Текст книги "Смутное время – «переходный возраст» царской России"

Глава 1

Молодого монаха из свиты Адама Вишневецкого, назвавшегося «счастливо спасшимся» царевичем Дмитрием и даже представившего какие-то доказательства, князь Адам и его брат Константин повезли к тестю последнего магнату и воеводе (губернатору) польского города Сандомир Юрию Мнишку. Там новоявленному «Дмитрию» были оказаны великие почести, и в конце марта 1604 г. самозваный царевич оказался в столице Речи Посполитой – Кракове, при дворе Сигизмунда III. Здесь с ним стали общаться иезуиты – представители католической церковной организации Общество Иисуса, ведшие в основе обычную мирскую жизнь и путем тесного контакта с мирянами отстаивавшие интересы Римско-католической церкви. Если проводить аналогию с государственными режимами, иезуиты фактически выполняли роль церковной разведки и контрразведки. После общения с иезуитами Лжедмитрий согласился перейти в католическую веру и дать обещание в случае восшествия на российский престол разрешить в России католическую проповедь.

Удивительно быстрое восшествие монаха, еще недавно скитавшегося то в Киеве, то на Волыни, на столь сиятельную высоту и чуть ли не моментальное созревание будущих планов по занятию им русского престола и обращению России в католичество логично объясняется только одним способом: все было уже спланировано заранее на самом высоком правительственном уровне Речи Посполитой, оставалось только найти подходящую кандидатуру. И эта кандидатура нашлась в лице русскоязычного монаха-скитальца, примерного ровесника покойного царевича Дмитрия, осведомленного о делах при московском дворе.

Помимо договора с иезуитами, расстригшийся из монахов самозваный царевич дал благодарственные обещания и оказывавшим ему содействие государственным лицам Речи Посполитой. В случае занятия российского престола он обязался передать во владения Сигизмунда III Смоленск и новгород-северские земли, а на дочери Ю. Мнишка Марине обещал жениться, после чего подарить ей земли Новгорода и Пскова. Также он обещал оплатить собственные долги Ю. Мнишка.

Происходящее в Речи Посполитой не укрылось от двора тяжело преодолевавшей последствия страшного трехлетнего голода России. Еще в начале 1604 г. на русско-шведской границе было перехвачено письмо одного жителя Нарвы, в котором сообщалось, что царевич Дмитрий якобы не погиб в 1591 г., а счастливо спасся, теперь вырос, находится у казаков на южных окраинах Московского государства и скоро собирается с большим войском в Москву, чтобы восстановить свои законные права на престол. Когда вскоре в Кракове объявился конкретный претендент на имя якобы спасшегося сына Ивана IV, правительство Бориса Годунова провело собственное расследование, чтобы установить, кем на самом деле является этот загадочный вчерашний монах, осмелившийся положить глаз на престол единственного в мире православного государя. По итогам расследования в Москве было публично заявлено, что новоявленный «Дмитрий» – не кто иной как беглый монах Чудова монастыря в московском Кремле Григорий (в миру – Юрий) Отрепьев. Он был сыном дворянина Богдана Отрепьева из подмосковного Галича. Отец его погиб в пьяной драке в Немецкой слободе (район Москвы в то время возле устья реки Яузы, где проживали европейские военнопленные, наемники на русской службе и приглашенные из Европы специалисты) от рук некоего выходца из Литвы. Воспитанием Юрия и его брата занималась мать, вдова Богдана, которая старалась сделать все, чтобы сыновья в будущем не знали нужды. Юрий рано выучился грамоте и был отправлен для дальнейшего обучения в Москву. Получив образование, которое тогда было возможно в России, и проявив при этом незаурядные способности, он поступил на службу состоявшему при государевом дворе боярину Михаилу Никитичу Романову – брату того самого Федора Романова, о котором мы упоминали как о принудительно постриженном в монахи по приказу Бориса Годунова. Делая по службе большие успехи, Юрий достиг высокого положения при боярине, отчего едва не оказался под следствием, когда против Романовых при Годунове начались репрессии. Опасаясь быть приговоренным к смерти, Юрий постригся в монахи под именем Григория. В монастырях он продолжал активную служебную деятельность, отличаясь усердием и глубоким творческим подходом. Достаточно быстро он вновь попал в Москву – в Чудов монастырь, и был запримечен самим патриархом Иовом. Получив чин дьякона, он занимался перепиской книг при патриаршем дворе, а затем был назначен писцем в Боярскую думу – верховный совещательный орган при царе. Работая там, он был в курсе всех событий и интриг, происходивших в царском дворце. Как было заявлено в 1604 г. правительством Бориса Годунова, тогда Григорий Отрепьев и начал готовиться к неслыханной политической авантюре: выспрашивать у посвященных людей подробности дела о гибели царевича Дмитрия и хвалиться, что когда-нибудь займет царский престол. Якобы за это царь Борис велел сослать его в отдаленный Кириллов монастырь, однако кто-то предупредил Григория, и тот бежал сначала в Галич, затем – в Муром, а затем – за пределы Московского государства в Речь Посполитую.

По возрасту Григорий Отрепьев был на год или два старше покойного царевича Дмитрия. Практически сразу после его бегства в Речь Пополитую и появляются сведения о появлении там странного монаха, выдающего себя за «счастливо спасшегося» царевича. Прямых доказательств того, что Лжедмитрий и Григорий Отрепьев – одно и то же лицо, нет. Однако именно официальная версия правительства Бориса Годунова, хотя тоже имеет некоторые слабые стороны, и поныне считается наиболее убедительно аргументированной. Ее критики отмечают, что Григория Отрепьева знали в лицо практически все бывавшие при дворе Бориса Годунова бояре, поэтому так дерзко заявлять о своих правах на российский престол для Григория было бы опасно. Кроме того, сохранившиеся описания манер Лжедмитрия делают его похожим скорее на польского аристократа, чем на русского монаха. Однако едва ли кто-либо другой, нежели Григорий Отрепьев, был в Речи Посполитой так хорошо осведомлен о событиях, происходивших при московском дворе, и знал его порядки. Некоторые поздние историки царского времени и в самом деле предполагали, что объявившийся в Речи Посполитой «царевич Дмитрий» был не ложный, а настоящий, спасенный противниками тогдашней власти от рук убийц и спрятанный в монастыре. К слову сказать, небольшая группа историков разделяет это предположение и в наше время. Однако эта версия слишком отдает легендарностью и романтизмом. В основе ее лежит то, что мать покойного царевича – вдова Ивана IV, при встрече признала в Лжедмитрии своего сына, однако из ее более поздних слов можно косвенно заключить, что это было сделано под давлением. Другим свидетельством, на которое опираются сторонники теории подлинности Дмитрия, является дневник жены назвавшегося им человека Марины Мнишек, где она описывает подробную историю «спасения» царевича. Якобы врач того, узнав о грозящей Дмитрию смертельной опасности, тайно вывез его из Углича, а вечером на его место уложил спать другого ребенка, которого убийцы и поразили по ошибке ножом. Однако такой сюжет весьма распространен в преданиях и сказках разных народов, а не в реальной политической действительности, кроме того, записи Марины совершенно противоречат обстоятельствам, изложенным в сохранившемся официальном следственном деле, согласно которому, царевич погиб днем на дворе во время игры со сверстниками в «тычку». Сам Лжедмитрий, когда в Речи Посполитой его расспрашивали об обстоятельствах «спасения» и личностях тех, кто якобы пытался его убить, отвечал неопределенно.

Материально-техническую организацию похода в Россию для возведения на престол самозваного Дмитрия взял на себя Юрий Мнишек. Около 1600 бойцов было собрано в Польше, но больше всего в первоначальном отряде самозванца было запорожских казаков – около 2 тыс. человек. Военные походы, наемная служба были для них основой жизни. Также с самого начала в войске Лжедмитрия имелась небольшая группа донских казаков. Этот весьма скромный, состоявший из разного сорта авантюристов отряд должен был противостоять насчитывавшим десятки тысяч человек регулярным войскам, находившимся в распоряжении Бориса Годунова.

Поначалу Лжедмитрий и стоявшая за ним польская партия пытались заключить договор о совместных действиях против армии Годунова с Крымским ханством и ногайскими мурзами, однако в конечном итоге обладавшие боеспособными войсками мусульманские правители Приазовья заняли нейтральную позицию. В изначальном отряде Лжедмитрия не было даже артиллерии, без которой штурм первых же приграничных городов с каменными стенами, не говоря уже о самой Москве, был бы бессмысленным. Однако еще до начала похода Лжедмитрий через лазутчиков разослал по городам и укреплениям граничащих с Речью Посполитой российских областей письма, в которых объявлял о том, что он – истинный царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного и единственный законный претендент на российский престол, идет с войском сместить неправедно надевшего корону Бориса Годунова, и просил русский народ поддержать его. В стране, где только что закончился невиданный по масштабам голод, полной изнуренного и страдающего от безысходной бедности люда, эти письма, вселявшие надежду на реальные изменения к лучшему, привели к брожению и росту антиправительственных настроений.

В августе 1604 г. отряд, возглавляемый Ю. Мнишком и самим Лжедмитрием, вступил в Черниговскую землю, в то время принадлежавшую России. Чтобы обмануть царских воевод, он был разделен: часть воинов под командованием казачьего атамана Белешко двигалась открыто, отвлекая на себя внимание правительственных сил, а другая часть, возглавляемая Ю. Мнишком и Лжедмитрием, следовала скрытно через леса и болота. Несмотря на то, что при дворе Бориса Годунова уже знали о планах Лжедмитрия, царские войска не были приведены в соответствующую готовность. Гарнизоны приграничных крепостей несли службу в обычном составе, к границе с Речью Посполитой не были стянуты дополнительные силы. Возможно, царь не ожидал, что партия Лжедмитрия так быстро приступит к исполнению своего замысла, а возможно, что до последнего сомневался в истинности намерений царевича-самозванца. Все-таки открыто посягнуть на царский престол человеку не царских кровей – в то время это казалось немыслимым, а сам Борис был на него возведен волей духовенства и прочих представителей московской элиты. 18 октября отряд Лжедмитрия подошел к крепости Моравск. Ее гарнизон, находившийся под воздействием распространенных ранее писем от «счастливо спасенного» претендента на престол, без боя открыл перед самозванцем и его людьми ворота. 11 ноября также без боя самозваный царевич вошел в древний русский город Чернигов, жители которого решили последовать примеру Моравска. Со всех сторон к Лжедмитрию стекались люди, недовольные правлением Годунова, которые вооружались и становились под знамена «царевича». Войско самозванца увеличилось в несколько раз, оснастилось взятой в занятых крепостях артиллерией. 11 ноября оно осадило важный стратегический пункт на пути к Москве – город Новгород-Северский, в котором заперся с усиленным подошедшими подкреплениями гарнизоном царский воевода П. Басманов. По приказу воеводы был сожжен весь новгород-северский посад (городской массив вокруг крепости), чтобы осаждавшие не могли укрываться в домах от приближавшихся зимних холодов. Попытка штурмовать город была сорвана эффективным противодействием осажденных под руководством П. Басманова. В результате едва не было сорвано и само предприятие Лжедмитрия и Мнишка: рассчитывавшие на скорый успех поляки угрожали покинуть войско и повернуть домой. Однако в этот момент перед самозванцем открыл ворота город Путивль – другой важный стратегический пункт, в котором было возможно собирать силы и средства для дальнейшего похода на Москву. В Путивле Лжедмитрия поддержал не только простой народ, но и дворянство, рассчитывавшее с приходом нового царя потеснить традиционно сильное влияние бояр. Такая легкость, с которой народ принимал на веру то, что Лжедмитрий – якобы настоящий царевич, может показаться свидетельством простодушия. Однако на самом деле люди были не так просты. Во многом народом двигал весьма прагматичный расчет: ведь и Борис Годунов был не царских кровей, а значит, если Лжедмитрий лгал, ничего по сути не менялось, если же он был настоящим царевичем, то содействие его восшествию на престол воспринималось как богоугодное дело. Зато Лжедмитрий, не имевший поддержки в российских знатных кругах, был вынужден благоволить простому народу еще больше, чем Борис Годунов в начале своего царствования. Народу казалось, что вне зависимости от того, самозваный царевич настоящий или нет, его восшествие на престол сулит перемены к лучшему.

В декабре в Новгород-Северскую землю вступила 40-тысячная правительственная армия под командованием князя Ф. Мстиславского. 18 декабря между ней и 15-тысячным войском Лжедмитрия состоялось генеральное сражение у Новгород-Северского. Несмотря на абсолютный численный перевес, правительственные силы оказались разбиты: московские ратники боялись вызвать гнев Бога, если Лжедмитрий вдруг в самом деле окажется истинным царевичем, имеющим кровные права на престол единственного в мире православного государя, а потому сражались неохотно. Однако тяжелая битва, несмотря на одержанный Лжедмитрием успех, привела в его войске к новому разброду. Из-за нехватки денежных средств полякам перестали выдавать жалованье, а грабить местное население Лжедмитрий, знавший, что только с поддержкой народа он может занять трон, категорически запрещал. Поляки же не собирались проливать кровь бесплатно. В результате они совершенно рассорились с «русским царевичем» и, развернув коней, отправились домой. Испугавшись остаться в чужой стране без поддержки соплеменников, бросил своего будущего зятя и под предлогом участия в заседании Сейма отправился в Польшу и Ю. Мнишек. Войско Лжедмитрия лишилось самой боеспособной своей части – профессиональных польских военных. С ним остались лишь казаки и вооруженные ополченцы из разоренного местного люда – бойцы, полные энтузиазма, но не слишком умелые в противостоянии с регулярной царской армией.

21 января 1605 г. правительственные войска под командованием Ф. Мстиславского вновь сошлись в сражении с войском самозванца при деревне Добрыничи близ города Севска на территории современной Брянской области. На этот раз войско Лжедмитрия было наголову разбито, сам он едва не попал в плен, но все же сумел оторваться от царских сил и с остатками воинов бежать. Царские войска, озлобленные предыдущими поражениями, обрушили на поддерживавшее самозванца население лютые карательные меры. Были казнены все попавшие в плен воины Лжедмитрия. Кроме того, правительственная армия перебила около тысячи заподозренных в сочувствии самозванцу простых крестьян, не щадя ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей, в том числе грудных младенцев. Стрельцы состязались в меткости, подвешивая людей за ноги и расстреливая их из пищалей. Однако, посчитав, что Лжедмитрий погиб в сражении, увлеченные кровавым куражом над местным населением царские командиры не удосужились организовать преследование остатков войска самозванца. Тем временем бежавший Лжедмитрий добрался до верного ему Путивля.

После того как преданный польскими наемниками, потерявший войско под Добрыничами Лжедмитрий бежал в Путивль, ему поначалу казалось, что дело проиграно. Однако в это время к нему прибыло еще 4 тыс. казаков, объявивших о своей присяге и готовности сражаться за то, чтобы возвести его на российский престол. Самозваный царевич вновь обрел мощную военную силу и часть войска отправил в прикрывавший царской армии дорогу на Путивль городок Кромы (сегодня – поселок в Орловской области России).

В Путивле Лжедмитрий активно стал вести массовую пропаганду, старательно пытаясь представить себя более выгодным правителем, чем Борис Годунов. Он обещал после восшествия на престол вызвать в Россию иностранных специалистов, открыть в Москве университет (то, что планировал, но так и не осуществил Борис) и превратить страну в прогрессивную европейскую державу. Чтобы опровергнуть заявление царского правительства о том, что он является не истинным царевичем Дмитрием, а беглым монахом Григорием Отрепьевым, Лжедмитрий показывал народу некоего человека в монашеском облачении, который уверял людей, что это он является Григорием, а царевич – настоящий.

При своем временном дворе в Путивле Лжедмитрий принимал у себя священников и монахов со всей страны, знакомил их с прибывавшими из Речи Посполитой представителями католического духовенства, сажал за один стол и вовлекал православных и католических духовных лиц в свободные диспуты, старался примирить издревле оппозиционные друг другу церкви.

Узнав о том, что самозваный царевич, оказывается, выжил после битвы под Добрыничами, Борис Годунов отправил на Путивль две дислоцировавшиеся в разных частях страны мощные армии под командованием бояр Василия Шуйского – того самого, который в 1591 г. руководил следствием по делу о смерти царевича Дмитрия, и Федора Шереметева. В феврале 1605 г. обе армии соединились под прикрывавшими дорогу на Путивль Кромами и приступили к осаде городка. Одновременно Борис отправил в Путивль тайных агентов, которые должны были попытаться отравить Лжедмитрия, однако эта затея провалилась. Оказался неудачным и штурм правительственными войсками Кром, которые защищал не слишком многочисленный, но полный энтузиазма и решительности любой ценой отстоять престол православного государя для «истинного наследника» повстанческий гарнизон. Более того, непосредственно у пределов поддерживавшей новоявленного «царевича» земли слухи об истинности и великодушии якобы спасшегося от злых рук сына Ивана Грозного стали проникать и в войска. Для постепенно набиравшего политическое влияние служивого люда Лжедмитрий являлся по сути тоже более выгодным государем, чем Борис Годунов, так как не был связан с господствовавшими в правительственных кругах боярами.

Между тем Борис Годунов, с самого начала своего правления живший в тревоге из-за идеологической шаткости положения на престоле, подавленный неудачами во время Великого голода, теперь осознавший, что народ больше симпатизирует самозванцу, все чаще впадал в уныние. Он знал, что отступать ему некуда: врагов у него было много среди самых влиятельных русских фамилий, а поскольку крови он был совсем не царской, в случае отречения от престола ничто не удержало бы желающих эту кровь пролить. В то же время уступавший ему в военной силе самозванец был гораздо сильнее в пропаганде, и все больше народа выказывало недоверие Борису, с надеждой глядя на Лжедмитрия. Здоровье царя совершенно расстроилось от столь мрачных перспектив. Борис постепенно отходил от государственных дел, отдавая все в руки своих сановников. Много времени он проводил в молитвах. Ко двору являлись всякого рода «предсказатели», которых царь расспрашивал о своем будущем и будущем своей семьи. 13 апреля 1605 г. Борис обедал в Золотой палате Кремля с иностранными послами. После обеда он поднялся на балкон в верхних покоях дворца. Через некоторое время он спустился оттуда, добрался до царской спальни, лег в постель и велел позвать лекарей, сказав, что чувствует себя плохо. Когда лекари прибежали, царь уже не мог говорить, из его носа и ушей текла кровь. Успев дать благословение на царство своему юному сыну Федору, Борис Годунов скончался.

Ходили слухи, что он, не выдержав душевного напряжения из-за складывавшейся в стране опасной для него обстановки, принял яд. Поговаривали и о том, что его отравили недоброжелатели. Однако скорее всего причиной смерти стал развившийся на фоне общего ухудшения здоровья и хронического стресса гипертонический криз.

В Москве смерть царя не вызвала каких-либо серьезных волнений. Бояре, сановники, служивые люди и народ присягнули на верность Федору Годунову. В присяге при этом оговаривалось обязательство подданного не повиноваться тому, кто именует себя царем Дмитрием. Для приведения к присяге новому царю стоявших под Кромами войск туда был послан воевода Петр Басманов. Он имел звание боярина, но получил его не по наследству, а выслужившись при царе, сам же происходил из дворянской семьи. Прибыв под Кромы и поняв, что настроения в войсках складываются не в пользу Годуновых, он решил действовать и призвать служивый люд сместить правящую в Москве элиту, поддержав Лжедмитрия. Под его руководством в лагере осаждавших сложился заговор, участники которого тайно установили связь с укрывавшимися за стенами города повстанцами. По сигналу заговорщиков верные Лжедмитрию казаки совершили дерзкую вылазку, и, когда основные силы армии В. Шуйского и Ф. Шереметева отвлеклись на ее отражение, тайно перешедшие на сторону самозванца товарищи неожиданно ударили им в тыл. В возникшей сумятице остававшиеся верными Годуновым войсковые подразделения не смогли организовать эффективного сопротивления и были разбиты. Повстанцы и перешедшие на их сторону служивые люди из войск В. Шуйского и Ф. Шереметева, под предводительством Лжедмитрия двинулись многотысячной неудержимой армадой на Москву.

Слухи о приближении огромного воинства Лжедмитрия вызвали в столице колебания и ропот. Правительство Федора Годунова готовило Москву к обороне, однако вперед армии Лжедмитрия шли агенты, призывавшие население к неповиновению «незаконному» царю и поддержке «истинного царевича».

1 июня 1605 г. в подмосковное село Красное прибыли посланцы от Лжедмитрия дворяне Гавриил Пушкин и Наум Плещеев. Им удалось призвать жителей села к мятежу. Вооружившись, красносельцы двинулись в Москву, где, прорвав войсковое оцепление, захватили Красную площадь и Китай-город. Г. Пушкин, поднявшись на Лобное место – возвышение на Красной площади, с которого объявлялись царские указы, зачитал собравшемуся люду «прелестные грамоты» (прокламации) от имени царевича Дмитрия, в которых народу были обещаны всевозможные милости. Почувствовав слабость власти, заведенная прокламациями толпа оттеснила посланных на ее разгон стрельцов и прорвалась в Кремль. Стража не смогла оказать сопротивление восставшим москвичам, царь Федор Годунов был низложен и вместе с матерью – вдовой Бориса, был посажен под домашний арест.

Лжедмитрий направил в Москву послание, в котором заявил, что не вступит в столицу, пока действующий царь жив, а патриарший престол занимает яростно обличавший его Иов, которого, по его словам, следовало сослать в отдаленный монастырь под строгий надзор. После этого перешедшей на сторону Лжедмитрия группой московских сановников были задушены низложенный царь Федор и его мать, а патриарх Иов арестован прямо во время церковной службы, тут же переоблачен в одеяние простого монаха и выслан в монастырь в своем родном городе Старица (современная Тверская область). Тела Федора Годунова и его матери были выставлены на обозрение народу, чтобы ни у кого не вызывало сомнения то, что низложенный царь мертв. Официально было объявлено, что царь и царица-мать отравили себя ядом (все-таки царский престол был освящен церковью, и цареубийство воспринималось как кощунство). Однако много людей заметило следы веревки на шее пробывшего на престоле немногим больше месяца так и не коронованного формально 16-летнего государя.

20 июня под звон колоколов Лжедмитрий торжественно вступил в Москву. Перед тем была организована его публичная встреча с инокиней Марфой – вдовой Ивана IV и матерью царевича Дмитрия Марией Нагой. Бывшая царица, выглянув из окна кареты, в которой ее привезли, признала в Лжедмитрии «сына», после чего они обнялись и оба рыдали. Все дорогу до Москвы Лжедмитрий почтительно шел пешком рядом с каретой «матери». В конце июля – начале августа 1605 г. состоялось его венчание на царство новым патриархом Игнатием.