Текст книги "Товарищ «Маузер». Братья по оружию из будущего"

Легкий светлый пыльник был Кате коротковат – торчали ноги в облезлых туфлях и неприлично мохрящийся подол платья.

– Ничего, – утешил Виктор Михайлович, шевеля покатыми плечами в новом непривычном пиджаке, – у меня тоже сорочка как с бомжа снята. Деньги есть, мигом приоденемся.

На Катю поглядывали. Какой-то мальчишка даже потащился следом. Виктор Михайлович, бодро прикрывающий полуголую грудь стареньким саквояжем, привлекал куда меньше внимания. Приличный пиджак и брюки вполне вписывались в местную моду.

– Вот, Катенька, такова участь красивых женщин. Все внимание им, драгоценным. Рядом хоть крокодил в тельняшке и кроссовках маршируй – и не глянут. Сейчас местечко найдем, вы передохнете, а я на рынок смотаюсь, прибарахлюсь.

– Угу. А дальше что?

– Дальше все чин-чином. В номера, то есть в гостиницу. Здесь есть одна приличная, рекомендовали обратиться туда.

– Значит, прокачивали вариант?

– Нет, не я лично. В конверте вместе с документами и инструкция с краткими рекомендациями имелась. Серьезный человек был хозяин, предусмотрительный. И как сам-то не уберегся? Вернемся, я за упокой его души обязательно пятьдесят грамм приму. И свечку поставлю. С того света ведь помог.

– Ему, конечно, спасибо, а как это вообще вышло, что явка накрылась? Ведь насколько я понимаю…

– Стоп, Катюша. Я пока сам ни насколько не понимаю. Поразмыслить нужно. Сейчас некогда, – майор ловко увлек девушку на едва заметную тропинку, и они оказались на заднем дворе полуразваленного дома.

– Здесь иногда дровишками промышляют, – Виктор Михайлович кивнул на вывороченные рамы окон и ободранное крыльцо. – Ну, сейчас не сезон. Сидите смирно, Катенька, не скучайте. Я скоренько. Если кто привяжется, смело посылайте «на». Лексикон у вас обширный, а, по легенде, вы не из смольных институток. Стрелять только в крайнем случае.

Майор исчез. Катя посидела на полусгнившей колоде, потом перешла в тень стены. Солнце припекало. Было спокойно, лишь в отдалении иногда слышался цокот копыт. Город, несмотря на свои приличные размеры, оказался городком провинциальным. Заброшенный двор сплошь захватил бурьян. Поразмыслив, Катя нашла местечко поуютнее, разостлала пыльник и легла.

Часы показывали половину шестого. Майор не появлялся, и Катя начала просчитывать варианты самостоятельных действий. Собственно, особых вариантов не было. С заданием, даже в общих чертах, девушка знакома не была. Придется поискать пропавшего Витюшу да и сматывать удочки. Претензий у руководства возникнуть не должно – использовали втемную, ну и радуйтесь. И вообще, жрать хотелось уже ощутимо. Перед Прыжком не завтракали, дабы избежать неприятной реакции со стороны желудка.

– Загораем? – Майор подкрался практически неслышно, но Катя небрежно сунула в карман пыльника вскинутый было пистолетик.

– Начеку, – одобрил Виктор Михайлович. – На предохранитель поставить не забыла? Это такая штучка сбоку. Шучу-шучу, не надо на меня так смотреть. Да, задержался, зато шопинг провел по всей программе, – майор воздел в руках вполне добротный чемоданчик и кожаный «докторский» саквояж. – Обувь, бельишко, платьице, мелочевочка – все приобретено первоклассное и фирменное. Никакого Китая и прочих сомнительных брендов.

– Обувь лучше было бы померить, – с сомнением сказала Катя.

– Завтра будет время, подберем еще получше, – жизнерадостно заверил майор. – Вообще-то у меня глаз точный. Идите, мадмуазель, в развалины, переодевайтесь. Только на какую-нибудь старую каку не наступите. Может, помочь, подержать-поддержать?

– Обойдусь, – пробурчала Катя. – С каких это пор я уже и мадмуазелью заделалась?

– С этих самых, – ухмыльнулся Виктор Михайлович. – Иди, моя драгоценная, только перед зеркалом долго не вертись. Нас отель ждет. Гостиница «Национальная», между прочим.

Переодевалась Катя на крошечном пятачке, вешая одежду на отслаивающуюся от штукатурки дранку. Майор расстарался, тряпки были первоклассные, даже странно, что такие попадаются вдалеке от столиц. Впрочем, в рухнувшей империи все так смешалось, что удивляться не приходилось. Бельем, хоть и шелковым и с кружевами, но явно ношеным, Катя пренебрегать не стала. Дело привычки, неоднократно приходилось и с мертвецов шмотки стягивать. И насчет шелка майор совершенно прав – вошки шелк не любят. Катя пристегнула темные, явно дорогие чулки, обулась. Полусапожки на изящном, точеном каблучке, пришлись идеально по ноге. Да, у Витюши глаз – ватерпас. Вызвала сомнение «грация» – на кой черт эта неудобная штука нужна? Фигурой боги и так не обидели, чулки на поясе отлично держатся. Запутаешься в этих ленточках-завязочках. Уж не фетишист ли наш товарищ майор? Или корсаж в качестве кобуры для скрытого ношения пистолета преподнесен? Катя кое-как зашнуровалась, морщась от давления в ребрах, подвигала плечами. Надела юбку, светленькую, довольно миленькую, блузку. Жакет был тоже неплох, достаточно строгий, приталенный, с бархатными вставками и маленькими, но действующими карманами. Весьма неплохо для беглой мещанки. Хотя да, мы же еще и «блатные-деловые», нам палец в рот не клади. Катя заглянула в ридикюль. Флакончик с духами, пудра, какая-то подозрительная помада. Зачем-то набор заколок. Да, чувствуется Витюшин немалый опыт. Кстати, заколками он, наверное, замки открывает.

Собрав вещи и придерживая элегантный подол юбки, Катя выбралась наружу.

Против обыкновения, Виктор Михайлович легкомысленных шуточек отпускать не стал. Подал руку, помогая спуститься с развалившихся ступенек, побросал в саквояж не понадобившиеся предметы дамской экипировки. Катя старалась понадежнее пристроить на голове непривычную шляпку.

– Ее пришпилить нужно, – мрачно сообщил майор. – Катя, вы меня поблагодарить не хотите?

– А? Ах, ну да, спасибо. Все подошло. Все в размер. Три пары чулок – это даже слишком.

– Чулки – вещь нестойкая, по опыту знаю. Помада не подошла? Или принципиально косметикой не пользуемся?

– Иногда пользуюсь. Сейчас нужно или так сойдет?

– Катя, сейчас нужно, чтобы вы естественно себя чувствовали, нормальной красивой барышней. Такой, что на мужчин кокетливо посматривает и не прочь шампанского пригубить. С внешними данными все великолепно, но взгляд… Как тот ледоруб, что товарищу Бронштейну череп разнес. Изящнее, Катюша, естественнее, я очень прошу.

– Я естественна, – холодно сказала Катя. – Губы могу намазать. А если вам настоящая актриса нужна, абонируйте Монику Беллуччи или Веру Холодную.

– Вера Холодная в феврале этого, в смысле девятнадцатого, года умерла. А Моника на съемках занята. Я, Катенька, в свободное время кино смотрю. Фильмотеку неплохую собрал. Пойдемте, что ли?

– Виктор Михайлович, я вам в этих шмотках понравилась. И другим мужикам понравлюсь. А глаза вы мои видите, потому что вы профи. У других мои глазки в списке интересов куда ниже стоят. Где-то после задницы, бедер, колера волос и объема бюста. Так что нечего беспокоиться.

Майор снял шляпу, потер лоб:

– Катя, а вам совсем неинтересно мужчинам нравиться?

– Совсем, – отрезала Катя. – Если вы с психоаналитикой закончили, может, пойдем? У меня в животе уже марши играют. Кстати, вы в этом котелке весьма представительно выглядите. Так что надевайте буржуйский головной убор и пойдемте, перекусим. Или я какого-нибудь разносчика бубликов пристрелю.

– Насчет бубликов здесь слабовато. А кушать в номере придется. Я харчи припас, чай закажем. С забегаловками здесь тоже не очень здорово дела обстоят. Да и травануться можем-с.

До гостиницы добрались без приключений, за исключением того, что Кате пришлось накинуть пыльник – уж очень оборачивались мужчины. Девушка раздраженно заподозрила, что с проститутками здесь, как с бубликами, – дефицит. Или просто слишком раннее время работающим девицам фланировать по улицам?

В «Национальной» толклись какие-то обтрепанные посетители. Виктор Михайлович что-то шепнул портье, и все устроилось. Номер оказался относительно приличным, на втором этаже, с окном в тихий переулок. Коридорный, получив на чай, клятвенно заверил, что клопов нет – все выведены строжайшим решением горсанкома.

– Оказывается, товарищи коммунисты не только буржуазию к ногтю взяли. Молодцы, – майор выглянул в окно. – Недурное местечко, можно при необходимости и в переулок эвакуироваться.

– Витюш, если ты мне сейчас хлеба с колбасой не выдашь, я в окно вылезу и этому несчастному городу прямо сейчас голодомор устрою. Я дура несознательная, мне на политические коллизии наплевать, я систематически кушать привыкла. И вообще, стоило меня одевать, чтобы я потом с голоду околела?

– И мысли такой не имел. Только я чай заказал. Ждать кипяточек не будем? Да и руки было бы неплохо помыть…

Пока принесли чай, Катя успела слопать полкруга колбасы с хлебом и огурцами. Чай оказался жиденьким и попахивающим веником, зато стаканы были в шикарных серебряных подстаканниках. Витюшу в «Национальной» успели зауважать.

– Покушали, можно и отдохнуть, – майор извлек из саквояжа бутылку коньяка. – Уверяли, что настоящий шустовский продукт. Всегда мечтал попробовать. Тот, что современный, – откровенная гадость.

– Современный – выдержанный. Его из тех самых клопов гонят, которых отсюда горсанком геройски изгнал, – высказала предположение подобревшая после трапезы Катя.

– Чисто символически, в качестве дегустации, – Виктор Михайлович взболтнул бутылку и действительно плеснул в стаканы на самое донышко. – Катенька, ничего, если я закурю?

– Вы же вроде не курите? – удивилась Катя.

– Изредка сигарами балуюсь, – майор вытащил сигару и принялся с видом знатока принюхиваться.

– Курите, товарищ сибарит, – разрешила Катя. – Хотя можно было денежки и сэкономить.

– Чего их экономить? – Виктор Михайлович повозился с сигарой и с наслаждением выпустил облако дыма. – Деньги мы с собой в XXI век не заберем. Операция завтра-послезавтра завершится. Так что можно и гульнуть. К тому же сигара – лишний штришок нашей благонадежности.

– Витюш, ты потрясающе хваткий тип. Ты в этом перевернутом городе шелковые чулочки на лету достаешь, деньги из чайников вытрясаешь, свежий хлеб приносишь. Я в восхищении.

– Мерси. Я по миру поездил. Если присмотреться, все города похожи. Особенно с изнанки. Но, думаю, ты бы и без меня вполне выжила. Ты неплохо держишься. Впрочем, хватит комплиментов. Ты их все равно совершенно не ценишь. Перейдем к делу. Поезд идет завтра, и возможно, даже в соответствии с расписанием. Белая гвардия желает подтянуть дисциплину и указать пролетариату его рачье-собачье место. Обещают за саботаж расстреливать в течение суток.

– Само собой. Чего тянуть резину в долгий ящик. Значит, мы куда-то едем? Позволено мне будет узнать, куда именно?

– Неверно поставленный вопрос. Главное, не куда, а с кем. Мы садимся в поезд, там нас ждет незабываемая встреча. Дальше действуем по обстоятельствам.

– Что-то я отупела. Встречаемся с агентом. Ты с ним беседуешь, выясняешь что там тебе нужно. Но дальнейшее разве не мы программируем?

Майор пыхнул сигарой:

– Сейчас сформулирую…

Катя подождала, потом хмыкнула:

– М-да, картина маслом – «Господа вернулись», – сигары, коньяк, философские раздумья. Дипломатические тайны.

– Тайн почти не осталось. Насчет коньяка и сигар – разве современное общество не пришло к мысли, что так и должно быть? Пусть и у кочегара, и у учителя появится возможность посидеть и расслабиться с хорошим напитком. Будешь возражать?

– В общем, не буду. Выглядит шибко идеалистично, но мне нравится.

– Мне тоже.

Катя сообразила, почему майор косится с таким странным выражением – забылась девушка, чересчур свободно ногу на ногу положила. Обтянувшаяся юбка линию ноги излишне подчеркивает.

Катя поставила ноги поприличнее. Виктор Михайлович вздохнул и продолжил:

– Дело в том, что сформулировать нашу задачу не так просто. Творческий подход нужен. Значит, встречаемся мы с человеком. Он передает сведения исключительной ценности. Воспользоваться информацией можно только там, у нас. Так что основная задача – убедиться в подлинности сведений и возвращаться.

– А агента ликвидировать? Чтобы лишнего больше никому не болтал?

Витюша внимательно осмотрел кончик сигары:

– Вот здесь, Катюша, я не уверен. Агент сам вышел к нам на связь. Довольно экзотическим методом. Сведения, которые он желает передать, настолько ценны, что нас с тобой поспешно сунули в самый, извиняюсь, анус. Если наш партнер достаточно умен, вряд ли он не потрудился просчитать риск. Так что посмотрим. Я почему-то уверен, что наш неизвестный партнер весьма предусмотрителен. Тут, собственно, вопросительные интонации неуместны. Умен, гад, это уж точно.

– Майор, если ты думаешь, что мне что-то стало понятнее, то фига с два. Не темни.

– Пять дней назад пришло к нам одно частное письмецо. Из швейцарской конторы, которая ведет финансово-юридические делишки еще с ветхозаветных времен. Датировано 6 марта 1953 года. Знаменательный тогда годик выдался, припоминаешь? Адресовано сие послание на имя нашего общего знакомого – Игоря Николаевича. Без указания должности, этак по-семейному, но на адрес канцелярии ведомства. Должность И. Н. и всякие интересные подробности в тексте наличествовали.

– Поняла. Не уточняю.

– А вот я не понял. Я содержание письма полностью не знаю. Мне сообщена дата рандеву и общее положение дел. Наш корреспондент предлагает встретиться, и тогда он сообщит тайну золотого ключика.

– Фигня какая-то. Как он мог назначить встречу? Девяносто лет тому назад? Он из наших?

– Эта версия была основной. Я в вашей мудреной «кальке» мало что смыслю, но, судя по всему, версия не подтвердилась.

– Естественно. Кому из наших придет в голову заманивать оперативную группу в эту р-р-революционную эпоху, будь она неладна. Не знаю как тебя, товарищ майор, а меня можно с удобством и в Москве ухлопать.

– Ну, мимоходом, ни тебя, ни меня не прихлопнешь. Мы скользкие. Ну, если, конечно, задаться целью… Но насчет заманивания я с тобой согласен. Не стоим мы такой длинной комбинации. Посему наверху решили, что здесь что-то иное.

– Угу, там умные. Так что с золотым ключиком и этим загадочным типом? Он назвался?

– Нет. Сказал, он нас сам узнает и подойдет. А золотой ключик – обычный, немудреный. Клад.

– Фу! – Катя поморщилась.

– Не «фу», а настоящий, полноценный клад. 16 июня здешнего 1919 года из города были эвакуированы ценности госбанка. Вывозились в Полтаву. До места назначения добрались только ящики с ценными бумагами и часть сопроводительной документации. Золотишко, камешки и прочие банальности рассосались в пути. Происшествие имело место, подтверждено данными из архивов.

– Сперли, значит. Обычное дело при эвакуации. Нам-то что? Что-то не верится, чтобы наша контора, да и ваша тоже, за презренным металлом по «калькам» гонялась. На стол, под мудрые очи начальства, золота можно разве что горсточку перебросить. На вставную челюсть едва ли хватит. Если учесть затраты на подготовку операции, получается нерентабельно. Это даже такая далекая от бухучета дура, как я, способна осознать. Были ведь попытки прямолинейно обогатиться, используя Прыжки.

– Вот за что я тебя, Катюшечка, уважаю, так это за уровень осведомленности. Понятно, полтонны стандартным способом, как вы выражаетесь, Прыжками, перемещать – дело занудное. И опасное. Это если проторенными путями идти.

– Вы, товарищ майор, на что это намекаете? Если у меня что-то с Перемещением разок не по классической схеме проскочило, так то при форс-мажорных обстоятельствах. Лично я такой фокус повторить не берусь. И вам не советую.

– Катенька, я ни на что такое не намекаю. Разве что выражаю робкую надежду, что вы мою толстую задницу непременно домой вернете. Я, знаешь ли, привык по вечерам у телевизора на диване полеживать. А здесь какие телевизоры?

Катя молча смотрела на командира. «Что ты мне здесь мозги пудришь, чекист сраный? Чем прижать собираешься? Какой идиот вообразил, что клады можно Прыжком перемещать? Или у девушки репутация абсолютной идиотки сложилась? Блин, должно быть, заслуженная».

– Ах, Катенька, до чего ж у вас взгляд выразительный. Ради бога, не нужно меня напалмом поливать. У руководства с головой все нормально. Клад здесь останется, от нас требуется только точные координаты золотишка указать. Там, у нас, разберутся, что дальше делать.

– Фигня какая-то. Сериал «Искатели», 286-я серия. Врете, товарищ майор.

– Ну, вот почему так грубо? – Виктор Михайлович обиженно взял стакан, понюхал содержимое. – Я излагаю одну из наших основных задач. Имеет место быть, честное слово. В кладе, кроме скучных царских монеток и реквизированных у загнившей буржуазии ювелирных цацек, имеются и иные ценные вещи. Можно сказать, реликвии. По крайней мере одна. Возможно, нам удастся ее прихватить. Она, должно быть, не тяжелая. Кило или полтора. Справимся?

– Что это за артефакт?

– Чудотворный крест.

– Чё?!

– Ну, чудотворная такая штука. Огромной исцеляющей силы. Реквизированная большевиками в каком-то местном монастыре. Уникальнейший предмет культа.

– Майор, вы в своем уме?

Виктор Михайлович развел руками:

– Последнюю медкомиссию прошел без проблем. Посоветовали с холестерином быть поосторожнее. Остальное – в норме. Вы, Катенька, в чудеса не верите?

– В реквизированные и хранящиеся в банке – определенно нет. Чудеса, Витюш, они сами себя защитить могут. Их реквизировать, закапывать и отбивать с боем нет смысла.

Майор задумчиво пожевал губами:

– А знаете, я готов согласиться. Хотя сфера моей обычной деятельности лежит далеко от чудотворства и иных оккультных мероприятий, но идея выслеживать спертое чудо у меня тоже вызвала некоторую оторопь. Какая вы талантливая, Катенька, сразу все сформулировали. Вот что значит гуманитарное образование.

– Виктор Михайлович, вы не издевайтесь, – Катя подвинула стакан. – Еще по пять капель, и продолжаем по сути. Не нужно всех этих наворотов. Цель задания?

Майор набулькал в стаканы на палец пахучей, но, честно говоря, не слишком приятной на вкус жидкости.

– Цель, Катюша, в беседе с нашим таинственным другом. Хочешь верь, а хочешь нет. Этот человек интереснее всех артефактов и червонцев. Мне так сказали. И убедительно обосновали. Детали, уж извини, опущу. Заманчивый человек. Поэтому, полагаю, убивать его никак нельзя. Да и вообще, ситуация несколько шокирующая. Он нас из 53-го года на крючок подцепил. Такого даже в вашей дурной «кальке» еще не бывало. А нашу контору и подавно подобные эксперименты обходили. До сих пор мы и ваша «калька» никак не пересекались.

– Угу, до сих пор существовали параллельно. Значит, мы вылетели на Перекресток?

– Ну, тебе виднее. Я в ваших хронопопрыгушках ни бум-бум.

– Мы все «ни бум-бум». Общество слепоглухонемых с ограниченной ответственностью. Значит, появились люди, которые Прыгают стихийно и без мудрого надзора соответствующих органов? Удивительно. – Катя замолчала.

Дело, оказывается, касалось и ее лично. Были у Екатерины Георгиевны Мезиной собственные секреты. Чуть свободнее она была в Прыжках, чем отражали многочисленные официальные документы. Только никого это не касалось. В отделе «К» смутно подозревали о неординарных возможностях девушки, да еще в одной зарубежной «конторке» о подобном догадывались. Вот и Витюша сейчас осторожно намекнул. Только давить на агента «кальки» бессмысленно. Более подготовленного к дезертирству человека найти трудно. Любой ушедший в Прыжок агент свободен как ветер. Вот только самому агенту эта свобода обычно счастья не прибавляет.

– О чем задумалась? – осторожно поинтересовался Виктор Михайлович, разглядывая сигару.

– О кладе. Не пойму, каким он боком к нашим делишкам причастен.

– Ты проще смотри. Возможно, наш человечек просто пытается обеспечить себе в будущем кусок хлеба с маслом. Вполне естественно, времена беспокойные. Заимел информацию о похищенном золоте, сам справиться не может, свистнул нас на помощь. Намеревается получить свою долю пиастров и отбыть на заслуженный отдых. На Канары. Или в Канаду. Хорошо в Канаде?

– В Канаде неплохо, – пробормотала Катя. – Приличная страна. Только ты мне можешь сказать, – этот таинственный корыстолюбивый человечек, он в Канаду из 19-го года собрался? Или из 53-го? Или он уже в нашем отчетном году квартирует, в котором мы жалованье получаем?

– Понятия не имею. Ты, Катенька, не путайся и меня не путай. Линейно время или нет, циклично, двоично или спирально, моему уму то вовсе недоступно. Я не по этой части. Поговорим с человечком и все выясним. Главное, не упустить нашего друга.

– Поговорим? Ну-ну. Вы, Виктор Михайлович, его как узнать собираетесь? По компьютеру и электронному хронометру с координационными хронопоправками? Приметы у него имеются или нет? Закрытая информация, да?

– Катенька, я ж открылся душой настежь как пустыня Гоби. Не имеется у нашего друга примет. Пока не имеется. Но я его вычислю.

– Как? В поезде? На ходу? А если он вообще не «он», а «она»? Или «они»?

– Во-первых, не в поезде, а в вагоне. Номер нам подсказали не зря. Письмо, по выводам наших специалистов, сочинял один человек. В смысле, письмо – плод индивидуального творчества. Текст отпечатан на машинке выпуска 40-х годов, английского производства. Еще разные мелочи имеются… Ну, они, конечно, не доказывают, что человечек будет на рандеву в одиночестве. С другой стороны, вряд ли против нас действует крупная организация. Катюша, мы в крайнем случае сможем активировать «маячки» и выскочить экстренно?

– Из перестрелки можем уйти. Вы, товарищ майор, инструктаж помните? Возвращаться всегда проще. Сможете и один уйти. Главное, будьте в трезвой памяти и сосредоточьтесь. Остальное датчик сделает. Но, естественно, будут приличные наводки. В контакте и синхронно со мной Прыгать надежнее. У меня способности выше средних.

– Ах, Катенька, способности ваши меня просто околдовывают, – вздохнул майор. – Насчет трезвой памяти понял, коньяк закупориваю. Будем готовиться к отбою?

– Да, пожалуй, лучше выспаться. В поезде может и не получиться. Только давайте комнату проветрим. А то сигарка ваша… отнюдь не кубинская.

– Виноват! – Виктор Михайлович поспешно затушил сигару. – Потом додымлю. Может, еще чаю, Катенька?

– Нет уж. Чай тоже не цейлонский, да и «удобства» в коридоре. Вы у окошка подышите, я быстренько умоюсь.

Катя умывалась в тазу, обвязав вокруг талии блузку. Виктор Михайлович стоял у открытого окна. В сгущающихся сумерках слышались отзвуки далекого духового оркестра, смех и веселые голоса.

– Гуляют, господа. Ишь ты, два дня прошло после пролетарской диктатуры, а уже старый режим вовсю цветет. Ужасы черезвычайки, ужасы черезвычайки… Да, небрежно коллеги работали, – пробурчал майор.

– Те, что сейчас пришли, не лучше, – пробурчала Катя, вытираясь пахнущим скипидаром полотенцем. – Вечно на этой земле бардак. Пьянки, гулянки. Вроде бы комендантский час должен быть. Не дадут нам выспаться, буржуины.

– Ликуют по поводу счастливого освобождения от хамской пяты революционной толпы.

– Вы, гражданин Не-Маяковский, идите, умойтесь, – сказала Катя. – Ляжете на кроватке, я в кресле устроюсь. И без неуместных дискуссий. Я раздобреть на украинских колбасах не успела, в кресле вполне умещусь.

– В кресле так в кресле. Как скажете, Катенька. Я человек покладистый, в быту нетребовательный. Сейчас ополоснусь хорошенечко…

– Витюш, если появились мысли насчет непринужденного товарищеского минетика и прочих шалостей, то отставь их подальше. Не прокатит. До Москвы отложи. Или прогуляйся, сними барышню какую-нибудь, сочувствующую Белому движению. Ты у нас сейчас господин импозантный, девицы живо купятся.

– А что, идея интересная, – пробормотал Виктор Михайлович. – Где еще неподдельную русскую дворяночку в койку заполучишь? Жаль, завтра вставать рано.

Катя, укрывшись пыльником, устроилась в старом кресле. По ногам, обтянутым чулками, гулял сквознячок, но это было даже приятно. За окном небо затянуло тучами, где-то над городом собиралась гроза. В переулке заливисто и бессмысленно хохотала женщина. Внизу, на первом этаже, завели граммофон.

«Что б они сдохли, – раздраженно подумала Катя, – попробуй теперь засни. Везде попса».

Виктор Михайлович лежал на постели неподвижно, потом повернулся на бок, взбил плоскую подушку.

– Катюша, иди сюда, а? Рано еще спать.

– Вы, Виктор Михайлович, расслабьтесь. Просчитайте наши завтрашние действия, поразмышляйте над теорией хроноперемещений, и баиньки. А от сексуальных мыслей в вашем возрасте давление поднимается.

Майор печально вздохнул, сел:

– Ну, чего так, а? Мы люди свободные, взрослые. Я же вижу, что ты на меня без отвращения посматриваешь. Ты из девушек самостоятельных, не комплексующих, следовательно, нежность опытного мужчины вполне способна оценить. Честное слово, я как твои изумрудные глаза увидел…

– Тьфу, блин! Еще и на лирику потянуло? Отстань, говорю. Не дам.

– Грубая ты. Зато уж такая красивая, что даже… Давай поэкспериментируем, не пожалеешь, обещаю.

– Майор, ты русский язык понимаешь? Отцепись. В моем досье как мои сексуальные наклонности отражены? «Фригидность – 100 %. В половых связях не замечена». Вот и прими к сведению.

– Там не совсем так написано. И потом, я больше своим суждениям доверяю. Холодностью у тебя и не пахнет. Такого темперамента еще поискать. К тому же ты замужем была. И еще…

– Заткнись! Я служу, а моя личная жизнь никого не касается. Сунешься, мозги вышибу. И вообще, спи. Ерзать будешь, мошонку отвинчу и верну в пакетике по возвращении на базу.

– Так бы и сказала, – майор помолчал. – Тебе бы самой с яйцами родиться. Амазонка фигова. Ладно, не вздумай стрелять, я воды попью, у окна подышу и лягу. Уж очень ты возбуждающее предложение насчет моей мошонки сделала.

Виктор Михайлович встал, по-домашнему подтянул кальсоны, налил водички и пошел к окну любоваться ночным небом.

Катя слегка расслабилась. Вот всегда все одинаково, разговариваешь с мужиком нормально, и он в половине случаев такое общение истолковывает как готовность к соитию. Вроде же разумный человек. Еще намеки на свою особую осведомленность делает, гад.

Досье на старшего сержанта Мезину, какие бы специалисты его ни собирали, все равно содержало массу пробелов. Полную правду знала только сама Катя. Ну, был и еще один человек. Собственно, ради него Катя и лежала сейчас в неудобном гостиничном кресле. А до этого четырежды выполняла боевые задания в командировках.

Глаза вдруг повлажнели. Сколько можно прыгать, бегать, стрелять, выполнять приказы? Не девчонка ведь уже. Будет собственная жизнь или нет?

Виктор Михайлович бесшумно, чтобы не разбудить, прошел к столу, налил себе еще водички. Отправился обратно к окну. Баб высматривает или на звезды любуется? Внизу все еще скрипел граммофон, неразборчиво бубнили голоса.

Большие горячие руки вдруг легли на плечи, прижали к креслу.

– Катюша, ты не злобствуй, – пошептал Виктор Михайлович. – Я, честное слово, человек чуткий. Не Ален Делон, конечно. Внешность подкачала, но удовольствие доставить умею. Ты хорошую постель ценишь, я же вижу.

– Да ты ох… совсем?! – изумилась Катя. – Ты чего делаешь? Ты меня за капризную секретутку держишь?

– Ну что ты, – майор быстро нашарил «Клеман» под боком у Кати, откинул подальше – на свою постель, – ты девушка боевая.

– Ты, дебил, думал, что я стрельнуть могу? – Катя поморщилась, не делая, впрочем, попыток вырваться из объятий. – Я на службе.

– Вот и хорошо. Закрепим боевое слаживание. Катюша, я тебя не обижу. Но не будет мне прощения, если счастливый вечер с такой красавицей упущу. Тебе понравится, вот увидишь.

Руки у Витюши были мягкие, и в то же время точные и быстрые, как у профессионального массажиста. Катя знала, как такому «массажу» обучают. Вроде и не отпускал ее майор, а сам оказался в кресле, держал на коленях, поглаживал.

– Вот и согрелась, кисонька, – прошептал майор, лаская упругие груди, блаженно погружая нос о светлые локоны, – ох, с пол-оборота заводишься. Сосочки у нас какие чуткие. Только не шуми, моя ты нимфа. Капризуля, сладенькая…

– Валяй, товарищ майор, – прошептала Катя. – Я, может, даже и кончу. Ты не стесняйся, приказывай. Чулочки могу подтянуть, рачком встать, в рот приму, – я дисциплину знаю. В спину не выстрелю, по горлу не чикну. Приказы только грамотно формулируй, и будет тебе кайф великий. Пока в Москву не вернемся. Там я тебе, суке лысой, устрою.

– Отсроченная угроза не является действенной, – тихо засмеялся Виктор Михайлович, оглаживая стройные девичьи бедра, наполовину скрытые темным шелком чулок. – Ты, моя маленькая, совсем другое будешь в Москве вспоминать. А открученными яйцами мальчишкам грози.

– Мошонка раздавленная – дело житейское, – прошептала Катя, невольно вздрагивая от прикосновений, – обращаться с женским телом опытный Витюша умел. – Тебя, урода, такими штучками не возьмешь. Я на тебя рапорт накатаю. Пространный, подробный и красочный. Ты отмажешся, конечно. Но в вашей конторе отмазаться только наполовину можно. Вторую половину у вас всегда в уме держат. Я-то уже в отставке буду. Через годик-другой вспомню о ценителе женской красоты. Нет, убивать я тебя не буду. Разве можно товарищей по оружию грохать? Ты, урод, со сломанным позвоночником вдоволь наваляешься. Тебя в вашем замечательном госпитале даже вытянут, на ноги поставят. Ты даже еще ходить сможешь. В парке, с палочкой. Будешь эту ночь вспоминать, слюни пускать, маньяк трахнутый.

– Кать, а ужасы-то зачем живописать? – Виктор Михайлович нашептывал в ушко, в перерывах между нежными поцелуями в шею. – Ты же течешь, моя сладкая. Проснись, маленькая, и не стесняйся. Ты же как огнемет. Или тебя угрозы заводят? То-то я погляжу, эко тебя садокомплекс выгибает.

– Еще бы, я твое фото парализованно-слюнявое над постелью повешу. Для визуальной стимуляции.

– Упорная какая. Ведь хорошо, признайся?

– Пошел ты в жопу, – пробормотала Катя, кусая губы. – Давай, натягивай. Переживу как-нибудь. Не впервой.

– Вот черт, как ты сравниваешь? Я же не насильно.

– Само собой. Просто обстоятельствами пользуешься. Каждый на твоем месте обязательно бабу в позу бы нагнул. И тогда тоже обстоятельства были. Соответствующие. Ты же человек всезнающий, досье читал.

Руки Виктора Михайловича замерли. Он все еще дышал в пахнущие солнцем светлые пряди, но без былого жара:

– Кать, а ты действительно тогда его ножницами?

– Половинкой ножниц. Да ты не переживай, на месте твоя бритва. Я по карманам напарника не шарю.

Виктор Михайлович горестно вздохнул:

– Да, первый раз мне такой кайф обламывают. Старею. Что ж ты такая злая, а, Кать?

– Я вялая. Два года назад я бы тебе уже горло перегрызла. Точно, стареем мы, товарищ майор. Можно я встану?