Книга: Рука - Юз Алешковский

Читая такие книги, трудно отделить правду от преувеличений, продиктованных личными трагедиями конкретных людей. В этом плане избранный Алешковским жанр притчи-фантасмагории представляется очень удачным. Он позволяет немного отступить от реальности и посмотреть на события тех страшных лет через защитное стекло. События ведь страшные — главы романа, в которых речь идет о разорении и уничтожении российской деревни, о беспределе в советских детских домах болью отзываются в сердце. Неужели так было? И ведь, наверное, было именно так, очень близко в этому страшному художественному тексту... Бесы, графы, коммунистическая идея — всё это представляется таким мелким и лживым перед трагедией конкретного человека, того человека, который был убит в деревенском доме, того, который был искалечен, того, который калечил и убивал сам. У режима, замешанного на такой основе, не могло быть нормального будущего.

Как нет этого будущего у героя. Герой в этом плане вообще обделен полностью: прошлое, будущее, настоящее — у него ничего нет. Он просто рука, возомнившая себя мстителем системе, но управляемая этой же системой. Ликвидировал всех запланированных — и можешь уходить. Из жизни уходить, где с самого начала никому не было места, поскольку вся жизнь превращена в некое отбывание уголовного наказания. Все в лагере, на воле никого, ибо воли нет нигде.

Сам автор, правда, ускользнул. На волю ли, трудно сказать. Но из под системы точно. А героя в ней оставил. Изначально без всяких шансов. Этот разрыв автора и героя меня беспокоил во время чтения. «Рука» — роман, в котором описано только плохое. Было ли хорошее на самом деле, не знаю. Но по роману — хорошего не было совсем, ни в чем, даже в помощи одного человека другому, которая всегда диктовалась и обставлялась каким-то извращениями. Хорошее осталось в деревне, уничтоженной во имя коллективизации, там было настоящее, живое стремление к обустройству новой жизни. Его затоптали и не осталось ничего. Выход усматривается один — бегство. Такой выход видит и вкладывает в понимание героя автор-беглец. Мертвый отец героя пытается показать ему другой выход: отказ от мести, метафизическое очищение души. Как это применить практически к тому, кто живой и уже внутри системы, представить сложно. Мёртвый ведь тоже беглец получается. Всё это формирует неоднозначное отношение к произведению. «Не верю» сказать нельзя, — понятно, что автор близок к истине, — но и доверия не возникает.

Тем не менее, вещь яркая. Вроде ничего нового не сказано, а больно и обидно за страну, в которой живешь.

2) и потому эта книга все такая же, как и остальная его проза - полностью неподцензурная, не знакомая ни с внутренними, ни с внешними ограничениями. никаких ханжеских точечек. никаких умолчаний и смысловых пропусков. кого-то это может покорбить, но эта книга распахнута настежь и не скрывает ничего о своем герое.

3) а герой там особый. и потому вся эта книга - искренняя, полнокровная ненависть к советской власти и советской жизни во всех ее проявлениях. после чтения Солженицына, например, Шаламов кажется откровением. а эта книга поражает даже теперь, когда все они уже прочитаны и приняты в канон. когда вроде все всё уже могут прочитать, сказать и подумать. потому что в сталинские времена за эту книгу расстреляли бы и автора, и всех владельцев тиража. раза три. для гарантии.

4) но это ненависть человека, который видел все ее проявления - лагерные, пролетарские, будничные, крестьянские - и может, а главное, хочет сказать об этом все, что думает. да, фантазия Алешковского иногда зашкаливает, да, иногда коробит, но сатира его бьет жестоко, и как бы ни хотелось принять иное - оправданно и точно. а по больше части - не сатира, а размышления и наблюдения, мрачные, едкие и точные.

5) но - самое удивительное! поразительное! - эта книга не сатирическая. это книга размышлений. и это книга насквозь религиозная. без ханжества и лицемерия. искренняя. и очень светлая - когда говорит о светлом. пускай даже это будет монолог заключенного перед следователем НКВД. и очень мудрая.

честно - я не ожидал, что пересмешник и шут Алешковский шагнет так высоко. и так прекрасно.

''Рука (повествование палача)'' – это исповедь палача НКВД перед своей жертвой, которую он пытался отловить долгие годы. Но это не обычный палач и это не обычная жертва. Рука – простой крестьянский мужик, на глазах которого большевики расстреляли отца, надругались над сестрой и теткой и практически уничтожили всё село, только за то, что мужики отказались вступать в колхоз, считая, что это дело гиблое. Вот с этого момента Рука и начинает говорить от лица тех, кого в той или иной степени коснулась рука страны советов, кто на своей шкуре испытал все лагерные, партийные, следственные, детдомовские, классовые ужасы страны советов. Это ненависть, бьющая через край, это страсть человека, готового быть палачом, чтобы затопить в крови ненавистные лица. Но это и исповедь человека, жаждущего избавления от этой ненависти, желающего прощения отцовского, раскаяния и покаяния, которые приведут Руку к отцу. Это размышления человека над судьбой страны, над решетками, которых не было, над аморальностью и бесчеловечностью тех, кто ещё вчера давил врагов народа, а сегодня живет в их особняках, собирает драгоценности, картины, жрет от пуза, ворует, развратничает, чей Разум Возмущенный все кипит, всё давит и ищет врагов теперь уже среди своих, пожирает, давит, расстреливает. И визжит от страха и в то же время забывается от безнаказанности. Это страшно читать, это невозможно себе представить, но так было. В деревнях, в городах – везде. Но в то же время, это и безграничная любовь к стране вне коммунизма, к людям, простым людям, которые оказались внутри тюрьмы без решеток, любовь к культуре, это тот свет, что просвечивает сквозь ненависть в исповеди некоторых заключенных перед Рукой, тот свет, что коснулся и Руки, в той или иной степени. Не пощадил Алешковский и придворных шутов-лизоблюдов, то есть писателей и поэтов (в книге упоминаются некоторые имена). Однако, я до сих пор пребываю в тихом восхищении теми, кто в то время творил свободно и создавал шедевры, вопреки - ''Андрей Рублев'' Тарковского, ''Цвет граната'' Параджанова и т.д, книги Леонова... В ''Руке'' гораздо меньше нецензурщины, гораздо, тем не менее, она есть и её довольно много, но в данном случае это оправдано, потому что в этой книге нет ничего ханжеского или запретного. Есть некоторые гиперболизированные ситуации, которые слегка коробят, но, повторюсь, в данном случае, это оправдано.

А распад страны советов продолжается до сих пор, и пока мы не захороним своих покойников, пока не признаем и не примиримся со своей историей – распад так и будет продолжаться. Год за годом.