Текст книги "A.D. 999"

Тяжелая рука стукнула по одному из этих широких плеч. Гнев вспыхнул в нем в ответ на дерзость, и Локи свирепо посмотрел снизу вверх на красную бородатую рожу, обрамленную спутанными волосами.

– Во имя Отца Всемогущего, ты что же делаешь, скотина? – Громкий голос резанул его слух, только усиливая гнев.

– Убери с меня свою лапу, – угрожающе проговорил Локи, отметив, что его голос – низкий, сильный – ему тоже нравится. Да, Анджело сделал хороший выбор.

– Что… да ты, глупый кельт, знаешь, оказывается, наш язык? Тогда какого… – Викинг рыкнул, отвел кулак назад и саданул Локи в челюсть.

Голова Локи дернулась влево, и он ощутил вкус крови. Он медленно повернул к скандинаву лицо и довольно долго просто смотрел на него. Верзила нахмурился, однако в его глазах промелькнула неуверенность.

– Ты умрешь первым, – пообещал ему Локи, улыбаясь.

Он снова взглянул на веревки вокруг своих сильных запястий, закрыл глаза и призвал своего слугу, огонь. Веревки мгновенно воспламенились и пепельными завитками свалились с запястий и лодыжек. Остальные пассажиры баркаса в ужасе закричали и постарались убраться от него как можно дальше.

Но Локи только начинал представление. Он поднялся на ноги, снова восхитившись прекрасным телом, дарованным ему, и ткнул указательным пальцем в сторону мирно колышущегося серого океана.

Волны стали круче. На них появились белые гребешки пены. Локи раскрыл ладонь и приложил ее к своей груди. Другую руку он протянул вверх, к небу. Тотчас же начали формироваться тучи, серые поначалу, но на глазах чернеющие. Затем сверкнула внезапная, ослепительная стрела молнии, за которой незамедлительно последовал оглушительный раскат грома.

– Приди, шторм! – вскричал Локи, вселяя еще больший ужас в присутствующих на корабле. – Приди ко мне, когда я призываю тебя!

Он сжал кулаки и широким охватывающим жестом опустил их к своим бедрам. И шторм пришел.

Даже старый его приятель, бог-громовержец Тор, над которым Локи так любил подшучивать, даже он, вероятно, не вызвал бы бурю лучше этой. Волны высотой в два человеческих роста обрушились на казавшийся теперь хрупким военный корабль. Локи взмахнул рукой, и вода устремилась прямо к солдату, который его ударил. У нее как бы выросли пальцы, которые схватили незадачливого рабовладельца и швырнули за борт. Пенящиеся волны сомкнулись над ним, и на поверхность он так и не всплыл.

– Я всегда держу слово, – ухмыльнулся Локи.

Дождь сплошной пеленой падал вниз. Баркас заваливался то на один борт, то на другой, раскачиваемый яростью ветра и дождя. Особенно свирепый порыв ветра разорвал красный парус, и тот неистово захлопал, добавляя собственную музыку к ураганной песне шторма.

В испуганных криках людей послышались теперь и нотки восхищения. Локи выждал еще несколько секунд, дабы довести зрителей до нужного ему состояния, потом, подняв руки, громко приказал:

– Шторм, утихни!

И, когда Локи плавно опустил руки, волны, ветер и дождь повиновались ему. Море стало спокойным, почти зеркально-гладким. Тучи унеслись прочь, и выглянуло солнце. Все было хорошо.

Уперев руки в бока, Локи оглядел перепуганных, мокрых викингов.

– Созерцайте чудеса, которые я…

Он вдруг умолк. Мне нужно имя, не так ли? Истинное мое имя, знакомое им по легендам, только еще больше напугает их. Нельзя и рассказывать, какую роль я должен играть в грандиозном спектакле Анджело; это также вызовет отрицательную реакцию. Нужно хорошее имя, солидное, за которым можно спрятаться, как за маской. Что там говорил Анджело о зверях и драконах?..

Локи, улыбнувшись, продолжил:

– …которые я, Дракон, сын Одина, могу совершать! Вы пойдете за мной или вам нужны еще доказательства моего божественного происхождения?

Нестройный хор голосов ответил ему:

– Мы пойдем за тобой, Дракон, сын Одина!

– Отлично. Вы будете первыми. Но в служении Божьему Сыну все люди равны. Освободите рабов и приветствуйте их как братьев!

И вот могучие викинги принялись старательно разрезать путы у мужчин и женщин, которые всего несколько минут назад не представляли для них ничего, кроме движимого имущества. Это выглядело так забавно, что Локи едва не зашелся от смеха. Все-таки хорошую роль выбрал для него Анджело!

Локи умерил веселье, вспомнив о следующей задаче – освобождении своих детей. Баркас викингов, один из лучших кораблей, создаваемых смертными в те времена, все же не мог передвигаться так быстро, как того желал огненный бог. Не мог он достигнуть и того места – места не вполне от мира сего, – где томился в плену старший сын Локи.

Согласно пророчествам Рагнарёка, Локи ожидало особое судно. Но, хотя он и освободился, как и было предсказано, подлинный час Рагнарёка еще не настал. Морозные великаны пока не закончили строительство темного корабля…

В голову Локи пришла интересная мысль, и расчетливая улыбка появилась на его лице.

А как, собственно, выглядит мое лицо? – рассеянно подумал Локи. – Надо бы найти зеркало да посмотреть… Да, настоящее судно еще не готово, но теперь, когда я свободен, почему бы мне самому не ускорить ход предначертанных событий?

Локи задумчиво смотрел на мужчин и женщин, молчаливых, ошеломленных чудом. Один молодой человек особенно привлек его внимание: совсем еще юный, желтоватая бородка едва прикрывает сильный волевой подбородок. Он тяжело сглотнул, когда взгляд Локи остановился на нем, однако не отвел глаз. Юноша понравился Локи.

– Ты… как тебя зовут?

Юнец побледнел, но даже теперь не отвел взгляда.

– Т-Торкелл, Дракон, сын Одина.

– Торкелл, у меня есть задание для тебя. Но прежде позвольте мне задать вопрос всему экипажу этого прекрасного корабля. Я показал вам, на что способен. Я сказал вам, кто я такой. Мне нужен экипаж, которому я мог бы доверять, который будет повиноваться мне и следовать за мной, куда бы я ни повел. Согласны ли вы, по собственной воле, быть моим экипажем и предоставить этот великолепный корабль в мое распоряжение?

– Да! – ответили они почти в один голос, торопливо выражая свое согласие.

– Отлично. Из вас получится замечательный экипаж, я уверен.

Локи нагнулся и, ощупав поверхность палубы, осторожно извлек из нее одну из досок. Такие доски, всегда встраиваемые в суда скандинавов, помогали при вычерпывании воды, когда корабли с низкими бортами частично затоплялись, как сейчас. Держа доску в руках, он провел большим пальцем по ее краю. Как часть сделки, Анджело презентовал ему семь «темных чудес». Локи уже продемонстрировал одно из них, сначала вызвав, а потом усмирив бурю. Теперь он намеревался совершить следующее.

Локи закрыл глаза, ощущая деревянную доску у себя в руках. В своем воображении он увидел ее маленьким зеленым ростком, затем молодым деревцем. Открыв глаза, Локи увидел, что доска начинает двигаться в его руках. Он быстро швырнул ее за борт, внимательно наблюдая за ней.

Ропот удивления и страха достиг его ушей, но Локи проигнорировал эти звуки.

– Расти, – приказал он панели, – расти!

Доска как бы вывернулась наизнанку и начала удлиняться. И вот она превратилась в молодое деревце с корнями, ветвями и листьями. Оно быстро росло, удлиняясь и утолщаясь, перед изумленными взорами скандинавов и их бывших рабов. Когда оно стало столь же длинным, как и сам корабль, и настолько толстым, что трое человек не смогли бы, взявши друг друга за руки, обхватить его, Локи крикнул:

– Стоп!

Он обернулся к Торкеллу.

– Влезай на дерево. Юноша не двинулся с места.

– Ну же, влезай на дерево!

Торкелл, облизнув губы, пробормотал: «Спаси меня бог» и прыгнул за борт. Быстро подплыв к словно растущему из воды дереву, которое несколько минут назад было доской из корабельной палубы, он вскарабкался на его верхушку и испуганно оглянулся на Локи.

– Не отсылай меня прочь!

– У меня есть задача, которую я должен исполнить, – сказал ему Локи, – но я скоро вернусь. Я полагаюсь на тебя в деле распространения вестей о моем пришествии. Готовь для меня корабли и людей. Если сделаешь, как я говорю, именно ты поведешь их под моим командованием. Древо благополучно доставит тебя к берегу. Скажи всем, кто будет слушать, что Дракон, сын Одина, идет по земле! Дракон здесь, с чудесами, и все, кто пойдет вслед за ним, будут вознаграждены… а все, кто пойдет против него, бесславно падут!

– Я скажу, Дракон, сын Одина. Я все скажу им!

– Ты радуешь меня, юный воин! – воскликнул Локи.

Торкелл был настолько счастлив, что Локи едва не рассмеялся. Будто бросил кость собаке, подумал он, вот-вот хвостом завиляет.

– Я знаю, что вы, отважные викинги, возобновили атаки на берега и святые места Британии. Это радует меня. Я хочу, чтобы этот остров был разорен. Я хочу, чтобы английский король пришел ко мне, прося пощады. Я хочу, чтобы те, кто не пойдет за Драконом, были убиты. Ты слышишь меня, Торкелл?

– Да, Дракон, сын Одина! – Торкеллу пришлось громко прокричать свой ответ, поскольку древо быстро удалялось от корабля.

Локи одобрительно кивнул. Дождавшись, когда древо унесло Торкелла из поля зрения, он обратил свое внимание на оставшихся на борту баркаса людей.

Ему требовались совершенно особые корабль и экипаж. Ну что же, решил Локи, будем пока работать с тем, что имеем. Они ведь согласились следовать за ним. Посмотрим, как они сдержат свое обещание.

– Нагльфар, – громко прошептал Локи, – приди. Ты еще не построен, но я свободен и нуждаюсь в тебе. Начнем с этим кораблем и с этими людьми.

А люди молча смотрели на него, широко раскрыв глаза. Наконец один из них решился подать голос.

– На… гльфар… – произнес он, запинаясь. – Могучий сын Одина, почему ты хочешь назвать корабль именем этого судна? Ведь это зловещий корабль, сделанный из обрезков ногтей мертвецов, а не построенный из доброго дерева и железа. Зачем…

Локи улыбнулся.

Викинг умолк. Губы его двигались, но слова не приходили к нему. Он медленно опустил глаза, чтобы поглядеть на палубу под своими ногами.

Та становилась белой.

– Обрезки ногтей мертвецов, – воодушевленно повторил Локи фразу из народной легенды. – Нагльфар доставит Локи, – тут он слегка поклонился, положив руку на грудь, – к Рагнарёку. А Локи гордится своим верным экипажем… призраков.

Теперь, слишком поздно для них, они прочли свою судьбу в его коварной улыбке. Один потянулся было за мечом, но успел лишь схватиться за грудь, когда Локи жестом остановил его сердце. Другой нырнул за борт и отчаянно попытался плыть в полном вооружений, однако почти сразу же пошел камнем ко дну. Остальные упали на колени и, не успев пробормотать и нескольких слов молитвы, начали умирать. Один за другим валились они на палубу, благородные воины и смиренные рабы, неотличимые в смерти друг от друга.

Локи, весело посвистывая, принялся выбрасывать мертвецов за борт. С его новым телом, здоровым и сильным, он легко с этим справился.

Когда все трупы затонули под грузом доспехов и одежды, над поверхностью моря поднялся туман. Он начал формироваться в фигуры, которым пока что недоставало цвета. Один за другим члены экипажа и пассажиры принимали позы, в которых находились при жизни, с плавной грацией, если не с настоящей энергией живых существ. Призрачный экипаж идеально отвечал требованиям Локи. Они не станут уставать, жаловаться и будут выполнять каждую его команду. Безмолвно глядели они на Локи; глаза и рты их были ничем, кроме как темными дырами в бестелесных формах.

– Берите курс на Ярнвид, – приказал Локи своему призрачному экипажу. – Мой сын ждет меня.

Они молча повиновались. Некоторые взялись за весла, другие подняли и развернули чистый белый парус. Тот поймал ветер, надулся, и корабль из ногтей, ведомый экипажем из мертвецов, стал набирать скорость.

Локи сладко потянулся и погрузился в приятные мысли о мести и победе.

ГЛАВА 5

На небесах шла война.

Повелитель Ангелов предводительствовал армиями Света. Со спокойным сердцем разил он противника клинком из голубого пламени, памятуя о том, что все бесценные и хрупкие прелести небес поставлены на карту; знал он также и то, что не проиграет эту битву.

Легионы Врага сражались умело и отважно. Это не удивляло Повелителя. В конце концов, разве они не ангелы тоже, хотя бы и падшие? И разве не ведет их в бой наилучший и ярчайший из них, славный Сын Рассвета? И все же падут они, неминуемо падут…

Наконец все закончилось, и приговор был оглашен. Повелитель не стал уклоняться от возложенных на него обязанностей, хотя и приступил к их исполнению с безмерной печалью в сердце.

Все было, есть и будет так, как того желает Господь.

Враг расхохотался, завидев, кто избран для исполнения приговора падшим.

– Ты всегда был у Бога лакеем, – саркастически заметил он.

– А ты всегда был слишком тщеславен, себе же во вред, – спокойно ответствовал Предводитель Ангелов.

– Нет, – возразил Враг. – Не тщеславен я, но проницателен. Я один способен проникнуть в суть происходящего здесь.

– Нас создал Он, – продолжил Повелитель. – Все, чем мы являемся, все, о чем мы думаем, все, что мы знаем – всем этим мы обязаны Ему.

– Он дал нам желания, – ответил Враг, подступая ближе к своему ангельскому брату. – Он дал нам свободу воли и позволил нам думать и рассуждать. Ну так вот, я думал, я рассуждал, и я пришел к следующему выводу: какой смысл в обладании желаниями и волей, если все предопределено? Несомненно, так не должно быть! Безусловно, мы должны иметь возможность бросать вызов. Вызов существующему порядку вещей, дабы изменять его! Мы ведь выдающиеся существа, ты и я! Мы – архангелы, высшие из высших…

– …И все же мы созданы, чтобы служить Ему.

– Вот именно! Разве ты не понимаешь, что это неправильно?

Крупными слезами наполнились глаза Повелителя.

– Ты был лучшим из нас. Он любил тебя, прислушивался к тебе, холил и лелеял тебя. Ты же отплатил Ему бунтом и ненавистью, и ты научил ангелов лгать. – Повелитель Ангелов взял в ладони, словно в чашу, лицо Утренней Звезды, брата своего. – Как ты ярок! – прошептал он. – Как ты сияешь, даже теперь! Как я любил тебя и по-прежнему люблю. Послушай, еще не поздно. Пойдем же, предстанем пред Его троном, вместе, испросим прощения для тебя. Он милостив и…

Враг резко отстранился от брата.

– Ты что же, не понял, о чем я тебе говорил? Послушай-ка теперь ты меня! – Он крепко ухватил запястья Повелителя своими длинными тонкими пальцами. – Между нами все еще существует любовь. Если ты присоединишься ко мне, многие другие пойдут за нами. Мы сможем противостоять Ему, сделать из Его так называемого дара свободы воли нечто большее, нежели холодная тренировка интеллекта!

Быстрым движением Повелитель Ангелов высвободил свои руки.

– Это ты ничего не понял. Не понял даже того, что и бунт твой был предначертан!

– Нет, – прошептал Враг. – Нет, ты лжешь…

– Только ты и те, кто следует за тобой, только вы лжете. – Повелитель шагнул назад, лицо его посуровело. – Ты был образцом совершенства, полным мудрости и безупречным по красоте, но ты поступился своей мудростью в угоду своему же великолепию. Ты имел все, а теперь у тебя нет ничего. Мне предписано сбросить тебя с горных вершин Господних.

Прежде чем Враг успел среагировать, Повелитель Ангелов шагнул к нему, схватил брата своего, Утреннюю Звезду, за руки и мощным броском послал его вниз, в озеро вечных мучений, ожидавшее отступника.

Повелитель Ангелов зарыдал и, когда испустившая истошный вопль фигура выпала из поля его зрения, прошептал:

– Любимый брат мой, я буду молиться за тебя. Молиться до скончания веков.

Аббатство святого Эйдана

Чесбери

21 ноября 999 года

Уже далеко не впервые Элвин недоуменно задавался вопросом, почему какой-то давний аббат решил, что День бедняка приходится на конец ноября? Несомненно, было бы гораздо мудрее предлагать гостеприимство аббатства в благодатные летние месяцы. Элвин подозревал, что местная беднота также предпочла бы это. Ну, по крайней мере нынче ноябрьское небо ясное. На новый снегопад, во всяком случае, непохоже.

Подобно любой святой обители, аббатство святого Эйдана с готовностью оказывало помощь нуждающимся во все времена года. Но именно в ноябре, ежегодно, согласно традиции, вся братия, включая самого аббата Беда, проводила целый день, не занимаясь ничем иным, кроме как удовлетворением нужд бедняков Чесбери. Даже трапезы в этот день отменялись, и монахи перекусывали на скорую руку, почти не отвлекаясь от богоугодного дела. Только восемь ежедневных молений проводились, как всегда.

Элвин мысленно вздохнул, шагая по скрипящему под ногами снегу; сейчас, он помогал брату Этельрику подготовить большой ушат воды для стирки одежды бедняков – если та не представляла собой совсем уж невообразимых лохмотьев. День бедняка всегда был долгим и утомительным, но, невзирая на это, Элвин и остальные монахи ждали его с нетерпением. Это была прекрасная возможность услужить Господу, заботясь о сирых и убогих, и вся братия стремилась проявить себя наилучшим образом.

Беднота роилась на монастырском дворе с самой заутрени до повечерия. Элвин, сочувственно глядя на страждущих, подумал, что нынче их гораздо больше, чем в предыдущие годы. Но аббатство с готовностью принимало их всех. Простая, но сытная снедь была разложена на грубых деревянных скамьях – угощение надлежало постоянно пополнять в течение дня. Пришедшим предлагались хлеб, сыр, домашняя птица, баранина, супы, яйца, молоко, морковь, пастернак сухофрукты и различные орехи.

Гости аббатства набрасывались на все это изобилие, словно изголодавшаяся саранча на тучные посевы. Элвин не мог представить себе, как можно быть настолько голодным, хотя время от времени и для него самого часы между трапезами в монастыре тянулись чересчур долго.

Браг Эдвиг ходил среди бедняков, осматривая людей и расспрашивая, не нуждается ли кто из них в помощи лекаря. Как правило, почти половине из пришедших таковая требовалась, и брат Эдвиг лечил их имеющимися в его распоряжении снадобьями – то сваренной в вине таволгой для ребенка с лихорадкой, то припаркой для плохо заживающей раны. Ни одного человека с огнем святого Антония Эдвиг среди толпы не обнаружил. Пораженные этой ужасной болезнью попросту не смогли прийти в монастырь.

Элвин шел в ногу с братом Эдвигом, замыкая шествие первой группы, около двадцати пяти человек мужчин, женщин и детей. Прежде всего их следовало помыть. Все они, молчаливые, устало брели по снегу. Элвин обратил внимание, как плохо они одеты. У многих детей не было даже обуви – только грязные тряпки, обмотанные вокруг ступней.

Он начал понимать, почему День бедняка издавна проводится в ноябре. В это время года страждущие нуждаются в помощи больше всего.

Одна маленькая девочка с черными гладкими волосами и смуглым личиком заметила, что Элвин смотрит на ее ноги. Она смело встретила его взгляд, и глаза ее вызывающе сузились. Лет семь, не больше, решил Элвин, но уже есть своя гордость.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Эльфгифу, – ответила девчушка.

– Какое красивое имя, – улыбнулся Элвин, ощущая неловкость; ему не часто приходилось общаться с детьми. – А ты знаешь, что королеву и одну из принцесс тоже зовут Эльфгифу?

– Бьюсь об заклад, вам не надо кормить их, – дерзко выдала Эльфгифу.

– Эльфа! – Отец девочки, мужчина лет тридцати, но выглядящий гораздо старше, дал девочке подзатыльник, не сильно, а так, в качестве замечания, так что дочка даже не заплакала. – Нельзя так говорить! – Он взглянул на Элвина. – Простите ее, пожалуйста. Она всего лишь дитя, а год был трудный, весь урожай…

Элвин знал, что случилось с нынешним урожаем. Все помнили день в конце августа, когда на поля опустились тучи саранчи. Элвин и раньше слышал фразу «небо стало черным от саранчи», но до этого дня всегда считал ее поэтическим преувеличением. Теперь он знал, что такое бывает на самом деле.

Элвин мысленно вознес Богу быструю молитву за девочку и ее семью, попутно возблагодарив Его за то, что аббатство – пока что – минует чаша сия.

Наконец они подошли к монастырской бане – небольшому каменному строению со скамьями и пятью большими деревянными лоханями. На скамьях лежали, готовые для пользования, полотенца, куски мыла, ножницы и бритвы. Помещение обогревалось двумя жаровнями, а принесенная туда почти кипящая вода наполнила его теплом и влагой.

Сами монахи мылись ежедневно. По субботам им позволялось принимать полную ванну, и Элвин всегда находил эту процедуру освежающей и успокаивающей. Он знал, что большинство знати – олдермены, члены Витана, высшие сановники и, естественно, королевская семья – регулярно пользуется баней. Но бедняки не имели доступа к подобной роскоши.

Маленькая Эльфгифу явно не была знакома с понятием полного погружения в горячую воду. Широко раскрыв глаза смотрела она на деревянные лохани, от которых к стропилам клубами поднимался пар.

– Не бойся, малышка, – пророкотал Эдвиг. Его низкий голос и внушительное телосложение не соответствовали присущим ему доброте и мягкости. Эльфгифу боязливо подалась назад и спряталась за отцом. – Это всего лишь божья вода и аббатское мыло. Ну же, иди сюда, будь хорошей девочкой.

В аббатстве всегда возникали проблемы, когда приходилось иметь дело с представителями слабого пола. Большую часть своего времени монахи могли не опасаться соприкосновения с мирскими соблазнами. Баня для гостей в День бедняка заключала в себе определенный символизм – братьям как бы напоминали о Марии Магдалине, совершающей омовение ног Спасителя. Очевидно, однако, что монах, омывающий обнаженное женское тело – щеки Элвина вспыхнули при одной только мысли об этом – подвергся бы страшному искушению. Так что в аббатстве по давно устоявшейся традиции детей и мужчин купали монахи, тогда как женщины мылись сами.

Эльфгифу совсем спряталась за своим отцом, будто ягненок от медведя. Когда брат Эдвиг протянул к ней свою здоровущую, мясистую руку, девчонка испуганно втянула голову в плечи и зажмурилась. Эдвиг покраснел и просительно обратился к Элвину:

– Брат Элвин… может, ты поможешь мне?

– Ну же, Эльфа, поди сюда, – сказал Элвин спокойным голосом.

Молодой монах знал, что его приятная внешность, с мягкими темными кудрями и нежным лицом, никому не внушает угрозы, и уж наверняка не напугает эту девчушку, которая только что так дерзко ему отвечала.

– Горячая вода очень приятна после холодного снега, а твоя одежда будет так хорошо пахнуть, когда…

– Что с твоей рукой? – перебила его Эльфгифу, показывая пальцем. – Она болтается.

Стыд охватил Элвина. Краешком глаза он увидел, что Эдвиг сочувственно наблюдал за ним, прежде чем отвести взгляд, смутившись, как и он сам.

– Я таким родился, – тихо произнес он, стараясь не проявлять горького чувства обиды за свою ущербность.

Эльфгифу опять спряталась за отцом, но тотчас высунула из-за него голову, с детской непосредственностью таращась на увечную руку юноши.

– У него рука, как у Альдульфа, – уверенно заявила она.

– Нет, Эльфа, не так. Брат Элвин в порядке, – возразил ей отец. – Понимаете, – начал объяснять он, – у моего брата отнялась рука, прежде чем его хватил удар. Он умер, когда Эльфа была с ним в комнате наедине. Ваша рука… простите меня, брат Элвин, но она напоминает ей…

– Она как у Альдульфа, – упрямо повторила девочка. – Папа, уведи меня отсюда!

– Эльфа…

Элвин шагнул вперед и успокоительно протянул к ней здоровую руку. Эльфгифу закричала:

– Не трогай меня! Не трогай меня своей мертвой рукой!

Не прикасайся ко мне, ты, уродливое чудовище. Зачем я только родила тебя!

Элвин словно услышал голос из своего детства, так ясно и отчетливо, будто его мать снова в сердцах кричит на него. Элвин остолбенел, не в силах произнести ни слова.

Паника Эльфгифу с быстротой огня распространилась среди других детей; некоторые из них захныкали, самые маленькие громко заплакали, и даже взрослые начали встревожено переминаться с ноги на ногу. Элвин закрыл глаза. Он едва мог дышать. Открыв глаза, юноша взглянул на Эдвига и с большим трудом проговорил:

– Пойду поищу аббата Беда, может, нужно еще что-нибудь…

– Конечно, конечно, брат Элвин. Спасибо тебе за помощь.

Элвину пришлось заставить себя выйти из бани спокойно. Ему хотелось бежать, спрятаться вместе со своим уродством в дортуаре либо до вечера просидеть в скриптории и старательно выписывать буквы, дабы доказать, что от него есть хоть какая-то польза. Но вместо этого он схватил свой деревянный крест и взмолился об успокоении.

Молитва осталась без ответа.

Остаток дня Элвин провел как в дурном сне, помогая братьям подносить пищу, стирать одежду. Ни Эльфгифу, ни ее родителей он больше не видел, гадая, не внушил ли он им настолько сильное отвращение, что они предпочли поскорее вернуться в Чесбери, только бы не встретиться с ним снова.

Молитвы сегодня казались Элвину пустыми – только форма и никакого содержания. Они не достигали его сердца. Он чувствовал себя таким же мертвым, как и его рука, так напугавшая маленькую Эльфгифу; оставалась только боль, возникавшая в желудке всякий раз, когда Элвин вспоминал об инциденте.

Наконец длившийся целую вечность День бедняка приблизился к своему завершению. Элвин вместе со всеми братьями сходил на повечерие; он ни с кем не разговаривал, когда братия направилась в дортуар.

Братья, всего тридцать два человека, спали в большом дортуаре. Каждый имел простую соломенную постель и одеяла. Элвин рухнул на свою и задул стоящую в уголке свечу.

Господи Иисусе, как же он устал. Элвин ощущал не приятную, честную усталость, приходящую после успешного завершения трудного дня, но томление духа.

Я – калека, – мрачно думал юноша. – Изгой. Братья по доброте своей закрывают глаза на мою ущербность, но истина пришла с языка невинного ребенка, маленькой дочки простого бедняка, которая высказала то, чего другие не говорят.

Элвин бодрствовал еще долго после того, как остальные братья перестали ворочаться и тихо переговариваться друг с другом. Он слышал, как брат Келред тихо прошел между рядами коек, осторожно выясняя, не вовлечен ли кто-нибудь из братьев в грех рукоблудия. Элвин перевернулся на другой бок, молитвой призывая забвение сном.

Оно пришло-таки спустя некоторое время. Элвину показалось, что он только что уснул, когда кто-то разбудил его, коснувшись лица.

– Элвин, – послышался тихий шепот, – вставай.

Ночью в дортуаре всегда горели несколько свечей, но в их тусклом свете Элвин не смог различить, кто сидит подле него на койке.

– Что такое? – пробормотал он, потирая пальцами глаза, прежде чем принять сидячее положение.

– Для тебя есть работа, – сказал человек.

Элвин заморгал глазами. Он не узнал ни лица, ни голоса говорившего.

– Ты кто?

– Меня зовут Михаил.

Михаил был одет так же, как и сам Элвин – в простую рясу с капюшоном. На голове – тонзура. Определенно монах, но явно не из аббатства святого Эйдана.

– В чем дело? Ты к кому пришел? Почему…

Странный монах поднял палец к своим губам. На языке знаков, который Элвин, как и все бенедиктинцы, хорошо знал, это означало следуй за мной.

Сбитый с толку, Элвин, однако, подчинился, сам не зная почему. Все остальные в дортуаре крепко спали – все, за исключением прилежного брата Келреда, который сидел на своей койке, читая Писание. Когда Элвин встал, Келред поднял голову и огляделся вокруг. Он посмотрел прямо на Элвина и Михаила, потом снова вернулся чтению.

Элвин нахмурился.

– Он должен был остановить нас, спросить…

Михаил повторил свой жест, на сей раз более настойчиво. Следуй за мной.

Окончательно проснувшись, Элвин пошел вслед за монахом, который повел его из дортуара. Проходя мимо братьев, лежащих на своих койках, и глядя на их спокойные лица, он вдруг почувствовал, что сердце его забилось учащенно. Что-то происходило. Элвин не мог понять, что именно – плохое или хорошее, но по спине его пробежал холодок.

Михаил открыл дверь, подняв тяжеленный засов с такой легкостью, словно тот ничего не весил, и шагнул наружу. Ночь была ясная и холодная. Почти полная луна заставляла снег светиться, а звезды искрились ледяными брильянтами на черном бархате неба. Михаил остановился и обратил свое лицо к ночным небесам.

– Кто ты такой? – прошептал Элвин сдавленным голосом.

Михаил опустил голову и внимательно посмотрел на юношу. Легкая улыбка тронула его полные губы.

– Ты меня наверняка знаешь. Я – Михаил, Элвин.

Монах уже назвал себя раньше, но Элвин вдруг побледнел. Понимание снизошло на него, а вместе с ним и быстрое, неистовое отрицание.

– Нет, – протестующе выдохнул он, отступая на шаг назад и поднимая руку, будто намереваясь оттолкнуть монаха. – Нет…

Продолжая улыбаться, Михаил указал рукой назад, на только что пройденные им и Элвином несколько метров, отделявших их от дортуара.

На снегу осталась только одна цепочка следов.

– Ты… ты ведь монах, правда? Тебя прислали из другого аббатства…

Голос Элвина глухо звучал в его собственных ушах.

– Ты понял, Элвин.

Хотя голос оставался добрым, утверждение было уверенным, не терпящим возражений. Элвин медленно кивнул. Он понял, но осознание ужаснуло его. Он бросился в ноги Михаилу, протягивая дрожащую руку, чтобы коснуться кромки коричневой сутаны.

Ласковая ладонь тут же легла на его плечо.

– Встань, Элвин из аббатства святого Эйдана! Встань и посмотри мне в лицо, ибо я не Бог твой, чтобы ты преклонял колена предо мной.

Элвин торопливо поднялся на ноги. Восторг и благоговейный страх переполняли его, когда он, затаив дыхание, ждал следующих слов архангела Михаила.

– Ты избран среди всех верных Господа нашего для наиважнейшего деяния нынешнего века… а возможно, и всех веков. Семь месяцев назад епископ Вульфстан говорил с тобой. Он рассказал о своих опасениях насчет скорого пришествия Сатаны и его Антихриста. – Лицо Михаила помрачнело. – Добрый епископ был прав. Сатана появился на Земле, равно как инструмент его, Антихрист.

Элвин инстинктивно перекрестился.

– Спаси нас Бог, – прошептал он. – Значит… Судный День грядет!

– Нет, – возразил Михаил. – Благословенное время еще не настало. Сатана играет в опасную игру… которую он может выиграть, если его вовремя не остановить. Он начал приводить в действие пророчества Апокалипсиса, провозглашенные святым Иоанном, задолго до назначенного им часа. Он знает, что я не могу еще раз бросить его в бездну, пока не пришло истинное время Страшного Суда; ни Господь, ни Христос не станут вступать с ним в схватку до наступления такого времени. Сатана вознамерился отвратить человечество от искупления грехов… он надеется править миром вечно.

– Но… разве такое возможно?

– Люцифер, – обеспокоено продолжал Михаил, – некогда был ярчайшим из ангелов. Как и все архангелы, он обладал свободой воли. И сейчас он борется не только с Богом и человечеством, он сражается против самой судьбы. Когда-то я бы сказал, что такое невозможно. Однако Люцифер силен и умен. Он может найти способ обмануть нас всех. Если ему удастся осуществить пророчества к концу этого года, в первый день января года следующего он одержит победу. Весь мир ляжет к его ногам. Он использует страх и фанатизм тех смертных, которые верят, что конец света наступит с завершением нынешнего года. Их счет времени неверен, но сила их ужаса – именно те самые уголья, от которых загорается мстительный огонь Люцифера.