Книга: Азазель - Юсуф Зейдан

Хотя тема-то на самом деле благодатная и пока еще не избитая литературными интерпретациями. Первые века становления христианской церкви на Востоке, время, когда в мучительных религиозных и политических дискуссиях и богословских диспутах, в условиях вражды и нестабильности рождалась на свет будущая мировая религия. Религия, центральной идеей которой провозглашалась любовь, но чей фундамент уже тогда строился на крови и нетерпимости. Интереснейшая эпоха борьбы между богословскими школами, каноническими книгами и апокрифами, старыми и новым богами, когда судьбоносные вопросы веры и неверия решались не только на Вселенских соборах, но и в душе отдельного человека. В общем, плодотворный и многообещающий материал для качественной художественной обработки.

Однако не в этом случае. Автор в лице своего протагониста лишь скользит по поверхности исторических событий, не создавая никакого ощущения погружения в эпоху - по сути, не показано ничего, о чем нельзя было бы узнать из краткой энциклопедической справки. Выписанный Зейданом образ монаха Гипы совсем неубедительный, претерпеваемые им муки выглядят несколько наигранными, обещания "страшных событий", свидетелем которых он стал, к последней трети книги уже просто надоедают. А сами эти события сводятся к обвинению его покровителя в ереси и расставанию с возлюбленной... Женские персонажи, кстати, совершенно картонные и не выдерживают никакой критики - они моментально влюбляются в беднягу монаха и падают к его ногам. Арабам вообще свойственна некоторая романтичность в парадоксальном сочетании с интересном к интимной части дела - имеется в виду автор.

Подводя итог, можно сказать, что как исторический роман книга поверхностная, как психологический - неубедительная, а в части мало-мальской интриги - вообще провальная. Хотя, повторюсь, все дело может быть в завышенных ожиданиях.

Роман представляет собой дневниковые записи, написанные неведомым миру монахом Гипой, в 490-х годах нашей эры, найденные неизвестным археологом в наши дни и опубликованные после его смерти. Гипа - совсем не герой, человек верующий, творческий, мягкий и любящий, замечательный лекарь, поэт и регент детского церковного хора. В своем дневнике он расскажет нам о событиях, свидетелем которых ему привелось быть. Учитывая характер этих событий, удивительно крепка окажется вера в этом тихом и робком на первый взгляд человеке.

Первое столкновение с человеческой жестокостью в детстве – за то, что отец мальчика приносил рыбу жрецам старого бога, люди, называющими себя христианами, убивают его во имя веры. Это заставляет его покинуть родные места, но не отвращает от религии. Второй раз он столкнется с человеческой жестокостью, когда отправится в Александрию за знаниями. Он будет мечтать о занятиях в знаменитом александрийском Музейоне, о посещении известной на весь мир библиотеки. А вместо этого на руинах сожженного Музейона христианские мракобесы разорвут на клочки Гипатию, женщину–ученого, математика и философа. Она будет молить о помощи, но он не осмелится ей помочь. И вновь страдания и моральное опустошение заставят его обратиться к истокам веры, искать поддержки у святых отшельников и совершить паломничество в Иерусалим. Видимо бог сжалится над ним, и даст ему годы спокойствия в стенах монастыря близ Алеппо.

Но будет еще один кризис – он полюбит женщину, а в это же время, в одной из битв за «правильную» веру, падет в борьбе со своими церковными врагами его любимый наставник. Противник привлечет на свою сторону Императора и Папу и его вера окажется «правильнее». Кризис будет так силен, что у героя он из духовной сферы перейдет в физическую – и чуть не убьет его, но по всем известной поговорке, сделает только сильнее.

Самое интересное – это конечно общение Гипы с тем, кого он называет «Азазель». Чья это «ипостась» ? Самого ли героя – то, что сейчас мы называем «бессознательное», или самого врага всего сущего? Или это голос его совести? Но больше всего мне нравится объяснение самого автора. От имени этой сущности он говорит: «— Гипа, я и есть ты, я — каждый из вас. Вы видите меня рядом всякий раз, когда пожелаете. Я всегда готов снять ответственность, отменить обязательства и оправдать любого приговоренного. Я — желание, желающий и желаемый; я — слуга человеческий, тот, кто подстрекает его идти на поводу собственных заблуждений». То есть это та темная сторона человеческой натуры, «зверь внутри нас», которому приличный человек обязан противостоять, и не важно, какую он исповедует веру. И получается, что в основе любой веры лежит нравственный закон, и если человек переступает через него, то грош цена всем его молитвам и декларациям. Мне понравилась обложка русского издания. Через прореху в старом пергаменте мы видим страдающие человеческие глаза. Чьи они? Что они видят?

P.S.Спойлер

Не уверена, что поняла концовку, поделитесь, кто прочитал! Ведь в конце Гипа уходит из монастыря, поняв что бог в сердце человека, где бы он не жил; и чтобы любить бога не обязательно быть монахом, можно просто жить, любить жену, растить детей и верить?

Но христианство везде разное. Мы относительно поздно приняли его, относительно рано отвергли, возрождаем методами, устаревшими еще сто лет назад и приведшими к трагедии.

А есть места, где оно осенило языческие головы не намного позже распятия его основателя, где не имея отношения к церковным монополистам и их интригам, осталось близким к первоисточнику. Эфиопия, Египет, Грузия, Армения.

Монополисты же как подстроили его под себя в начале, так и продолжают его адаптировать под потребности паствы по сей день.

Что лучше: меняться и быть сильным, востребованным социальным институтом, донося смысл веры или придерживаться старых традиций, ритуалов, не приближаясь к душам прихожан? А может, дело не в реагировании на среду, а в личностях пастырей - служащих свету или собственным амбициям?

Я рассуждаю не только о сегодняшнем дне. Я рассуждаю о событиях, более чем полуторатысячелетней давности, описанных в этой книге. Ученым уважаемым человеком и ... мусульманином. Описаны они не беспристрастно. Скорее с симпатией и переживанием.

И книга эта не только о становлении христианской веры, с ее ангелами и демонами. Но и о человеческой судьбе. О человеке - робком и терпеливом, который верит и сомневается. Ранимом, влюбляющемся и страдающем. Амбициозном и служащем людям. О христианине.

От которого можно много узнать о христианстве...

На фото - надписи, сделанные египетскими монахами-христианами, на внутренних стенах в храме царицы Хатшепсут в Египте. 2 -3 век от Рождества Христова.

Так пусть же книга говорит с тобой. Пускай она, безмолвный мой ходатай, Идет к тебе с признаньем и мольбой И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой? Услышишь ли глазами голос мой?

Я люблю такие книги. Исторические, про жизнь людей, отстоящих от нас на многие столетия и даже тысячелетия. А в этой книге я еще находила подтверждения многим мои мыслям и чувствам

Бог не сотворил зла… не творит его сейчас… и не терпит его. Бог — это только добро и любовь. Но человеческие души уже давно сбились с пути, когда возомнили, что довольно лишь одного разума для познания истины, что можно обойтись без небесного спасения.

ответы на свои вопросы

религия не имеет ничего общего с разумом и что вера не была бы верой, если б не отрицала разум и логику, — в противном случае она превратилась бы в любомудрие и философию

После долгих размышлений я понял, что боги, при всех их различиях, находятся не в храмах, сооружениях и громадных зданиях, а в сердцах верящих в них людей. Люди живут, пока в них существуют боги, и когда исчезают одни, уходят и другие.

Книгу я читала долго, постоянно обращаясь к примечаниям и энциклопедиям. Упоминание Гипатии, которой я искренне восхищаюсь, и сцена её мученической смерти тронули до слез.

человеку непозволительно издеваться над верой другого: умаление чужой веры означает принижение собственной. Тогда выходит, что никакая вера не годится для людей!

А ведь Гипатия была только ученым и учителем... Еще мне показалось, что в книге описано много глаз и слез, как будто для героев это своего рода еще одно средство "говорения", когда на устах лежит печать любви. Если честно, то под конец я запуталась в религиозных догмах, мыслях и высказываниях героев, поэтому пролистала несколько страниц. И тем сильнее для меня была концовка книги, содержащаяся всего в нескольких строках.... Она была настолько неожиданная, что я трижды прочитала этот абзац прежде чем я осознала, что не ошиблась и поняла все правильно!.. Хорошая, очень хорошая книга!!

Композиционно произведение не ловит особых звёзд, Зейдан использует давно проверенный приём устранения автора из повествования и вывода рассказчика на первый план. Некий переводчик из Александрии десять лет назад недалеко от сирийского города Алеппо нашел тайник с пергаментными свитками, написанными по-сирийски (арамейски) монахом Гипой в году 431 после Рождества Христова. Александриец перевёл текст на арабский, разбил для удобства чтения на главы и завещал опубликовать после своей смерти, что Юсуф Зейдан, надо полагать, и сделал. Таким образом, текст прошёл через три фильтра “отстранения”, обернулся в три накидки Мары: эмпирический автор Юсуф Зейдан, неизвестный переводчик с сирийского, работу которого выпустил “издатель Зейдан”, эмпирический автор второго порядка и рассказчик монах Гипа (если обратиться к, скажем, Шести прогулкам в литературных лесах Умберто Эко). И пожалуй, такое отстранение понятно, учитывая содержание текста и фурор, какой произвёл роман.

Итак, наш рассказчик, египетский монах Гипа, родился на исходе четвёртого века в деревне Наг Хаммади (что тоже неспроста, вспомним найденные именно здесь в 1945 году папирусные кодексы с гностическими евангелиями). То было время после Первого Вселенского собора и осуждения Ария, после утверждения Никейского Символа веры о Боге Сыне единосущем Отцу. Но учение Оригена и Ария еще отдаётся отголосками в воззрениях епископов Феодорита Кирского и Нестория, а также остальных епископов Антиохийской богословской школы, с которыми знакомится Гипа, ставший свидетелем многих жестоких исторических событий. Зверствования александрийских христиан, разорвавших на части знаменитую Гипатию, противостояние трёх сил христианского мира — Рима, Александрии и Константинополя, — вражда между Несторием Антиохийским и епископом Кириллом, закончившаяся Третьим Вселенским собором, анафемой Нестория и обвинением его в ереси, — на фоне этих эпохальных водоразделов происходит личное становление Гипы, поиски им основ своей веры, странствия по Египту и Палестине, успокоение и примирение со своим демоном.

Дальше...

Роман Зейдана не столько исторический, сколько исповедальный, пусть трансформация героя и происходит в узнаваемых местах и параллельно событиям, имевшим историческое значение для общества. Роман развивает важную идею для нового мировоззрения и новой пост-христианской (и пост-мусульманской, откровенно говоря) этики — о примирении и принятии своего демона (своей тени, противоположности, Азазеля, имена не важны), о недопустимости проецирования его вовне. «Я не существую отдельно от тебя. Я, Гипа, — это ты, и могу быть только в тебе. — А ты не перевоплощаешься в других людей, Азазель? — Перевоплощение — это миф.» Азазель провоцирует раздоры и распри среди христианского мира, но не потому, что он воплощение вселенского зла или Друга, шумерского демона лжи, а потому, что человек сам вызывает его к жизни, выпускает наружу и снимает с себя ответственность. «— Гипа, я и есть ты, я — каждый из вас. Вы видите меня рядом всякий раз, когда пожелаете. Я всегда готов снять ответственность, отменить обязательства и оправдать любого приговоренного. Я — желание, желающий и желаемый; я — слуга человеческий, тот, кто подстрекает его идти на поводу собственных заблуждений.» Так Кирилл и Несторий боролись не друг с другом, а Вселенские соборы осуждали не еретиков, но они только забивали гвозди в собственные гробы.

Необычайно важны для повествования два эпизода, фактически запустившие процесс трансформации героя: убийство отца фанатиками-христианами, когда Гипа был ещё ребёнком, и растерзание Гипатии александрийскими последователями распятого бога. В детстве Гипа первый раз сталкивается с тем, что сейчас называется психологией козла отпущения: его отца убивают только за то, что он иногда подкармливает жрецов древнего бога Хнума. Но настоящий шок испытывает Гипа, когда на его глазах разворачивается этот древнейший механизм — очиститься, принеся в жертву либо социального изгоя, либо выдающуюся личность, чьи этические стандарты слишком высоки для коллектива, каковой и стала женщина-философ Гипатия. Фанатики-христиане, охваченные не благим экстазом новой веры, но своей собственной коллективной тенью, под благословение епископа Кирилла и с криками «Ведьма, ведьма!» жестоко расправляются с Гипатией. Желая убить Зверя, они сами становятся зверем. Это тот же самый тоталитаризм XX века, который начинается не с одержимости тьмой, а с идентификации со светом. (Кстати, развёртывание механизма козла отпущения прекрасно показал Уильям Голдинг в Повелителе мух .)

Ужас от увиденного вызывает в Гипе первый и важнейший кризис веры. Гипа идёт к Нилу, крестит себя сам и принимает новое имя, сокращенное от Гипатии, чтобы никогда не забывать. Он начинает задаваться вопросами об истоке своей веры, о связи её с древними верованиями Египта, посещает Иерусалим и принимает монашество (в конце концов, именно египтяне подарили миру институт монашества). Второй кризис веры назреет через много лет, уже в монастыре близ Алеппо, и начнется с любви к девушке Марте, обладающей царской статью и прекраснейшим певческим голосом. В Гипе пробуждается тяга к тому идеальному источнику, который воспевали в средневековых галантных романах и который символисты назвали «Вечной Женственностью». И если Гипатия стала для Гипы гностической Софией, то Марта воплощает саму Деву Марию. Третий и последний (в пределах записок Гипы, но наверняка не в его дальнейшей жизни) кризис веры ознаменовал приход Азазеля, «той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Это тот самый демон пустыни, которому древние иудеи жертвовали козла со всеми грехами своего народа, и во имя которого растерзали Гипатию. Но всякое божество есть проявленный вовне отпечаток нашей психики, и Гипа понимает наконец, что нет тени без предмета, нет даймона без человека, и, что важно, нет человека без даймона. Кастрация снизу так же опасна, как кастрация сверху. Как Гед принимает Геббета ( Волшебник Земноморья Урсулы Ле Гуин), так и Гипа принимает Азазеля как часть себя и голос своей совести, что имеет решающее значение для его трансформации. «После долгих размышлений я понял, что боги, при всех их различиях, находятся не в храмах, сооружениях и громадных зданиях, а в сердцах верящих в них людей. Люди живут, пока в них существуют боги, и когда исчезают одни, уходят и другие.»

Я более чем уверен, что Гипа смог примириться со своей совестью, с предательством матери и смертью отца, не поддался на женоненавистнические настроения времени и не позволил Вселенским соборам диктовать себе символы веры — поступок, на который у многих христиан и в XXI веке не хватает смелости. А главное — и этот вывод стоит взять на вооружение уже нашим современникам — дьявол скрывается в нас самих, и он часть нас самих, а не сидит в евреях, кавказцах, геях, американцах или инопланетянах. Конечно, в каждом из них живёт свой Азазель, но это не причина и не повод выпускать его в мир.

— У тебя впереди еще долгая жизнь, Гипа, не думай сейчас о смерти. — Азазель… Где ты был все это время? Он объяснил, что был и всегда будет рядом и что настоящий мир — это тот, что находится внутри меня, а не то, что происходит вокруг…

Сюжет "Азазеля", как уже упоминалось выше, разворачивается вокруг жизни монаха Гипы, который под влиянием демона пустыни Азазеля, излагает на бумаге свою историю: о том, как он пришел к Богу и христианству, как стал свидетелем смерти язычества и как все ужасы V века не смогли сжечь в нем корень добра. В отличие от многих христиан того времени, Гипа не считает, что язычество оскорбляет Бога - он верит, что и среди приверженцев Юпитера были и есть набожные и достойные люди, которые позволили человечеству развиваться. На протяжение романа в душе Гипы идет борьба: он не может понять, что есть вера и что есть люди, живущие под одним небом, но поклоняющиеся разным Небесам. Гипа считает, что это Азазель насылает на него проклятье, совращая его любовью к язычнице, но в глубине себя он понимает, что ошибается, и что любовь - самое прекрасное, что подарил людям когда-либо Господь. Из-за своих предубеждений он теряет свою первую женщину, но сам Всевышний готовит ему новый урок. Доля забрасывает Гипу в Александрию - город контрастов, где праведные христиане срезают скальпы с языческих ученых во имя Иисуса, который, по их словам, жаждет крови. В египетском порту он встречает легендарную Гипатию Александрийскую, величайшую женщину-математика, чей ум сравним лишь с талантами Марии Кюри. Гипа понимает, что Гипатия - красивейшая и умнейшая женщина, которую он когда-либо видел, и его душа велит быть подле нее, впитывая всю мудрость античной науки. Но гром среди ясного неба пробивает внезапно, когда сумасшедшие христиане разрывают Гипатию в самом центре города на тысячи кусочков, называя ее ведьмой, и затем, подобно красногвардейцам, идут сжигать Александрийскую библиотеку, в которой хранились самые великие знания человечества. Гипа бежит из Александрии, он не может забыть, как Гипатия молила его о помощи, но он не решился на этот шаг...

Внутренняя борьба на фоне проливающейся крови и демонического хохота христиан, - вот что изучал писатель. В своем тексте он приоткрывает темные уголки истории. Его персонажи в основном глубокие, робкие создания, для которых век перемен стал тяжким бременем, сулившим боль и страдания. Гипа, которого Азазель гладит костлявой рукой по голове, словно милого ребенка, изливает душу читателю - ему больше некуда пойти со своими мыслями и переживаниями. И если вы готовы выслушать историю этого мягкого, но очень умного человека, его исповедь станет трагичной, но правдивой.

"Азазель" достойный роман. Одна из лучших книг, вышедших за последнее время!