Текст книги "Дезертир флота"

Лодка двигалась в тишине. Никто не разговаривал, вопли птиц заглушали тихие всплески весел. Шелестел тростник, иногда плескалась или била хвостом рыба. Река жила своей обычной жизнью. Иногда фуа склонялся к воде, нюхал.

«Вынюхивай-вынюхивай, – думал Квазимодо. – Толку никакого, а все ж спокойнее. На других лодках нам завидуют: как же, с нами сам Жаб, великий охотник на аванков. И то – Лягушка такой мелкий, что им и этот гад подводный криволапый побрезгует».

От мокрого древка копья пахло тиной и свежей рыбой. Вор осторожно, стараясь не задеть заряженный эвфитон, положил копье вдоль борта. Эвфитон вещь чуткая: чуть заденешь – швырнет стрелу. И уж тогда точно угодишь в какую-нибудь из впереди идущих лодок. Вот Глири-то порадуется поводу лишить тебя башки. Конечно, держать орудие заряженным – это против всех правил. Квазимодо еще и ослабил чеку на станине – теперь ложе эвфитона можно легко перекинуть на любой борт или корму. Стрелять без станины, конечно, дело дохлое – и в замковые ворота не попадешь, не то что в быстрого ящера. Но лучше плохо выстрелить, чем не успеть выстрелить вообще.

Толстые стрелы, лежащие под коленом, мешали сидеть удобно. От копья по-прежнему несло рыбой. Завтрак был никакой, и перед взором вора настойчиво вставали тонкие ломтики рыбы, приправленные лимонной травой и крепко посоленные. Приучил же фуа рыбу в сыром виде жрать – скоро и у тебя самого перепонки вырастут.

Квазимодо смотрел на лодку, идущую впереди, – «желток», сидящий там, уже не греб, лишь слабо и редко совал весло в воду. Вот дохлятина – от такого никакой пользы. Разве сделать что-то вроде крючка, насадить, как наживку, да сунуть в воду. Интересно, клюнет ли аванк на такую снасть? Можно было бы подтянуть к берегу, да и расстрелять не торопясь. Хотя фуа говорил, что ящеры только на свежее мясо падки. К тому же если тянуть за веревку, то аванк быстрее весь отряд на дно утянет.

Что-то пихнуло Квазимодо в лопатку. Вор оглянулся. Фуа молча ткнул пальцем в воду. Глаза у ныряльщика отчаянно округлились. Остальные члены экипажа тоже перепуганно смотрели на вора.

«А я что вам сделаю? – с ненавистью подумал Квазимодо. – Перну в воду, и ОН всплывет кверху брюхом?»

Вор ухмыльнулся, погладил ложе эвфитона и потыкал растопыренными пальцами в сторону речной глади – мол, смотрите внимательнее, а уж мы с машиной не подкачаем. Уэн с Бубном яростно закивали – будут смотреть во все глаза.

Весла опускались в воду так осторожно, как будто та была стеклянная. Ничего не происходило. Может, аванк где-то здесь, но сыт и ему лень шевелиться? Квазимодо больше посматривал не в воду, а в сторону берега. Если что, нужно успеть выбраться. Место здесь не очень удобное – лодки отошли дальше от берега, огибая отмели, поросшие тростником.

Из тростника с шумом взлетела цапля. Квазимодо почувствовал, как сердце подпрыгнуло к горлу. Обернулся к гребцам – те перепугались не меньше. Все в порядке, герои Глора.

Увидеть Квазимодо ничего не успел. Закричали впереди, донесся короткий треск. Место мгновенной трагедии заслоняли тростниковые островки.

– К берегу! – оглушительно ревел сотник. Криков прибавилось. Кто-то истошно завопил в смертном ужасе. Над водой с вибрирующим звуком пронеслась стрела эвфитона.

«Как бы нас не задели», – озабоченно подумал вор. Его лодка уже разворачивалась. Подгонять никого не было нужды. На лицах всех гребцов застыло одинаковое выражение напряжения и облегчения – все-таки не нас жрут.

Впереди крики умолкли. Слышалось лишь шлепки торопливо гребущих к берегу весел. Сквозь колышущийся ветерком тростник вор видел, что первая лодка уже не далее чем в двадцати гребках от берега. Теперь лодок оставалось шесть. Две удирали к берегу по ту сторону заросших отмелей, еще одна двигалась параллельно суденышку Квазимодо. Сейчас придется хватать лодки на руки, тащить дальше от воды. И снова придется отсиживаться, дожидаясь неизвестно чего.

Не пришлось. Следующей добычей речного гиганта стала их лодка.

Квазимодо подлетел в воздух, машинально ухватился за орудие, едва не сорвав ложе со станины. Корма лодки встала почти вертикально – сидящие там «желток» и Уэн, не успев крикнуть, полетели в воду. Кажется, усеянная коническими зубами пасть сглотнула солдата еще в воздухе.

Лодка пролетела над водой, шумно плюхнулась, и Квазимодо едва не оказался за бортом сам. Теперь злосчастное суденышко было гораздо ближе к берегу, но добраться до суши людям было уже не суждено. Носильщик барахтался в воде. Вор видел, как огромная тень в мутной воде скользнула к нему. Носильщик исчез с легким плеском. Бубен, встав в лодке и мощно выдохнув, метнул копье в едва угадывающуюся тень. Копье, наполовину уйдя в воду, словно ударилось о камень, выскочило обратно и бессильно закачалось на слегка взволнованной поверхности. Почти в тот же миг вода вспухла у самого борта лодки. Квазимодо в первый раз увидел глаза чудовища – широко расставленные на низком своде черепа, они смотрели на людей с легким и даже доброжелательным интересом. Вор знал этот взгляд – сам так заглядывал в миску со жратвой, поданную в трактире.

Лодка не двигалась, замерев в нелепом, чуть приподнятом положении, – аванк удерживал ее днище на своей длинной морде. Бубен потянулся за копьем своего погибшего товарища. Квазимодо знал – уже не успеть. Ничего не успеть. В этот длинный миг фуа глянул на одноглазого парня. Квазимодо даже не успел изумиться тому, что собирается сделать ныряльщик, – фуа прыгнул в воду. Это был даже не прыжок – скачок, фантастически высокий и длинный. Человек-лягушка беззвучно вошел в воду. Лодку сильно тряхнуло – аванк развернулся вслед за движением фуа. Бубен с проклятием растянулся на дне лодки. Квазимодо выдернул чеку из станины, подхватил ложе с «плечами» на руки. Живот чуть не рвался от напряжения – вор с трудом удерживал на весу тяжелое орудие. Четырехгранный наконечник карро смотрел за борт. Вынырнет – всадить стрелу. Лучше в пасть. Если нет – прямо между глаз. Не пробьет – может, хоть оглушит.

Аванк не показывался. Там в воде что-то происходило – летел ил и песок со дна, словно в котле, бурлила белая вода, далеко разлетались брызги. Мелькнул огромный, весь в костяных пластинах, хвост. Волна чуть не перевернула лодку. Квазимодо не успел удивиться, увидев внезапно выскочившую над поверхностью голову ныряльщика. Фуа с поразительной скоростью плыл между лодкой и тростниковыми зарослями. Следом устремился аванк. От его морды расходились две длинные волны. Раскрылась пасть. В последний миг чудовище повернулось чуть набок, чтобы ловчее схватить верткую добычу. Мелькнула над водой перепончатая, шире любого щита, лапа, бледно-желтое брюхо.

Все это происходило настолько быстро, что Квазимодо дернул рычаг спуска совершенно бессознательно. Щелчок мощного механизма свалил вора с ног. Падая за борт лодки, Квазимодо успел понять, что не промахнулся.

Стрела вонзилась в брюхо, чуть ниже передней кривой сильной лапы аванка.

Вода рвалась отовсюду. Квазимодо крутило, бросало, что-то мощно ударило по пятке. Вор пытался куда-то плыть. В легкие стремилась мутная вода. Квазимодо понял, что почему-то плывет вдоль зарослей. Под ногами было дно. Вор ухватился за тростник, поспешно полез в гущу зарослей. Там позади качалась отброшенная к другому островку лодка. Вода успокаивалась, лишь рыжее пятно поднятой со дна мути и водорослей расплывалось во всю ширь пространства между островками.

Квазимодо откинул с глаза мокрые волосы и пощупал живот. Там болело – точно надорвал себе жилу. Нужно на берег выбираться.

Там посреди пятна мути плавали вещи. Квазимодо разглядел мешок с фасолью, весла, ком плаща. Эх, все пропало. Еще что-то качалось на воде – бледная кисть руки, рядом светлое пятно затылка.

Квазимодо заколебался. Аванк где-то рядом. С другой стороны – надо бы останки парня похоронить. Жаб сделал все, что мог – тварь как на блюдечке подставил. Нехорошо его рыбам оставлять. Раз аванк его решил не доедать – значит стрела в брюхо на чудовище подействовала. Нужно Лягушку на берег вытащить, заодно и из вещей что-то можно прихватить. Глири меньше гневаться будет.

Квазимодо погрузился в воду и осторожно поплыл. От страха сводило и так болевший живот. В грязной воде не было видно абсолютно ничего. Вор отпихнул от лица плавающее весло. Ухватил за безвольную кисть фуа. Казалось, потянешь и вытянешь из воды одну отгрызенную руку. Нет, к руке все еще что-то крепилось. Квазимодо ухватил другой рукой плащ и потянул все это к берегу. И то, и другое волочить оказалось тяжело и страшно неудобно. Вор наглотался воды, пока наконец не ощутил под ногами твердь. Теперь тащить стало гораздо удобнее.

Люди столпились шагах в тридцати от воды.

– Я говорю – мы его подстрелили! – вопил Бубен. – В самое брюхо стрелу засадили. Теперь пусть порыгает, тварь прожорливая. Уэна ведь сожрал прямо на моих глазах. Да помогите же Кривому! Говорю – подстрелили аванка.

Несмотря на вопли, ни сам Бубен, ни другие солдаты к границе воды подходить не торопились. Только когда изнемогший Квазимодо уже хлюпал по колено в воде, к нему подскочили несколько человек, подхватили безвольное тело ныряльщика.

«Не жилец», – подумал Квазимодо, стаскивая с себя мокрые штаны. Фуа неподвижно лежал на траве. Сначала вору показалось, что у ныряльщика нет левой ноги. Нога все-таки была, но только до колена, дальше торчали белые тонкие кости, по сравнению с которыми уцелевшая перепончатая ступня казалась непомерно широкой. Висели лохмотья мускулов. Кровь идти уже перестала – ногу выше колена перетянули ремнем. Над раненым возился «серый» и один из десятников, вроде бы понимающий во врачевании. «Серый» начал прилаживать лохмотья мяса на место, прикрывая оголившиеся кости. Разодрали на бинты рубашку.

Дальше Квазимодо смотреть не стал – как был голый, полез в реку. Аванк, видать, убрался пузо зализывать, а об имуществе побеспокоиться нужно.

Швы на лодке разошлись, и она едва виднелась над водой. Жалко – вор к «своей» лодке уже привык и даже вынашивал планы, когда минет необходимость в водном средстве передвижения, обменять суденышко на что-нибудь полезное в хозяйстве. Дайте только выбраться в населенные места, а там пусть Глири со своими приказами убирается подальше.

Квазимодо удалось выловить свой плащ и мешок и мешок Уэна. Заодно вор вытащил из воды копье и мешок фасоли.

У воды Квазимодо ждал сотник. Покачал головой:

– Смелый ты, Полуморда, только полный дурак. Раз тебя аванк не сожрал, так, думаешь, и дальше так будет?

– Так мы, господин сотник, подстрелили тварь. Может, больше не приплывет?

Глири засмеялся:

– Да ты, криворожий, прямо герой. Напугал аванка. Да ему твоя карро что соломинка в заднице. Ладно, почему эвфитон не снял?

– «Плечо» тварь сломала, – не моргнув глазом соврал и не думавший искать канувшее в воду орудие Квазимодо, – как даст тварь хвостом – я в воду, дуга вдребезги. Я уж нырял, да где там, вода – одна муть.

Сотник смачно сплюнул:

– Уж знаю, как ты искал. Все равно некогда нам. Пока твой проклятый аванк не прочухался, нужно убраться подальше.

Ныряльщик лежал в стороне. Люди к нему близко не подходили – и так все понятно. Квазимодо постоял, раздраженно трогая ноющий живот. Как-то все это неправильно. Глаза фуа, кажется, были открыты. Вор вздохнул и подошел. Ныряльщик действительно был в сознании. Смотрел белыми от боли глазами. Квазимодо присел на корточки.

– Воды мне оставишь? – прошептал фуа.

– Оставлю. И в тень передвину. Подожди пока…

Люди вокруг собирались в путь, невесело обсуждая подробности произошедшего. Квазимодо деловито прошелся между вещей к лодкам и обратно, спер по пути большую миску. Воды пришлось набрать прямо из реки, но тут уж ничего не поделаешь. Вор торопливо срубил две ветки, используя их как колья, натянул у куста плащ. Разостлал второй. Нести ныряльщика было сложно – живот болел, да и как возьмешь на руки человека, когда у него только что половину ноги оторвали? Солдаты косились со стороны, но помочь никто не пришел. Фуа обеспамятел, но быстро пришел в себя на плаще. Квазимодо спрятал под ветки миску с водой, свой прекрасный котелок, тоже полный воды.

– Из жратвы у меня только фасоль есть. Может, размочишь.

– Спасибо, – прошептал ныряльщик. Нос его заострился, кожа казалась меловой.

– Не за что, – пробормотал вор. – Я тебе должен.

– Уже нет. Ква, у тебя орехи остались? Оставь мне.

– Легкой дороги хочешь, – со злостью прошептал вор. – Фиг тебе, а не орехи. Вы, лягушки, живучие. И ты выкарабкаешься. Я тебе лучше нож оставлю. Свой-то ты утопил.

Квазимодо сунул под бок раненому мокрые ножны с орочьим ножом, почесал голову и сказал:

– Тут у меня лекарство горное есть. Сунь в воду, когда будешь пить, вдруг поможет.

Влажный рог легко разломился. Вор оставил товарищу часть поменьше. Все равно не подействует. Фуа было не до разговоров – у бедняги глаза закатывались от боли.

– Полумордый! Что расселся? – от лодок орал Глири.

Бойцы отряда уже выводили лодки на воду.

Квазимодо поморщился:

– Ладно, может, еще увидимся.

Фуа не ответил. Кажется, опять вырубился.

Квазимодо побежал к берегу. Сотник ждал, помахивая плетью:

– Что, целовались на прощание?

– Как можно, господин сотник. Я про аванка расспрашивал, вдруг еще появится.

– Добросердечный ты малый, как я посмотрю. Может, ты с ним останешься? Поддержишь товарища в беде?

– Как можно?! Куда ж я без вас? – изумился вор. – В одиночестве пропаду.

– А то смотри. Я могу тебя и оставить.

«Ага, интересно, ты мне руку или ногу рубанешь, когда оставлять будешь», – подумал Квазимодо, а вслух спросил:

– Господин сотник, а мне за попадание в аванка премия полагается?

Получив плетью между лопаток, Квазимодо охнул и кинулся садиться в лодку.

Глава 5

И почему запах чужого пота бывает настолько противным? Лодка с трудом двигалась вперед. Разговор давно увял, гребцы натужно работали веслами. Вор устал. Не выпускать так долго весло из рук оказалось занятием ужасно скучным. Предыдущие дни Квазимодо восседал на носу, по-командирски смотрел вперед. Сейчас тот период путешествия казался едва ли не полным благоденствием. Впереди еще половина дня, а руки уже ныли.

Маленькая флотилия из пяти лодок упорно продвигалась вперед. Правый берег стал выше, со скал свисали лианы и бесчисленные гроздья снежно-белых цветов. Иногда на скалах появлялись стаи мелких визгливых обезьян. Мерзопакостные животные насмешливо выли, скалились и пытались докинуть до лодок палки и мелкие камни.

– Говорят, эти хвостатые уродцы вкусные, – сказал Бубен. Он сидел перед Квазимодо и закрывал своей широкой спиной полмира.

– Кто говорит? – мрачно поинтересовался длинный солдат с «Морского ястреба». – Я в Скара пробовал обезьяну. Не мясо – одни жилы. И пресное. Дрянь.

– Тебе вместо обезьяны «желтка» подсунули, – предположил Квазимодо.

– У меня, Полумордый, в отличие от тебя два глаза. Вижу, что мне подают.

– Извини, – покладисто сказал вор. – Я не понял, как именно ты ее «пробовал».

– Это твоя мама с обезьяном пробовала, – обозлился солдат. – Сейчас садану веслом по морде – тебя с такой физиономией и назад в стаю не примут.

– Заткните пасти и гребите нормально, – рыкнул сидящий на корме десятник. Его мучила какая-то болезненная сыпь на руках, и мелкий начальник все время пребывал не в духе.

– Виноват, господин десятник, – сказал Квазимодо, – глупею. Это все от голода. Целый ведь день гребем. Разве на каше такой труд осилишь? Остановились бы хоть на денек, этих бы мартышек крикливых в котел настреляли. А после мяса можно уж и грести день и ночь.

– Ты язык-то попридержи, – мрачно посоветовал десятник. – Глири услышит – последнего зуба лишишься. Ты, Полумордый, эвфитон утопил? Теперь и сам-то кому ты нужен?

– Разве ж я утопил? – жалобно сказал Квазимодо. – Разбил проклятый аванк мое орудие в неравной схватке. Совсем осиротел я – эвфитона нет, штаны прорвались, плывем в глушь обезьянью.

– И то правда, – вздохнул Бубен. – Оборвались все. Неужто здесь никакой деревни или фермы не имеется? Я б рубашку себе новую добыл. Не думайте чего – заплатил бы все честь честью. Я приказ командора помню.

– Вы эти речи бунтовщицкие бросьте, – привычно рыкнул десятник. – Приказано – значит плывем. А про деревню или еще чего – я и сам не знаю. Нам Глири не докладывает. Так что гребите и языки свои засуньте поглубже в…

«Ага, удобно засовывать в пустое-то место», – подумал Квазимодо. Попытка прояснить цель похода опять не удалась. Впрочем, вор другого и не ожидал. Только сам Глири да, возможно, проводник знали истинную задачу отряда.

Течение реки усилилось, и двигаться против него стало труднее. Руки болели все сильнее. Прошлую ночь Квазимодо провел плохо. Как-то не спалось. Привык, видать, к Лягушке. Вот не повезло ныряльщику. Нога – это ведь тебе даже не глаз. Не выживет, наверно, фуа. Да и что за жизнь на одной-то ноге?

В последнее время Квазимодо все чаще вспоминал первые дни своего уродства. Боль, бред, ужас в моменты просветления. Сколько раз тогда жалел, что не сдох сразу.

Зудели москиты. Лагерь уже спал, костры почти погасли. Квазимодо тоже не торопился подсовывать ветки в свой костер. Опять Глири поставил зоркого одноглазого парня в первую ночную стражу. Доверие-то какое. Ну, сегодня вор был даже рад попасть в часовые. Хватит, натерпелся. Пора и за себя сыграть. А то доконают тебя эта гребля бесконечная да бескормица.

Вор, опираясь о копье, поднялся. Вот скат дохлый в рот Глири, и ноги, и руки ныли от усталости. Нет, точно, хватит вкалывать непонятно за что.

Квазимодо осторожно прошелся по спящему лагерю. Второй часовой клевал носом у своего костра, рядом неподвижно ссутулился «серый». Вор вернулся ближе к берегу. Огляделся – все спят. Лопата была заранее припрятана у крайней лодки. Со стороны реки доносились привычные всплески и уханье – в темноте охотился кто-то большой, к счастью, непосредственно людьми не интересующийся.

Стоя на коленях, Квазимодо сдержанно сопел и ковырял землю. Грунт здесь влажный, копать легко, но корни тростника уходили глубоко. Вор часто оглядывался – если кто подойдет, достоверно соврать, чем здесь занимается часовой, будет трудновато. Квазимодо выковырял несколько корней, но для надежности нужно накопать побольше. Корни походили на обычные луковицы – крупные, светло-желтые. Обрезанные стебли тростника приходилось «пересаживать» подальше в заросли – утром, при дневном свете, на следы может кто-то наткнуться. Подобных случайностей вор очень не любил.

Очередной раз, оглянувшись и проверив, как там, в лагере, Квазимодо вернулся к сбору аппетитных корешков и чуть ли не нос к носу наткнулся на незваного гостя. Из тростника осторожно выглядывал полосатый зверек размером с кошку. От неожиданности вор чуть не стукнул пришельца лопатой. Зверек отпрянул, но тут же потянулся к вскопанной земле. Нос его алчно шевелился.

– Что, чучело полосатое, тоже жрать хочешь? – сочувственно прошептал парень. – Давай-давай, пока я не заровнял.

Зверек, словно поняв, ухватил передними лапами червяка, принялся запихивать в рот. Квазимодо копал, поглядывая на забавного соседа. Полосатое существо осмелело, совалось чуть ли не под лопату, выхватывая червяков пожирнее. По расцветке зверек походил на енота, виданного Квазимодо еще за океаном, но движениями и повадками больше напоминал чересчур длинную кошку.

Мелко шинкуя прямо на лопате сочные луковицы, вор продолжал посматривать на кошкоенота. Зверек поспешно и блаженно запихивал в рот червяков.

«Видать, вкусные, – грустно подумал Квазимодо. – Может, и мне на червячков перейти? Если их, допустим, с кашей сварить?»

Теперь предстоял самый рискованный момент ночного плана. Увидят – придется удирать немедленно и налегке. Такие случаи в жизни Квазимодо бывали, и он по опыту знал, что ничего хорошего в вынужденных импровизациях обычно не имеется.

Вор осторожно прошел между спящих людей. Котел с замоченной на ночь фасолью стоял у костра. Моряк, выполняющий обязанности погибшего повара, похрапывал рядом. Квазимодо присел на корточки и, затаив дыхание, выжал узелок с мякотью корневищ в воду. Сока было много. Осмелев, вор вымыл в котле нож и руки. Все прошло гладко.

Вернувшись к зарослям, вор с чувством выполненного долга закопал узелок с выжатой мякотью, утрамбовал землю. Кошкоенот сидел в зарослях, облизывался.

– Иди, иди, а то обожрешься, – прошептал Квазимодо. – Жди, может, еще кто заедет, подкормит. А здесь копаться не вздумай – хвост оторву…

Утро выдалось пасмурным. Сгущались тяжелые грозовые облака.

– Живее, улитки трахнутые! – орал Глири. – Жрать и на весла.

Квазимодо пристроился в хвост очереди за жратвой. Теперь, когда численность отряда сократилась на две трети, пищу раздавали прямо из главного котла. Вор получил свою порцию одним из последних. Вокруг уже вовсю стучали ложками.

Следовало провести еще одну проверку. Вор кинул в миску заранее приготовленную крупинку рога. Едва коснувшись разваренной фасоли, крупинка заметно посветлела. Квазимодо стало не по себе – отравлять до смерти он никого не рассчитывал. Но сделанного не воротишь. Рядом, как назло, сидел Бубен.

– Ничего, сегодня порция нормальная.

– Когда один останешься – будешь вообще жрать от пуза, – заметил Квазимодо. Ему приходилось энергично совать почти пустую ложку в рот. Вкус густого варева казался отвратительным.

– Должно же кому-то повезти? – прочавкал Бубен. – Пусть это я и буду.

Квазимодо уныло работал ложкой. Как ни притворяйся, все равно в рот слишком много попадает. И оставить жратву нельзя – в отряде такого безрассудства ни за кем не водилось.

Заорал, подгоняя бойцов, Глири. Доевший свою порцию Бубен залпом проглотил кружку отвара и поспешно пошел к лодкам.

Квазимодо с облегчением опустошил свою миску под куст, затер подошвой сапога, и поспешил к вещам. Погрузка началась.

Успели спустить две лодки. Потом начала действовать волшебная смесь. Солдаты один за другим поспешно двинулись в кусты. Одним из первых был сам Квазимодо. Вор со спущенными штанами устроился на небольшом пригорочке, отсюда сквозь листву открывалась панорама разворачивающейся драмы. Десяток солдат уже сидели, кряхтя и постанывая. И численность пострадавших быстро увеличивалась. Мимо Квазимодо с искаженным лицом проломился десятник. Из-за куста вор услышал стон болезненного облегчения. Все это доставило вору некоторое развлечение, но он ждал ключевого момента.

Глири ворвался в кусты со столь яростным лицом, что мог бы напугать и аванка. Естественно, сотник не мог терять свой авторитет, усаживаясь и издавая жалобные звуки среди подчиненных. Держась за штаны, командир промчался в глубь зарослей.

Квазимодо скользнул в кусты, стараясь держаться подальше от страдающих товарищей по оружию. Впрочем, бедняги были совершенно не в состоянии следить за чем-либо, происходящим вне их кишечника.

Пришлось сделать приличный крюк. Квазимодо уж подумал, что не найдет отца-командира, но сотника выдало кряхтение, перемежающееся хриплыми проклятиями. Вор подкрался со спины. Оружие – короткая дубинка – было заготовлено еще ночью.

Квазимодо от души врезал любимому командиру по затылку. Глири клацнул зубами и сунулся лицом в траву. В такой позе и при таком беспорядке в одежде сотник выглядел не так уж грозно. Квазимодо полюбовался и принялся за дело. Ремень с оружием и кошелем, цепь с шеи, браслет – кроме этой добычи, вор стащил с сотника штаны. Командирская плеть была благородно оставлена.

Нырнув в кусты, Квазимодо не утерпел и оглянулся – из травы торчала только бледная волосатая задница. Прощай, «отец солдатам», сволочь ты поганая.

Поспешно пробежавшись по зарослям, вор закинул трофейные штаны на дерево. Одежка, конечно, добротная, но сам Квазимодо мог поместиться в эти портки раза два. Да и спрятать их некуда, с оружием хлопот полно.

Ближе к берегу заросли постанывали на разные голоса. Против отвара из коварных корешков не устоял никто. Вор стянул с себя штаны. Ремень с оружием повесил на шею, под рубашку. Рукояти меча и кукри здорово выпирали наружу. Квазимодо, прикрывая оружие, прижал к груди собственные штаны и, обессиленно пошатываясь, вышел к лодкам.

В лагере царил хаос – везде валялись разбросанные вещи и оружие, полусобранные мешки. Нескольких солдат приступ застиг так внезапно, что они не успели добраться до кустов и теперь восседали на корточках посреди лагеря.

– Смотрите, Полуморда себе штаны обделал, – пробормотал один из страдальцев.

– Тебя бы так прихватило, – слабо огрызнулся Квазимодо.

– Меня… тоже. Ох… – Солдат застонал.

– Ничего, сейчас простирну, и порядок, – пробормотал вор, проходя мимо.

– Смотри аванка не подмани, – прохрипел страдающий десятник.

– Я с лодки прополощу, – умирающим голосом пролепетал Квазимодо.

Остальные в беседу не вступали, слишком занятые собственными болезненными ощущениями.

Вор ступил в воду, оглянулся. На него никто не смотрел. Квазимодо развязал веревку, привязывающую уже спущенную лодку к лодкам на берегу. Забрался внутрь. Мешок и плащ вора уже лежали здесь – для такой «случайности» даже особой ловкости рук не требовалось. Квазимодо забрался в лодку, принялся полоскать штаны. Украдкой оглянулся – на берегу по-прежнему заседали сломленные фасолевой похлебкой воины, на реку никто не смотрел. Вор вытащил из плаща дикарские стрелы. Изловчась, метнул одну к берегу. Стрела красиво воткнулась у самого среза воды – даже чересчур удачно.

Больше ждать было нечего. Квазимодо зажал под мышкой еще одну стрелу – так, чтобы оперение торчало поестественнее. Истошно завопил и не очень быстро плюхнулся за борт в теплую воду.

После мгновения тишины на берегу кто-то завопил:

– Дикари! Вдоль берега подошли!

Квазимодо, падая, стукнулся подбородком о рукоять меча, выпирающего из-под рубашки. Проклятый сотник и здесь доставлял неприятности. Но сейчас было не до зубов – прижимаясь к борту, вор медленно потянул лодку на глубину, к течению.

На берегу раздавались невнятные команды. Квазимодо с удовлетворением услышал, как кто-то прокричал, что Полумордого подстрелили. Прекрасно, двигаются они там сейчас с трудом, главный погоняла в кустах помалкивает. Пока разберутся, пока то да се…

Дна под ногами уже не чувствовалось. Лодка потихоньку дрейфовала под защиту тростника, и ее подхватывало течением. На берегу уже заметили отвязавшуюся лодку. Кто-то кричал, но Квазимодо сильно сомневался, что солдаты полезут в воду немедленно. Понадеются поймать лодку позже. Сейчас на берегу слишком весело. Кажется, щелкнул арбалет…

Лодка легко шла по течению. Квазимодо отложил весло, лег и попытался отдышаться. Над рекой повисли черные низкие облака. Сейчас польет. Если начнется настоящая гроза – запросто можно утонуть.

Зато никто не будет пинать тебя в зад до последнего вздоха. Квазимодо чувствовал облегчение. Как же давно ты не был один. Теперь и живешь сам, и умираешь сам. Родного дома у тебя нет, ни Флоту, ни командору, да и никому из королей ты не присягал. Воровская свобода во всей красе.

В небе громыхнуло, засверкали молнии, и чувство облегчения мгновенно исчезло.

Вертикальные струи дождя казались сплошным водопадом. Приставать к почти невидимому берегу Квазимодо не рискнул. Течение волокло отяжелевшую лодку. Вор сделал на носу подобие тента из плащей, а сам безостановочно вычерпывал воду. Ослепительно сверкали молнии, все вокруг становилось пронзительно белым…

Последние капли еще падали в рыжую речную воду, но уже вовсю сверкало солнце. Квазимодо сидел в воде, на две трети наполнившей лодку, и утомленно смотрел на котелок, покачивающийся на поверхности и тычущийся в колени новому хозяину. Котелок был хорош, с плотной крышкой, которую можно использовать как сковородку. Раньше принадлежал одному из десятников – кажется, владельца сожрал аванк еще в свой первый обед. Квазимодо вздохнул и принялся вычерпывать воду. От быстро сохнущих плащей поднимался пар. Снова развопились птицы в прибрежных зарослях.

Все-таки двигаться по течению и против течения – большая разница. Проплывали мимо берега. Квазимодо подправлял лодку веслом, иногда греб подольше. Хотелось есть. И болел рот. Вор сплевывал розовую слюну. Так всегда бывало – стоит чуть повредить искалеченную пасть, и потом будет заживать неделями.

Квазимодо сплюнул еще разочек, вынул из потайного кармашка драных штанов сомнительный кусочек. Жилка единорожья. Рог мифического животного вроде работает. Вон даже слабительное определяет. У самого вора до сих пор нехорошо булькало в желудке, а съел-то всего капельку фасоли. Квазимодо подозрительно осмотрел эластичный серый комочек и сунул за здоровую щеку. Вкус оказался неплохим – освежающий, слабый, отдаленно похожий на мяту. Квазимодо принялся грести, через какое-то время сплюнул – кровь вроде бы идти перестала.

Солнце уже клонилось к закату, когда вор пережил крайне неприятное мгновение. Аванк затаился у тростника, притворяясь безжизненным бревном. Квазимодо мгновенно забыл об усталости и изо всех сил погнал лодку к другому берегу. Чудовище не обратило на гостя никакого внимания. Постепенно вор начал работать веслом не так лихорадочно – во-первых, устал, во-вторых, аванк выглядел слишком неподвижным. И широкая лапа торчала из воды как-то неестественно.

Подплыть Квазимодо решился не скоро. Вообще приближаться к чудовищу было делом заведомо глупым. Вор оправдывал себя тем, что опасно оставлять позади себя непонятно кого, но на самом деле парня мучило любопытство.

Квазимодо осторожно подогнал лодку поближе, поднял арбалет. Глухо щелкнула тетива – болт тяжелого флотского арбалета клюнул чудовище в хвост, со стуком, словно угодив в камень, отскочил от костистых щитков и исчез в тростнике.

«Если он настолько умен, чтобы так притворяться, – хрен с ним, пусть меня жрет», – подумал вор, заряжая арбалет.

Аванк был мертв. Квазимодо по-хозяйски потыкал его веслом, поразглядывал толстенную, словно сложенную из кожаных щитов шкуру. Потом вор не отказал себе в удовольствии: влез на тушу и прошелся по широкой спине. Здесь было где прогуляться. Квазимодо ощутил прилив законной гордости. Впрочем, тут же пришла в голову трезвая мысль – возможно, это совсем другая тварь? Со времени битвы прошло почти двое суток, а ящер выглядел свеженьким, точно только что покинул сей бренный мир. Вдруг их тут много, и этот сдох от старости или от какого-нибудь другого расстройства? Обеспокоенный вор спрыгнул в воду, обошел чудовище со стороны тростника и ухмыльнулся. Тот самый – из воды торчало древко карро. Отличной машиной был утонувший эвфитон, не зря волокли через болота и горы. Квазимодо потрогал толстую стрелу – глубоко сидит. Вор посмотрел в мутный полуприкрытый глаз ящера. Что, хреново тебе, живоглот? А когда нас жрал, весело было? Квазимодо уже собирался вылезать из воды, когда заметил сквозь воду тусклый блеск металла. Нож торчал под нижней челюстью аванка. Как же Лягушка умудрился?! Там, в воде, и собственной руки не разглядеть было. Квазимодо с трудом, упираясь в шершавый бок чудовища, высвободил плотно засевший нож.