Текст книги "Омут колдовства"

А когда в часы досуга выпадала свободная минута, он разговаривал с Дарьей по телефону. Она жила в его сердце, и представить себя без неё он не мог: упивался её голосом, дыханием, любовью.

– Как ты там без меня? – шептала она в трубку. – Чем занимаешься, о чём думаешь, мечтаешь? Или другая запала уже в душу?

– Все мысли только о тебе, родная, – нежно отвечал он, лаская её слух. – А режим, сама знаешь, много свободного времени не оставляет. С утра, ни свет ни заря, подъём, и закрутилось: зарядка, уборка помещений, учёба, практические занятия, снова учёба, и так до бесконечности, пока держат ноги.

– Чувствую, несладко тебе там, достаётся. Но ты держись, ты же мужчина, должен быть сильным. А я молюсь за тебя перед всеми святыми, они помогут тебе преодолеть трудности.

Но беда, которой никто никогда не ждёт, уже шла по пятам. Редкие увольнительные, которые предоставлялись командованием, он, как правило, проводил с пользой для себя: читал, занимался спортом, вникал в тонкости лётного искусства. А тут однокурсники неожиданно сманили его побродить по городу, ознакомиться с достопримечательностями и просто расслабиться.

– Хватит уже дышать пылью учебников и по́том спортзала, – потянули они его за собой. – Так и жизнь пролетит, не заметишь. Потом казнить себя будешь.

И он вопреки желанию согласился. Ребята долго ходили по оживлённым улицам, наслаждались красотой парков и скверов, засматривались на девчат, показывали им себя, какие они добрые хлопцы. И дорога невзначай завела их в бар под названием «Хмельной повар». Его ажурная вывеска уже сама по себе завлекала посетителей своей экстравагантностью.

Посетителей внутри было немного. Тусклая подсветка на стенах, интерьер в виде старинного паба создавали атмосферу гостеприимства, уюта и доброжелательности. Они сели за столик в углу и подозвали официанта. К ним подбежала молодая девушка с очаровательной улыбкой на лице.

– Добрый день! Чего изволите? – прощебетала она и раскрыла меню: – Рекомендую картошку по-деревенски, креветки тигровые, семечки куриные, щёчки говяжьи, колбаски пикантные.

– Давайте колбаски. Только обязательно пикантные, как вы сами, – пошутил один из ребят.

– Водку, коньяк, вино? – продолжила принимать заказ официантка, не обращая внимания на шуточки.

– Нет, нам не положено, – переменил тон молодой человек. – А вот от пива не откажемся. По кружке, если можно.

– Хорошо, – ответила девушка и упорхнула на кухню.

– А я пить не буду, – запротестовал Влад, поднялся с места и направился к барной стойке.

Там ловко жонглировал бутылками для коктейля бармен. Его мастерство поражало виртуозностью. Влад с удивлением смотрел на него и представлял себе учебные полёты истребителей. Они с рёвом включали форсаж, стремительно взмывали в небо, совершали в облаках умопомрачительные виражи, голубиные кульбиты и бесстрашно пикировали вниз, где у самой земли замирали и, покачав крыльями – вот, мол, как умеем, – снова устремлялись ввысь.

– Разрешите предложить вам выпить? – неожиданно услышал он чей-то голос.

Рядом у стойки стоял элегантный мужчина средних лет с коротко стриженной бородкой и с любопытством смотрел на него.

– Меня зовут Лев Ставрович, а заказ за мой счёт, – приветливо уточнил он и улыбнулся.

– Я не пью, – презрительно ответил Влад, встал и пошёл к своему столику.

– Подождите, – окрикнул его мужчина на полпути. – Вы меня неправильно поняли. Я не хотел вас обидеть.

Влад остановился.

– Вам что-то ещё? – грубо спросил он.

– Пожалуйста, не обижайтесь на меня, – продолжил мужчина. – Вы, наверное, подумали, что я гей и поэтому пристаю к вам с разными глупостями. Нет, молодой человек, я художник и сейчас работаю над военной тематикой о лётчиках, геройски погибших в годы Великой Отечественной войны.

Слово «лётчик» моментально вскружило голову Владу.

– О лётчиках? – переспросил он. – Я не ослышался?

– Точно так, – ответил мужчина. – О лётчиках войны.

– Но чем я могу вам помочь? – оживился Влад, и в его голосе почувствовалась нотка заинтересованности.

– Понимаете, ваш образ очень яркий и напоминает мне человека, который отдал свою жизнь во имя Победы. Знаете героя войны Николая Гастелло? Это был уникальный человек, мужественный и бесстрашный. Он взял врага тараном на горящем самолёте. Но копировать его – не самоцель. У меня задача несколько иного рода: написать собирательный образ героя войны. И мне кажется, вы для этого подходите как никто другой. Я просил бы вас быть моим натурщиком.

– Но у меня совершенно нет времени. Я учусь в лётном училище, а там, как известно, режим строгий, – попробовал возразить Влад.

– О, так вы к тому же ещё и будущий лётчик! – удивился мужчина. – Это же чертовски хорошо! Как мне подфартило! Я настаиваю… прошу… нет, я просто умоляю вас уделить мне совсем немного времени, чтобы сделать хотя бы набросок на бумаге. А дальше я его доработаю самостоятельно. Вот увидите, и вы, и я, да что там – мы все от этого только выиграем.

Влад настороженно молчал. Ему одновременно и хотелось стать героем красочного полотна, и боязно было за то, что в училище ему за это влетит по полной.

– Вы знаете, тут рядом я арендую художественный салон, – развеял его опасения мужчина. – Давайте пройдём в него? Буквально через дорогу. Это займёт совсем немного времени. А за услугу я вас щедро отблагодарю. По рукам?

И он достал из кармана кожаный бумажник.

Влад посмотрел на своих товарищей и крикнул:

– Мне надо уйти. Я скоро. Если что – возвращайтесь сами, буду позже.

Салон действительно находился рядом, на первом этаже пятиэтажного дома. Это была однокомнатная квартира-студия, в которой, облюбовав диван, вальяжно расположились две расфуфыренные девицы. Они смаковали вино. Убранство комнаты напоминало бордель современного типа без излишеств.

– Это ассистентки, – представил их мужчина, – Катя и Рита.

Несмотря на постороннего человека, те игриво смеялись.

– Убирайтесь, – раздражённо скомандовал он, – и займитесь наконец делом.

Девушки безропотно подчинились и убежали на кухню.

Лев Ставрович посмотрел по сторонам и предложил Владу стул. Потом налил в гранёный стакан жидкость из бутылки с наклейкой «Боржоми» и передал ему в руки.

– Пейте, – вежливо попросил он. – Таков замысел картины. А я в это время буду вас рисовать.

Очнулся Влад в постели без нижнего белья. Рядом с ним никого не было. Голова раскалывалась, мучила нестерпимая жажда. Он поднялся с кровати и стал одеваться. В комнату вошёл Лев Ставрович.

– Проснулись? – спокойно спросил он. – Давно пора. В училище вас, наверное, уже заждались. Как бы наряд вне очереди не схлопотать. Это будет не в вашу пользу.

– А что, собственно, произошло? – спросил Влад.

– Ничего особенного, – ответил Лев Ставрович. – Картина уже написана. Вот ваши деньги.

Он положил на стол толстую пачку денег, потом отошёл в сторону и сфотографировал её на фоне растерянного Влада.

– Берите, не стесняйтесь. Вы честно их заработали.

Влад не знал, что ответить и как поступить в этой ситуации.

– Я вижу, у вас есть ко мне вопросы, – спросил Лев Ставрович. – Наверное, так и должно быть. Тогда скажу прямо. Не стоит морочить мне голову. Всё очень просто. Взгляните на это.

Он передал Владу несколько фотографий, на которых известный нам молодой человек в обнажённом виде лежал на кровати, обнявшись с голыми, жаждущими страстной любви Катей и Ритой.

– И это ещё не всё, – предупредил он. – Ко всему, мы располагаем аудио– и видеоматериалами вашей, так сказать, второй интимной жизни. Показать или поверите на слово?

Влад понуро молчал и мучительно оценивал обстановку. А Лев Ставрович меж тем открыто шёл в атаку.

– Не бойтесь, – похоже на издёвку говорил он. – В этом году вы не сядете, даже не думайте. Засуха кругом, понимаете? Вас наверняка в следующем году посадят, если, конечно, не убьют. И урожай снимать тоже не сразу будут, лет этак через десять-пятнадцать.

– О чём это вы?

– О жизни, молодой человек. О жизни и судьбе, которая вам уготована и на роду крупными буквами написана.

– А вы что, предсказатель судеб? – попытался сыронизировать Влад.

– Хуже. Я – их вершитель, – получил он жёсткую оплеуху в ответ.

Влад съёжился, почувствовав себя загнанной лошадью.

– Поверьте, выйти сухим из мутной воды вам всё равно не удастся, – продолжал закручивать пружину Лев Ставрович. – Ваша песенка как гражданина России спета. Предлагаю работать на нас.

– На кого – на вас? – спросил Влад.

– А какая вам теперь разница? Главное – чтобы о ваших похождениях не узнали соответствующие органы, командование училища и родные. Кстати, как зовут вашу возлюбленную?

– Вы сами прекрасно знаете, – ответил Влад.

– То-то же. Смотрю, вы правильно всё понимаете. Остаётся только скрепить наш негласный договор на бумаге. И не вздумайте с нами играть, – сделал особый акцент на последнем слове Лев Ставрович, пронзив Влада огнём колючих глаз. – Это может кончиться для вас плачевно.

После письменного оформления необходимых в этом случае документов вопрос вербовки курсанта лётного училища Владислава Конюхова был окончательно решён. Форма, график и место конспиративных встреч агента с резидентом, а также его гонорар за выдаваемые сведения государственной важности, или попросту предательство, – оговорены отдельно.

От удачной ловли на живца иностранная разведка потирала руки.

Из информации разведслужбы иностранного государства:

«В целях сбора оперативной информации о лётном составе ВС, методах работы учебных заведений МО, разработках ОПК РФ в сфере военных технологий осуществлена вербовка курсанта Краснодарского высшего военного авиационного училища лётчиков Конюхова Владислава Николаевича (л. д. 13/482 KZP). Агенту присвоен псевдоним Шустрый».

* * *

Тем временем Дарья уже всерьёз строила планы на будущее. После каждого телефонного разговора с Владом она летала на крыльях мечты, и её счастью, казалось, не было предела.

Родители Владислава, с которыми он познакомил Дарью ещё перед отъездом на учёбу, стали для неё такими же близкими, как отец с матерью. Она уже готова была познакомить их всех, но, подумав, решила, что это преждевременно. За этими порывами, надо отдать должное, скрывались её кротость и чистота помыслов. На самом деле не проходило и дня, чтобы она не забегала в соседний подъезд, не поднималась на пятый этаж, не нажимала дверной звонок и с трепетом в сердце не спрашивала: «Есть ли весточка с Кубани?» В ответ ей приветливо улыбались и передавали слова благодарности. Потом она разговаривала с Владимиром. В ходе их общения ей неизменно виделся милый образ Владислава. Они целовались. А вскоре туман наваждения мучительно рассеивался, и в объективе внимания всплывало бледное лицо брата. От его усталого взгляда Дарье становилось не по себе. «Наверное, у моего Влада тоже проблемы», – с тревогой думала она, уединялась в сквере, садилась на заветную скамейку в тени деревьев и подолгу смотрела в небо, вспоминая их вечер с желаниями.

Стремительно летели дни. Дарья, как и её любимая Ассоль у Грина, жила ожиданием чего-то сказочного, и казалось, оно вот-вот свершится. Но однажды по дороге в институт, когда её душа пела и ликовала от счастья, она скорее почувствовала, чем ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка обернулась, но никто, кроме одиноких прохожих, снующих по своим делам, в поле её зрения не попал. «Неужели мне показалось?» – подумала она. Однако интуиция её не подвела. В скором времени она действительно заметила странного типа в тёмных очках, который неотступно следовал за ней. Всякий раз, когда она останавливалась, чтобы убедиться в слежке, мужчина резко припадал к окошкам киосков, отворачивался или прикуривал сигарету.

Так продолжалось весь день. Потом его вдруг не стало. Дарья вроде бы успокоилась и почти забыла про этот инцидент, как неожиданно увидела мужчину снова. Теперь он был за рулём иномарки и, когда проезжал рядом, по всей видимости, не заметил её. Машина, не останавливаясь, скрылась за поворотом.

– Слава богу, – на выдохе произнесла Дарья и пошла своей дорогой.

Но мысль, что её преследуют, теперь не давала покоя: «А может быть, я всё же кому-то перешла дорогу или Влад таким образом проверяет мою верность? – вертелось у неё в голове. – Попросил кого-нибудь следить за мной, те и лезут из кожи вон, стараются. Да нет, чушь собачья. Понапридумывала сама себе всякую ерунду, теперь и мерещится повсюду, покоя не даёт. Надо взять себя в руки».

На этом все сомнения можно было бы отмести, но схожая история, только в новом эпизоде, неожиданно повторилась. Вечером следующего дня Дарья, как обычно, спустилась в сквер и направилась к своей скамейке. Ещё издали она заметила, что та уже кем-то занята, а подойдя ближе, с удивлением обнаружила симпатичного молодого человека примерно одного с ней возраста. Он был одет в кожаную куртку, джинсы и кроссовки. При виде её парень с выправкой военного встал, поздоровался и представился:

– Добрый вечер! Я Виктор. А вас, кажется, Дарьей зовут?

– Допустим, – прохладно ответила она и хотела уже пройти мимо, как услышала:

– Вам большой привет от Владислава.

Сердце Дарьи учащённо заколотилось.

– От Влада? – удивлённо переспросила она. – Что с ним?

– Не беспокойтесь, – поспешил успокоить её парень. – С Владиславом всё нормально: жив, здоров, учится и скоро будет летать. Просто он попросил меня передать вам немного денег. Знаете, я в Москве проездом в Ярославль, получил, так сказать, увольнительную домой, поэтому согласился оказать ему эту услугу, которая особого труда мне не составляет. Так что, будьте добры, примите из рук в руки.

И он передал Дарье запечатанный конверт.

– Я, правда, не знаю, какая там сумма, – продолжил объяснять своё появление парень, – но, поверьте, копаться в чужих вещах – это не в моих правилах.

Дарья взяла конверт в руки.

– Ого! – воскликнула она, ощутив его толщину и вес. – Здесь довольно крупная сумма денег. Откуда у него столько?

– В такие подробности он меня не посвящал, да и незачем мне знать все тонкости. Своё дело я сделал, а посему хочу откланяться.

– Постойте! – мучительно выпутывалась Дарья из волнительной ситуации, ища тему для продолжения разговора. – Но каким образом вы меня нашли? Ведь мы незнакомы.

– О! Владислав мне очень много рассказывал про вас и даже подробно описал эту скамейку, которую, как видите, я легко отыскал в Москве. Давайте лучше присядем ненадолго, вы сами всё услышите и поймёте.

Их встреча затянулась на долгих два часа. Виктор рассказывал о товарище с пылким задором и удовольствием. Дарья, в свою очередь, с нескрываемым интересом ловила в каждом его слове, интонации и жесте смысл своего ожидания любимого человека. Но в самом конце ей в голову пришёл ещё один немаловажный вопрос, без ответа на который она не знала, как ей поступить в дальнейшем.

– Скажите, – тихо произнесла она, – а почему вы не отдали эти деньги его родителям? Наверное, так было бы правильнее.

– Если честно, я сделал то, о чём меня просил Владислав, – ответил Виктор. – Большее мне неведомо. Извините.

Он встал, слегка коснулся кончиками пальцев её ладони, откланялся и ушёл в сумрачное мерцание ночных светильников парка.

Из информации разведслужбы иностранного государства:

«Изучены связи агента Шустрого на предмет использования в разведывательных целях. Лиц, представляющих оперативный интерес, не выявлено, в связи с чем проверка прекращена».

* * *

Между тем дела у Владислава шли наперекосяк. После известных событий он стал замкнутым и молчаливым. Привычная для него твёрдость в решениях превратилась в самообман: он прятал глаза от стыда и не знал, к какому берегу примкнуть. Ни товарищи по учебному заведению, ни преподаватели, которые ранее души в нём не чаяли и прочили ему большое будущее, теперь его просто не узнавали. Голова нашего героя была забита совершенно не тем, чем надо, а действительность, как небо перед грозой, затянутое чёрными тучами, словно сменила плюс на минус.

Вести из дома тоже не сулили ничего многообещающего. Надежда на выздоровление Владимира таяла с каждым днём, денег на врачей и лекарства катастрофически не хватало. Однажды, чтобы хоть как-то поддержать родителей в трудную минуту, Влад решился на отчаянный поступок: продал первому встречному наручные часы – подарок ребят на день рождения – и сдал в ломбард нательную цепочку из золота. И, хотя много от этого в материальном плане не выгорело – ценности были своего рода реликвией и напоминанием о родине, – он сделал это без сожаления.

В поисках выхода из положения он метался из угла в угол, но ничего значимого, кроме как молчать и раболепно выполнять команды новых покровителей, для себя не находил. Страх возмездия за совершённый грех дамокловым мечом висел над ним, терзал душу и не давал ни минуты покоя. Каждый раз, идя на явку, он прежде колесил по закоулкам города и оглядывался по сторонам, не следят ли за ним.

Слежки, конечно, не было, за исключением, может быть, отдельных случаев, но знали о каждом его шаге. Он исправно получал свой «гонорар» и сдавал потенциальным врагам интересы государства. Но однажды ему стало страшно. Он почувствовал запах смерти. Она стала приходить к нему во сне в обличье терпящего бедствие самолёта. Громада крыльев горела в воздухе, а потом со всей мощью бреющего полёта врезалась в землю, отчего столп неукротимого огня разносился на непомерно огромное расстояние, поражая всё и вся вокруг. Среди ночи Влад просыпался от кошмаров и потом до утра не мог заснуть. В поту он метался по постели, вскакивал, выходил во двор, много курил и думал… думал… думал…

«Так жить нельзя, неправильно, не по-человечески», – решил он однажды и, собравшись с духом, написал «письмо счастья». Потом вложил его в конверт и, с неимоверным трудом перешагнув коридоры власти, постучался в двери начальника училища.

– Разрешите? – взволнованно спросил он, войдя в просторный кабинет руководителя.

– А, Конюхов! Заходи. С чем пожаловал?

– Товарищ генерал! – начал докладывать Владислав, но, не сдержавшись, расплакался.

– Ну-ну. Хватит разводить сырость. Говори толком, что у тебя стряслось, – попытался успокоить его начальник.

Владислав продолжал ныть, утирая слёзы рукавом форменной куртки.

– Мне стыдно признаться, – еле внятно, сквозь всхлипы произнёс он, – но я стою на краю пропасти, а может быть, даже адской бездны. Я – предатель.

И Владислав рассказал ему всю правду.

Умудрённый жизненным опытом генерал стоял молча, задумчиво смотрел в окно и курил. Он многое повидал на своём веку: и отважных лётчиков, и трусов, и голодную смерть блокадных ленинградцев, но с таким случаем сталкивался впервые.

Наконец в кабинете наступила томительная тишина.

– У вас всё, курсант Конюхов? – спросил генерал.

Никакого ответа не последовало, только напольные часы, спрятавшиеся в углу просторного кабинета, тяжело отстукивали секунды жизни.

– Тогда идите в расположение. Решение вам будет объявлено. И запомните: о нашем с вами разговоре – никому ни слова. Надеюсь, язык вас больше не подведёт.

Прошло два мучительных дня ожидания приговора. Владислава никто не вызывал и ни о чём не спрашивал. А на третий день, во время занятий, в класс заглянул дежурный и сообщил:

– Конюхова к начальнику училища.

Владислав поднялся с места и пулей вылетел из помещения.

В кабинете генерала находились два гражданских лица. Они курили и о чём-то беседовали.

– Курсант Конюхов по вашему приказанию прибыл, – по-военному чётко отрапортовал Владислав и застыл у двери по стойке смирно.

– Присаживайтесь, – деликатно предложил начальник училища, – и слушайте нас внимательно. Теперь от вас, молодой человек, зависит если не всё, то очень многое. В ваших интересах принять правильное решение. Надеюсь, вы поступите благоразумно, как истинный патриот своего отечества.

Из материалов ГРУ Генштаба ВС РФ:

«Осуществлена перевербовка иностранного агента Шустрого с присвоением псевдонима Дятел. Последний добровольно дал согласие работать на ГРУ. Организуются мероприятия по его внедрению в оперативную среду противника».

* * *

В канун ночных прыжков с парашютом Владислав долго не мог заснуть. Нет, к этому испытанию он всецело был готов, но какое-то странное предчувствие не давало ему покоя. Перед ним то и дело возникал образ его богоподобной Дарьи.

Вот она тихо подошла к нему сзади, закрыла ладонями глаза и прошептала:

– Пойдём, милый. Я покажу тебе небо. Оно бесконечное и очень красивое.

Влад не сопротивлялся. Он шёл рядом и ощущал её дыхание. На лестничной площадке десятого этажа их родного дома они остановились и прижались друг к другу.

– Пойдём, ещё немного, – сказала она ласково и потянула его вверх по лестнице в чердачный проём. Тот оказался открытым. На крыше дома никого не было. Над ними одиноко висела луна, и небосвод был усыпан яркими звёздами. Дарья обхватила его шею и спросила:

– Боишься?

– С тобой – ничего и никогда на свете, – ответил он. – Ведь ты – моя Ассоль.

– А ты – мой Грэй, – ответила она и поцеловала его.

Лёгкий ветерок нежно трепал их волосы. Огромный диск луны, широко раскрыв свои объятия, манил их с собою в неизведанные дали. Они подошли к самому краю крыши, взялись за руки и протянули их к небу.

– Видишь эту бездну звёзд? – спросила она.

– Да, – ответил он. – Одна из них – это ты. Я долго искал тебя и никак не мог найти. А теперь ты рядом, и мне от этого хорошо.

– Я тоже счастлива, – призналась она и ещё крепче прижалась к нему.

Их совместный шаг в бесконечность был свободным и радостным. Они парили, казалось, вечность, и марш Мендельсона звучал им вслед бравурным тушем.

Владислав открыл измученные глаза. По потолку, пугая взор, бегали жуткие тени мохнатых деревьев, раскачиваемых порывами ветра за окном. Уличный фонарь, освещая их беспокойное биение, сверлил голову волнительными воспоминаниями. Эмоции выплёскивались через край. Он резко встал с кровати, подошёл к столу, вырвал из общей тетради двойной лист бумаги и начал писать:

«Дорогая моя Дарья! Жить вдали от тебя мучительно и больно».

На излёте этой мысли его рука неожиданно зависла. «Нет, не так», – подумал он, скомкал бумагу, швырнул её на пол, вырвал из тетради ещё один лист и стал писать заново:

«Дарьюшка! Любимая, единственная моя! Пройдёт ещё немного времени, и я обязательно увезу тебя на крыльях мечты, как Грэй – свою Ассоль, в счастливое будущее. Мы будем жить долго-долго и счастливо. Ты заслужила это. А теперь о себе, о том, как я мучаюсь:

 
И день, и ночь – уж сутки прочь.
И свет, и тьма – как ком у рта.
Живёшь, почишь, всё нипочём.
Сейчас, потом – к чему идём?»
 

Он отложил ручку, провёл рукой по стриженой армейской голове, посмотрел на пугающий воображение потолок и продолжил писать:

 
Просвет кольца – как два конца.
Кричишь, молчишь – всё пустота.
И торт жуёшь, и губы в кровь,
Сумбур и наслажденье в бровь.
 

Владислав ещё раз внимательно прочитал написанное и попытался вставить в текст выражения: «Зачем, к чему?.. Сейчас, потом… Рассвет, закат». Но застопорился на том, что «совесть толчётся, мочи нет», и стал изливать свои чувства прозой:

«Ты не думай, что я сошёл с ума. Нет. Просто жизнь сломалась, смердит, кровоточащие раны крапивой обжигает.

Ох, как набатом в колокол бить хочется. И не раз, и не два. Округу собрать. И волком выть на луну, чтобы не погасло светило ночное. А поутру с зарёй проснуться как ни в чём не бывало и всё начать с нуля. Словно разбежался по стартовой дорожке, напрягся что есть мочи и прыгнул. А вокруг вакуум. И ты летишь, как птица в полёте, кувыркаешься, словно снежинка, тихо падаешь на землю, чтобы через мгновение превратиться в лужицу, потом слиться с могучей рекой воедино и точить камень судьбы, боясь пораниться о него сам.

Что бы со мной ни случилось, знай, родная, и помни: ничего плохого в жизни я не совершал. Просто шёл однажды по дороге, а лучше – спешил к тебе, споткнулся нечаянно, коленку зашиб, да так, что йодом замазывать пришлось. Так и живу меченым.

А душа всё горит. И пламя такое, знаешь, жгучее-жгучее. А я его ледяной водой сверху поливаю, отчего оно шипит, наружу просится. “Зачем? – кричит во весь голос и тихо добавляет: – Шёпотом говори, чтобы каждый услышал”.

Пишу тебе, а сам маюсь, головой о стенку бьюсь. Хорошо бы сейчас прижаться к тебе на нашей заветной скамейке под ветвистым деревом сквера и ждать, когда же сбудутся наши мечты.

А они сбудутся обязательно. Вот увидишь. Ведь я люблю тебя, моя Ассоль.

Вечно твой Грэй».

За окном заиграла заря. Владислав оделся и вышел на улицу. До общего подъёма оставалось ещё немного времени. По привычке он стал заниматься спортом: пробежал три круга по стадиону, завис на турнике, подтянулся несколько раз и с облегчением спрыгнул.

Повседневные занятия в училище немного успокоили его. И только перед прыжками с парашютом он снова ощутил тревогу на сердце.

Самолёт набился такими же, как и он, курсантами в экипировке. После команд инструктора: «Встать», «Приготовиться», «Пошёл» – он с лёгкостью миновал люк для десантирования и, не раздумывая, бросился в чёрную бездну. Прошли две… три… пять томительных секунд. Купол парашюта не раскрывался. Наконец тело ощутило долгожданный толчок и неожиданно закружило вокруг оси. Стропы запутались, затянули шею и удавкой сдавили её. На какое-то время Владислав потерял сознание…

А когда очнулся, он осознал, что находится в безвыходном положении и стремительно приближается к земле – точке своего падения. За мгновения перед ним пробежала вся жизнь. На фоне круглоликой луны она была наполнена бравурным маршем Мендельсона.

Из сообщения руководства лётного училища в МО РФ:

«Во время проведения ночных прыжков с парашютом получил несовместимые с жизнью увечья курсант лётного училища Конюхов Владислав Николаевич. Родственники извещены о случившейся трагедии. Тело доставлено на родину. Оказана необходимая помощь в погребении, материальная компенсация».

* * *

На место трагедии Дарья и родители Владислава выехали незамедлительно. Начальник училища встретил их, едва сдерживая волнение. В его кабинет то и дело входили офицеры разного ранга, выражали соболезнования. Но Дарья их не видела. Её взгляд был устремлён на портрет Владислава, обрамлённый траурной лентой. Воспоминания короткой любви витали в её голове. В какой-то момент к ней подошёл молодой человек в лётной форме и козырнул. Она узнала в нём Виктора.

– Можно вас на два слова? – спросил он.

Они вышли в коридор, спустились этажом ниже и остановились у окна.

– Возьмите, – сказал он и передал ей конверт.

– Опять деньги? – удивилась она.

– Нет, – ответил он. – Это письмо. Его Владислав написал в ночь перед гибелью. Оно предназначено вам.

Дарья взяла конверт в руки и прижала к губам. По её щекам побежали слёзы горечи. Виктор тактично выдержал паузу.

– Дарья! – произнёс он через мгновение, и внутри у него промелькнула искра надежды. – На следующий год у меня выпуск, потом распределение по местам службы, краткосрочный отпуск. Я снова обязательно буду в Москве. Можно навестить вас?

Дарья пристально смотрела Виктору в глаза, впитывала каждое его слово. «Неужели он что-то нашёл во мне? Или лукавит?» – думала она и ловила себя на том, что он тоже нравится ей. Глубоко в подсознании неожиданно возник образ: за плечами расправились и взмахнули два белых крыла, стали поднимать её в голубую высь, высоко-высоко, туда, где в облаках призрачно парили алые паруса.

– Зачем? – против воли спросила она.

Виктор ответил ей молчанием.

– Поживём – увидим, – тут же поправилась Дарья. – Вы знаете, ждать и надеяться – это так трудно. Лучше приезжайте ко мне без всяких обязательств. Я буду рада вас видеть.

Она повернулась и в раздумье стала удаляться, но не выдержала внутреннего напряжения, остановилась и с нескрываемой нежностью произнесла:

– Спасибо вам за всё. Вы – настоящий друг…