Текст книги "Люди и остальные"

Оно приходит ко всем отчаявшимся. Мир есть порождение сил зла. Собственно, он и есть ад. Самые плохие люди, самые жадные, рвачи, бездельники, мошенники устраиваются в этом аду хорошо. Честные, благородные, трудолюбивые оказываются унижены и оскорблены. А дальше все просто. Кто-то вспомнил про пещеру, кто-то про эмблему лагеря. Это совместилось в коллективном мозгу деревенского женского схода – и готово, в пещере действительно появился змей, которому действительно следовало приносить жертвы. Типичная материализация продукта коллективного бессознательного.

– Да, но почему только женщины оказались поражены этим… этой иллюзией? – спросила Карина.

– Ну, возможно, мужчины более рациональны. Или пьют больше. И потом в язычестве жречество было чаще всего женским. Или кастрированным, – пожал плечами Андрей. – А вот и тропа.

На тропу это, правда, мало было похоже: скорее узкий лаз меж кустов. Андрей с трудом протиснулся среди ветвей. За кустами оказался заброшенный карьер, весь заваленный поросшими мхом гранитными плитами. Кое-где мох был содран подошвами сапог.

– Андрей, змеи… – тихо произнесла внезапно застывшая Карина.

Действительно, то тут, то там между плитняком текуче переливались серые, с черным узором, гадючьи тела.

– Как я их не люблю! – поморщился Андрей.

И двинулся вперед, внимательно глядя под ноги. Змеи вели себя мирно: иногда молча, иногда с шипением отползали, чувствуя сотрясение камней от людских шагов.

На другом конце карьера, в скале, стал заметен вход в штольню. Он весь зарос кустарником и мелким ольшаником, но меж листьев проглядывало нечто черное. По мере продвижения к штольне запах – тягучий, тяжелый, непонятный – усиливался и перед входом стал нестерпимым.

– Вот так пахнет перед логовами драконов, – сказал Андрей сквозь прижатый к носу и рту платок.

– Что же делать? – тоже сквозь платок спросила Карина.

– Что-что! Блевать, конечно, – пробурчал Андрей, доставая из-за пояса фонарь. – Местные как-то сюда заходят…

В тусклом свете фонаря дрожали непонятные ленточки, привязанные к камням, шевелился под током воздуха ковер высокой, в полметра, белой плесени, состоявшей из тонких торчащих нитей, каждая из которых была увенчана капелькой… Как ни странно, шедший из глубины смрад был теплым. Влажным и теплым.

– Есть кости, – скучным тоном сказал Андрей. – Еще кости. Все коровьи… Козьи… Ага! Человеческий череп. Полно жуков-могильщиков. И черви, всюду белые трупные черви… Прямо не святилище, а какая-то совхозная ферма…

– Тепло и душно, – сказала Карина. – Непонятно…

– Змеи холоднокровны, поэтому местные натаскали в штольню навоз, а он, разлагаясь, выделяет тепло, – объяснил Андрей. – Вот оно!

Толстая блестящая полоса мелькнула в луче фонаря и скрылась за поворотом. Андрей побежал за ней прямо сквозь ковер плесени. Карина, чуть замешкавшись, кинулась следом.

Черная трехметровая змея, толщиной в хорошее бревно, свернувшись кольцом, лежала в углу. Андрей нацелил на нее видеокамеру мобильника и нажал на кнопку записи. Секунд через десять он запись отключил и сказал:

– Фотоохота окончена. Тихо отходим. Пятясь.

Змея так и не сделала никакой попытки напасть на людей.

А вот у выхода из штольни их ждал сюрприз. Едва Андрей и Карина, задыхаясь, выбрались на свежий воздух, как раздался выстрел, и рядом с ухом Карины пуля отколола кусочек камня. Агенты ЦЕНТРА попадали в кусты и Карина заводила стволом пистолета перед собой, пытаясь определить, откуда пришелся выстрел. Но Андрей первым заметил женскую фигуру в ватнике и с карабином, залегшую на другом краю засыпанного плитняком карьера.

– Марья Петровна! – закричал он. – Что это вы себе позволяете! А еще взрослая женщина, мать! Ведете себя как Соколиный Глаз какой-то!

Ответом был новый выстрел.

– Патронов у нее, наверно, немного, – тихо произнес Андрей для Карины.

И вновь – для Марьи Петровны – закричал:

– Не волнуйтесь вы так! Жив ваш аспид, минотавр доморощенный! Можете ему опять своих мужиков скармливать!

Выстрела не последовало. Андрей осторожно поднялся из-за кустов. Марья Петровна стояла, тяжело опираясь на карабин, упертый прикладом в валун. Не обращая внимания на змей, Андрей и Карина, перепрыгивая с камня на камень, бросились к ней. Змеи возмутились, одна даже клюнула Андрея в ногу, но ботинок не прокусила.

Марья Петровна плакала. Крупные слезы текли по ее круглому лицу, и она утирала их концами камуфляжного платка, по-пиратски повязанного на голове.

– Вы врете, – произнесла она, наконец справившись с рыданиями. – Вы все врете. Думаете, мы телевизор не смотрим, сериал «Сверхсекретные материалы»?.. Вызовете сейчас огнеметчиков, и выжгут они нашего доброго из норки его…

– Марья Петровна! – Андрей обнял рыдавшую женщину за плечи. – Ну какие огнеметчики! Если я в вашу глушь опергруппу пошлю, она меня еще дальше пошлет! Телевизор лучше меньше смотрите… А хотите, я вам помогу заявку на грант в фонд Сороса оформить на создание музея-мемориала «СвирьЛАГа»?

– Нет, – хлюпнула носом Мария Петровна. – Нам чужих не надо. Прознают – убьют нашего доброго.

– Почему вы его добрым называете? – спросила Карина. – Он ведь людей ест.

– И, девонька, кто у нас только людей не ест… – пожала плечами Мария Петровна. – Наш добрый хоть ест кого надо…

В молчании они дошли до машины.

– Вас подвезти? – спросил Андрей у Марии Петровны.

Та отрицательно покачала головой, закинула карабин на спину и, понурившись, побрела в глубь развалин лагпункта.

Карина села за руль, Андрей – на заднее сиденье, и они поехали.

– К реке, – сказал Андрей. – К любой реке. Мне кажется, я никогда не отмоюсь от этой вони.

– Ты действительно не будешь вызывать опергруппу? – спросила Карина.

– У нас крупнокалиберные пистолеты, Карина, – помолчав, сказал Андрей. – Мы сами могли бы расстрелять аспида в его логове. Но мы же не сделали этого.

– Он не нападал.

– Вот именно. Если у людей отняли добро, хотя бы зло им надо оставить?

– Не знаю… – Карина напряженно смотрела на дорогу. – Зло дает метастазы. Если в этом селе возник настоящий неоязыческий культ, да еще с человеческими жертвоприношениями, не получим ли мы в итоге новую банду, пострашнее вампирской? Да, я все понимаю, сейчас культ носит охранительный и адаптационный характер. Но ведь он может трансформироваться?

– Может, – пожал плечами Андрей. – А может и отмереть. Усилиями того же отца Геннадия. Что до уголовных преступлений, совершенных этими женщинами, то, во-первых, наша контора убийствами не занимается, а, во-вторых, все эти убийства, скорее всего, можно квалифицировать как превышение пределов необходимой самообороны. В конечном итоге женщины защищали свои какие-никакие, а дома от мужей-пропойц.

– Все же мне было бы спокойней, если бы ты убил эту гадину, – сказала Карина.

– Ага. Но ты тогда должна была бы пристрелить Марью Петровну, – парировал Андрей.

Грунтовку сменила узкая, вся в заплатах полоса асфальта. Через полчаса пути она влилась в широкое четырехполосное шоссе. Карина повернула на Питер и включила сирену, чтобы встречные уступали дорогу и можно было бы лететь в свое удовольствие на закат под сто шестьдесят километров в час.

Глава вторая. Тварь (частное расследование)

Пламя камина бросало черно-багровые отблески на кожаные книжные переплеты. Тени скользили, скрещиваясь на фигурах двух химер, стоящих в углах кабинета.

– Хорошо, когда новое дело начинается вот так, – сказал Андрей, – в мягком кресле у камина, со стаканом виски в руке…

Из соседнего кресла донесся голос Карины:

– Никаких срочных ночных вызовов, никаких погонь за вурдалаками, никаких драк на крышах при полной луне… Даже скучно.

– Скучно не будет, – ответил Андрей. – Готовься, напарница. Налей себе еще «Белой лошади». Мы вступаем в схватку с древнейшим ужасом человечества – «чужими».

– Ты про архетип ящера в мифологии? – спросила Карина.

– Шире, коллега. «Чужой» – не обязательно ящер. Вспомни распространенный сказочный мотив «жениха-зверя». Что он обозначает, по-твоему?

– Это символ, который призывает видеть за внешними патологическими признаками патологии внутренние, – стала, как на экзамене, отвечать Карина. – Сюжет в сказках о «женихе-звере», известных практически у всех народов планеты, развивается примерно так: какой-то странный человек ухаживает за девушкой, которая соглашается стать его невестой. Но за несколько дней до свадьбы девушка уходит на прогулку в лес, сбивается с пути, а когда смеркается, забирается на дерево, чтобы уберечься от волков. Пережидая ночь без сна, она видит своего жениха с лопатой на плече. Ей кажется, что в нем есть что-то не совсем человеческое: иногда это странной формы ступня, рука, кисть или волосы, которые ни на что не похожи и выдают его с головой. Жених начинает рыть могилу как раз под тем деревом, на котором она сидит, приговаривая, как он убьет свою очередную жену и похоронит в этой могиле. Перепуганная девушка утром, когда ее будущий муж уходит, бежит домой, рассказывает все отцу и братьям, мужчины хватают жениха-оборотня и убивают. «Женский» вариант этой сказки приводится в сборнике «Тысяча и одна ночь», где описывается брак мужчины и гуля – пустынного духа-людоеда, пребывающего в облике привлекательной женщины. В Японии мы можем найти рассказы о женщинах-лисицах…

– Достаточно, – перебил Карину Андрей. – Владеешь темой. Я слышу шаги на лестнице. Кажется, это к нам. Карина, только прошу: сегодняшний посетитель – мой старый знакомый; у него серьезная проблема, и он не хочет, чтобы о ней узнал кто-нибудь еще. Ты меня поняла?

– Конечно, шеф. Частное расследование, шеф. Ничего не имею против, шеф, – шутливо откозыряла Карина.

Раздался звонок в дверь, и Андрей поспешил в прихожую.

Вошедший мужчина был высок, сутул, бородат, носил очки, имел черные курчавые волосы и представился как «Марк Шнейдер, литератор». Андрей познакомил его с Кариной, дал в руки стакан с виски, усадил в кресло у огня и велел рассказывать. Свет решили не зажигать. На улице, за плотными шторами, закручивались длинные столбы вьюги. Ветер свистел в замерзших оконных переплетах.

– Андрей знает многое из того, что я сейчас скажу, – начал Марк, – но, надеюсь, он простит меня за вынужденное повторение нашего телефонного разговора. Мы с Наташей… Натальей Сергеевной Кузнецовой… женаты уже семь лет. Нашему сыну – Даниилу – шесть. Брак был заключен по любви, и все эти годы у нас была не то что хорошая, а просто замечательная семья. Да. Все эти годы.

– Когда ты понял, что все не так хорошо, как кажется? – спросил у Марка Андрей.

– Две недели назад. Мы ждали гостей – мои родители пообещали вечером приехать. Я специально вернулся раньше, чтобы помочь Наталье приготовить ужин. Да, купил бутылку кошерного вина для отца. Прихожу. Наталья выходит помочь мне снять пальто. И вот она стоит за моей спиной, я ее, естественно, не вижу, потом она сдвигается вправо – и боковым зрением я замечаю, что… это не она! Андрей, это не было галлюцинацией. То, что я увидел, вообще не походило на человека. Желтая сморщенная кожа на черепе, полное отсутствие волос, острые уши, глаза навыкате и фасеточные, как у насекомых, из многих глазков состоящие. Нос и рот объединены в какой-то мерзкой безгубой пасти. Это длилось всего секунду – и тут же перед моим взором опять оказалось такое знакомое и любимое лицо.

– Впечатление было скорее страшное? Или преобладало чувство отвращения? – спросил Андрей.

– Скорее, пожалуй, второе. Так смотришь, к примеру, на фото из лепрозория.

– А что потом? – спросила Карина.

– Потом? – переспросил Марк. – Потом забыть увиденное я уже не мог. За ужином думал только об этом, в голове крутилось пушкинское «Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума» Понимаете, я подумал, что это первый признак надвигающегося безумия. Родители и Наташа почувствовали неладное, вечер оказался скомкан, отец и мать ушли раньше, чем планировали. Наталья мыла посуду, а я думал, уставившись невидящим взглядом в экран телевизора, о том, что же, собственно, увидел сегодня. Потом мы легли. Наталья практически сразу уснула. А я – я решил проверить себя. Так же, как давеча, скосил глаза – и все повторилось. Рядом со мной в постели лежала… тварь! Я вскочил, убежал на кухню… С тех пор сплю на раскладушке в детской. Наташа ничего не понимает, плачет по ночам. Даня тоже нервничает, а это ему вредно: у мальчика очень тонкая душевная организация. Долго так продолжаться не может, но что в таком случае положено делать – ума не приложу.

– Для начала – выпить еще немного виски, – сказал Андрей. – Знаешь, Марек, нет худа без добра. У тебя открылся уникальный дар – видеть «чужих». Или «сущностей», но это словечко наше, профессиональное. Я, к примеру, на такое не способен. Собственно, а чего ты хочешь? Устроиться работать к нам в контору?

– Я хочу знать, что я увидел, – сказал Марк.

– Да ничего такого, – ответил Андрей, махнув рукой. – Наташу я помню, потрясающе красивая женщина. Ну оказалась «чужой»… Так это не уникальный случай. У нас многонациональная страна, из всего многообразия сущностей только оборотни заметны для неспециалистов, и только они и признаны социально опасными. Но с оборотнями семь лет не проживешь, это я тебе как ученый говорю…

– А бракоразводными процессами мы не занимаемся, – добавила Карина. – Если позволите, Марк, вот вам один случай из личного опыта. У меня есть подруга, сова. Оборотень, ночью летает, а днем, в человеческом облике, в основном спит. И все у нее с личной жизнью в порядке, мне бы так.

– Но я не хочу развода, – ответил Марк. – Ведь в таком случае сына оставят, скорее всего, с матерью. А я не отдам ей Даню. И ваш пример, милая девушка, не подходит. Сова – птица хоть и хищная, но не опасная, в чем-то даже симпатичная. Мой же случай прямо противоположен.

– А вот что еще, Марек, – сказал Андрей. – На сына ты смотрел вот так вот, искоса?

– Не смог, – признался Марк. – Побоялся. Он очень похож на мать: светловолосый, голубоглазый… Понимаешь, я боюсь. Это ведь все равно что жить на бомбе, не зная, когда рванет. Может, ее можно как-то вылечить… Хотя, разумеется, глупость я сейчас сказал.

Все замолчали. Андрей подбросил дров в камин, и огонь занялся; вспыхнула и свернулась оранжевым кольцом кора, но, быстро прогорев, погасла.

– Знаешь, Марек, почему оборотни считаются социально опасными? – спросил Андрей. – Потому что они, обернувшись, теряют свободу воли, ничем не отличаясь в своем поведении от ведомых инстинктом зверей. Ведь что такое человек? Только существо, обладающее свободой выбирать между добром и злом. На бытовом уровне Наталья Сергеевна свободой воли, безусловно, обладает.

– А если ее внутренняя сущность выйдет наружу? – спросил Марк. – Не превратится ли она в автомат, подчиняющийся совершенно иной морали?

– Ну, для этого необходимы экстремальные условия, – успокаивающе произнес Андрей. – Впрочем, все можно проверить. Где в ближайшие дни можно увидеть вас вместе?

– Да хоть завтра, на презентации нового литературного журнала в Доме журналиста на Невском. – Марк назвал время. – Что ты собираешься сделать?

– Ничего особенного, стандартный тест, принятый в нашей конторе… Займет всего полчаса. Ну, твое здоровье!

…Весь день сыпал густой снег, прекратившийся лишь к вечеру. На город опустилась мгла, сквозь которую едва пробивался казавшийся рыжим свет фонарей. Сверху нависало красно-серое небо; под ним стояли темно-серые каменные здания, окутанные не то дымом, не то туманом. Сидя в машине, одетая в черную кожу, отороченную светлым мехом, буксуя в снежном месиве, Карина ворчала: мол, ежели смотреть на жену искоса, и не такие ужасы увидишь. Любить надобно, говорила она, с усилием переключая передачи. От любви любая дурнушка красавицей кажется. К адвокату вашему другу надо идти, а не закладывать супругу компетентным органам. Андрей угрюмо отмалчивался.

Новый литературный журнал под названием «Псевдонимы» представляли в Зеленой гостиной Дома журналиста – полуразвалившегося особняка генерала артиллерии Сухозанета. Все вот-вот должно было начаться. Народу собралось немного: пара бутербродных журналистов, скучавших в ожидании фуршета; экзальтированная дама преклонных лет с молодым блеском в глазах – очевидно, редактор; пяток подтосковывавших девушек, рассматривавших трещины на стенах; седовласый мэтр – золотое перо журнала; некрасивые мальчонки пятидесяти лет – видимо, авторы… Марк и Наталья также присутствовали. На нее оглядывались.

Андрей подошел к Марку, тихо сказал что-то на ухо, и тот быстро покинул гостиную. Карина взяла растерянную Наталью под локоток, вывела в соседний зал и, показав жетон ЦЕНТРА, произнесла ритуальные фразы:

– Сущность, вы задержаны до идентификации. Прошу вас следовать со мной.

– А в чем дело? – испуганно произнесла Наталья. – И где Марк?

– Да ни в чем, Наталья Сергеевна, – успокаивающе произнес Андрей, подходя к ней с другой стороны. – Не волнуйтесь. Нам просто нужно задать вам несколько вопросов. А с вашим супругом сейчас беседуют наши коллеги.

Произнес это он настолько легким тоном, что даже у Карины мороз прошел по коже.

В полном молчании они спустились по лестнице Дома журналиста. Наталья едва переставляла ноги, и Карине с Андреем приходилось поддерживать ее, крепко держа за локти. Встречные журналисты прижимались к стенкам и бледнели.

За неприметной низкой дверкой под лестницей, выкрашенной в цвет стены, оказался довольно обширный кабинет, скупо обставленный самой необходимой мебелью: пара стульев, стол, на столе графин с водой, посередине – табуретка, привинченная к полу, на стене – портрет Дарвина. Стены кабинета, как и дверь с противоположной стороны, были облиты толстым слоем звукопоглощающей пены. Наталья как мешок упала на табуретку посреди комнаты. Лицо ее обмякло, стало каким-то бабьим. Холеность исчезла, даже прическа непостижимым образом ухитрилась растрепаться.

– Ну что вы как ребенок, Наталья Сергеевна! – всплеснул руками Андрей. – Садитесь к столу. Вот сюда, пожалуйста.

Наталья, тяжело ступая, преодолела несколько шагов до предложенного стула, села, положив руки на стол.

– Что будете пить? – спросил Андрей. – Здесь где-то есть коньяк и водка.

– Спасибо, ничего, – тихо произнесла Наталья.

– Вы, наверно, теряетесь в догадках, – продолжал Андрей, – зачем это понадобились нашей службе. Сейчас я все объясню. Дело, собственно, касается не столько вас, сколько вашего мужа.

– Что с Марком? – устремился на Андрея испуганный взгляд.

– Марка я знаю много лет. Но тут вот какое дело… Видимо, всё же недостаточно хорошо я его знаю. – Теперь Андрей говорил как бы смущенно, подбирая каждое слово. – Наталья Сергеевна, скажите… вот вам… никогда он не казался… несколько странным?

– Не понимаю, – медленно произнесла Наталья, не сводя глаз с Андрея.

– Вам не приходило в голову, что он не человек? – внезапно резко произнесла Карина, стоявшая за спиной у Натальи, и допрашиваемая дернулась, повернувшись всем телом к ней.

– То есть как – не человек? – переспросила Наталья Сергеевна.

– Потомок ассоциированного вида, – пояснил Андрей. – Про Менделя и горох в школе изучали? Помните, что в потомстве через несколько поколений могут неожиданно проявиться черты далекого предка? Ну вот, мы подозреваем именно такой случай.

– Поэтому быстро и желательно без подробностей отвечайте на мои вопросы. – Голос Карины мог бы заморозить воду в графине. – По вашей оценке, доминирующей эмоциональной составляющей рассматриваемой сущности являются положительные или отрицательные эмоции?

– Как? – слабо переспросила Наталья.

– Ну, проще говоря, в этом мире Марку, наверно, многое не нравится, а? – пояснил Андрей.

– В общем, пожалуй, да… Многое, – ответила удивленно Наталья. – А вам?

– Не задавайте вопросов, – оборвала ее Карина. – Приведите примеры негативного восприятия сущностью реальности.

– Да, в общем, часто, – пожала плечами Наталья. – Когда телевизор смотрит… Ему там практически все не нравится. Еще когда встречается со старыми друзьями… Говорит, что они стали конформистами.

– Вы его любите, – вздохнув, сказал Андрей. – Любите, потому и защищаете. А он? Он вас любит?

– Любит, – твердо произнесла Наталья.

– Нет, – покачала головой Карина. – Он чужой. Он не знает, что такое человеческая любовь. Чужие способны на сексуальные отношения, даже на защиту потомства, основанную на инстинкте сохранения вида, но настоящая любовь доступна только людям.

– А ведь чужой опасен, Наталья Сергеевна, – подхватил Андрей. – Очень опасен. Для всех нас опасен. Сами говорите: не нравится ему, что по телевизору показывают. Ну так телевизор и выключить можно. А вот если ему наша власть не понравится – как ваш Марк поступит? Ну поговорит с друзьями на кухне. А дальше? Листовки? Демонстрации? Так ведь и до террора дойти можно, вы согласны?

– Конечно, не всякая нечеловеческая сущность опасна, – вновь вступила Карина. – И именно поэтому мы просим вас о помощи. Вы самый близкий Марку человек. Вы единственная можете опровергнуть наши подозрения.

– Просто сообщайте нам обо всех асоциальных поступках своего супруга, – сказал Андрей. – Наши специалисты оценят ваши данные и вынесут свое заключение. Согласитесь, это гуманнее, чем помещать Марка в стационар, где обследование может занять и год, и два… Конечно, вы можете отказаться…

– Нет-нет, – быстро произнесла Наталья. – Я согласна.

– Вам ничего не угрожает, – проговорила Карина, – даже если вы откажетесь сотрудничать.

– Я понимаю, – кивнула головой Наталья. – Нет. Я согласна. Я имею право знать, кем на самом деле является мой муж и отец моего ребенка.

– Вот и славно, – сказал, вставая со стула, Андрей. – Вы свободны. Наши сотрудники свяжутся с вами.

Он подошел к двери, открыл ее ключом, висевшим на цепочке, пристегнутой к запястью, и посторонился, пропуская женщину вперед.

* * *

Горка мюсли красиво осыпалась в молоко в прозрачной стеклянной тарелке. В начищенном до блеска кофейнике отражался Андрей, сидевший за столом. Напротив, также перед тарелкой с мюсли, сидела Карина, вяло перемешивая ложкой молочно-белую кашицу.

– Андрей, а чего-нибудь другого у тебя нет? – наконец не выдержала девушка. – Ну, мяса, что ли…

– Мясо будет к обеду, мисс, – строго ответил Андрей. – Есть яйцо всмятку. Одно.

– Ладно, дай хоть яйцо, – вздохнула Карина. – Пригласил позавтракать, называется. Попадешь к тебе в дом – научишься есть что угодно…

Но только Андрей поднялся из-за стола, как тренькнул входной звонок, и вместо кухни ему пришлось направиться в прихожую.

– Входи, Марк, мы тебя ждем, – произнес он, открывая дверь.

Вид у Марка был страшен. Казалось, он постарел на несколько лет. Даже в волосах появилась седина. Глаза запали, черные мешки под ними угрожающе нависли.

– Чай, кофе, молоко? – непринужденно предложил Андрей, будто не замечая состояния приятеля.

Марк обвел Андрея и Карину невидящим взглядом. Потом попытался, уставившись в окно, скосить на них глаза. Андрей с улыбкой наблюдал за его действиями.

– Мы люди, – мягко сказала Карина. – Успокойтесь.

– Почему вы меня не предупредили? – почти закричал Марк.

– О чем? – недоуменно спросила Карина. – Об опасностях смешанных браков?

– Марк стал смотреть на окружающих искоса, – пояснил Андрей, – низко голову наклоня. И теперь ему трудно высказать и не высказать то, что на сердце у него.

– Вы сами-то знаете, сколько вокруг нас тварей? – спросил Марк.

– До девяноста процентов населения нашей страны – потомки ассоциированных видов, – ответила Карина.

– Мне казалось, позавчера мы тебе об этом весь вечер толковали, – добавил Андрей. – А что точную цифру не назвали – так, прости, секрет. Впрочем, ты бы и не поверил.

– Что же мне делать? Почему я их вижу? Вы не представляете, как это страшно!

– Почему же – очень хорошо представляем, – ответил Андрей. – Да ты присядь. Кофе выпей, я сам варил. Замечаешь, чай почему-то «кипятят», а кофе «варят», а? Человеческий мозг – инструмент очень сложный. Ты, наверно, знаешь, что наш глаз видит все вверх ногами, так уж он устроен. А в мозгу все опять переворачивается, вот. Тебе с сахаром?.. Так вот, о тварях. Мы все их видим. Но давным-давно наш мозг выработал определенную психическую реакцию. Мы просто не воспринимаем то, что видят наши глаза. Я на аналогии поясню. Вообще-то младенец рождается красно-синим, дрожащим, мокрым, вонючим и донельзя противным. Но матери он кажется очень красивым. Понятно? Во все века рождались такие люди, как ты. И шли они в основном в жречество или инквизицию. Чтобы убивать тварей. Сейчас, конечно, времена другие. Существуют апробированные методики проверки, самым известным из которых является «тоталитарный тест» Теодора Адорно. Благодаря им мы легко можем оценить потенциальную опасность, исходящую от сущности, и, соответственно, установить ей превентивную систему запретов. Многие сущности идут на сотрудничество с нами и добровольно следуют нашим предписаниям. Это к тому же нередко продлевает им жизнь.

– Вы проверили Наташу? – Марк, практически успокоившись, сидел на диване у стены столовой с чашкой кофе в руках.

– Да, разумеется. Карина, расскажи, что получилось, – сказал Андрей.

– В общем, ничего особенного, – вздохнула Карина. – Как и следовало ожидать, в искусственно созданной экстремальной ситуации сущность сделала выбор модели поведения, исходя не из категорического императива, то есть совести, которой сущности лишены, а из базового инстинкта сохранения вида, выразив готовность пожертвовать собственным семейным благополучием ради интересов страны в целом.

– В истории уже были такие случаи, – пояснил Андрей, – причем массовые. При покойном генералиссимусе. Понимаешь, вообще-то многие сущности безобидные. Ну не ведают они добра и зла, да в быту оно и незаметно. Они же не знают о себе, что они… ну, хорошо, твари. Не люблю я таких слов, очень не люблю. Но если что начинается – террор там, скажем, или наши в футбол продуют, – ведут себя как… Ну, вот это самое слово. Так что жить с ними – как по болоту идти. Где твердо, а где и по пояс…

– Но, в общем, состояние вашей супруги считается нормой для нашей страны, – продолжала Карина. – Мы, конечно, можем во внеадминистративном порядке посоветовать ей почитать «Архипелаг ГУЛАГ»… да, пожалуй, и все.

– А мне что вы можете посоветовать почитать? – спросил Марк скорее у Андрея, чем у Карины.

– Есть серия фармацевтических препаратов, – медленно сказал Андрей. – Типа прозака. Видеть сущности ты будешь, но тебе это станет безразлично. С Натальей, думаю, вам лучше расстаться. За Даню не беспокойся. Конформистски ориентированные сущности – обычно хорошие матери. Да, самое главное. Нонконформизм – вовсе не признак наличия категорического императива в твоей душе. Собственно, он не гарантирует и самого наличия души. Понимаешь, совесть равно противостоит как приспособленчеству, так и нигилизму. Поэтому будь осторожен во время бритья.

– То есть? – удивился Марк.

– Не косите глазом в зеркало, – пояснила Карина. – Девять шансов из десяти: вы увидите там то, что вам не понравится.