Текст книги "Василий Тёмный"

Василий понял это по-своему: что Юрий обижен на решение хана, с ним, великим князем, не хочет знаться. И послал Албердинова в Дмитров, приказав ему выгнать из города Юрьева наместника. Скромно отпраздновав полученный ярлык, а чему радоваться: вновь открыл дорогу в Орду, давно забытую, Василий принялся было за дела. Он уже стал понимать, что такая дружба с Ордой его не может устраивать. Его предки добились того, что сами устанавливали, кому править на Московии, а тут… Нет, надо готовиться к битве. И он решил начать с пушечных дел. Кстати, начало положил еще его отец. Надо было разобраться, в каком все теперь состоянии.

У крыльца княжеского двора Василия ожидал Иван Кошкин со своим сыном Захаром. Сын был не в отца. Если отец был здоровяк с голубыми глазами, то сын худощав, меньше ростом, с карими глазами. Некоторые из бояр над Иваном посмеивались: мол, не твой сын. Правда, очень осторожно, ибо его весомые кулаки смущали многих. Помимо Кошкиных, на дворе был князь Реполосский и десятка полтора воинов. Великий князь вышел из хором, остановился на крыльце, хмурясь от яркого солнца.

Он не заметил, как из толпы вывернулся Иван Дмитриевич Всеволожский.

– Я, наверное, не вовремя, великий князь, – спросил он, стоя внизу у лестницы и смотря на Василия снизу вверх.

– Ну, почему же, – ответил тот, – они подождут. – И кивнул на толпу.

Боярин поднялся на крыльцо, и они прошли в светелку. Это была большая, с несколькими окнами, комната, оборудованная еще Василием Дмитриевичем. Она напоминала комнату его тестя. У дальней стены – дубовый стол с ящиками и кресло с высокой спинкой. На стене охотничьи трофеи и оружие. Недалеко от окон стоял длинный, тоже дубовый, стол с креслами. На окнах шелковые голубые шторы.

– Присаживайся, боярин, – веселым голосом предложил Василий, выдвигая ему кресло.

Сам сел напротив.

– Я, великий князь, у тебя хочу спросить, когда свадьбу будем играть? Сам понимашь, готовиться надо. Как ты смотришь, великий князь, на день крестителя Господня Иоанна, подходит?

Василий старался вспомнить, когда это будет, но не вспомнил. Боярин понял и помог:

– Ето на конец сентября.

Василий вздохнул и неопределенно пожал плечами.

– Да я хочу с матушкой княгиней… поговорить. Че она скажет.

– Поговори, поговори, – сказал боярин и добавил: – И я с ней, матушкой княгиней, поговорю. Вот мы и решим. – Он было замолчал, потом спросил: – Ты куда-то собрался?

– Да… к пушкарям, – ответил Василий.

– К ним надо, надо. Правильно делашь. Я потом те помогу, как лучше нашей землицей управлять, – сказал он.

От этих слов Василий поморщился, но ничего не сказал. Боярин не то не видел этого, не то сделал вид, что не заметил, не то подумал: «Вот станешь зятем, по-другому разговор пойдет». Но… что он думал или не думал, никто никогда не узнает.

– Скажи, великий князь, матушка княгиня на месте аль нет?

– Была на месте, – нехотя ответил он, зная, о чем пойдет разговор с княгиней.

«Хорошо, что я ей все рассказал», – подумал Василий и, кивнув боярину, пошел к выходу, сказав с порога:

– Люди заждались.

– Да-да, милый, иди! – сладостным голосом произнес боярин.

Когда княгине доложили, что пришел Иван Дмитриевич Всеволожский, она возмутилась: «Ишь, как торопится!» Ее материнское сердце не выдержало, когда Василий поведал ей о разговоре с Иваном Дмитриевичем по поводу женитьбы на его дочери. Мать на другой день зашла в поварню к Евдокии. Княгиня хорошо знала, что, часто бывая на базаре, повариха знала все московские новости. Выпроводив помощниц из кухни, она, посадив Евдошку рядом, спросила у ней, знает ли та, че за девка у боярина Всеволжа, так звали его в простонародии.

– Не, матушка княгиня, но… – Она лукаво посмотрела на хозяйку, мол, знаю, зачем, и сказала: – Все узнаю, во крест те!

И узнала. По ее словам, дочка боярина мало походила на девку.

– Хоть года были девичьи, но маленький росток, головка с кулачок, глазки, сказывали, кошачьи, нос на пришитую пуговицу похож, рот змеиный, – так ее описали поварихе..

– Да-а, – вымолвила тогда княгиня.

Больше ничего не сказав, удалилась. Сыну решила ничего не говорить, а сделать так, чтоб он увидел ее до свадьбы и сам решил.

– Пускай заходит, – ответила княгиня, оглядывая себя в зеркале.

Он вошел, раболепно склонившись, сладким, подкупающим голосом заговорил:

– Здраво будь, матушка княгиня! От чистого сердца, вот гляжу я на тя… да ты как невеста выглядишь. Тя хоть снова замуж отдавай. Берегет тя Бог, слава небесному. – И быстро перекрестился. – А я вот старею. Съездил в ету Орду, чую, сил поубавилось.

– Чей-то не похоже. Щеки-то огнем горят, как у юноши, – усмехнулась княгиня.

– Это, Софьюшка, от волнения, от волнения.

– Какого волнения?

– Да тя как увидел и… заволновался. Ты… краса небесна, вот че я скажу.

– Ладно, хитрюга, саживайся да говори, с чем пришел. Если че просить хошь, то надоть было у великого князя…

– Не-е, матушка княгиня, просить… да че мне надоть-то. Все у меня есть. Вот к свадьбе готовлюсь, – хитро прищурив глаза, сообщил он.

– А пошто ты, боярин, на смотрины нас не зовешь? – Говоря это, она увидела, как тот смешался.

– Я-то думаю… слово князя… держать надобно, – в каком-то смущении проговорил он.

– Надо, надо. Да в жизни всяко быват. Разве те не сказывали, как великий князь Симеон свою женушку посадил в карету да к родителям и отправил? Не пришлась она по душе князю. А могет быть, и наоборот. – Княгиня внимательно посмотрела на боярина.

Увидела, как меняется его лицо: то краснеет, то бледнеет, глаза злостью наливаются. Но… умен боярин, так просто его не взять.

– Я-то не против. Пущай глядят. Но… я знаю, че раньше, по старинке, родители договаривались – и вся любовь, – ответил он, с каким-то торжеством глядя на княгиню.

– Ты прав, боярин, родители договорились, ты сказал. А разве у тя со мной был разговор?

Боярин заерзал в кресле, чувствуя, что княгиня прижала его.

Но он не сдавался.

– Я думаю, когда говоришь с великим князем, то он все: и родители, и жених. Тем более… – Боярин замолчал.

Но Софья опять поймала его:

– Как мне знается, етот ваш разговор был до того, как хан дал ярлык. По сути, Василий еще не был великим. А иначе зачем вы ездили?

Боярин, может, впервые в жизни, растерялся… и озлился на самого себя. Второй раз говорит и все против себя. Он больно дернул себя за бороду. Потом, осмелев или озлясь, спросил:

– Так че, матушка, ты против свадьбы? – И он, не таясь, с угрозой посмотрел на нее.

Тут впервые княгиня поняла, какую великую службу оказал ей Алберда, дав Улеба в охрану. Она поняла, что такой человек, как этот боярин, готов на все. И она решила немного смягчиться.

– Так, когда ты, боярин, зовешь нас к себе? Давай-ка на вторник, – не дав ему опомниться, заявила она.

– А щас у нас че? – спросил он.

– Пятница, пятница, боярин, так время у тя есть. А мы невесте, – на этом слове она сделала ударение, – подарок подберем.

Эти слова княгини бальзамом легли на растревоженную было душу боярина.

А тем временем Василий был уже у пушкарей. Отец Василия, Василий Дмитриевич, с трудом разыскал немца-пушкаря, поселил его в Кузнецкой слободе, специально построив ему дом, дав в хозяйство живность. Немец этим был доволен. Дело наладилось. Но потом разные события отвели Задонского от этого дела, поручив его Ивану Кошкину. Но Иван оказался ни в деда и ни в отца, да и не в своих братьев. Хотя те-то решали дела обычные, а это было дело совсем новое. Немец плохо говорил по-русски. Понять его было трудно. С переводчиком что-то не получилось. Иван бился, бился, да и… махнул рукой.

Когда Василий, злой от встречи с боярином, приехал в слободу и, узнав, как плохо поставлено дело, он обрушился на Ивана, вылив всю злость, полученную от встречи с Всеволожским. А почему он, не видя еще невесты, не хотел внутренне жениться? Или чей образ запал ему в душу, а она ему говорила, что лучше ее не найти.

А когда вернулся домой, мать совсем добила его сообщением о договоренных смотринах. И он впервые ей нагрубил:

– Ты договаривалась, ты и езжай, – бросил он, собираясь от нее уйти.

– Нет, сынок, постой. Я не давала княжеского слова. Не с етого начинаешь, великий князь, – с укором произнесла она.

Почувствовав ее правоту, он сказал:

– Прости, матушка, виноват. Но мне ета женитьба… – Он не договорил.

Но мать поняла его, подумав: «Че бы ты сказал, если ее бы уже видел». Но сказала другое:

– Там, Василий, посмотрим. Подойдеть девка, возьмем. Не подойдеть, уж те решать.

Но во вторник с утра княгиня почувствовала себя плохо. Или притворилась и сказала Василию, чтоб ехал один. А в качестве подарка отвез ей горностаевую шубу, позолоченный пояс и жемчужное ожерелье.

Хоромы боярина были вне кремля. После двух пожаров, которые случились там, Дмитрий Всеволожский решил построить себе хоромы вне, выпросив у Василия Дмитриевича участок на Верхней улице.

Сопровождал Василия помимо воинов его дядька. Всю дорогу он давал князю наставления.

– Ты, Василий, учти, жена берется навек. Ее, как веник, не выбросишь. Потому смотри, чеп она те по душе была, да и приветлива, мила. Ты помнишь Марию, ну ту… я те скажу, вот, если бы ее в женки взять, было бы на зависть всем. Она еще девчушка, а видно, что время подойдет, она, как яблонька, нальется. Так бы и съел. Но…

Василий странно посмотрел на него.

– Ну ты смотри, – подъезжая к хоромам боярина, продолжал наставлять Михайло. Ни ко времени, а может, был прав Михайло, что рассказал о Марии, но от этих слов что-то всколыхнулось в душе у Василия.

Когда Василий глянул на невесту, чуть не ушел, так отталкивающе выглядела она. Шубу-то саму малу выбирали, но она утонула в ней. У пояса дырки не нашлось, такая худая она была. Из-под платья коленки острые торчали. Зато стол ломился от разных явств и горел от золота. Невеста не спускала своих белесых глаз с парня. Чувствовалось, он ей понравился. А парень взглянул на нее глазами Михайла и все понял. Больше и глядеть не стал и быстро откланялся.

Провожая его, боярин спросил:

– Че, Василий, свадьбу будем справлять, как договорились? – А сам жжет его глазами.

Василий не выдержал его взгляда и не по-княжески залепетал:

– Скорее всего… може, опосля… как матушка… вон, чей-то прихворнула.

– Василий, а княжье слово? – твердо спросил боярин, придерживая его за плечи.

– Боярин… надо… че еще матушка скажет. Она благословить должна, а как без благословения.

– Чей-то ты замудрил, великий князь, – довольно резко возмутился боярин, – или меня можно… как какого черного человека обмануть? Не советую, князь. Не советую.

– Ты че, боярин, мне грозишь? – вдруг вспылил Василий.

– Я?! – Голос боярина переменился, стал бархатным, заискивающим.

– Я на твое верное слово надежду держу.

– Держи, держи, а я пошел. Благодарствую за угощение.

Василий пытается выскользнуть на улицу. Но тот придержал его.

– Василий, я верю, че ты не изменишь своему слову.

– Ты к матушке моей, к матушке иди!

На этом встреча закончилась. Василий вырвался на улицу, оставив боярина в расстроенных чувствах. В душе он понимал Василия, но отцовские чувства брали верх. И их преодолеть боярин не мог. И он решил идти к княгине, благо есть повод, проведать и узнать о ее здоровье. А заодно и покончить с этим делом. Все же он надеялся, что за свое старание он будет награжден.

Княгиня с нетерпением ждала возвращения сына. А он, вернувшись, даже не узнав о ее здоровье, прошел к себе. Софья не выдержала и сама пошла к нему. Она нашла его лежащим на ложе, лицом к стене. На ее шумные шаги он даже не пошевелился. Тогда она подошла к нему и силой повернула к себе. Ее сын… плакал. Она села рядом и положила его голову к себе на колени.

– Милый ты мой сыночек, не плачь, не надо. Ты мужчина, – гладя нежно по его голове, успокаивала она Василия.

Он вдруг приподнялся:

– Я… я не могу, она страшная… Нет, матушка, нет. – И он опять зарыдал.

– Успокойся, успокойся. Я ему сама об этом скажу. А насчет слова… Он тоже хорош! Мы сколько его семейству благ разных дали! А он чем нам отвечает! Ишь, берет за горло. Нет, сынок, нет. Мучиться всю жизнь не будешь. Ты женись по любви, как мы с твоим отцом. Как жаль, что он так рано ушел. Мы те подберем хорошую невесту.

– Не надо мне ее подбирать. Я уже подобрал.

– Мария, – догадалась мать.

Он поднялся. Его лицо сияло от счастья. Мать улыбнулась.

Глава 12

После успешного возвращения Василия в Москву из Орды думалось, что вновь в ней, как и во всем княжестве, воцарится благостное настроение. Но не зря в народе говорят: «Лихости не уймешь благостью». Народ в княжестве разделился: одни считали Василия победителем, другие думали иначе: опять Орда надевает на нас свой хомут. И пока что малый, но пошел ропот. Семечко было брошено. Но пока, занятые своими делами, этого никто не хотел замечать. Каждый жил своей жизнью.

Юрий Дмитриевич, вернувшись в Галич, приказал поправить городские укрепления и, не говоря никому, ждал вестей от Свидригайла. Но а в Литве Свидригайлу было не до Руси. После смерти Витовта вопрос о его наследнике решился не сразу. Если Свидригайло сразу предъявил претензии на это кресло, то король задумался. Его вельможи, в особенности епископ Омельницкий, были против, зная связь Свидригайла с Москвой. Но литовские и русские князья, не обращая внимания на короля, собрались и провозгласили его своим великим князем. Ягайло под воздействием польской знати было воспрепятствовал этому провозглашению. Тогда литовская и русская стороны начали поднимать полки. Ягайло напугался и признал брата великим князем. Казалось, мир восстановлен. Но поляки, боясь, что Свидригайло отойдет от Польши, захватили Подолию. По сути, была объявлена война новому литовскому великому князю.

Разъяренный Свидригайло написал королю письмо, в котором грозил ему тюрьмой и даже смертью. Поляки знали, что Ягайло подвергается влиянию братца, и решили великого князя отравить. Но этого им не удалось сделать, а стража Свидригайла даже перехватила исполнителя. При сопротивлении он был убит. Тогда поляки поступили по-другому. Когда Свидригайло двинулся в Вильно, чтобы занять с таким трудом полученный трон, оказалось, что ворота были заперты, а на стенах стояли польские воины. Вот такая ситуация царила в польско-литовском государстве, поэтому Свидригайлу было не до Юрия.

Заварилась каша и в Орде. Мурза Тегеня был не таким, чтобы забыть или принять свой позор, что не помог Юрию стать великим князем. Он давно знал, что младший брат хана Улу-Мухамеда, царевич Ахмат, давно целился на его место. Но, не находя поддержки среди мурз, царевич, затаясь, ждал момента. И оно пришло в виде Тегени. Мурза быстро сошелся с царевичем Ахматом, стал притягивать верных ему мурз. Впоследствии царевич Ахмат, при поддержке Тегени, изгонит старшего брата из Орды.

Смерть Витовта в какой-то степени изменила поведение и тверского князя Бориса Александровича. Она словно развязала ему руки. Если раньше он безоговорочно был предан Москве, то сейчас в нем проснулось желание освободиться от соседа, и он решил попытать счастья вновь, вспомнив давнюю борьбу своих предков, добыть для себя ярлык. И пошел по их пути, ища возможности восстановить дружеские связи с новой Литвой, чтобы та его поддержала. И… получилось. Трудно сказать, какой бы завязался узел: Свидригайло, Юрий и Борис. И что бы из этого получилось. Но ожидать в данном случае приходилось одного: кровопролития. Благо не все ладилось у Свидригайла. Такова была обстановка, в которой жила Москва.

А в Москве, не получив твердого отказа от семейства великого князя, Всеволожский стал биться до конца. Он распустил слух о скорой свадьбе его дочери и великого князя. И он, поясняя им о той поддержке, которую оказал князю в Орде, приглашал гостей. Эта весть быстро добежала до Софьи. Ее возмущению не было конца.

– Да как он смеет!.. Да он был обязан… да чьи деньги он тратил. Да его надо судить, че принудил сына моего дать ему слово!

И Софья решилась. Подождав, когда боярин, вернувшись из церкви, позавтракает, к нему явился вестовой от великой княгини с приглашением на встречу.

Собираясь в кремль, он сказал жене:

– Иду решать нашу судьбу. Если получу отказ, они еще вспомнят меня… Если меня щас схватят, ты знаешь, где лежат деньги наши. Забирай детей и немедля уезжай в Сорокино.

– Так далеко? – удивилась жена.

Эта деревушка была где-то на границе с Вологодским уездом, спрятана в дремучих лесах.

– А не хошь ли ты близко быть брошенной в какой-нибудь монастырь, и провести там остаток дней? – Сказав это, он нервно толкнул кресло.

– Ванюша, може… пущай не хотят и не надоть.

– Чо-о? Да как ты? – Он даже задохнулся от вскипевшего в нем гнева. – Где бы был щас етот мальчишка? Може, в нашем Сорокино, а не высиживал бы в кремле. Хто его там оставил? – И посмотрел на жену.

– Ты, Ванюша, ты!

– Да я! А за это мне – позор? Не-ет, матушка, отольются и ему наши слезы! – И он затопал к двери.

Софья встретила боярина во всеоружии своей красоты, и в то же время глядя на него высокомерным и не по-женски твердым взглядом. Она была в черном платье с белым воротником, на талии широкий пояс с позолотой и каменьями. На пальцах золотые кольца с бриллиантами. Лицо строгое. Глаза под стрельчатыми бровями смотрят настороженно и в них не найти и капли сострадания. Не приглашая боярина сесть, она спросила грудным приятным голосом:

– Че, боярин, не спрашиваешь, зачем позван. Аль догадываешься?

Вместо ответа он спросил:

– Великая княгиня, что я, заслуживший только одни раны на княжеской службе, уже не достоин и даже простой скамьи, чтобы дать отдохнуть бренному телу?

Княгиня усмехнулась:

– Че-то, Иван Дмитриевич, я не припомню, чтобы ты хде-то, кроме словесных баталий, бывал бит?

Усмехнулся и боярин.

– Иногда слова ранят сильнее, чем меч аль стрела. Да и делают больше, чем какая битва.

Княгиня поняла: это намек на его победу в Орде.

– Боярин, не стоит ворошить старое, мы об етом уже говорили. А коль те охота посидеть, сиживай суды. – И она показала ему на кресло.

Он сел, поправил полы роскошного кафтана.

– Я знаю, че у тя на душе, но че мне те на это сказать. Я не могу сына против его воли заставить взять себе жену. Ты, боярин, не сердись, но не люба ему твоя дочь. Не люба. Иль ты хошь, чеп он сделал как его прадед?

Всеволожский понял, что она имеет в виду. «Ишь, ведьма, дозналась и ето», – подумал он про себя, забыв, что это уже говорилось.

– Жаль, конешно, матушка, че так ето заканчивается. Я понимаю… Да вот зачем?..

– Молод он был, да и ты хорош, зачем принуждал, вот, не подумав, сын и ляпнул. Че казнить его за ето. Пришлась бы ему по душе, щас бы все на головах стояло… Да хочу те молвить: он выбрал себе девушку в жены. Скоро свадьба будет. Тя как почетного гостя встретим, – сказала княгиня.

– Премного благодарен, княгиня, премного. Но… боюсь… не смогу. Так уж если… то не обессудь.

Он поклонился и шаркающей походкой пошел к выходу. Она посмотрела на его согбенную фигуру, и ей как-то жаль стало боярина. И она готова была его окликнуть, но что-то сдержало ее.

Вскоре в Серпухов была снаряжена команда за невестой. В нее входили: князь Ряполовский, молодой боярин Захар Кошкин, еще из рода Кошкиных, Андрей Федорович Голтяев, Михаил Плещеев. Княгиня заставила еще взять боярина Андрея Албердова.

Домой вернулся Всеволожский без лица. Он молча, сбросив камзол, прошел к себе в опочивальню. Боярыня долго не решалась зайти к нему. Несколько раз на цыпочках подходила к двери. В очередной раз, не успев подойти к двери, как услышала его голос:

– Заходи. Че, как кошка крадешься?

Когда она вошла, увидела, что муженек сидит за столом и что-то воркует над бумагами.

– Вижу, плохи наши дела, – садясь на краешек кресла, тихо проговорила боярыня.

– Хуже некуда! – не отрываясь от дел, ответил он. – Ты… – И посмотрел на нее. – Потихоньку готовься. Тихонько… – Он приложил палец к губам. – Чеп никто… ничего… поняла?

Та закивала головой.

– Давай ступай, ступай! – И помахал рукой.

Он выбирал, куда податься. Бежать в Литву. Но он боялся Софьи, как-никак литовка. Своя кровь. Те ей не откажут и повяжут его, как барана, бросят на голу телегу и отвезут в Москву. «Нет, это не подойдет. Хорошо бы к Юрию. Но… после всего… Да, – вздохнул он, – если бы знал…»

И надумал он бежать к Константину Дмитриевичу. «Как-никак брат. Он тоже не очень приветствовал избрание Василия. Ну а там видно будет», – сказал он себе. Многих дворовых, на которых не надеялся, отправил по деревням, благо в свое время князья его семейства изрядно наградили. Собрана и надежно упрятана кубышка. Тайно от всех вяжутся подводы. И в ночь, когда на княжьем дворе готовились к свадьбе, из двора боярина выехало с десяток подвод. Охрана была надежной. Полсотни воинов охраняли его. Да и возницы и прочие дворовые неплохо постоят за боярина. За ночь они далеко отъехали от Москвы. Когда совсем рассвело, боярин, открыв дверцы кареты, высунулся из нее, глядя на пустую, только что проеханную дорогу, сказал:

– Ну, слава те! – И перекрестился. – Кажись, никого.

Чтобы запутать следы, он не сразу поехал в Кашин, где сидел Константин, а вначале держал путь на запад. Потом резко пошел на север и развернул на восток.

Через несколько дней кто-то сказал князю, что ворота хором Всеволжского какой день не открываются:

– Уж не сбегли ли куды?

Князь распорядился тотчас проверить. Догадка подтвердилась. И на счастливого князя вдруг повеял холод. Он это почувствовал и приказал:

– Догнать и вернуть.

Но… те, как в воду канули. Все это портило настроение Василию, и молодая невеста, а по обычаю она жила в хоромах жениха, быстро это заметила. Он хотел было рассказать ей обо всем, да вовремя спохватился: «Че она обо мне подумает: слово княжеское не сдержал».

– Да… разное, – отмахнулся он.

Мария с первых дней своего пребываниия у Василия как-то инстинктивно взяла правильную линию. Она не домогалась, как другие: скажи да скажи, если любишь. При чем здесь любовь? Тут дела княжеские.

Константин Дмитриевич беглеца встретил довольно сдержанно. Он рад был получить такого хитрого, умного боярина, столько сделавшего для молодого великого князя. Но в то же время побаивался. Ни его, ни боярина сил не хватит, чтобы князю противостоять. И сколько боярин ни бился, чтобы пробудить в Константине старое желание быть независимым от Москвы, ничего не получалось. Поняв, что Константин и пальцем не пошевелит против Василия, и, прослышав от него же, что Борис Тверской ищет мира с Литвой, решил перебраться в Тверь. Константин в душе был рад освободиться от такого гостя.

И вот возы опять затряслись по начавшим разжижаться осенним дорогам. При первой же встрече Иван Дмитриевич понял поддельную радость тверского князя. Никто против возросшего могущества Москвы пока не хотел подниматься. А ведь это могущество создавали не только князья, но и бояре. В том числе и Всеволожи.

Незаметно подкралась зима. Когда установились дороги, боярин тепло попрощался с князем Борисом и взял направление на Галич. Вопреки всему Юрий встретил боярина с распростертыми руками.

Вот и подошел день свадьбы. Гостей видимо-невидимо. Здесь и его по отцу дядьки, кроме Юрия. А вот его сыновья: Василий Косой и Димитрий Шемяко здесь. Василий Косой разоделся прямо по-царски. В позолоченном кафтане, из-под которого выглядывал богатый золотой пояс. Этот пояс заметил боярин Петр Константинович. Уловив момент, когда княгиня Софья была свободна от свадебной суеты, он осторожно подошел к ней и, показывая на пояс Косого, рассказал про него историю. Софья внимательно слушала.

– Этот пояс, – сказал он, – в приданное дочери Евдокии, которая выходила замуж за князя Димитрия Донского, был подарен жениху суздальским князем Димитрием Константиновичем, ее отцом. Тысяцкий Вельяминов позарился на это богатство и подменил его на менее ценный, а его отдал своему сыну Николаю, который был женат на другой дочери суздальского князя, Марии. Николай отдал этот пояс боярину Ивану Дмитриевичу Всеволожскому, который женился на его дочери. Иван отдал этот пояс в приданное князю Андрею, который женился на его дочери. Когда князь Андрей умер, а его дочь, внучка Ивана, вышла замуж за Василия Косого, боярин отдал этот пояс жениху. Вот так этот пояс опять объявился на очередной свадьбе. Рассказ Петра Константиновича сильно возмутил княгиню. «Как можно быть на свадьбе великого князя и так его оскорбить? И опять этот Всеволожский! Он не мог не знать, принимая его от сына Вельяминова, кому принадлежать должен был этот пояс. И вот, чтобы обо всем поведать великому князю, он, Всеволожский дарит пояс, и кому! Косому, обязательно сказав, чей он». Гедиминовская кровь взыграла в великой княгине. Она подошла к Косому, сняла с него пояс, а потом поведала о том событии гостям. Получилось, что ничего не подозревавший Косой попал в обманщики. Он и его брат Шемяка, считая себя невинно оскорбленными, бросились было к дверям, но, опомнившись, расталкивая гостей, ринулись к княгине. Что заставило их вернуться, трудно сказать: не то выяснить все до конца и сказать, что Косой ни в чем не виноват, не то… Но на их пути, невесть откуда взявшийся, встал Улеб. Он схватил их за шиворот и вышвырнул, как щенят. Это еще больше их озлило, и они тотчас выехали из Москвы, переполненные жаждой мести.

Вернувшись в Галич, они застали там и виновника сего позора – боярина Всеволожского. Когда тот узнал об этом, из его рта полился такой поток обвинений как в адрес княгини, так и великого князя, что все поняли: только войной они смоют этот незаслуженный позор. И стали усиленно готовиться. А тут еще Свидригайло прислал письмо, в котором рассказал о своих перипетиях, из которых было ясно, почему он до сих пор не встретился с Юрием. И огромной его помощью были пятьсот рублей, которые литовский князь вложил в письмо. Работа по сбору военных сил закипела.

Не зря первый месяц после свадьбы называется медовым. Василий быстро удалился с Марией в летние хоромы, взяв с собой только повариху да пару слуг. Оторваться от всех дел, правда, пришлось на пару дней из-за кончины митрополита. Фотий, когда венчал Василия, выглядел весьма болезненно. Лицо его было бледным. Он еле держался на ногах. Его поддерживали два монаха. Сказал еле слышно:

– Я объявляю вас мужем и женой.

Ноги его подкосились. Но все же он нашел силы благословить их, и монахи унесли его. А через несколько дней примчался нарочный, чтобы объявить о кончине митрополита. Василий очень уважал Фотия. Этому его научил еще отец. Поэтому Василий горевал со всем народом. Слезы текли по его щекам. Но…молодости свойственно быстро забывать невзгоды. Оказавшись опять в летнем дворце со своей любимой, он быстро вернул себе прежнее расположение духа.

А тем временем в Галиче торопился предусмотрительный Всеволожский, посоветовав князю Юрию окружить Москву, послать на лесные тропы своих людей, чтобы даже мышь не могла проползти. Совет оказался дельным. Первым попался человек Улеба. Его допросили с пристрастием, и он все выдал. Попались и другие, но не все. Улеб стал проявлять беспокойство о посланных им людях, ибо пока никаких сообщений от них не было. Как-то он об этом сказал княгине. Но та в ответ только улыбнулась:

– Ты че испугался этих двух зарвавшихся княжичей? Ха! Ха! Не думай об етом!

Но Улеб думал. Он все же уговорил княгиню послать одного из ее людей к боярину Албердову. Тот, занятый осенними заготовками, тотчас передал все дела дворскому, а сам отправился в Москву. Там он встретился с Улебом. Выслушав его, боярин понял, что Москве опять угрожает опасность от князя Юрия, и он, пока в Москве не было князя, на всякий случай начал собирать войско. В свое время Албердов уговаривал молодого князя оставить полк на службе. Но тот послушал Захара Кошкина, занявшего должность казначея, которую исполнял еще когда-то его дед. Вот он, показав наличие в казне денег, посоветовал большую часть войска отправить по домам. Мол, понадобятся, их можно быстро будет собрать, а деньги сбережем и на них заведем пушечное дело. Идея Василию понравилась, и он согласился.

Вестники, которых миновала участь пленения, вернулись через несколько дней и сообщили страшную весть: Юрий с огромным войском уже в Переяславле. Албердов бросился к Софии. Узнав об этом, она пришла в отчаяние.

– Надо сообщить Василию! Срочно, – потребовала она.

Василий с Марией задержались после обеда. Они играли. Василий брал какую-нибудь заморскую фруктинку, прятал руку за спину, а Мария отгадывала. Когда она ошибалась, Василий смеялся от души. Вот за этим занятием и застал их вестовой.

– Князь, – обратился он, – князь Юрий с войском уже в Переяславле.

По всей видимости, увлеченный забавой, он даже не понял смысла услышанных слов, ибо его ответ был таким:

– Пусть гуляет. Он ведь не на Москву идет.

– На Москву, – твердо пояснил вестовой.

Это был воин, который несколько лет с Албердовым покорял Север, прошел огни и воды. Будь кто другой, мог бы и смутиться, как-никак перед ним сам великий князь. Но этот посланец был настойчив, пуган и теперь никого не боялся.

– Князь, собирайся! – повелительно проговорил он. – На тя идет князь Юрий.

Мария как-то быстро поняла опасность.

– Василий, а кто такой князь Юрий и почему он с войском идет на тя?

Эти слова Марии как-то отрезвили князя.

– Эй, коня! – вдруг завопил он.

– Князь, конь тя дожидается, – ответил посланец.

– Мария… – Он поцеловал ее. – Выезжай следом. Эй! – крикнул Василий.

Появился слуга.

– Слушаю, великий князь.

– Я уезжаю, а вы соберите княгиню и проводите в Москву. Карету, карету, – уже на бегу крикнул он, – готовьте!

Обстановка, нарисованная вестовым, раскрыла перед Василием весь трагизм его положения.

– Кто-нибудь собирает войско? – жалобным тоном спросил он.

– Собирают! – бросил вестовой.

Это немного успокоило князя.

Вернувшись в Москву, Василий не узнал ее. Это был расшевеленный улей. Увидев князя, люди окружили его со всех сторон, допытываясь, пойдет ли он на князя Юрия.

– А как вы хотите? – спросил он.

– Не хватало еще под галичанами ходить. Давай, князь, продолжай собирать войско! Мы живо прижмем Юрке хвост!

Эти крики внушили ему какую-то уверенность. Он уже не выглядел таким растерянным, как в летних хоромах. В нем начинал взыгрывать боевой дух его деда.

Ворвавшись в хоромы, он при виде матери заявил:

– Я сам поведу свои полки.

– Подожди, мой сын, полки повести еще будет время, – сказала мать, – ты лучше собери бояр да отправь их на переговоры с дядей.

– О! Это правильно! – воскликнул он.

Мать с радостью увидела, как сын приходит в себя и быстро улавливает деловые советы.