Текст книги "Василий Тёмный"

Князь обернулся. Холоп уже держал в руках косу.

– А ну… примерь! – приказал князь и кивнул на Василия.

Емельян подошел, положил косу на плечо Василия:

– А ну, князюшка, тяни праву руку до носка косы.

Пальцы до носка косы не достали. Серпуховский князь, увидев это, сказал:

– Подгони, Емельян, подгони.

– Вижуть, князь, вижуть.

Он выбил клин, зачем-то глянул на гостя и, поправив косу, вернул клин на место. Князь взял косу и по лезвию провел пальцем.

– Отбей-ка ее, Емельянушка.

Емельян вскоре вернулся с косой и подал ее великому князю со словами:

– С Богом!

И все гурьбой двинулись на покос. Придя на место, Ярославич взял у Василия косу и показал, как надо правильно стоять и как пускать ее по травушке-муравушке, и прошел несколько прокосов.

– Ну, с Богом! – подавая косу, пожелал Ярославич.

Первый же прокос кончился неудачно. Нос косы впился в землю. Мария рассмеялась. Отец на нее прикрикнул. Потом повернулся к Василию:

– Ты жми на пятку, а нос старайся держать выше. Пробуй.

Этот прокос получился, и Василий несказанно был рад. Он даже бросил косой взгляд на Марию.

Когда роса незаметно начала покидать траву, Василий Ярославич скомандовал:

– Покосили и будя. Брюхо корма просит. Пошли, че там приготовили повара. – И сунул косу в траву.

Уже подходя к месту трапезы, можно было понять, постарались повара на славу.

Князь хотел уступить место в торце стола гостю, но тот наотрез отказался. Чем заработал одобрительный взгляд Марии, которая села рядом с матерью, напротив Ярославича.

– Разреши мне, великий князь, – обратился к нему Ярославич, – слово молвить.

– Князь, ты хозяин и делай, че те надо, – ответил Василий.

Князь встал.

– Эй, – крикнул Ярославич, – а ну, наполните кубки!

Ярославич поднял кубок и начал:

– Ты извиняй нас, великий князь, че мы тя так принимаем. Не в хоромах с гуслями да плясками. Поим не из золотого кубка. Но поверь мне, Василий Васильевич, наша встреча не очень сердечна, че была бы в хоромах. Мы рады всегда принять такого гостя: скромного, без требований на свое признание. Признания не требуют, оно приходит само. Как к твоему отцу, великому московскому князю Василию Дмитриевичу Задонскому. И как его не признать, если он спас Русь от нашествия не хуже Батыева, великого полководца Тимура, повернув его войско прочь от наших границ. Надеюсь, и ты свершишь подвиг, который тоже позволит признать тя действительно великим. За великие твои дела. Будь здрав, князь, и пущай Бог способствует те всегда видеть своих врагов у своих ног. За тя, великий князь, и с почином!

Ярославич залпом осушил кубок. Дав всем закусить, Михайло толкнул локтем Василия и шепнул ему:

– Ответь.

– А че отвечать? – недоуменно шепнул Василий.

– Отдай честь их приему, – посоветовал тихонько тот.

Василий поднял кубок и посмотрел на хозяина, перевел взгляд на Марию. Та поощрительно улыбнулась.

– Кхх… князь Василий Ярославич и ты, – и повернулся к княгине, – матушка княгиня, не корите меня и не гневайтесь. А, позвала меня, грешного, память о вашем дяде, храбром князе Владимире Андреиче, который с моим дедом Димитрием Иваночем Донским побил невидимую силу татарскую. Когда мне об етом поведал мой дядька, – он положил руку ему на плечо, – моя душа заставила меня приехать и глянуть на то место, где жил, почивал Владимир Андреич. Да будет ему вечна слава. Но я хочу и вашему семейству пожелать добра, здравия. Я никогда не забуду етой встречи. Здравия вам, любви и счастья.

Сделав несколько глотков, он поставил кубок на стол. Вздохнув, произнес:

– Ехать надобно. Матушка будет сильно беспокоиться.

– Великий князь, – поднялся Ярославич, – я готов с тобой косить, пока трава стоит. Но ты правильно сказал о беспокойстве княгини. Как говорил Иван Даниилович: «Слухайтесь матери своей, отдавайте ей должное уважение». Надеюсь, на следующем покосе мы встретимся.

– Дай-то Бог, – добавила княгиня.

Последняя, с кем он прощался, была Мария. Он взял ее руки в свои и, глядя в прекрасные глаза княжны, сказал:

– Я ету встречу никогда не забуду.

– Великий князь, – раздался голос хозяина, – я дам те стражу. Она сопроводит тя до кремля. И мой совет – береги ся. Думаю, у тя есть враги, так что имей ето в виду. Ну, с Богом!

Они расцеловались. Когда Василий и Михайло сели на коней, Ярославич подал дядьке какую-то бумагу, сказав:

– Отдай великой княгине.

Когда гости скрылись из виду, княгиня спросила:

– Василь, че ты там написал?

– Да я просил Софью, чтоб она следила за Василием и требовала, чтоб тот брал охрану.

– Дурак же ты, Василий, – нервно изрекла она, – попадет ета запись кому-нибудь из их врагов, и ты станешь им тем же.

Князь только строго посмотрел на нее.

Глава 10

Поздно ночью яростный лай дворовых собак разбудил боярина Андрея Албердова.

Вставать не очень хотелось да сон перебивать, и решил подождать. «Может, кот какой-нибудь забрался», – попытался он себя успокоить. Но лай, доходящий до визга, не давал уснуть. Отбросив покров, он в темноте ногами нащупал шлепанцы и, обув их, тихонько, чтобы не разбудить супругу, вышел в проход. Темно было и тут. Свеча, скорее всего, выгорела, и никто не заменил: «Ну, дам я завтра дворскому, пущай знает…» – бредя в темноте, подумал он. Выйдя на крыльцо, крикнул:

– Эй, кто там?

С другой стороны ответили:

– Боярин, ето я, Савоська, с Галича!

Прыгая через ступеньку, Андрей бросился к воротам, разгоняя псов. Взявшись за скобу, он решил еще раз убедиться:

– Савоська, ты?

– Я! Я! Боярин.

Засов загремел, и Андрей приоткрыл одну створку.

– Входи, – пригласил он.

Луна осветила человека лет сорока, худощавого. Роста он был невысокого, полы кафтана свисали ниже колен, сразу видно, одежонка не его. На голове картуз, козырек которого закрывал узкое лицо с редкой бородой.

– Пошли! – бросил Албердов и пошел сам впереди.

Он завел его в поварню и зажег свечи.

– Жрать-то хошь? – спросил боярин.

– Да, – замялся тот, – малость можно и перекусить.

Боярин налил ему миску холодных щей, положил кусок мяса, сала. Крупными кусками нарезал хлеб. Оторвал от вязанки большую луковицу, а в кубок налил бражки. Поставив ее перед ним, приказал:

– Пей!

Тот послушно, с жадностью опорожнил кубок и принялся за еду. Боярин смотрел на него, с какой жадностью тот все это уписывает. Когда на столе стало пусто и гость отрыгнул, боярин спросил:

– С чем пожаловал?

– Да вот че, боярин. Узнал я, че князь Юрий тайно поддерживает связь с Литвой.

– Етим ты меня не удивил. Ето я и без тя знаю.

– А не знаешь, боярин, с кем, – хвастливым голосом проговорил он.

– Давай сказывай, не тяни кота за хвост.

Гость рассмеялся:

– Шутник ты, однако, боярин. А поддерживает он связь с етим… вспомнил: Скирдавайла какой-то.

– Скиргайло, – поправил Андрей.

– Може, и Скир… тьфу…вайло, все одно.

– А че пишет, узнать удалось? – Боярин убрал нагар со свечи.

– А как жить. Тот пишет нашему князю, че Вит…ор, че ли.

– Витовт, – вновь поправил его боярин.

– Ну да, ну да. Так он, мол, в сильной хвори. А князь Юрий в разные стороны послал своих воевод. Никак рать собират.

Гость, сказав это, замолк.

– Все у тя? – спросил боярин.

– Все! – вздохнул тот.

– Молодец. Подожди.

Он вернулся с кисетом в руках и подал ему.

– Гляди, чеп тя Юрьевы «собаки» не схватили.

– Не схватят, не боись, боярин. Я такие тропы знаю, ни одна собака там не водится. Понял?

– Понял, понял. Ты как: отдохнешь и завтра пойдешь аль щас назад торопишься?

– Щас, боярин, щас. Городок этот мал и заметить могут.

– Тогда ступай! – боярин прижал его к себе и поощрительно постучал по спине.

– Я побег, боярин. Если чего, опять к тебе.

– Давай, давай, – закивал ему боярин.

А утром Андрей Албердов встречал княгиню у крыльца, когда она шла из церкви.

– О! Никак Алберд! – воскликнула она. – Князя-то нет, – добавила она.

– Да я скорее к те, чем к нему.

Софья насторожилась, почувствовав неладное.

– Пошли, – кивнула она, – в доме расскажешь.

Услышав Андреево сообщение, она задумалась. Лицо ее стало серьезным. Она отлично понимала всю ту трагедию, что ждет ее, но в особенности ее сына, еще неоперившегося, не набравшего сил.

– Да, тяжело ему будет, – не глядя на боярина, проговорила она.

– Это ты о ком, матушка княгиня? – полюбопытствовал Андрей.

– Да о Василии. Не возмужал он еще у меня. Вишь, вдруг ему захотелось увидеть, хде обитал его двоюродный дед, князь Серпуховский Владимир Андреич.

– А че, ма…

– Да сколь мне те говорить, зови меня Софья.

– Да не… я как все.

Княгиня больше не стала об этом говорить.

– Беречь Василия надо, – переменив тему, сказала она.

– Беречь князя надоть, это точно. Вели выделить для него охрану, – посоветовал Андрей и добавил: – Матушка княгиня, а че ты о себе не беспокоишься? Они и тя могут… того…

– Чего тово? – спросила она.

Андрей пожал плечами:

– Да мало чего. И в заложницы взять.

– Ето че еще тако? – опять спросила она.

– Да схватят, посадют в какой-нибудь монастырь, а Василия начнут трясти, мол, отдай за мать…

– Понятно! – перебила княгин боярина. – Че ты предлагашь?

– Я из своих людей те таку стражу подберу!

– Подбери, подбери. Скажи мне, у тя служит… етот, ну кого хотели казнить?

– Улеб! – догадался боярин. – Э, он просто молодец. Это он нашел человека, который следит за Юркой. А на Севере он был моей опорой. Все звали его вторым воеводой.

– Значит, не зря спасли.

– Ето ты, матушка княгиня, его спасла. Не ты, покатилась бы его голова по полоднице. Вот его я те и дам в охрану, – заявил боярин.

Княгиня промолчала. Боярин посмотрел на нее внимательно, но ничего не сказал.

А через два дня Улеб был уже в ее хоромах, а с ним десяток таких же отпетых голов, как их предводитель. Им ни черт, ни дьявол были не страшны. На деньги не падки. Одним словом, лучшей охраны не надо. Узнав, что он прибыл, княгиня постаралась, не отдавая себе в этом отчета, для чего, но так нарядилась, что выглядела десятка на два моложе. Она встретила его стоя, не скрывая, а подчеркивая сохранившуюся девичью стройность ее фигуры. И вот он вошел. Годы сделали его еще более привлекательным своим посуровевшим, мужественным видом. Кое-где в его густых темно-каштановых волосах предательски серебрятся светлой нитью волосинки, следы сурового северного похода. «Да, он возмужал! А какой оценивающий взгляд! Интересно, что он обо мне думает?» – промелькнуло в ее голове. А у него: «Да она прекрасна, как богиня! Бывают же счастливцы, обладающие таким сокровищем». А на деле он преклонил колено, склонил голову и заговорил:

– Великая матушка княгиня, у меня не было раньше возможности отблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь.

«Ты смотри, как он говорит!» – отметила про себя Софья.

– И я, – продолжил он, – готов отдать за вас свою жизнь. Я слушаю ваших указаний. Проговорив, он поднялся и взглянул на нее. Его взгляд так и прожег княгиню. Но она нашла в себе силы, чтобы не подать и вида, а величественно спросила:

– Сколько с вами людей?

– Великая матушка княгиня, со мной пока десяток воинов. Но боярин сказал, если понадобится, он добавит. Но вы не беспокойтесь, мы вас в обиду никому не дадим.

Последние его слова были сказаны твердо, в них звучал оттенок грозности для тех, кто захочет нарушить ее покой.

– Хорошо, Улеб.

«Она помнит мое имя», – возликовало в его душе.

– Дворского я уже обо всем предупредила. Ступай к нему, он те все покажет: где будешь жить, кормиться.

Не успел Улеб выйти из ее комнаты, как туда влетел только что вернувшийся из Серпухова Василий.

– Матушка княгиня, а кто у тя был, че-то я его раньше не видел? – спросил сын.

– Это Улеб, он главный мой стражник. Я и тя хочу просить, чтобы ты больше как мальчишка не поступал. Почему не взял с собой охрану? Ты кто? Великий князь! Василий! – Она подошла к нему, взяла за руку и посмотрела в его глаза. – Для нас наступает опасное время. Мне известно, что твой дедушка сильно захворал. И ты не забывай, как князь Юрий те ответил на твое предложение о вечном мире. Так вот, как не станет моего отца, он начнет предъявлять свои права. Пока ты раскатываешься по Серпуховым, он собирает войска. Я думаю, ты понимаешь всю ответственность, которая ложится на тя как на великого князя. Твой дед, как мне поведали, был в твоем возрасте, но сумел всех поставить на место.

Княгиня замолчала. Чувствовалось, что эта речь досталась ей тяжело. Ее грудь вздымалась, будто она поднялась на высокую гору.

– Че, неуж с дедом так плохо? – спросил посуровевшийся сын.

– Я от него пока ничего не получала. Ето мне рассказал боярин Албердов, у которого свои люди в Галиче.

– Будем надеяться, матушка, что у него все обойдется, а я займусь с воеводами.

– Вот и хорошо, – сказала мать, – а как ты съездил туда?

Ее слова напомнили Василию о посещении им Серпухова. От одного этого воспоминания на его душе посветлело.

– Ой, очень хорошо. Побывал, где проживал князь Владимир Андреевич, вместе с моим дедом.

– Это я знаю, – вставила мать, – ты скажи, как тя князь встретил. Ты ведь свалился ему, как снег на голову.

– Встретил… встретил замечательно. Он научил меня косить траву.

– Че-е? Косить траву? Да это же холопье дело! Князь косит сам? – удивилась княгиня.

– О, матушка княгиня! Как это замечательно!

– Ладно, ладно! – перебила мать. – Дети-то у его есть?

– Есть, есть. Два сына и… и дочка. – И почему-то парень покраснел.

Мать улыбнулась.

– Хороша? – лукаво спросила она.

– Да… ну… ну… так, – занукал сын.

«Значит, понравилась», – догадалась княгиня.

– Отдохни с дороги, – посоветовала она и спросила: – Есть-то хошь иль нет?

– Не-е, я сыт! Нам с Михайлой столько надавали, че мы не смогли все съесть.

– А он вас че – одних отпустил? – спросила осторожно княгиня.

– Да ты че, матушка княгиня, князь дал охрану аж двадцать человек. Без них мы были бы вдвое быстрее дома, – ответил он и, повернувшись к двери, сказал: – Я пошел, надоть на завтра собрать воевод.

– Хорошо, ступай, – ответила мать.

Но сын что-то застыл на пороге.

– Ты че? – поинтересовалась княгиня.

– Да… думаю деду написать, как он там.

– Напиши, напиши, – поддержала Софья.

Глава 11

После подписания той бумаги, где князь Юрий Дмитриевич признал себя младшим братом своего племянника, он не находил себе места. У него испортился аппетит. Княгиня с удивлением видела, как он, помокнув в сметану с медом любимый блин, поднеся его ко рту, мог, не откусив и кусочка, положить его обратно на тарелку. Часто ночами его, сидящего в задумчивой позе, можно было видеть на крыльце. Княгиня встревожилась не на шутку. Позвав к себе сыновей, Василия Косого и Димитрия Шемяку, она сказала им:

– Вы видите, че происходит с вашим батюшкой. На нем лица нет. Не ест, не пьет, по ночам не спит. А все ето та окаянная бумага, котору он подписал, став младшим братом. Че-то нам надоть делать.

– Че скажешь, матушка, то и сделам, – ответил Василий.

– Если я бы знала… – вздохнула она, а на глазах показались слезы.

– Матушка княгиня, – слезы ее разжалобили сынка Шемяку, – я думаю, пущай батюшка с ханом свяжется. Ведь он писал Ваське, че хан их будет судить.

– Во! Во! – поддержал его Косой.

– Ты прав. – Мать ласково взглянула на Димитрия. – Только вот как ему сказать? Ведь вспылить могет. Не любит он, чеп хто-нибудь лез в его дела.

В это время дверь открылась, и на пороге показался сам князь. Красивы были дети у Донского той мужской красотой, которую востребовало то время. Юрий был высок ростом. Плечист. Поджарый. Уже какие года, сыновей пора женить, а он строен, как юноша. Правда, отцовы темно-русые волосы слегка побелели, да на мужественном лице в углах глаз морщины. А так еще молодец молодцом.

– Иду мимо, слышу, вы о чем-то тут разговор ведете. Подумал, может, меня не хватат, – сказал, а сам как-то натянуто рассмеялся.

– Да о те, батюшка князь, ведем, – ответил Шемяка довольно бойко.

– Обо мне? – удивился он. – Интересно послушать. – И прошел в комнату, сел в свободное кресло. – Ну… – Он обежал взглядом свою родню.

Но все молчали.

– Ну! – повторил он. – Я слушаю.

– Да мы о том, – молчание нарушил Шемяка, – че ты перестал есть, спать.

– Должно, батюшка князь, переживаешь из-за своего письма Ваське, – добавил Косой.

Лицо отца посерело, как не хотел он показывать вида, что они правы.

– Че, не буду скрывать. Болит душа. Отцову заповедь нарушили. И хто! Митрополит да бояре. Не их ли отец пестовал? А вон, мальчишку предпочли.

– Так им удобнее княжество доить, – высказалась княгиня. – Вон, боярин Кутузов сколь земли отхватил.

– Да он выкупил, – сказал Юрий.

– Много ты, князь, знашь, – не согласилась она.

– Че нам спорить, если уж собрались, так давай совет держать будем, – предложил князь.

– Надоть до хана добраться, – сказал Шемяка.

Князь посмотрел на сына серьезным взглядом.

– А ты, княжич, молодец, толково мыслишь. Я, признаюсь, об этом и не думал.

– Не век ведь Витовту жить, – добавил Косой.

– Не век, – вздохнул князь. – Искать надоть, где щас стоит хан. Сарай-то Тимур уничтожил. Камня на камне не оставил. Куда подался Улу-Мухамед? Морозу скажу, пущай ищет.

– Подожди, батюшка князь, – раздался голос Шемяки, – ты же бывал в тех местах. Помню, ты называл города, которые взял: Болгари, Жюкотин, Казань, Кеременчук.

– Ну и ну, – покачал головой князь, – я уже забыл, а ты…гляди. Ты ж тогда под стол пешком ходил, а запомнил. Да, брал я их, – согласился отец.

– Може, Улу-Мухамед и засел хде-то там.

Юрий смотрит на сына восхищенными глазами: «Варит башка у княжича, ничего не скажешь».

– А че, ты верно, пожалуй, говоришь.

Княжич глядел, как в воду.

Став после Тохтамыша ханом, Улу-Мухамед прежде всего поехал на пепелище Сарай-Берке с мыслями, что там можно что-то отстроить. Но высокая трава, поднявшаяся на пепелище, скрыла от глаз даже остатки Алтын-Таша, ханского золотого дворца.

– Да, – произнес Улу вслух, – мои предки считали себя не досягаемыми ни для кого. Не построили крепостных стен. И вот результат! Куда делись дворцы, мечети, медресе, мавзолеи. Все улетучилось, как перекати-поле, унесенное ветром. Не буду трогать этот пепел. Боги так распорядились. Надо искать новое место. И, оставив за себя старшего сына Касима, тронул коня, держа путь на северо-восток. Его сопровождал отряд воинов в две тысячи человек. Больше хан не хотел брать, зная, чем больше людей, тем медленнее движение. А он хотел уже к зиме обустроить главную стоянку.

Но все планы были сорваны посыльным, догнавшим хана, которого направил его сын Касим. Вестник сообщил ему, что скончался великий литовский князь Витовт. Улу понял, что кончина Витовта может многое изменить. Особенно это касается Московии. И повернул коней назад.

Хан оказался прав. Князь Юрий Дмитриевич, как только весть о кончине, постарался его дружок Свидригайла, дошла до него, он, не раздумывая, написал складную грамоту, в которой говорилось о разрыве ранее подписанного договора и о том, чтобы право на великое княжение решил ордынский хан Улу-Мухамед. В Москве, прочитав эти бумаги, Софья повелела собрать бояр: Федора Федоровича Кошкина, его родственника воеводу Андрея Голтяева, Ивана Всеволжского, Андрея Албердинова, Петра Пожарского. Поведав всех о письме князя Юрия Дмитриевича, Софья, поглядывая на сына, спросила:

– Как поступим, бояре?

Рывком поднялся Василий:

– Я думаю так: мой дед не ездил в Орду, не ездил туда и мой батюшка. Чего я поеду! – Сказав, так же быстро сел.

Воцарилось молчание. Оспаривать слова великого князя никто не хотел. Но, видать, по молодости лет своих, поднялся Федор Федорович Кошкин:

– Я думаю, те, великий князь, ехать надобно. Поедет один князь Юрий, Мухамет отдаст ему ярлык, оскорбленный, че тя, великого князя, нет. Юрий, получив ярлык, попросит и помощь у хана. А ето уже сила.

Тут заговорили осмелевшие бояре. Поддержал родственника Андрей Голтяев. Не остался в стороне и Пожарский. Он сказал:

– Многие знают, че князь Юрий дружен с князем Свидригайлом. Скорее всего, он получит право на литовское княжение и тожит могет к ним присоединиться. – Сказав, он, опустив голову, сел.

– Че молчит Иван Дмитриевич? – Софья посмотрела на Всеволожского.

Боярин поднялся, на его губах играла хитрая улыбочка.

– Я думаю, – он вначале посмотрел на Василия, потом на Софью, – ехать надобно. Думаю, все правы, хто говорил. А тама, потревожив нашу казну, видно будет… – Он явно, дав намек, не стал договаривать.

Заговорила Софья:

– Ты меня, свою матушку, мой великий князь, прости, но я думаю, бояре сказали правду. Ехать надобно. А тя, Иван Дмитриевич, прошу ехать туды за старшего. Василию еще надо учиться да учиться у вас, старших. Так, великий князь?

Тот кивнул, потирая колени.

Выехали незамедлительно. Путь был известен. Город Владимир был местом погрузки. А там по Клязьме в Оку, и по ней в Волгу. Была одна загвоздка: где искать новую ханскую столицу? Для этого на одно из судов завели несколько лошадей. Как оказалось, Улу-Мухамед обосновался в верстах пятидесяти на север от бывшей столицы, Сарая. Да, здесь не было ни дворцов, ни мечетей, ни… пока ничего не было. У остатков Орды была главная проблема: где основать новую столицу. И у них было много споров. Кто предлагал свергнуть крымского хана и там разместить Орду. Другие предлагали прогнать мордовского хана Тогая, кто-то еще…

Как оказалось, Юрий их опередил. Он уже успел втереться в доверие ведущего главного ханского мурзы Тегиню. Тот даже взял его в поездку в Крым, куда он направился разведать обстановку. Когда Федор Кошкин, знающий татарский язык, покрутился среди мурз, те в один голос сказали: «Будет так, как скажет Тегиня. А он обещал великое княжение князю Юрию».

Услышав такие слова, все Васильево посольство сникло. Только Иван Всеволожский улыбнулся хитрой улыбкой. Но перед тем, как приступить к довольно щекотливой деятельности, Всеволожский уединился с Василием в его шатре. Шатер был сшит из льняной дерюги, которая обладала двумя особенностями: она не пропускала влагу, сколько бы ни лил дождь, и весьма сдерживала наружную жару.

Прежде чем начать разговор, Всеволожский, выйдя наружу, убедился, что рядом никого нет. Это встревожило и насторожило князя: «Че он задумал?» Войдя вновь в шатер, Иван улыбнулся той улыбкой хитреца, которая часто обвораживает простаков. Но, видать, хоть и молод был князь, но такой доверчивостью не отличался. Его взгляд был настороженным, а сам он выглядел так, словно приготовился к борьбе.

– Великий князь… – Эти слова были сказаны таким тоном, что можно было подумать: уж не скоро ли ты лишишься великого. Но князь был по-прежнему внутренне собран и не отреагировал на интонацию сказанного.

– С вашего разрешения… – И он сел в полотняное кресло и начал: – Тебе, Василий, картина ясна. Ой, как трудно, если, боюсь, будет просто невозможно, получить ярлык. Че ты на это скажешь? – Произнеся эти слова, боярин внимательно посмотрел в лицо князя.

Оно никак не изменилось, как было каменным, так и осталось.

– Зачем ты, боярин, меня сюды привез? – как-то неожиданно спросил Василий.

– Князь! – Боярин изумленно поднял руки. – Не я решал, советом решали. Мне твоя матушка, великая княгиня, приказала возглавить…

– Вот и возглавляй, – сказал князь.

Боярин задумался. Потом начал:

– Если говорить начистоту, то мы, Всеволожские, как никто, оказывали поддержку вашему роду. Мой дед Димитрий Александрович, между прочим, сын смоленского князя Александра Всеволодовича, геройски бился на Куликовом поле, за че был отмечен и награжден землями Димитрием Донским. Большую помощь твоему отцу оказывал и мой отец. Теперь настала и моя очередь. Как те известно, в моих жилах течет и княжеская кровь. Но я хочу и те, как мои предки, служить верой и правдой, не лукавя, – почему-то он выделил последнее слово.

После сказанного боярин, склонив голову, вновь уставился на князя. По виду Василия боярину стало ясно, что тот начал что-то понимать.

– Че же ты, боярин, хошь? – спросил Василий, в свою очередь, склонив голову.

– Я бы хотел, хотел… – Иван Дмитриевич поднялся и нервно заходил взад и вперед.

– Я бы хотел, – повторил он, – обновить свою княжескую кровь.

– Каким же образом? – не спуская с боярина глаз, спросил Василий.

Но прежде чем ответить на вопрос, тот вдруг заговорил о князе Юрии.

– Я думаю, че поездка Юрия с таким всемогущим мурзой, как Тегиня, залог его победы. Вернувшись, мурза потребует от хана, чтобы он Юрия назвал великим князем. Юрий сейчас делает все, чтобы не только задобрить, но и влезть в душу этому мурзе.

Боярин, говоря об этом, не ошибался. Князь Юрий, чтобы дорогой мурза не скучал, взял с собой больше десятка лучших танцовщиц далекого Кавказа. Это они, а не жены мурзы, жирные, малоподвижные, как их хозяин, воспламеняли обоих князей, своими гибкими, стройными телами и зажигательным танцем. А зарубежные вина, которые лились рекой… Чего ни пожалеешь, чтобы наконец достичь мечты всей своей жизни. И вот она почти в его руках. Он не хочет ее терять. А перед Василием раздвигались границы тех бед, которые могли или готовились обрушиться на его голову.

– Все же че ты хочешь, боярин? – повторил князь вопрос.

– Я тебе, князь, говорил: хочу обновить свою княжескую кровь. И ничего зазорного не будет, если ты, Василий, возьмешь в жены мою дочь.

Звуки пушечных залпов Василий слышал. Они вначале сильно его пугали. Ничего, привык. Приучил отец, часто бравший Василия в свои поездки. Но это слово «жениться», которое произнес боярин, прогремело сильнее, чем пушечные залпы. Он еще из-за своего возраста не понимал этой сути, но начинающее развиваться его внутреннее сознание, подсказывало ему, что это что-то великое в жизни человека и так просто оно не решается. «Но что делать? Боярин сказал: не лукавить, не хитрить. Как соединить эти слова: лукавить и взять в жены… Если не возьму в жены, он что, будет лукавить в деле моей защиты. Будет говорить, что много делает, а сам, а сам… Нет, подожди. А как было с моим дедом. Ему тоже не дали ярлык. Хан отдал его Димитрию Суздальскому. Но бояре и народ собрали войско и прогнали Димитрия».

– Боярин… – Василий обратился к Всеволожскому.

– Слушаю, князь. – Иван Дмитриевич с улыбкой на устах, в ожидании согласия, смотрел на Василия.

Тот ошарашил его вопросом:

– Отдавал же ярлык моего деда хан другому князю, Димитрию Суздальскому. И что? Бояре, народ собрали войско и прогнали его. Пусть хан отдает его Юрию, а мы вернемся в Москву, соберем войско и не пустим в город.

Если бы эти слова были сказаны взрослым, они бы меньше ошеломили боярина, чем это услышать от, по сути, ребенка. Но боярин нашелся:

– Щас ето не получится.

– Почему? – спросил князь.

– Щас другая расстановка сил. Тогда у суздальского князя почти не было войска.

– Могли помочь татары, – вставил Василий.

– Могли, – согласился боярин, – если бы помогла Литва, но ей было не до нас. Сейчас же, ты, князь, знаешь, Юрий дружит с Свидригайлом, и тот придет ему на помощь. Ты наберешь столь сил, чтоб их отразить?

Василий задумался. И вдруг в голове пронеслось: «А как тя звать? – голосок-то какой, точно серебряный колокольчик прозвенел.

– Она у тя… красива? – спросил, краснея, Василий.

Боярин улыбнулся, поняв: противник готов выбросить белый флаг. Ответил хитро:

– Все невесты красивы, только жены бывают разные. – Сказав, даже хохотнул.

Василий вздохнул и ответил:

– Ладно. Согласен.

– Даешь княжье слово? – добивал князя боярин.

– Даю, – выдавил тот из себя.

С этого мгновения началась бурная деятельность боярина. Он начал встречаться с каждым мурзой, богато одаривая подарками и говоря: «Че-то я не вижу, чтобы твоя просьба че-то значила у хана, который не может ничего решить, пока не даст согласия Тегиня. По его слову получит великое княжение князь Юрий. Че же будет с вами? Юрий будет великим князем в Москве, в Литве станет великим князем его побратим Свидригайло, а в Орде сильнее всех вас Тегиня. Вот ты скажи, Ахмет, как ты жить будешь, задумает Тегиня все у тя отобрать». Эти слова русского боярина сильно уязвили сердца мурз, они, как стрелой, пробили их грудь. И мурзы гурьбой повалили к хану и настроили его так, что тот пригрозил Тегиню, если он вымолвит за Юрия хоть слово, то его казнят.

И вот начался ханский суд между дядей и племянником. Первым заговорил Юрий.

– Достопочтенный и всемогущий, великий и непобедимый, я, московский князь Юрий, ищу в твоем лице восстановление правды и справедливости, которую так чтят и берегут все верховные правители Орды. Я, князь Юрий Московский, ратую за справедливое ваше решение. Судите сами. Наше право основано на древнем родовом обычае, а также на завещании отца моего, великого князя Московского. Надеюсь, достопочтенный хан, что, выслушав меня и посмотрев представленные бумаги, вы вынесете правильное решение, поддержав древний обычай, как соблюдали его мои предки и великая Орда. – Сказав, он отступил в сторону, заметив при этом, что теперь речь держать будет человек, которого послал юный племянник.

– Великий и могучий, – заговорил выступивший вперед боярин Всеволожский, – действительно, мой князь Василий юн, и его неокрепшее сердце просто не может допустить ни слова против столь почтенного по возрасту дяди. И он просил меня, чтобы я за него сказал. Надеюсь, великий и достопочтенный, хорошо понимает меня и не будет терзать столь юное сердце.

Хан, в знак согласия, кивнул головой.

– Великий и могучий, – вновь начал боярин, – князь Юрий ищет великого княжения по завещанию отца своего, а князь Василий по твоей милости: ты дал улус отцу его, Василию Дмитриевичу, тот, основываясь на твоей милости, передал его сыну своему. Следовательно, он княжит по твоей же милости.

Таких слов давно не слышали в Орде. «Княжит по твоей милости». По милости хана! Орда не потеряла своего значения. Кто еще не верит в это? Глядите, слушайте!

– Пусть будет так, – проговорил Улу-Мухамед, – великое княжение останется за Василием.

Князь Юрий поклонился хану в знак того, что он принимает его решение, торжествующим мурзам и, не взглянув на племянника, взглядом искавшего примирения, вышел из ханского шатра. Заехал к Тегине, тот сказал, что он болен, поэтому на ханский суд не пошел. Тепло с ним попрощался. И отбыл на родину.

Князь Юрий ничего не сказал посыльному, привезшему ему грамоту от великого князя, в которой Василий, в знак примирения, отдал в кормление своему дяде город Дмитров. Тот, вернувшись на родную землю, в Дмитров заехал. Проехал по улицам, зашел в хоромы. Они были в отличном состоянии. Но останавливаться не стал, оставив наместника, а прямиком поехал в Галич, опасаясь разных козней – не от Василия, он видел, что тот не настолько злобен, как его люди, типа Всеволожского. И вот они могут натравить на него еще неокрепшего в управлении князя.