Текст книги "Роковая страсть короля Миндовга (сборник)"

Князь Довмонт шел по замковому двору… Бывать в Миндовговой Варуте ему случалось довольно часто. Одно время он даже служил здесь. Останавливался же всегда в гостевом замке. В тот день он направлялся именно туда.

Подошло время рассказать подробнее о хозяине Нальши, тем более что в нашем повествовании ему отведено сыграть одну из главных ролей… Сказать, что молодой наместник был любимцем короля Миндовга, – это все равно что не сказать ничего. Правитель Литвы души не чаял в нальшанском князе, считал его самым преданным и самым честным из своих вассалов. Он был убежден, что на таких и держится его власть. Всякий раз, когда они встречались, первое, о чем вспоминал государь, – это о битве при Коршуве, той самой, когда рыцари прорвали линию обороны и оказались в стане литовского войска. Искры от ударов мечей обжигали лица воинов. Повелитель на глазах терял лучших. И только князь Довмонт продолжал стоять, подобно утесу в шторм… После той битвы светлейший проникся к хозяину Нальши беспредельным уважением и впоследствии даже подарил ему Рогачев.

…Подбитые металлом высокие сапоги королевского любимца продолжали стучать о мостовую. Следуя воинской привычке, наместник шел и внимательно следил за окнами и крышей главного жилого замка. И вот в какой-то момент ему показалось, что за ним наблюдают. Гость сконцентрировал внимание на одном из окон, однако так ничего и не увидел. Посчитав, что причиной его подозрений является усталость, он вздохнул и тут же забыл о данном происшествии.

Тем временем, выполняя волю короля, на хозяйственный двор привезли годовалого бычка и клетку с дюжиной крупных цыплят…

Когда стемнело, королевский слуга постучал в дверь гостевого замка, пригласил наместника на ужин.

Молодой князь появился в трапезной, когда хозяин и его семейные уже были там. По правую руку от светлейшего за столом сидела статная, тонкой кости молодуха. Гость не сразу узнал ее. Его усадили рядом с ней.

Государь представил гостя сестрам:

– Прошу любить и жаловать – нальшанский князь Довмонт! Первейший из воинов, мой главный советник и лучший друг! Не раз спасал меня от покушений госпожи Костлявой, а еще чаще – от хандры и запоев! Это тот человек, кому я буду благодарен до конца своих дней!

В тот вечер король Миндовг был сама доброжелательность. Сестры все переглядывались – их удивляло такое поведение правителя Литвы. Между тем все объяснялось просто: государь, потревоженное сердце которого нуждалось в поддержке, принял визит друга за помощь богов.

Что касалось княжны, то она была уверена, что князь затеял очередные смотрины. Безразличие и скука сковывали душу девы. Но не в силах оставаться совсем безучастной к тому, что происходило, красавица нет-нет да и косилась порой на могучие плечи гостя, словно обнюхивала того, как кошка обнюхивает задремавшего рядом мартовского кота. Любимец короля виделся ей великаном, но не пугал. Напротив, дева не прочь была сойтись с ним поближе. Недоступность этого человека лишь подзадоривала ее.

Весь вечер княжна ждала, что нальшанский хозяин заговорит с ней. Но тот словно воды в рот набрал… Трапезную несчастная покидала в гневе. Войдя в опочивальню, она, точно чумная, принялась швырять попадающие ей под руку предметы и при этом кричала: «Невежа! Увалень! Смотрел на меня как на пустое место!»

Приступ самолюбия ослабел, когда дева, раздевшись, юркнула в нагретую постель. Заглядевшись, точно мышка из норки, на трепетный огонек настенного светильника, она вспомнила ручищи князя Довмонта и вдруг подумала, что этот человек мог бы стать ее мужем!.. Сия простая и вполне воплотимая в жизнь мысль буквально обескуражила бедняжку. Молодица даже дышать перестала. Сердце ее застучало быстрее, а тело охватила истома. За целый вечер красавица так и не разобрала, нравится ей нальшанский князь или нет, а тут, в постели, обнаружила, что ее влечет к нему! Кажется, все случилось так, как и должно было: малую планету притянула планета большая. Видимо, подошло ее время… Действительно, младшая дочь князя Герденя вызрела и теперь чувствовала непреодолимую потребность быть рядом с мужчиной.

В ту ночь ей приснился сон: будто бы мечется она от одного своего жениха к другому, а князь Довмонт стоит у стены, сложив ручищи на груди, и взирает на нее…

На следующий день молодицу разбудил звон капели. Спохватившись, дева принялась созывать прислужниц…

В то утро она спускалась по лестнице с риском набить себе немало шишек… Сестра уже сидела в трапезной.

– Где он? – стараясь не выдавать своего возбуждения, обратилась к ней княжна Липа.

Рукша уже позавтракала. Ей некуда было спешить. Она без эмоций глазела в сторону окна, за которым вдали виднелось восходящее мартовское солнце. Вопрос отвлек ее.

– Кто? – спросила она.

– Князь Довмонт.

– Уехал, – ответила толстуха. И внимательно посмотрела на сестру. – А почему ты спрашиваешь о нем? – двойной подбородок ее вдруг затрясся, княгиня беззвучно засмеялась. – Вот это новость! – не без издевки пропела она. И, наконец, заключила: – Ну, слава богам! Хоть одному удалось расшевелить твое каменное сердце!..

Ближе к вечеру в тот день, когда светлейший перебрался в государевы покои, ему донесли, что с ним хочет встретиться свояченица.

Не обладая ни смелостью, ни достаточной решительностью, гостья вошла в королевские покои ни жива ни мертва. Уверенная в том, что государю она безразлична, бедняжка нацелилась разрубить гордиев узел своего положения.

В палате было натоплено, вдобавок в каждом углу горели факелы. Тем не менее прибывшей показалось, что там холодно и сумрачно…

– Ваше величество, прошу вас, – прямо с порога, без предисловий начала гостья, – намекните вашему наместнику, чтобы прислал сватов ко мне! Согласна сделаться его женой!

Если бы в государевых покоях было больше света, несчастная заметила бы, как дрогнули мускулы на сухощавом лице короля. Кажется, тот рассчитывал услышать что-то другое.

– Ты… уверена? – едва слышно спросил он. – Ты хорошо подумала?

Государь уже знал характер этой девы, знал, что она любит его, поэтому сразу понял, что союз, который она предлагает, сделает его любимца несчастным.

– Уверена, – ответила княжна.

Светлейший нацелился было потолковать по душам. Но тут, как назло, удушливый ком сдавил ему горло. Жажда личного счастья, которого он никогда не знал, пробудилась в нем. Бедняга встал и, потревожив пламя одного из факелов, прошелся к ближайшему окну. И уже оттуда, сумев взять себя в руки, тихо исторг:

– Что ж, будь по-твоему. Сегодня же пошлю гонца в Нальшу.

Он понимал, чувствовал, что от брака этого потеряют все: и он, и любимец наместник, и сама княжна. Мудрый человек, король Миндовг знал, что идти на поводу своих эмоций – смерти подобно. Однако дал согласие. Кажется, таким способом он рассчитывал освободить свое сердце от безумной страсти…

Часть третья. Расплата

Прошло два года. Июль принес народу Литвы по-настоящему важную новость: королевские войска в решающем сражении на озере Дурба разбили ненавистных тевтонцев. Вместе с другими именитыми рыцарями, такими, например, как зловредный упрямец Бурхард, в сражении погиб и маршалок прусский Генрих Ботель. Шведский принц Карл[3]3
  Исторические личности, упоминаемые мной в этой повести, реальны, как реальны и все описываемые события и места, где эти события происходили. – Авт.


[Закрыть] был пленен, но после того, как попытался в безнадежной для себя ситуации оказать сопротивление, был зарублен… Эта победа подарила Литве спокойствие по меньшей мере года на два.

Великую победу, согласно обычаю, следовало отметить. И король Миндовг пригласил всех военачальников в Варуту[4]4
  Часто упоминаемая мной Варута, основная и любимая резиденция короля Миндовга, находилась, по мнению польского исследователя белорусской истории Александра Ельского, на территории нынешнего Барановичского района. Теперь это деревня Городище. На ее окраине есть обводненная возвышенность, которую в настоящее время занимает так называемый «Дом Сирот». На территории той возвышенности и размещалась Варута. Еще один исследователь белорусской истории витебчанин Юрий Александрович Якимович дополняет, что поселения на тамошней реке Сервечь вошли в состав кунигасальной Литвы при князе Миндовге, то есть в середине XIII в. Правителю Литвы понравилась завоеванная им за рекой Рутой местность, и он основал там свою резиденцию. Он даже короновался там (см. книгу «Города Беларуси. Брестчина», 2010). Уверен, следует отметить данное легендарное место и стилизовать его под эпоху XIII в., чтобы соотечественники могли отдавать здесь дань памяти основателю нашего древнего государства. Именно при короле Миндовге оно обрело те границы, которые имеет теперь. А преемственность, уважительное отношение к прошлому – фундамент мудрой государственной политики. – Авт.


[Закрыть]. Одних только непосредственных участников упомянутого сражения ожидалось до сотни.

Первым в резиденцию короля прибыл князь Тренята, брат покойной жены короля Миндовга. Несмотря на мешковатую фигуру, гость проворно соскочил с коня и опустился на колено.

Государь незамедлительно возложил на его плечи большой дубовый венок. Оба расцеловались и, хотя терпеть не могли один другого, выпили по кружке забористой медовухи.

За Тренятой приехал Таутил, за ним – Едивид. Пожилой и грузный Девепрунт привез всех жен и дочерей своих – всего тринадцать душ, не считая армию прислужниц. За этими высокородными особами, словно листья с деревьев после первых осенних заморозков, посыпали другие. Одни появлялись с детьми и оравой слуг, другие – в одиночку, не без расчета присмотреть себе на этом собрании аристократов невесту. Подтягивались и купцы. На предзамковой поляне, на берегу быстроводной Сервечи набирал силу, привлекая к себе красками, базар. Объявились и незваные гости – странствующие рыцари без роду и племени…

А на замковом дворе уже отсвечивали белизной свежевыструганных досок длинные столы. Погода благоприятствовала, поэтому навес решено было не сооружать.

В самый день открытия торжества прибыл князь Довмонт с женой. Наместник был ранен: левая рука его, та самая, которой он орудовал, висела на широкой черной ленте. Бледное лицо хозяина Нальши, его плотно сжатые губы указывали на то, что рана доставляет мучения. В среде собравшихся уже ходила легенда о том, что во время последней сечи князь собственноручно сразил магистра.

Ближе к вечеру на замковом дворе зажгли смоляные бочки. Сделалось светло, как на закате погожего дня. Всплески огней бодрили, селили надежду.

Стоило в воздухе появиться соблазняющим мясным ароматам, как гости потянулись к столам. Не замедлил занять свое место и хозяин. Когда все устроились, он встал и поднял наполненный вином кубок. Мерный гул голосов в одночасье сменился глубокой тишиной. Взоры собравшихся устремились на короля…

Опытный оратор, государь помедлил, потом торжественно заговорил:

– Братья! В этот знаменательный для Литвы и ее народа день хочу напомнить: вот уже тридцать лет вы храните мне верность!

Напоминание об этом своеобразном юбилее вызвало взрыв бодрых криков, гости вразнобой и слаженно принялись скандировать: «Да здравствует король!.. Многие лета славному Миндовгу!..» Но светлейший не позволил затянуться этим восхвалениям, он поднял руку и, когда опять сделалось тихо, продолжил:

– Тридцать лет на нашей земле мир! Тридцать лет мы никому не кланяемся, не платим!.. Дикие монголы, коварный Рим, злые, как псы, рыцари! И у всех одна цель: подчинить нас, сделать своими вассалами!.. Тридцать лет, где силой, а где и хитростью, я отвоевывал для вас и ваших детей свободу, приумножал ваше богатство!.. Сегодня мы празднуем самую выдающуюся нашу победу! Мы одолели крестоносцев вне пределов нашей державы – в их логове! Мы доказали, что держава наша крепка, что мы – народ, который не хуже любого европейского! Слава об этой победе будет сохраняться в веках! И ваши имена в связи с ней будут упоминаться вечно! Братья, хочу поклониться вам и сказать: теперь вашему королю не страшна даже смерть, теперь ваш король уверен – обретшая силу Литва будет стоять и после него!

Он закончил, и двор, как и следовало ожидать, охватило дружное: «Виват славному Миндовгу!» При этом от вознесенных золотых и серебряных кубков рассыпались отблески света. Громко заиграла волынка, заплескала переливами свирель – за дело взялись музыканты… Выпив вина и почувствовав себя бодрее, гости принялись тешить чрева свои. Жареные тетерева, гуси, журавли, холодная оленина – все, что горками заполняло громадные подносы, начало с хрустом и чавканьем исчезать в глотках. Словно пчелы над цветками, возле прибывших засуетились угодливые слуги. Пиршество мало-помалу набирало силу…

Среди гостей за столом в тот вечер особенно выделялись двое: князь Довмонт и его жена, княгиня Липа. Оба вели себя как-то чересчур тихо, напоминали наказанных родителями детей.

Светлейший какое-то время отвечал на поздравления. Потом устремил взгляд на свояченицу. Ему вспомнился тот день, когда он отправил посыльного в Нальшу… Наместник принял решение сразу, поэтому уже через неделю сыграли свадьбу. Все произошло по обоюдному согласию, словно молодые давно вынашивали решение сойтись. Княжна перебралась в Нальшу, благо та располагалась не так далеко от ее родительского дома. Новоиспеченные супруги имели возможность побыть вместе, но почему-то уже на следующий день хозяин Нальши отправился собирать войско. Странно, но, имея в тот месяц возможность наведываться домой, он упорно оставался в стане. Все знали, что наместник исполнителен, что служебные интересы для него выше личных, тем не менее никто даже предположить не мог, что причиной того упорства были его отношения с женой… Тогда, в день свадьбы, сразу после того как слуги проводили обвенчанных в опочивальню, молодая жена завернулась в одежды и удалилась в смежные покои. Гордячка не пожелала лечь с мужем. И даже после того, когда хозяин Нальши последовал за ней и попытался настаивать, имея на то законные основания, дева не проявила милосердия и отказала мужу в ложе. Вот тогда-то любимец короля и уехал. А позже, когда начались стычки с рыцарями, стал искать смерти себе, лезть на рожон. И в последнем, самом жестоком и массовом бою, чуть было не встретил то, чего искал: расслабился на мгновение – подумал про жену – и получил по плечу!..

Государю было известно об отношениях этой пары. И, конечно, он догадывался, почему упорствует свояченица. В тот вечер во время пира он долго не спускал с нее глаз… И чары его возымели действие: никого не предупредив, княгиня вышла из-за стола и скрылась за дверью главного жилого замка.

Стоило этому случиться, как государь забыл и про гостей, и про любимца наместника. Некоторое время он оставался на месте. Потом допил из кубка, встал и направился к той самой двери – волей его завладела неодолимая сила.

Он вошел в покои. Лестничный пролет одолел одной пробежкой… На втором этаже властвовали темнота и тишина. Князь двигался наугад. Тусклые огни светильников слились для него в одну сплошную полосу… Но вот кто-то схватил его за локоть. Государь остановился – и уже в следующее мгновение ощутил горячие уста на своих устах. Это была княгиня – его страсть, его жизнь, его грезы. Он ответил на поцелуй. Потом взял деву на руки и понес в ближайший укромный угол…

На следующий день, ближе к полудню, по замковому двору забегали варутинские слуги – стали созывать мужскую половину гостей в судебную палату. Полы большой замковой залы уже были застланы звериными шкурами…

Собрались скоро, как и подобает воинам. Какое-то время обсуждали ночное пиршество. Потом появился государь.

Дождавшись тишины, тот сказал:

– Братья, пока трезвы ваши головы, хочу обратиться к вам с призывом… Не так давно у озера Дурба вы продлили жизнь нашей державе. Тевтонцы разбиты, они в растерянности. Но, поверьте мне, самому бывалому из вас: Орден не сломлен. Корни его глубоки и залегают вовсе не там, где мы рубим. За ним – Рим, вся Европа. Нам еще долго воевать с ним. Отсечение одной или, как в последний раз, сразу трех голов этой многоголовой гидры подарило нам передышку. Но расслабляться нельзя! Самое время ударить еще раз! Надо добить зверя! Иначе он встанет и двинется на нас!

Гостей обескуражило это выступление. Тут же один из них не выдержал, крикнул: «Еще вчера, государь, ты говорил о передышке, которую мы заслужили!» Другой с явным недовольством заметил: «Мы не завоеватели! Нам чужого не надо!» Его поддержал целый хор голосов. Смысл большинства выкриков сводился к критике призыва короля. Но нашлись среди присутствующих и такие, кто поддержал призыв. Эти объясняли свою позицию так: «Если запремся и будем ждать, нас передавят, как ягнят в овчарне! Враг должен каждый день слышать скрежет наших зубов!»

Начались жесткие споры. Государь не вмешивался. Тем временем шум разрастался. Большинство выражало нежелание идти в новый поход. И только немногие из присутствующих, те, для кого война являлась смыслом жизни, рвались в бой. Как только в среде собравшихся в ход пошли кулаки, король кивнул любимцу…

Стоило князю Довмонту взойти на возвышение, как в зале воцарилась тишина. Спорившие знали: как скажет наместник, так тому и быть. С тех пор как войско возглавил нальшанский князь, литовцы не проиграли ни одного сражения…

– Братья, – начал хозяин Нальши и Рогачева, – с доброй половиной из вас я делил будни походной жизни. Уверен, иные из вас забыли уже, как дом родной выглядит. Поэтому мне понятен ваш протест… Но вы же согласитесь со мной, братья, светлейший не станет прихоти ради жертвовать вашими жизнями! Вы же не сомневаетесь в мудрости нашего короля, его даре предвиденья! Он – стратег! И мы обязаны доверять его чутью!.. Худо тому народу, который не верит своему правителю, идет против его воли! Нам надо верить нашему королю! И подчиняться! Подчиняться слепо, без оговорок! Ибо он – тот, кто заставил чужеземцев уважать Литву! Нашу Литву! Где его многочисленные завистники и враги? Где нынче прусский король? Где шведский?.. Сгорели от желчи, когда узнали о нашей последней победе! Еще бы! Потерпеть поражение от «дикарей», «варваров»!.. Скажу больше: нынешние враги наши всегда будут биты нами! Потому что не уважают, недооценивают нас! Вспомните, сколько ненависти, высокомерия источал магистр Бурхард! А прусский маршалок Ботель!.. Где они сейчас, эти павлины? Я лично распорядился нанизать их головы на шесты и выставить на главной башне замка на озере Дурба!.. Поэтому не торопитесь с вашим ответом, братья! Подумайте! Взвесьте свое решение! Оно очень важно!.. Знаю, вы устали! Тела многих из вас нуждаются в заботе лекарей! Но нам действительно нельзя почивать на лаврах! Ибо на весах божьих жизнь и свобода нашего народа, нашего объединенного государства! Словом, нахожу призыв повелителя своевременным и готов отправиться в новый поход уже сегодня!

После наместника на возвышение поднялся суетливый князь Тренята. Он тоже поддержал светлейшего. Потом выступил преданный королю князь Таутил, за ним – князь Едивид. Но призывы этих уважаемых людей, хотя и отличались эмоциональностью, уже мало что решали – большинство собравшихся теперь готово было откликнуться на призыв. В конце концов было принято решение, что весной после распутицы объединенное литовское войско отправится в свой очередной поход.

Сразу после собрания князь Довмонт пошел искать жену.

Та оказалась в детской. Взгляд красавицы источал умиление. По палате бегал крючконосый Репека, забавлял тетку криками, подслушанными у бравых варутинских охранников. Тут же сидел с важным видом, следил за действиями младшего брата полный, весь в мать, Рукля. «Будущий государь», – оценив его взглядом, уважительно подумал князь.

Он подошел к жене. Но обнять ее не решился, просто застыл за спиной. Наконец, не дожидаясь, когда та соизволит оглянуться, тихо напомнил:

– Пора, радость моя. Надо возвращаться.

– Я остаюсь, – неожиданно ответила Липа. Кажется, она не желала даже обсуждать это решение.

Ответ жены разочаровал наместника. За эти два года они мало общались. Поэтому теперь, когда появилась возможность побыть вместе, хозяину Нальши хотелось наверстать упущенное.

– Не обижайтесь, ваше сиятельство, – чувствуя состояние мужа, опять заговорила княгиня, впрочем, так и не оглянувшись, – хочу побыть с племянниками.

Князь Довмонт не стал уговаривать. Ему было уже ясно, что эта женщина пошла за него не по любви. Тем не менее в честности ее он не сомневался.

Наконец нальшанский князь оставил Варуту… Чем дальше удалялся он от замка своего государя, тем сильнее проникался чувством бодрости. Все то неприятное, тяжелое, что скопилось у него в душе за последние дни, медленно, но уверенно вытесняла забота о предстоящем походе…

В ту же ночь, когда гости разъехались, а домочадцы улеглись, король Миндовг взял подсвечник и отправился через череду покоев к опочивальне свояченицы. Стоило ему начать путь, как перед ним всплыло знакомое видение – та самая жница. Не касаясь пола, предмет его юношеской страсти появился перед ним на расстоянии вытянутой руки – словно приманка, словно заветная цель. Светлейший шел и воображал, что он возвращается в счастливые времена своей молодости…

Оказавшись в нужных ему покоях, король увидел, что жена Довмонта сидит нагая на широком ложе, опершись спиной на высокую подушку и раскинув согнутые в коленях ноги. В тишине слышалось ее стесненное дыхание. Государь подошел ближе и осветил сидевшую… Тонкие светлые косы княжны заиграли переливами, волнами стекая к груди. Глаза девы были увлажнены и источали томление: пробудившаяся еще в юные годы страсть княжны теперь, когда плоть красавицы окрепла, требовала выхода.