Текст книги "Элинор Ригби. Хроника Великой любви, приведшей к падению Железного занавеса"

Широкоформатный сигнал

 
Тайный сигнал
как кинжал,
убивающий нас наповал.
Облаченный полномочиями
передачи в первую очередь,
летящий как скорая помощь,
как машина пожарная,
для которых нет правил дорожных,
как срочная телеграмма
о том, что ничего уже
изменить невозможно.
О да есть глубинная телепатия
всему живому доступная и понятная,
 когда поздно что-то уже делать и идти на попятный.
Так перед землетрясением
люди, звери и птицы становятся как братья
и так перед концом света
ангелы и демоны, живые и давно умершие души
предстанут как дети перед Вечносущим,
от сигнала пробужденные
самого всесильного,
самого широкополосного
и широкоформатного,
понятного не только каждой твари,
но и всем объектам в природе,
перебивающий все прочие частоты и вибрации,
от которого, как пророчат святые писания,
будут свернуты небеса
и расплавятся горы.
 

IY

Одним из самых захватывающих по своей сути экспериментов для нас был следующий опыт. Как известно, некоторые люди по своей природе бывают более восприимчивы ко всякого рода психологическим воздействиям и влияниям, короче говоря, среди нас всегда имеется особый сорт «размазней», которые сами не знают, чего хотят и которыми всегда можно помыкать по своему усмотрению. И есть люди, склонные тоже в силу каких-то природных данных управлять другими. И если вот такой сильный человек встретится со слабым и начнет экспериментировать, возиться и копаться с ним – как нашедший золотоносную жилу, – то можно наблюдать самые удивительные вещи и явления. Оказывается, чувствительному человеку можно внушить на расстоянии какую угодно мысль, приказать ему сделать то-то и то-то, – например, прийти домой к тому, кто внушает такую мысль в определенный день и определенный час. Для этого экспериментатор напрягает свои мысли и внимание, сосредотачивается, представляет себе, как его пациент идет к нему в строго указанный час или выполняет какое-нибудь другое его поручение, передаваемое мысленно, на расстоянии, и прекращает это делать, когда у него появляется внутренняя уверенность, что сигнал дошел до пациента, что он запрограммирован на выполнение его приказа. И действительно, проходит день-другой, а может быть неделя и даже месяц, но в строго указанный час пациент, не сознавая того сам, выполняет то, что было ему приказано, например, является в дом к экспериментатору-психологу, смущенно здороваясь с ним при встрече. Когда психолог, ответив на его приветствие, спрашивает его, с какой целью он пришел, что ему, мол, надо от него – тот даже и не знает, что ответить, пожимает неловко плечами, извиняется за свой визит, и наконец, выговаривает с большим трудом, что «просто хотел (хотела) видеть вас… что сам (сама) не знаю, как это произошло», – и все в этом роде. Нетрудно представить, какие перспективы сулит этот опыт в будущем, когда его теория и практика детально будут изучены и разработаны. Без всякого телефонного звонка можно будет вызвать кого угодно к себе в точно назначенный час или приказать что-то совершить на расстоянии. Человек, которого вы желаете видеть, сам появляется перед вами, не отдавая себе в том отчета. Конечно, если только он не предупрежден о том, что вы проводите над ним эксперимент. В этом смысле телепатия представляется чем-то вроде гипноза на расстоянии.

Но что такое гипнотизер в сравнении с телепатом? Первый мне представляется воплощением грубости и чрезмерной самоуверенности.

Ну что хорошего в том, чтобы запугать до смерти какого-нибудь добродушного рыхлого увальня или хрупкую некрасивую девушку, заставить бегать, прыгать на сцене и совершать прочие нелепости? Хотя это подчас очень впечатляет, когда человек в состоянии гипноза становится физически сильнее, чем он есть на самом деле, поднимает, например, шкаф, делает мостик и держит при этом самого гипнотизера, усевшегося на его живот. Телепату и в голову не придет внушить на расстоянии своему подопытному совершить нечто подобное на расстоянии. Если настоящий гипнотизер – это бог с очень сильными, но коротким руками, то телепат представляется мне божественным совершенством, взывающим на расстоянии лишь к самому сокровенному и дорогому, что есть в человеке, где для достижения чуда нужен прежде всего диалог, взаимное согласие двух сердец, их тонкое взаимопонимание, нужна самая высокая чистота помыслов, их увлекающая в небеса сила; тогда как для успеха гипнотизера нужен лишь быстро запугиваемый и подавляемый одним взглядом субъект. Гипноз по сути – триумф психической силы, тогда как телепатия – торжество любви, победно прорывающейся сквозь безоглядные пространства

Ну вот, друзья, мы можем и поздравить друг друга с самим главным и наиважнейшим открытием нашего повествования с возможностью, благодаря телепатии, запрограммировать встречу с нужным тебе человеком. А если овладеть секретами и телепатии, и гипноза, то можно будет не только вызвать нужного тебе человека, но и сделать так, чтобы он, уже находясь рядом с тобой, подчинился тебе во всем, полюбил тебя. Почему бы и нет? С теоретической точки зрения здесь нет ничего невозможного, и любовь – одно из самых внушаемых человеческих чувств. Кстати, помнится мне, на первом курсе, когда в актовом зале перед собравшимися выступал какой-то заезжий гипнотизер-делец, содравший по три рубля с каждого, так вот он так и сказал, обращаясь ко всему залу: «Если я захочу, сидящие в этом зале самые красивые девушки непременно полюбят меня. Если не верите, прошу красавиц выйти сюда, на сцену».

Да, перепугался тогда порядком весь зал, ведь очень многие ребята пришли туда с девушками, и кто же из них захотел бы терять их расположение и даже любовь к себе. Не дай бог, произошла бы еще какая-нибудь неприятность, потому как если наши девушки и впечатлительны, и можно им вскружить головы, зато и парни заметно ревнивее своих европейских сверстников, хотя и не так как в типичных мусульманских странах Востока, где человек готов зарезать другого за один лишь взгляд на его женщину. У нас, конечно же, мужчины более мягкие, но все-таки…

К счастью, все обошлось и зал облегченно вздохнул: ошские девушки ведь большие скромницы – и правда кто из них в самом деле посчитала бы себя самой красивой, чтобы выйти на сцену – естественно, никто не вышел, да и их парни пришли на помощь, проявив восточную дипломатию, дав понять гипнотизеру: «Верим, верим вам охотно, агай, – только не делайте этого».

И гипнотизер сжалился над нами, не стал влюблять наших девушек в себя. Не исключено, что он всего-навсего разыгрывал с нами шутку, но как бы там ни было, лучше уж держаться от них подальше. Можно, конечно, и шкаф на спину взвалить и шпагат выполнить, когда тебе уже за сорок, а особо чувствительные натуры, прикажи им гипнотизер «лети» тут же и полетели бы над залом, – все это бы ничего, можно стерпеть, ну а что, если человек близкий тебе, который еще за час до этого с симпатией относился к тебе – как вдруг, в одночасье, изменится, что-то там совершит над ним таинственное гипнотизер, внесет какую-то маленькую поправку в подсознание, и ты уже, оказывается, потерял друга или любимую. Нет, с такими вещами не шутят и лучше самому надо постараться в совершенстве овладеть искусством гипноза и телепатии, чтобы отстоять свое право на этом свете, не бояться никого и ничего. В связи с этим общество будущего мне начинает представляться обществом сплошных экстрасенсов, телепатов и гипнотизеров и где, по этой причине, никто и никогда не сможет помыкать никем против его воли. Кстати, гипнотизеры, если вы обратили внимание, выступают как правило перед физически и духовно ослабленной аудиторией: студентами, живущими на одну стипендию; работниками НИИ и проектных организаций, составленных по большей части из достаточно впечатлительных женщин; мелкими служащими государственных учреждений, не совсем удовлетворенными своей жизнью и служебным положением. Что-то я никогда не слышал, чтобы гипнотизер выступал перед чабанами, поголовно влюбленными в улак и в другие национальные игры, когда они ближе к зиме собираются в одном месте и устраивают свои рыцарские турниры при огромном скоплении народа. Они, конечно, по простоте душевной, и могут уважить гостя, если надо поднять не только шкаф, но и что-то тяжелее, – но только о внушении в данном случае и речи быть не может. Матерьял не тот, непробиваемый совершенно, хотя по-человечески добрый и уступчивый.

Но оставим их всех с их баранами, сейчас нас интересует только вопрос: как научиться с помощью одного умственного воздействия на другого управлять им, приказывать ему что-то совершить? Раз психологам это удается, почему бы не попробовать и нам на нашем обычном, среднестатистическом уровне? Велик был соблазн в возможности дистанционного управления для молодых людей в возрасте чуть больше восемнадцати лет. Вспомните «Человека невидимку» Герберта Уэльса? Человек, ставший невидимкой, – царь среди всех людей, он так же всесилен и непобедим, как зрячий среди слепых. А ведь нечто подобное тому, что описано в этом романе, мог бы совершить какой-нибудь гениальный телепат, подобно опытному шахматисту, научившись на расстоянии управлять другими людьми, их мыслями и чувствами, разыгрывая свои многоходовые комбинации. Такой ясновидящий и яснослышащий также будет чувствовать себя как царь и бог, находясь среди поголовно глухих и слепых, готовых исполнять его волю.

Но тогда наши мысли были очень далеки от возможностей покорения мира и утверждения тоталитарных режимов и всего прочего, на чем, как известно, прогорел Гриффитс – нет, все это нас не интересовало, в фокусе нашего телепатического внимание было нечто совершенно другое – внимание хорошеньких девушек, особенно тех из них, которые были для каждого из разряда недоступных. Как мы только не усердствовали в этих своих экспериментах! Как только не заманивали их в свои расставленные сети! Как только не умоляли, не упрашивали их, разумеется, мысленно, телепатически) явиться в указанное время в такое-то место, внушали им, что так надо, приказывали неукоснительным тоном, без конца представляли себе, – пока сами не начинали верить, как это все будет происходить, что так оно и будет наяву, что все это неизбежно. Это и значит, что сигнал дошел до адресата и остается только ждать результатов. Подобные опыты, наверное, проводились в юности и вы, если интересовались телепатией или просто очень сильно любили кого-то. Сейчас, мне кажется, все наши тогдашние неудачи были вполне обоснованными, мы с самого начала неверно ставили эксперименты, выбирая в качестве материала, объекта воздействия всегда все самое неподатливое, – ибо есть ли этом свете что-либо более неподатливое, чем красивая, знающая себе цену и совершенно не знающая вас девушка, которой сразу же пытаетесь внушить ни много ни мало как любовь с первого взгляда?

Помнится, Керим на наших глазах проводил нечто подобное, за два дня до этого познакомившись с некоей очень красивой особой, произведшей на него весьма сильное впечатление, который никогда не позволял себе витать в облаках, предпочитая всегда видеть вещи и явления таковыми, какие они есть. Но тогда что-то случилось с ним, и он не на шутку потерял голову, ударившись в телепатический транс, – представьте себе, целых два часа нашептывал в полуотключённом состоянии, что девушка обязательно придет на свидание с ним, завтра же, в 3 часа – к центральному автовокзалу, не может не прийти, да-да, будет ждать его там, его дальнейших указаний, с милой улыбкой, облокотившись о металлический парапет, окружающий квадратом центральный вход.

Вы понимаете, о чем я говорю? Он, Керим, назначал свидание девушке, о которой не знал ничего: ни ее домашнего адреса, ни родных, ни увлечений, пристрастий, и прочего. Вот так, с бухты-барахты, призвал на помощь телепатию – и уже метит чуть ли ни в женихи. А девушка совсем не знает его. Просто обмолвились где-то парою фраз, а может и не разговаривали даже, хотя нет, Керим, как правило, не упускает таких возможностей, если девушка на него посмотрит, он почти обязательно заговорит с ней. Ну, в общем, как бы там ни было, но после двухчасового сеанса мой друг достаточно отчетливо представил себе, как его прекрасная незнакомка будет назавтра ждать его у вокзала, вбил себе в голову это, поверил внутренне всеми клетками своего тела и всеми фибрами своей души, что так оно и будет – не имеет права не быть.

Ладно, поверили мы ему все и решили завтра втроем отправиться на вокзал к назначенному часу, уж больно сильно что-то уверовал Керим в успех своей авантюры на подсознательном уровне.

И представьте себе, девушка явилась на вокзал в точно указанное время, но… была в сопровождении своего парня, – суда по всему вовсе и не думая не только менять его на Керима, но даже и не обратив на последнего никакого внимания. Она была в отличном настроении, оживленно беседовала с ним, смеялась чему-то своему, кокетничала, прижималась к нему ласково, демонстрируя свою смелость, похвальную и не совсем обычную для южных наших представительниц прекрасного пола, и, наоборот, шутливо отталкивала его от себя. А парень вроде был так себе, ни рыба, ни мясо, куда ему до Керима, однако девушка выбрала его, и тут уж ничего не поделаешь.

Грустно смотрели мы им, удаляющимся, вслед, они, кажется, уехали в Толейкен, во всяком случае в ту сторону, – успокаивая Керима, от которого упорхнула его пташка. А кажется, все было сделано, и произошло невероятное – встреча состоялась, выпал один шанс на миллион, но это, тем не менее, была случайность, не имеющая никакого отношения ни к телепатии. Подобные эксперименты проводили все мы в те годы, но ни у кого из нас ничего не получалось: сколько бы мы ни внушали, сколько бы ни уговаривали и ни увещевали, чем бы ни зазывали и не прельщали, какими бы иллюзиями надеждами себя ни тешили – девушки не шли, и все тут.

Сейчас же, когда я заново переживаю то, что произошло с Керимом, мне кажется, эксперимент его в каком-то смысле удался. Эта встреча не была случайностью, скорее всего у Керима произошел спонтанный телепатический контакт с вышеупомянутой очаровательной незнакомкой в самом начале эксперимента, когда он решил назначить ей встречу «назавтра, в районе вокзала». А то, что потом он, в течение двух часов, шептал про это уже было постфактум, напрасно потерянным временем, так как вовсе не он был передатчиком, индуктором, а девушка силой своего обаяния должно быть внушила ему издали, что назавтра в 3 часа дня будет на вокзале, разумеется, не подозревая обо всем этом, – словом, очевидно, что Керим прочитал на расстоянии ее мысли, и может быть вполне доволен этим, как исследователь телепатии, тогда как нам в этом плане и вспомнить нечего, кроме сплошных неудач. Если девушки и приходили к нам, на свидание, то совсем не тогда, когда мы их звали и совершенно не те, которых мы звали, телепатия как будто издевалась над нами, сбивая нас с толку нарочно: когда мы начинали верить в нее, она, казалось, делала все, чтобы разуверить нас; и наоборот, когда мы готовы были махнуть на нее рукой и больше никогда не ломать себе голову ее секретами, она озаряла нас внезапно и бурно, вдохновляя нас против воли.

Лишь много позже мы поняли, что тут нужны не только энергия, настойчивость, воля, но и особого рода отчаянный и даже отчаявшийся талант. Словом, эту дорогу осилит не идущий по ней, а рискнувший пойти на это, способный удержать равновесие на всем отрезке пути, совершить то, что удается канатоходцам. Таких способностей и наклонностей ни у меня, ни у Болота, ни у Керима не было, кто-то был раскованней, кто-то рискованней, кто-то усидчивей остальных, но, чтобы вот так все вместе и сверх того еще громадный талант – этого не было, и мы, естественно, стали уставать от своего тайного хобби, несмотря на всю его притягательность и будущность. И это было закономерностью. Не валять же в самом деле всю жизнь дурака? Нет слов, передача мыслей на расстоянии – захватывающая по своей сути вещь, но если ты ни бум-бум, совершенный бездарь, чего ради, скажи, корчиться от непосильной ноши? Да, мы стали забывать телепатию, как забываем мы, взрослея душой и телом, многое другое, не оправдавшееся и несбывшееся из того райского цветника надежд, благоухающего в юности в груди у каждого, и, наверное, мы больше никогда не вернулись бы к этому предмету, стали бы более спокойными и разумными, учились бы видеть и понимать в жизни явления гораздо более прозаичные и распространенные, чем телепатия, которые не требуют для своего усвоения каких-то особых способностей, а только прилежания, но от которых также очень многое зависит в нашей судьбе – да, все шло к этому, к решающей все и основополагающей прозе бытия, и вскоре о феномене телепатии мы даже и не вспоминали бы (а если и вспоминали, то лишь в сугубо практических целях, демонстрируя свой кругозор там, где это надо), если бы вдруг среди нас не появился некто Джолчубай.

Антидарвинизм любви

 
И зоркий орел,
в небе кружащий,
и быстроногий гепард,
антилопам грозящий,
и стремительный сокол,
и зубастый волк, и обыкновенный кот, и медведь,
и соболь – всех этих птиц  и зверей
чемпионский парад
преподносят мне мудрый урок —
никогда не ставь перед собой
недостижимых целей, брат.
Не бросится гордый орел
на оленя неординарного,
и гепард не прельстится
рекордсменом-джейраном,
и сокол среди  голубей
высматривает тех, кто слабей,
и волк никогда
не полезет быку на рога.
И только лишь поэт
никак не усвоит принцип разумной достаточности.
Во всем норовя изловить, догнать и поймать
самое быстрое, самое неуловимое
и самое несбыточно-сказочное.
Вот такой вот антидарвинизм,
присущ тому, кто в поэзии видит смысл и жизнь.
 

V

Кто он собственно такой? Что из себя представляет? Да ничего особенного, на первый взгляд. Типичный парень с горного аила, еще вчера, быть может, погоняющий лошадей на водопой, широкоплечий и широколицый с отменно здоровым чабанским цветом лица, с чертами его довольно грубыми: крупноватые губы, нос, несколько выпуклые глаза зеленоватого оттенка, волосы светлые, слегка волнистые, ниспадающие до плеч. Словом, он был из разряда тех киргизов, которых с детства у нас кличут рыжими, как бы они не загорали, всегда легко узнаются природной белизной своей кожи, светлыми – не обязательно рыжими – волосами и такими же неопределенно светлыми радужками глаз. У вас, наверное, сложилось впечатление, что внешность его производит отталкивающее впечатление из-за моего неумения живописать словами. Но это не так. Он грубовато сложен, но эта его грубоватость здорово отдает гармонией – такое впечатление, что создатель, задумав вылепить совершенного киргизского Аполлона, но на самой последней стадии работы, когда следовало работать более тщательно, обточить детали, подвести брови, глаза, нос и довершить другие тонкости, он почему-то забросил свою работу и явился на свет Джолчубай. Гармоничный и несовершенный, прекрасный и некрасивый, грубоватый внешне, но очень тонко сработанный внутренне. Видимо бог, создавая киргиза, сам стал в какой-то степени киргизом, не доводя свою работу до конца, а может он просто решил, что и без того Джолчубай вознагражден в достаточной степени.

Да, это был самый талантливый человек, который когда-либо нам встречался. Мы оценили его с самого первого дня знакомства с ним и даже чуть ранее, встречая его в коридорах, во время перерывов. Несмотря на свою марсианско-чабанскую внешность, он был очень мягок и корректен со всеми, – все это, вместе с его несколько выпуклыми глазами, когда он шел, озираясь по сторонам, создавали обманчивое впечатление, что он робок, как заяц. На самом же деле он был смел, как лев, и силен, как слон, даже если он и боялся кого, то разве что себя самого, ведь такой человек должен поневоле быть предельно осторожен, живя среди таких пигмеев, как мы. До знакомства с ним мы все думали, что что-то значим сами по себе, но вот он появился и все стало на свои места. Самое странное и страшное для нас было то, что Джолчубай был силен, казалось, абсолютно во всех областях. Вот уж поистине, если бог дает, то дает самой полной мерою.

Его способности быстрее всего проявились в точных науках, математика, сильнее, «врубчивее» чем он, не было никого по всему институту, не только среди студентов, но и, наверное, – среди самих преподавателей. Он был победителем республиканской олимпиады по математике и зачислен в институт без экзаменов. Но и по другим предметам: физике, химии, истории, философии, литературе, политэкономии, он быстро завоевывал доверие и уважение преподавателей именно в силу своих способностей к изучению данного предмета. Все считали, что из него выйдет отличный математик, биолог, экономист, литературовед – каждый тянул в свою сторону, и Джолчубай по чабанской своей простоте давал им такую надежду, он не хотел никого из них обижать, если верят в него – почему бы не оправдать этой веры? Он хотел угодить всем, и это ему удавалось, но способности явно выходили за те обширные рамки, которые называются университетским образованием. Я здесь не говорю о том, что уже на первом курсе на одном из занятий по физической культуре Джолчубай стал фактически мастером спорта, положив на лопатки опытного борца-вольника, студента третьего курса нашего института; не говорю и о том, что он пишет стихи, как и все в нем, поражающие своей оригинальностью, что у него превосходный музыкальный слух, – все это мы сочтем данном случае мелочами. Но об одной из его способностей надо все же сказать более определенно, а именно: Джолчубай оказался одаренным и по части телепатии. Но об этом вначале ни мы, ни он сам не подозревали, для нас он тогда был просто математиком, незаурядной личностью в институте, которого привел нашу компанию Керим, знавший его близко еще с сельхозработ на первом курсе. А кроме того, он был его земляком, хорошо знал аил, в котором родился и вырос Джолчубай, хотя никогда с ним не встречался.

О телепатии он услышал впервые в нашем кругу, и этим мы гордимся. Сидели мы как-то у Болота, слушали музыку, разговор наш совершенно случайно зашел уже о давно забытом, – о чем мы даже стеснялись говорить, поначалу, о том, как мы «протелепались» целый год, завороженные телепатией. Я помню, как все это взволновало Джолчубая; он выслушал всех нас конца, расспрашивал подробности; а в самом конце попросил у нас список литературы, проштудированной нами.

В рекордно короткое время он обогнал всех нас, – усвоив всю ту сумму знаний и наблюдений по данной теме, которая хранилась малополезным грузом в трех наших головах; он прочел такие труды по биологии, психологии, парапсихологии, феноменологии, психокинезу, какие нам и не снились, и даже в тех книгах, которые были доступны нам, так нам во всяком случае казалось при чтении их, – он видел и понимал гораздо больше и глубже нас, а, нередко, и глубже самого автора этих трудов. Вот где пригодились его универсальные способности. Он подступал к непонятному и неразгаданному явлению со всех сторон, все теснее и теснее смыкая кольцо, – и, казалось, падение крепости неминуемым. Но, однако, и он потерпел тогда неудачу, над теми же самыми экспериментами по передаче мыслей на расстоянии, на которыми мы так тщетно бились еще задолго до знакомства ним. Но неудача не охладила его интереса к телепатии, как это произошло с нами, он просто ушел в себя и больше не говорил о телепатии, но мы чувствовали временами, что он пребывает в каких-то иных мирах, даже когда просто вот так сидел беседовал или слушал легкую музыку, и мы позже оценили, потрясенные до глубины души, результаты этой неустанной подспудной работы мысли.