Книга: Скафандр и бабочка - Жан-Доминик Боби

Один из "сеансов"

Тут встает "гамлетовский" вопрос: герой этих заметок скорее жив, чем мертв, или скорее мертв, чем жив? По книге не приходится сомневаться, что жив. Тела читателю не видно, чтобы не быть в этом так уверенным. Читатель воспринимает внутренний мир автора, а не его физическое состояние. И наоборот: увидев человека в таком плачевном состоянии, кто-то может ненароком оскорбить, назвав его "овощем" (как кто-то из медиков в Париже в присутствии автора). Но у овоща нет души, нет мыслей, нет чувств. Овощ не обладает разумом. Человек же остается разумным существом, даже если тело полностью парализовано. Его мысли и чувства не парализованы, разве что в целях защиты психики человека, сознание не впускает правду в сердце во всём её ужасающем виде. Человек отчасти приспосабливается к любой ситуации, вырабатывая стоицизм насколько это возможно в каждом отдельном случае.

Бесспорно, можно отдать дань уважения (если не восхищения), справедливо назвав книгу не только литературным памятником на могиле бывшего главного редактора Elle, но и памятником той женщине-логопеду, которая изобрела способ связи с парализованным пациентом, специальный код, оказавшийся пригодным, чтобы пациент мог не только выражать потребности и желания насущной необходимости, но даже и продиктовать книгу. Недаром пациент - не обычный, а, как-никак, главный редактор известного во всем мире женского журнала.

Итак, книга мне понравилась. Я читала её довольно медленно, хотя она совсем короткая, как будто сидела с автором у моря и вела с ним неспешную беседу. Даже погуглила фото госпиталя и его окрестностей, которые описаны автором. Прямо перед чтением "Скафандра и бабочки" я закончила «До встречи с тобой» Джоджо Мойес . Бедный Жан-Доминик, он бы лишь горько посмеялся над словами Уилла: тот хотя бы мог себе позволить такую роскошь, как разговаривать с окружающими!

Я охотно ответил бы ему, что с меня хватает быть паралитиком, если бы мой способ общения не препятствовал хлестким репликам. Стрела самой тонкой остроты может притупиться и утратить свой смысл, когда требуется несколько минут, чтобы направить ее. Под конец и сам хорошенько не понимаешь, что казалось таким забавным до того, как ты начал старательно диктовать это буква за буквой. И мы взяли за правило избегать неуместных острот. Конечно, это лишает разговор живости, тех метких слов, которыми перебрасываются, словно мячиком. Такую вынужденную нехватку юмора я тоже отношу к неудобствам моего положения.

Жан-Доминик довольно честно описывает своё незавидное положение, при этом нет ощущения того, что он жалуется. Ему не хватает юмора в разговорах, но зато ему удалось снабдить юмором свою книгу. Конечно, это грустные шутки, и всё же я посмеялась над коварным планом уничтожения утки.

Конечно, я пускаю слюну, но почему бы не в кашемир?

Как же ужасно быть зависимым от других людей, об этом в книге довольно много. "Убийственно недосягаемые книги", лежащие в каком-то метре от него, невозможность согнать с носа надоедливую муху, невозможность досмотреть матч, который выключил невнимательный санитар. Таких небольших эпизодов в книге очень много. Но Жан-Доминик не даёт нам утонуть в грусти и сочувствии к себе, а разбавляет книгу своими воспоминаниями, а также небольшими рассказами, что (даже в таком положении) приносит ему радость: приходы детей, письма друзей, его попытки оживить в памяти вкусы и запахи, даже простая внимательность персонала!

Я очень благодарна Жану-Доминику и тем, кто разработал для него систему общения, а также помог записать эту книгу.

З.Ы. Но даже тут я немного возмутилась переводом - кто такой, к примеру, Давид Бови?!

[Место для описания впечатлений о просмотре экранизации]

Нет, мне не жалко его, жалость унижает человека, я восхищаюсь его мужеством, упорством, желанием получать даже малое от жизни и наслаждаться этим: созерцать картины, бегающих детей, морской прибой, слушать книги, погружаться в смелые мечты и отчаянные путешествия по собственным воспоминаниям

И работа, конечно, ее никто не отменял: каждый день учиться глотать, каждый день учиться разговаривать, каждый день писать свое послание миру - диктовать книгу с помощью специального алфавита и единственного непарализованного глаза.  Преклоняюсь

P.S. Вы все еще думаете, что ваша жизнь не удалась? Серьезно?

P.S.S. Обязательно посмотрите замечательную экранизацию с Матьё Амальриком в главной роли - операторская работа выше всяких похвал

Повествование идёт от первого лица, от этого человека, прикованного к больничной койке. Уже через 2 главы мне стало не по себе - откуда автор может знать об этих ощущениях? Оказалось, что книга автобиографична... И что Жана-Доминика Боби, бывшего главного редактора ELLE FRANCE, парализовало по-настоящему, у него синдром "запертого человека" и данную книгу он надиктовал, а вернее наморгал своим работающим глазом по специально придуманному алфавиту.

Уже дважды близкие мне люди сталкивались с инсультом, так что я отчётливо помню тот ужас, когда ты смотришь на взрослых людей, которые не в состоянии даже выразить свои мысли и самостоятельно удовлетворять свои нужды. Это очень страшно. Ещё страшнее оказаться в их шкуре, поэтому читать эту книгу невероятно тяжело, несмотря на лёгкий приятный слог. Сама книга состоит из воспоминаний автора о его жизни до, снов, мечтаний о разных странах, сожалений, тяжёлых мыслей о том, как это оказаться запертым в своем теле. Автор показывает свой внутренний мир, изливает душу через маленькие главы-рассказы. И пусть его тело было для него лишь скафандром, но разум его порхал как бабочка до последнего, несмотря ни на что.

Все было на месте, кроме меня. Я отсутствовал.

Да, книга местами не до конца понятна - автор описывает события своей жизни, некоторые из них для стороннего читателя не представляют интереса, но значимы для писателя. Поэтому оценивать произведение как художественную литературу неверно. Также тяжело подбирать слова.. Советовать ли эту книгу? Проще прочитать - книга небольшая, и пусть каждый решит сам. Рассказы - небольшие отрезки жизни человека, история его болезни - это заслуживают уважения в любом случае. Неправильно ставить оценку дневнику... но и оставлять ноль тоже нельзя. Как можно оценить...?

Я не знаю, с какого конца начать, как подступиться к этим тяжелым, бесполезным часам, неуловимым, словно капли ртути разбитого термометра. Слова ускользают. Как рассказать о гибком и теплом теле высокой черноволосой девушки, рядом с которой просыпаешься в последний раз, не обращая на это внимания, и почти ворчишь. Все было серым, вязким, безропотным: небо, люди, город, изнуренный после нескольких дней забастовки общественного транспорта. Подобно миллионам парижан, мы с Флоранс, словно зомби, с потухшим взором и тусклыми лицами вступали в этот новый день сошествия в безысходный шум-гам.

Очередное напоминание о хрупкости жизни, о жизни здесь и сейчас.