ее оценки, достаточности требованиям современности и первостепенных задачах. Готовя свой доклад, Иван понимал, что дать такую оценку практически невозможно без применения сравнительного анализа, использования какой-то точки отсчета, эталона сравнения. И таким критерием оценки он выбрал здоровье человека в условиях неблагоприятной окружающей среды. Формула проста: хорошая окружающая среда – хорошее здоровье, ухудшение окружающей среды влечет за собой ухудшение здоровья. Этот взгляд существенно отличался от доминирующего в то время научного критерия качества окружающей среды, который заключался в концепции предельно допустимых концентраций. Буквально выходило так: если все химические вещества в атмосферном воздухе не превышают ПДК, то и здоровье должно быть хорошим.

Исходя из предложенного критерия качества окружающей среды, который заключался в состоянии здоровья, дальнейший анализ привел докладчика к необходимости пересмотра критериальных основ гигиены окружающей среды, без чего невозможно развитие данной проблемы. Оказалось, что большинство научных исследований идут в другом направлении – все больше и больше разрабатывается гигиенических нормативов (ПДК), усовершенствуются методы исследования, используются все новые приборные возможности, как-то электронная микроскопия, ядерный спектральный анализ, биохимия митохондрий клетки и прочие. Иван сравнил такие исследования с холостым прокручиванием гигантского моховика науки, где человек, во имя здоровья которого все это делается, остается в стороне, не изученным и не познанным.

Когда Иван закончил свой доклад, его приветствовали аплодисментами. Участники совещания оживились, улыбались, переговаривались между собой. Доктор Шалои на правах председателя взял слово и выразил одобрение научным взглядам, изложенным в докладе. Он признался, что уже давно думал над тем, что следует дать оценку негативным последствиям для здоровья горожан загрязнений атмосферного воздуха, и не только воздуха, но и питьевой воды, продуктов питания. Как часто загрязнения окружающей среды превышают безопасные нормативы?

Его выступление тоже вызвало аплодисменты и одобрение. Словом, Белецкий поднял злободневную тему, о которой многие ученые думают, но пока не знают, как приступить к этой проблеме. Кроме того, нужна официальная поддержка секретариата СЭВ, которая может дать добро на проведение таких исследований, а значит, и обеспечить необходимое финансирование работ. Все повернули головы в сторону Бондаренко. Это он входит в состав секретариата стран-членов СЭВ и это он должен донести руководству мнение ученых по данному вопросу.

Бондаренко понял, что от него хотят. Он почувствовал, что утратил инициативу. И виной тому стал доклад Белецкого. Ведь они накануне поездки сюда не говорили о таком повороте событий. Нужно было просто изложить результаты проведенных работ и наметить планируемые на предстоящий год. Бондаренко почувствовал раздражение по отношению к Ивану. И чтобы смягчить ситуацию он также дал положительную оценку докладу Белецкого и отметил, что такие работы рано или поздно займут достойное место в гигиенических исследованиях. Но предупредил, что такой поворот событий ни в коей мере не должен снижать набранные темпы изучения негативных свойств токсических веществ в окружающей среде. Нужно изучать их комбинированное и комплексное действие на организм, то есть когда два или несколько веществ действуют одновременно или поступают в организм, как с атмосферным воздухом, так и с питьевой водой. Это может повлечь за собой пересмотр гигиенических нормативов в сторону их ужесточения. А пока не следует замахиваться на концепцию гигиенического нормирования. Доктор Белецкий – молодой ученый, а молодым свойственно стремление к новому.

Николай Левитин сидел насупившись, скорее всего от того, что не находил свое место в этой дискуссии. А может быть от того, что на его глазах его друг, которого он выпустил в заграничное научное общество, что называется в «свет», превращается в признанного лидера. А это уже опасно и с административной точки зрения.

Незабываемой была поездка в Эгер. Старинный город – крепость, прославивший своих защитников от нападения всяческих врагов, сейчас гостеприимно принимал участников совещания. Толстые неприступные стены, высокие башни, кованные чугунные ворота – все это внушало уважение к истории этого края. Особое уважение приковывало к себе одно злачное заведение – знаменитые винные погреба, которые хранят в себе многие тысячи огромных бочек с вином, коллекция которых может ввести в смятение опытных дегустаторов. Глубоко под землей в каменных погребах в полумраке хранились эти бочки, диаметр которых был не менее двух метров. Бронзовые краники, вставленные в нижнюю часть лежащих на боку бочек, призывно привлекали к себе посетителей. Но дегустацию проводили в отдельном зале. Здесь стоял длинный стол, накрытый белой скатертью, были стулья, горел более яркий свет. Перед каждым стулом, на которых расположились участники совещания, стояли бокалы с белым вином, искрящимся на свету. Вина там было немного, как и полагается при дегустации, пить вино следовало мелкими глотками, медленно, как-бы пережевывая во рту. Затем делать свою отметку в карточке. Иван отдал предпочтение вину под номером три. Затем посетителей провели в соседний зал, где был такой же стол. Но вместо бокалов стояли столовые приборы и большие блюда, на которых аппетитно поблескивали своими сочными ломтями полоски мяса различного приготовления. Каждому принесли то вино, которое ему понравилось при дегустации. Время было к ужину и все набросились на еду. Поедание пищи продолжалось не менее часа. А когда кончилась принесенная бутылка с вином, официант стал незамедлительно подливать в бокал такое же вино. Хотя Ивану показалось, что это было уже другое вино, может быть потому, что его наливали не из запыленной от времени бутылки, а из кувшина. Впрочем, в тот момент Ивану уже было все равно. Все предлагаемые вина были одного вкуса, а мясные блюда все также с удовольствием поглощались. Наконец распорядитель банкета объявил дегустацию законченной и все с превеликим трудом покинули зал и выбрались на свежий воздух. По дороге в Будапешт в автобусе сначала пытались шутить, немецкая делегация затянула свою песню, но их никто не поддержал, и вскоре в салоне воцарилась тишина, пока не приехали в гостиницу.

5

По возвращении в Москву директор института вызвал Ивана к себе.

– Я хочу выразить свое неудовлетворение вашим докладом. Вы взбаламутили научные слои этой красивой идеей, не сказав ни слова о том, как надо действовать. Есть ли у нас методическая база для проведения таких работ? Есть ли специалисты, имеющие опыт таких работ? Сейчас все бросятся вслепую на поиски нужных методов исследования, забросив надежный путь изучения биологических эффектов химических загрязнителей среды. Я думаю, Вы все это понимает не хуже меня. Скорее всего, Вы поддались этой красивой идее, увлеклись возможными перспективами получить доказательную базу негативных последствий загрязнений окружающей среды на здоровье людей. Я уверен, что это именно так и есть. Каково Ваше мнение?

– Геннадий Иванович. Я во многом согласен с Вами. Это действительно увлекательная идея, но наш уровень знаний таков, что мы не можем полноценно разрабатывать это направление. Но я не призывал бросать работы по углублению знаний механизмов токсического действия химических загрязнений. В этом как раз и состоит компромисс тех работ, которые сейчас проводятся в эксперименте на животных с исследованием нарушений состояния здоровья при действии химических поллютантов. Смысл компромисса состоит в том, что малые дозы химических веществ на уровне ПДК или чуть выше не в состоянии вызывать какие-либо сформировавшиеся патологические процессы. То, что происходит при взаимодействии малых доз и клеточных структур, происходит на уровне пред патологических изменений и углубленное изучение механизмов токсического действия помогут нам понять, что нужно искать при изучении изменений здоровья. Это, конечно, только один и очень отдаленный участок работ. Второй, который лежит почти на поверхности, это эпидемиологические исследования заболеваемости населения, живущего в городах с высоким уровнем загрязнения окружающей среды. Например, установлено иммунодепрессивное действие токсических веществ, а снижение иммунной защиты должно проявиться в повышении заболеваемости респираторными болезнями. В первую очередь это можно установить на детях, как наиболее чувствительных к действию токсических веществ и у которых еще не достаточно сформирована иммунная система.

– Да, все это весьма интересно и перспективно. Вообще то вы молодец, у вас прекрасная голова. Только не нужно торопиться. В науке не менее важно заявить продуманную идею, чем голую догадку.

– Но кто-то должен рискнуть и быть первым, пусть все еще сыро и практически нет доказательств, но нужно начинать. И дальше откладывать нельзя.

– Ну, вот вы и начинайте. Давайте для начала мы с вами подготовим статью, именно в таком ключе, дискуссионном. Попробуйте высказать там и компромиссный подход. Это сейчас наиболее важно. Ведь в своем развитии наука всегда имела шатания из стороны в сторону, но это редко приводило к успеху. Именно компромисс и на его основе синтез новых идей и поисков. Словом, вы меня поняли. Откладывать действительно не надо.

Иван согласно кивнул головой. Он все понял. Это было новое задание директора, хотя и почетное, но и достаточно сложное. Однако деваться некуда, придется выполнять. Голова Ивана кипела разными идеями. Ему порой казалось, будь у него несколько лабораторий, он бы загрузил их работой так, что уже через три пять лет можно было бы получить существенный сдвиг в гигиенической науке. Но пока у него был научно-организационный отдел и кусочек небольшой лаборатории, где он выполнял не основную для него работу. Он нередко думал, что случится, если Милочка уйдет из института. Ведь одна она тянет весь массивный эксперимент по канцерогенезу. Ей надо больше помогать.

Когда Иван вернулся из Будапешта, он узнал, что Милочка подала заявление об уходе. Она больше не могла учиться на вечернем отделении. Начинались занятия в клиниках, и это требовало постоянного присутствия студентов в дневные часы. Иван крепко задумался. То, что их с Милочкой судьба разлучила окончательно и что они охладели друг к другу, это он понял не сейчас. Но как теперь заканчивать эксперимент. Даже если он найдет Милочке замену, то есть нового лаборанта, потребуется немало времени, что бы обучить ее всему. Все кончилось, как и должно было кончиться. Нельзя сидеть одновременно на двух стульях и Иван все больше времени стал проводить в виварии. Тем более что результаты эксперимента обнадеживали. Очень четко стали вырисовываться контуры его докторской диссертации. Да, развитие опухолей это не самопроизвольный процесс, а многокомпонентная система, в которой есть, по меньшей мере, две группы факторов: одни способствовали развитию опухолей, другие, напротив, задерживали их рост. И эти факторы лежат в окружающей среде. Значит, можно будет в перспективе выделить такие факторы, которые будут противостоять опухолям. Так можно добиться снижения онкологической заболеваемости и смертности от рака. Эти данные конечно могут быть положены в основу его докторской диссертации.

Это все его личные интересы: научные статьи совместно с директором, докторская диссертация, руководство отделом, зарубежные командировки – все это был личный успех Ивана, а у Милочки стала складываться своя личная жизнь. Она скоро станет доктором, наверно выйдет замуж, будет полноценная семья. Иван все это понимал и считал, что так и должно быть. Но все же становилось грустно – все хорошее, что было у них, осталось в прошлом.

6

Как завороженный стоял Иван перед полотном с изображением Сикстинской мадонны. Великое чудо великого мастера, прошедшее через века и разрушения войн возвышалось над ним. Светлый лик мадонны как-бы излучал спокойствие в настоящем и надежду в будущем. Так она смотрела на миллионы людей, побывавших у ее ног, оставляя им теплоту и спокойствие. Да, это был Цвингер, это был Дрезден. Иван стоял, почти не дыша, не зная, что делать дальше. Он понимал, что уйти просто так нельзя. Он должен что-то сделать, чтобы сохранить в себе хотя бы частицу вспыхнувших у него чувств. В это мгновение ему показалось, что все вокруг ничто, есть только Она и он, ее пленник. Но надо идти дальше. Оцепенение прошло, реальная жизнь продолжается. К Ивану подошел Николай, стоявший до того немного в стороне. Понимая состояние друга, он аккуратно взял его под руку и повел за собой.

– С тобою все в порядке?

Иван посмотрел на Колю с вопросом.

– А разве что-нибудь случилось? Все в порядке. Просто я немножечко прибалдел от этого видения. Это, конечно, чудо, согласись.

Николай согласно кивнул головой. Дальше они шли анфиладами залов, на стенах которых висели картины мастеров различных школ. Жаль, не было времени подробно рассмотреть каждую из них. Да и зачем? Все равно, не запомнишь. Но вот перед ними открылись полотна Рубенса, его обнаженные, великолепные женщины. Иван не мог пройти мимо. Он остановился, придержав немного и Колю. Вновь наступило ощущение непознанного до сих пор, былого величия того времени, когда создавались эти картины. Вот обнаженная Леда с белым лебедем. Что художник хотел сказать этим сочетанием? И о чем думает она в этот момент, что ощущает? Николай не стал торопить Ивана, понимал, что такое может не повториться никогда.

Насытившись вдоволь художественными прелестями, но оставаясь реалистами, они спустились в буфет. Их желудки давно напоминали, что пора обратить и на них внимание. Здесь было предусмотрено все. Холодные закуски и горячие блюда, десерты, напитки и даже шнапс в небольших шкаликах. Откушав и выпив слегка шнапсу и пива, друзья вышли на свежий воздух. В Дрездене была весна в разгаре: чистое небо, теплое апрельское солнце, легкий ветерок, клумбы цветов в аллеях парка, ведущего к вокзалу – все это располагало к отдыху и хорошему настроению. На сегодня рабочий день завершен. Директор отправился к своим друзьям в гости, предоставив молодых самим себе. Расположились на одной из лавочек посреди цветущих клумб, раскинув руки и закрыв глаза. Весеннее солнце ласкало их лица.

– Иван, а ты обратил внимание, когда была написана Мадонна или творения Рубенса?

– Точно не могу сказать, но где-то в шестнадцатом веке.

– Предположим, что так. А теперь скажи мне, какие картины русских художников были написаны в те времена. Такие картины, чтоб дошли до наших времен.

Иван подумал немного, глубоко вздохнул и с удивлением сказал:

– Кроме картин Рублева я никого, пожалуй, не знаю. И то, это были все больше иконы. Васнецов, Репин, Айвазовский – все они творили в середине или в конце девятнадцатого века.

– То есть разрыв в этих временах где-то двести пятьдесят триста лет.

– Выходит что так.

– На эти годы Россия отстала от Европы в своем развитии.

– Я думаю, ты прав. Но не во всем. Космос, ракеты, наука, медицина, что еще? Атомная электростанция в Чернобыле.

– Я могу продолжить твой список, если хочешь, например, автомобилестроение. Если бы не итальянский «фиат», катались бы мы до сих пор на допотопных «Москвичах». Я уж не говорю о немецких машинах: Мерседес, БМФ. Опель, Ауди, французских Рено и Пежо. А американские машины. Что тебе рассказывать. Ты это все лучше меня знаешь.

Разговор зашел в тупик. У Левитина явно портилось настроение и чтобы поддержать его, Иван предложил другу разжиться где-нибудь шнапсом, а пока стоит сходить на вокзал, там прекрасный буфет и различные магазины. Решили идти на вокзал в поисках хорошего настроения. Шли вдоль аллеи по бокам густо засаженной весенними цветами, издающими нежное благоухание. Чем ближе подходили к вокзалу, тем быстрее становились их шаги. Просторное здание железнодорожного вокзала выглядело отменно. В отличие от таких учреждений в крупных городах, здесь было немноголюдно, кругом были выставлены кадки с большими растениями, напоминающими пальмы.

Многочисленные кресла, стоящие в зале, были полупусты. Справа за большим стеклом располагался привокзальный буфет. В нем было самообслуживание. За витринами вдоль лотков красовались всевозможные холодные закуски. Решили слегка перекусить. Время было пять часов, что означало «At five o’clock» – громко произнес Левитин. И добавил: «Пора перекусить». Взяли по бутылке баварского пива и по шкалику шнапса. Пока закусывали, решили взять здесь все, что необходимо для ужина в номере. Ведь, где-то берут пассажиры в дорогу. Все получилось просто замечательно и быстро, заказанные покупки добротно упакованы, оставалось только оплатить покупку в кассе.

На обратном пути в гостиницу Левитин опять начал брюзжать.

– Смотри, как все просто. Вот это сервис. Никакой суеты, все вежливо и аккуратно. Только и слышно: «Спасибо», «Пожалуйста». Ты мог бы получить такое обслуживание, скажем на Курском вокзале? Ты заходил там в буфет?

Иван молчал и только кивал головой в знак согласия. А вечером за ужином в номере гостиницы Левитин, приняв еще шнапсу с пивом, пожаловался Ивану на директора.

– Не знаю, Ваня, как ты смотришь на это, но я считаю недостойным поведение Геннадия Ивановича. Мы ведь его помощники, а не слуги. Мы готовим все материалы, организуем работу совещаний. Он без нас ничто. Согласен со мной?

Иван ждал, что скажет Коля дальше, а потому молчал.

– Я думаю, – продолжал Левитин, – он таким жестом унизил нас перед другими участниками совещания. Мол, знайте свое место. Он сейчас барствует в ресторане, а мы с тобой здесь жуем бутерброды и пьем шнапс. Он любит, чтобы ему все служили. Ты вот знаешь о том, что несколько раз по выходным он меня отправлял в магазин «Пионер», что на улице Горького. Ты знаешь, где это?

Иван кивнул головой. Он хорошо знал этот магазин, так как нередко обращался в его отделы, покупал разные детали для телевизора. Это все было несколько лет назад, когда Иван вместе с другом решил самостоятельно собрать телевизор «Рубин». Нужные детали для этого телевизора продавались в магазине «Пионер».

– Так вот. По воскресеньям в этом магазине продавались бреющие головки для электробритвы, которая была у Бондаренко. Там всегда собиралась огромная очередь, и всякий раз приходилось тратить там часа три – четыре. Представляешь, в воскресенье. Может быть, мне тоже хотелось выходной провести с семьей. Он с этим не считался. Обращался со мной, как со своим слугой. Он наверно считает, что раз сделал меня руководителем отдела, то теперь я должен ему служить. А ведь это было не раз. Такая бритва оказалась и у его друзей в других городах. И всякий раз он просил меня съездить, купить. Я, конечно, не мог отказаться. Более того, делал вид, что мне приятно выполнить такую мелочь для своего шефа.

– Коля, ты не должен придавать такое значение этим пустякам, – наконец, вмешался в разговор Иван, – зато ты чувствуешь себя персоной, приближенной к императору. Уверен, он будет и дальше опираться на тебя. Что в этом плохого? А насчет сегодняшней его выходки, что он не пригласил нас с собой в ресторан. У него бывают такие моменты, когда он хочет показать свое величие, превосходство, что ли. Ну и пусть. Нам и здесь не плохо. Мы пьем шнапс, закусываем, ведем свободную беседу, думаем и говорим, что хотим. Короче, остаемся самими собой и не надо ни под кого подстраиваться.

На следующий день по окончании работы совещания Иван и Николай отправились делать шоппинг. Они не получали специальных заданий от своих жен, но впереди был летний сезон и это определяло выбор покупок. В первом же магазине недалеко от здания картинной галереи, где они провели вчера значительную часть времени, они наткнулись на изобилие летней обуви как мужской, так и женской. Обойдя большой зал с прилавками, ощупав большую часть образцов и ознакомившись с ценами, они убедились, что их финансовые возможности позволяют сделать серьезные покупки. Уже через час, основательно нагрузившись, они решили отнести все это «добро» в гостиничный номер, а затем отправиться на ужин в привокзальный буфет.

На смену легкого возбуждения, вызванного удачными покупками обуви, уже при подходе к зданию вокзала у Николая вновь испортилось настроение. «Немного не дотянули до ужина», – подумал про себя Иван, а вслух предложил ускорить шаг, так как чувство голода уже давно посетило и его.

– Представь себе: мы вошли в магазин, а там изобилие, обувь на любой вкус и никого народу. Продавцы терпеливо ждут твоих распоряжений. А какая обувь! А какие цены! Я купил восемь пар и себе и Сашке и все это за наших двести рублей. Мы могли сделать это так в Москве или в другом городе Советского Союза? Нет, я спрашиваю тебя: могли или нет?

– Пожалуй, нет, – лениво ответил Иван. Он никак не мог понять, к чему клонит Николай – Но что ты хочешь этим сказать? Что наш рубль высоко ценится в ГДР? Или что уровень жизни здесь намного выше, чем у нас?

– Не знаю. Чего я кипячусь я и сам не пойму. То, что у нас жизнь хреновая, это ясно всем или, по крайней мере, большинству населения. Мы в Москве это чувствуем в меньшей степени. А каково живется людям на периферии, в малых городах, где купить практически нечего? Зато здесь в побежденной нами стране, как и в Венгрии, жизнь совсем другая, – рассуждал Николай, а потом, немного подумав, добавил, – правильно делают, что не пускают простой народ за границу. Это могло бы вызвать бунт. А если поехать в капстраны, например, в ФРГ или Францию, эффект будет еще больше. Короче, «железный занавес» и все тут.

На следующий день поездом отправились до Берлина, а там автобусом до аэропорта. До отлета оставалось часа три. Разместились в креслах. Четвертым был доктор Пенигин, из того же института. Он заведовал лабораторией и славился попыткой внедрения математических моделей при установлении ПДК в атмосферном воздухе. Собственно, его в институт переманил директор, который считался его другом или покровителем. Ранее Пенигин работал на кафедре в институте дружбы народов, но серьезного продвижения там его идеи не имели. А он нуждался в научном признании. Вчера директор именно с ним ходил на прием, не взяв с собой своих помощников. А сейчас Пенигин чувствовал неловкость перед своими более молодыми друзьями.

Чтобы не сидеть всем вместе и не поддерживать какой-нибудь пустяшный разговор, Николай предложил Ивану прогуляться по залу. Он прихватил с собой плащ, а сумку оставил на своем месте.

– А плащ-то, зачем взял? – улыбнулся Иван, – там что-нибудь ценное?

Нет, все самое ценное я держу с собой, паспорт, например, билет на самолет, остаток денег. А здесь у меня вот.

Он приоткрыл полу плаща, лежавшего у него на руке, и показал содержимое внутреннего кармана. Там притаилась бутылка шнапса.

– Может быть, примем, чтобы не было страшно лететь?

– Можно, – согласился Иван, – но где? А потом от нас будет пахнуть спиртным.

– А мы зажуем жвачкой. Да и сидеть в самолете мы будем не рядом с нашими «друзьями».

Иван почувствовал, что Левитин все еще зол на директора и его выдвиженца за вчерашний демарш. В конце зала, противоположном от выхода на посадку, был небольшой буфет. Там можно было выпить кофе, воды, пиво или даже шнапс и коньяк. Этим воспользовались наши друзья. На закуску взяли два бутерброда с сыром. Разместились за столиком у окна, из которого хорошо было видно взлетное поле, полосу с убегающими по ней самолетами или стремящегося с небес на землю, на посадку. Звук был приглушенный и самолетные двигатели не мешали беседе.

– Ты знаешь, Иван, я давно хотел поговорить с тобой на одну тему, да все никак не было подходящего случая. А сейчас, когда все дела позади, можно обсудить один вопрос, – первым начал беседу Николай. – Ты не станешь отрицать, что я помог тебе купить машину. Так же, наверное, ты согласен с тем, что я помог тебе стать выездным и теперь ты пользуешься этим с успехом.

Николай на этот раз говорил медленно, подбирая и растягивая слова, выстраивая интервалы, чтобы легче было понять его мысль.

– Я тебе благодарен и за первое и за второе. Часть денег я тебе уже вернул, ты это знаешь. Остальное, как и договорились в течение следующего года. Мои загранпоездки тоже с твоей легкой руки.

Иван пристально посмотрел на друга, не мигая, стараясь понять, удовлетворил ли того его ответ. Николай опустил глаза, рассматривая остатки в пластиковом стаканчике. Потом налил немного в каждый из стаканов и предложил выпить.

– Ну, вот и хорошо. Давай за это выпьем, ведь мы друзья-товарищи и должны помогать друг другу во всем. Ты согласен?