Текст книги "Холод южных морей"

– Странно, Фаддей. Ведь ты же называл его чуть ли не тупицей? – удивился Андрей Петрович.

– Это к делу не относится, – улыбнулся капитан, – здесь уже важна политика.

«Да ты уж, никак, начал осваивать законы придворного этикета, приятель? – с долей неприязни подумал Андрей Петрович. – В то же время без этого никак не пробиться на том жизненном пути, который ты избрал себе, Фаддей», – смирился он.

– Возможно, ты и прав, но меня как ученого больше интересует как раз вот этот остров Завадовского, напротив которого мы и находимся. Во-первых, как ты видишь, из юго-западного жерла горы непрерывно истекают то ли густые пары, то ли какие-то дымы. Следовательно, этот остров вулканического происхождения, что подтверждает и его темно-красный цвет. Нужны образцы его пород. Во-вторых, весь остров от основания до середины горы покрыт пингвинами, которые по каким-то причинам избрали его местом своего гнездовья. Хотелось бы узнать, почему? Поэтому я прошу тебя, Фаддей, организовать на него высадку офицеров и ученых.

– Добро, Андрюша, завтра ты будешь на острове.

* * *

– Андрей Петрович, держитесь за мою палку, а то камни от брызг прибоя скользкие, – предложил мичман Демидов, успевший по молодости лет забраться повыше.

– Спасибо, Дмитрий Николаевич! – поблагодарил тот, поднявшись на довольно солидный валун, окруженный со стороны суши пингвинами, насиживающими яйца.

– Я вам сейчас подыщу какой-нибудь хлыст, которым можно будет отпихивать пингвинов, а иначе их никак не сдвинешь с места. Стоят, как изваяния, над своими яйцами и ни гу-гу. Слава Богу, что еще не щиплются и не бьют своими ластами, – задорно говорил мичман, радуясь земной тверди под ногами.

И он был прав. Пингвины стояли так тесно, что порой было невозможно сделать шаг, не отпихнув кого-либо из них хлыстом. Поднявшись таким образом по вязкому грунту, источавшему пренеприятнейший запах, до середины горы, путешественники остановились. Выше отметки 600 футов пингвинов уже не было.

– Смотрите, Андрей Петрович, с подошедшего «Мирного» тоже спустили шлюпку, – заинтересованно отметил наблюдательный капитан-лейтенант Завадовский.

– Вот и хорошо, – со злорадством откликнулся Демидов. – Не нам же одним, Иван Иванович, дышать этим смрадом…

– Не нервничайте, Дмитрий Николаевич, – успокоил мичмана Андрей Петрович. – Мы с вами шли по пингвиньему помету, который здесь накопился за сотни, а то и тысячи лет. Поэтому яйца пингвинов лежат как бы на мягкой и теплой подстилке в идеальных для этих мест условиях. И заметьте, на острове за исключением вершины горы практически нет снега, в то время как острова и Лескова, и Торсона, находящиеся неподалеку, полностью покрыты снегом и льдом.

– Это, наверное, является следствием вулканической деятельности острова, – предположил астроном Симонов, вопросительно посмотрев на Андрея Петровича.

– Вы совершенно правы, Иван Михайлович! Оттого остров и имеет такую необычную темно-красную окраску. Таким образом, господа, мы разгадали причину, по которой пингвины избрали этот остров местом своего гнездовья. Поздравляю вас с этим успехом! А запах – это вторично, Дмитрий Николаевич, – улыбнулся он мичману. – Пингвины выведут свое потомство и преспокойно уплывут в океан. Делать им здесь будет больше нечего.

Путешественники уже другими глазами взглянули на лежащий под ними остров, усеянный множеством пингвинов.

– А сейчас надо собрать образцы пород. Пусть с ними разберутся в Академии наук в Петербурге, – сказал Андрей Петрович, снимая с плеча лямки холщовой сумки.

– Э нет, Андрей Петрович, это уже не ваше дело! – воскликнул мичман, отнимая у него сумку. – Вы показывайте мне камни, которые вас интересуют, а собирать их уж буду я.

– Спасибо, Дмитрий Николаевич! Я не против такого разделения труда, – еще раз улыбнулся ему Андрей Петрович.

«Странно, – рассуждал он, осматривая склон горы и вспоминая поиски Григория Ивановича на Нукагиве, – но нигде не видны следы потоков лавы. В чем же дело? Ведь это же вулкан и при том действующий! – и в подтверждение своих мыслей взглянул на шлейф густых испарений, тянущийся от вершины горы. – А стал бы Григорий Иванович подниматься к его жерлу? Навряд ли. Ведь вблизи него испарения могут быть и ядовиты. Конечно, если бы это была экспедиция вулканологов, тогда другое дело. А нам, грешным, там делать нечего», – благоразумно решил он.

При возвращении к шлюпке прихватили с собой около десятка поморников[13]13
  Поморники – семейство птиц, родственное чайкам. Большой поморник длиной тела до 60 см распространен от 40-й южной широты до Антарктиды. Питается рыбой (часто отнимая ее у чаек и других птиц), разоряет птичьи гнезда.


[Закрыть] и несколько пингвинов. И было удивительным, что пингвины, смирные до сих пор, преследовали их, норовя ударить ластами, которыми бьют довольно сильно.

– Будете знать, как воровать чужое добро, господа хорошие! – с задорным смехом обращался мичман Демидов к путешественникам. – Кыш, окаянные! – самоотверженно отбивался он от наседавших пингвинов сумкой с образцами пород.

* * *

Увидев поблизости небольшую льдину, капитан решил воспользоваться ею, чтобы наколоть льду для сохранения продуктов. А Андрей Петрович из собственного опыта знал, что это было большой проблемой для мореплавателей, вспомнив при этом, в частности, о большом количестве свежей рыбы, выброшенной за борт во время перехода «Надежды» из Петропавловска на Камчатке в Японию.

Матросы же всего за полтора часа привезли его на шлюп столько, что наполнили шесть больших бочек, котлы и все артиллерийские кадки, чем капитан остался несказанно доволен.

– А теперь проведем эксперимент, Андрюша, – таинственно поведал Фаддей Фаддеевич и приказал кокам, не сообщая об этом офицерам, из растопленного льда приготовить чай для кают-компании.

Когда же те нашли, что вода была превосходной и чай вкусен, капитан облегченно вздохнул:

– Теперь у нас не будет проблем со свежей пресной водой во время всего плавания во льдах.

* * *

25 декабря, когда шлюпы лавировали при противном ветре с юга, Беллинсгаузен приказал офицерам «Мирного» во главе с капитаном прибыть на «Восток» для участия в молебне по случаю изгнания французов из России в Отечественную войну 1812 года.

Молебен был отслужен с коленопреклонением. Матросам в обыкновенные дни готовили солонину пополам со свежей свининой, но по случаю сегодняшнего события приготовили любимое кушанье русских – щи из кислой капусты и свежей свинины, пироги с рисом и мясом, а после обеда роздано было каждому по полкружки пива. В четыре же часа дня выдали еще и по стакану пунша с ромом, лимоном и сахаром. После этого матросы были столь веселы, будто находились в праздничный день в России, а не в Южном Ледовитом океане среди туманов, пасмурности и снегов.

* * *

После праздничного стола в кают-компании Беллинсгаузен пригласил Лазарева и Андрея Петровича в адмиральскую каюту.

– Уже плаваем вместе, почитай, полгода, а вы с Михаилом Петровичем так толком и не познакомились, – сказал Фаддей Фаддеевич, обращаясь к Андрею Петровичу.

– Живем в соседних домах, а тропинка между ними так до сих пор и не протоптана, – отшутился тот.

– Значит, будем протаптывать, – констатировал Фаддей Фаддеевич.

Все расселись па местам, благо, вестовые уже внесли кресло капитана «Востока». «Видимо, предстоит долгий разговор», – предположил Андрей Петрович.

– А я вас, Андрей Петрович, видел в Новоархангельске, – первым начал Лазарев.

– И я вас, Михаил Петрович, но только мельком. Меня тогда, честно говоря, поразило, что морской офицер в довольно солидном возрасте до сих пор ходит в мичманах.

– Вы не совсем правы, Андрей Петрович, – мягко улыбнулся тот. – Я уже тогда был лейтенантом и, между прочим, командовал «Суворовым».

– Прошу прощения, Михаил Петрович! – смутился Андрей Петрович, прекрасно зная, как ревностно относятся офицеры к воинским чинам. – Еще раз прошу извинить меня за невнимательность! Я тогда, исполняя обязанности коменданта крепости Росс в Верхней Калифорнии, был очень озабочен усилением ее обороны, заехав ненадолго в Новоархангельск, чтобы отобрать пушки и переправить их в крепость.

– От индейцев? – заинтересованно спросил Лазарев.

– Нет, от испанцев. Дело в том, что после изгнания Наполеона Фердинанд VII, король Испании, вернулся со своим двором в Мадрид и сразу же дал негласное указание губернатору Верхней Калифорнии в обход, разумеется, российского правительства удалить русских с ее территории.

– И чем же закончилось это противостояние? – живо и крайне заинтересованно спросил капитан «Мирного».

– Да ничем… К этому времени Мексику, как впрочем, и все колонии Испанской Америки, сотрясало национально-освободительное движение их народов. Так что испанцам стало не до нас. А по уверению нашего генерального консула в Рио-де-Жанейро господина Лангсдорфа, испанскому владычеству в Америке вообще приходит конец.

– Прямо как в русской поговорке: «Сам не гам и другому не дам!» – вмешался в разговор молчавший до сих пор Фаддей Фаддеевич.

– Прошу прощения, господа, но у меня создалось впечатление, что у вас сложились особые отношения с господином Лангсдорфом? – осторожно спросил Михаил Петрович.

– Ничего удивительного, – пояснил Андрей Петрович, – мы вместе плавали на шлюпе «Надежда» под командой Крузенштерна и хорошо знаем друг друга еще с тех времен. Григорий Иванович – прекрасный ученый-натуралист, член-корреспондент Петербургской академии наук, и я уверен, что в скором времени станет ее действительным членом, то есть академиком. Кстати, мой учитель по ученой части.

– Сразу видно! Я вам, Андрей Петрович, очень благодарен за разработанные вами признаки наличия земель в высоких южных широтах. Замечательная научная работа, так нужная мореплавателям. Недаром вы почетный член Петербургской академии наук! Ведь мы, моряки, всегда отслеживаем наличие морских животных и птиц и знаем признаки их поведения. Но это относится к средним и экваториальным широтам, но Антарктика – это практически не изученный район земного шара, «белое пятно», одним словом. Но когда увидел огромные айсберги и плавающих близ них больших пингвинов в отличие от пингвинов Адели, виденных мною у мыса Доброй Надежды у южных берегов Африки, то, честно признаюсь, у меня аж дух перехватило – ведь где-то рядом должна быть большая земля!

– А почему плавающих? – притворно удивился Фаддей Фаддеевич. – Наши умельцы сподобились изготовлять чучела морских животных и птиц, и теперь можно вволю любоваться ими. Скоро на шлюпе не хватит места, чтобы размещать их. Целый музей! – горделиво похвастался он, радуясь за себя и за Андрея Петровича.

– И кто же изготавливает их? – недоверчиво спросил Михаил Петрович. – Ведь это, как мне известно, тонкое и сугубо специфическое искусство, доступное только опытным мастерам в специальных мастерских…

– Да наши вестовые, – небрежно пояснил Фаддей Фаддеевич. – Андрей Петрович, как бы невзначай, подсунул своему вестовому, Матвею, книжечку по изготовлению чучел. Тот изучил ее, попробовал вначале на чайке, – и он указал на ее чучело, стоящее на книжном шкафу, – а потом пошло-поехало… Сейчас у них своя мастерская со всякого рода материалами и инструментами, которые Андрей Петрович приобрел в Копенгагене и Лондоне. Так что теперь Матвей, толковый и грамотный парень, вроде как ассистент у Андрея Петровича, а мой вестовой, Макар, у него в помощниках.

Лазарев был сражен окончательно и бесповоротно. Фаддей Фаддеевич видел это и торжествовал.

– А посему прошу вас, Михаил Петрович, осмотреть наши музейные экспонаты, – великодушно пригласил капитан «Востока».

Когда они вошли в помещение, где хранилось собрание чучел, то остановились как вкопанные. Вестовые, заранее предупрежденные, зажгли множество свечей и факелов, в призрачном колеблющемся свете которых перед ними предстала прямо-таки ошеломляющая композиция.

На фоне снежного гористого острова на большом валуне полулежал, опираясь на ласты, огромный морской слон с гордо поднятой головой, украшенной вздутием, напоминающим короткий хобот, возле которого лежала самка. Вокруг стояли пингвины разных размеров и видов, а на уступах прибрежных скал разместились альбатросы, поморники и малые буревестники всех цветов и оттенков. А над всем этим великолепием парил белый альбатрос с распростертыми огромными чудо-крыльями.

Офицеры, пораженные увиденным, молча переживали свое восхищение. И даже Андрей Петрович, уже видевший эту композицию, но только в черновом, рабочем варианте, был удивлен не меньше других.

– Фантастика… – прошептал лейтенант Лазарев. – У меня просто нет других слов, господа!

– Да… Не ожидал, увидеть такого великолепия, Андрей Петрович! – поддержал Фаддей Фаддеевич.

И тот, польщенный реакцией капитанов, решил перевести разговор в другое русло.

– А вы не узнаёте парящего альбатроса, Михаил Петрович?

– Неужто тот самый? – недоверчиво посмотрел на Андрея Петровича капитан «Мирного».

– Тот самый, Михаил Петрович, которого вы подстрелили удачным выстрелом. Ведь других белых альбатросов, как видите, здесь нет.

– Надо же… Никогда бы не подумал, – откровенно удивился лейтенант. – Стрелял вроде бы и в большого, но не в такого же огромного!

– Обман зрения, Михаил Петрович! – авторитетно заключил Фаддей Фаддеевич. – Зачастую далекое оказывается совсем иным при близком его рассмотрении, – философски уточнил он.

– Как бы то ни было, но теперь этот экспонат будет красоваться в одном из музеев Санкт-Петербурга с указанием автора, его добывшего, с чем и поздравляю вас, Михаил Петрович! – вполне торжественно произнес Андрей Петрович, пожимая руку растерянному Лазареву.

Капитан «Мирного» задумался и вдруг предложил, обращаясь к капитану «Востока»:

– Давайте, Фаддей Фаддеевич, не будем эгоистами и пригласим сюда всех офицеров и ученых обоих шлюпов. Пусть и они полюбуются этой чудо-экспозицией.

Когда страсти и возгласы восхищения несколько улеглись, к Андрею Петровичу обратился художник Михайлов.

– Не считаете ли вы, что фон этой экспозиции можно было бы написать несколько повыразительней, более реалистичней, что ли?

Андрей Петрович неожиданно оказался в довольно затруднительном положении. Ведь свои услуги предлагал известный живописец, большой мастер своего дела. Однако…

– Большое спасибо за ваше предложение, Павел Николаевич! Но у меня есть большие сомнения по этому поводу, – как можно тактичнее начал Андрей Петрович. – Дело в том, что прекрасно написанный второй план может подавить своим великолепием содержание экспозиции, основу которого составляют все-таки чучела морских животных. И в этом случае вся композиция может потерять значительную часть своего познавательного значения. Но это только мое, сугубо личное мнение, которое может быть и не совсем точным и правильным. Я всего-навсего только ученый, и меня в первую очередь интересует содержание именно переднего плана, а не его фона.

И по реакции полутора десятка присутствующих почувствовал, что их мнение склоняется в его пользу.

– Сдаюсь, Андрей Петрович! – натянуто улыбнулся художник. – Вы не только большой ученый, но и человек, умеющий блестяще аргументировать свою позицию.

– Уж это точно! – отозвался Фаддей Фаддеевич, радуясь вроде бы благополучно закончившейся дискуссии. – Кому, как не мне, знать убойную силу его аргументов, – рассмеялся он, поддержанный окружающими.

– И кто же исполнитель этого фона, как выразился Андрей Петрович? – полюбопытствовал живописец, не желавший, видимо, просто так сдавать уже своих позиций.

«Вот язва! – вскипел от несправедливости Андрей Петрович. – Не автор, а, видите ли, исполнитель. Мог бы, между прочим, и поучиться у этого исполнителя, например, композиции. Я же только намекнул ему, что хотел бы видеть на втором плане, а он развернул этот намек в целую панораму. Да как развернул!»

– Матвей! – громко позвал он.

Матвей, стоявший за дверью и слышавший вопрос, прошел через проход расступившихся офицеров.

– Канонир первой статьи Захар Красницын, ваше благородие! Их высокоблагородие господин ученый разрешили мне подобрать в помощники любого матроса из команды шлюпа, ваше благородие.

– И откуда же у него эти таланты? – удивленно поднял брови живописец.

– Захар был слугой у барина, который занимался художествами. Растирал краски, подбирал колер, а иногда по просьбе барина подрисовывал отдельные места на его картинах, особливо дали. Так и познал эти художества, ваше благородие.

– М-да… – многозначительно изрек живописец, оскорбленно глянув на Андрея Петровича, который усмехнулся про себя: «Ничего, переживете, господин художник!»

– И велика ли артель у тебя, Матвей? – заинтересованно спросил лейтенант Лазарев.

– Никак нет, ваше благородие! Кроме меня еще Макар, вестовой их высокоблагородия господина капитана, упомянутый Захар да плотник Петр Матвеев, ваше благородие.

Лазарев задумался. «Вот так командуешь людьми, тебе вверенными, и не задумываешься, что у каждого из них есть свои таланты, втуне спрятанные», – вздохнул он. Затем вынул из кармана довольно большую серебряную монету, повертел ею и передал Матвею.

– Это пиастр, равный пяти рублям серебром. Раздели их между артельщиками сообразно их труду, вложенному в общее дело, по твоему разумению. И спасибо тебе за вами содеянное!

– Рад стараться!

И, кажется, впервые Андрей Петрович заметил слезинку, сверкнувшую в его глазах в свете факела.

* * *

На прощание Лазарев крепко пожал руку Андрею Петровичу.

– Большое спасибо, Андрей Петрович, за вашу плодотворную научную деятельность. Думаю, что вы можете претендовать в Академии наук на место академика.

– А на кой ляд ему сдалось место академика, – вмешался Фаддей Фаддеевич, – если он и так почетный член академии?

– Но звание профессора вам бы не помешало, Андрей Петрович? – продолжал настаивать Лазарев.

– Нет, Михаил Петрович, не помешало бы, – смущенно признался тот.

– А ведь после завершения экспедиции вы могли бы обработать результаты своей плодотворной научной деятельности и блестяще защитить докторскую диссертацию. А я бы, например, с большим удовольствием дал заключение о практической реализации ее основных положений. Так что подумайте об этом, Андрей Петрович.

– Спасибо на добром слове, Михаил Петрович!

– А вашу экспозицию можно смело хоть сейчас выставлять на показ публике – успех будет гарантирован. И правильно сделали, что не согласились с предложением художника Михайлова. Вы были совершенно правы.

И последнее. Теперь всех морских животных, добытых командой «Мирного», я, как понял, должен буду передавать на «Восток»?

– Не совсем так, Михаил Петрович. Только по паре каждого вида, самца и самку, и то при условии, что таковых нет в нашем собрании чучел.

– Понятно, Андрей Петрович. Вы отводите мне роль своеобразного селекционера.

– Ни в коем случае! Это своего рода первичный отбор, который конечно же должен производить натуралист. Но за неимением такового, вам, Михаил Петрович, с вашими обширными познаниями производить его не будет представлять никаких затруднений.

– Тем более, что другой мой заместитель выполняет обязанности натуралиста так же на общественных началах, – не преминул подчеркнуть Фаддей Фаддеевич.

Лазареву оставалось только улыбнуться.

* * *

Андрей Петрович, проводив гостя, вернулся в свою каюту и стал анализировать результаты встречи.

«Прекрасно образованный флотский офицер с обширным кругозором, далеко выходящим за рамки его профессиональной деятельности… Пожалуй, в этом плане он даст фору Фаддею. А тот чувствует это и ревнует».

Он никак не мог простить себе оплошности и с воинским чином Лазарева, и с его должностью капитана «Суворова». «А Фаддей тоже хорош: “Я давно следил за Лазаревым!” Как бы не так. Тоже любитель пустить пыль в глаза!» – в сердцах возмущался Андрей Петрович беспардонности друга. А затем глубоко задумался, вспоминая события, происходившие в Русской Америке в последние годы его пребывания там.

«Почему же “Суворов”, заранее прибывший в Новоархангельск, чтобы совместно действовать с “Кутузовым”, который должен был подойти туда позже, вдруг поспешно, не дождавшись того, вернулся в Кронштадт? Ведь для этого, безусловно, должна была быть очень веская причина, не так ли?» – и вдруг похолодел от пришедшей на ум догадки. Вынул батистовый носовой платок и вытер вспотевшие лоб и шею. Потом встал и, как всегда в минуты внутреннего волнения, привычно заходил по каюте.

«Похоже, что Лазарев каким-то образом узнал об имевших место в среде поселенцев сепаратистских настроениях по отделению американских колоний от России. Прекрасно зная, что полновластным хозяином Русской Америки является Баранов, он совершенно справедливо пришел к выводу, что именно он, Баранов, и является главным источником этих настроений. Почему и поспешил сообщить в Петербург о грозящей опасности. И по его прибытии туда в Русскую Америку срочно направляется “экспедиция” на “Камчатке” под командой Головнина, верного поверенного Александра I».

Андрей Петрович сел, откинувшись на спинку кресла.

«Выходит, что человек, с которым я только что беседовал, является злым гением Баранова? Получается, что так…» И тут же незамедлительно проснулся внутренний голос: «А как бы ты, русский офицер, верный присяге, поступил бы на его месте? – и ответ был однозначным: – Да, я поступил бы точно так же…»

И вздохнул с облегчением – лейтенант Лазарев в его глазах был полностью оправдан.