Текст книги "Хэллоуин: история и традиции"

Жан Маркаль
Хэллоуин: история и традиции

© Éditions Imago 2020

© М. Троицкая, перевод, 2021

© ИД «Городец», 2021

Предисловие

Наступает осенний вечер, точнее, вечер 31 октября. Холодный злой ветер гонит по небу тучи и срывает с деревьев последние сухие листья, которые, кружась, падают на мокрую землю. День клонится к закату. Спускаются сумерки – час, когда свет незаметно переходит в тьму, так что уже трудно отличить одно от другого. Вроде бы обычный осенний вечер. Но есть в нем нечто, что выбивает его из общего ряда, и это знают везде – в больших и малых городах, в деревнях и затерянных поселках.

Во-первых, люди – и мужчины, и женщины – которые возвращаются с работы, ведут себя не совсем как обычно. Они явно в приподнятом настроении. Многие по пути заглядывают в ближайший бар, но даже те, кто идет прямиком домой, знают, что завтрашний день будет особенным – он позволит хоть ненадолго прервать дьявольский рабочий цикл. Ах да! Завтра же выходной! День, который когда-то давно считался большим церковным праздником и к большой радости граждан – как верующих, так и атеистов – сохранился в официальном календаре, даже после того как Франция стала республикой.

Этот праздник – День всех святых. В сознании многих людей он почему-то ассоциируется с чем-то печальным. В этот день они семьями ходят на кладбище и несут на могилы дорогих усопших букеты хризантем. Впрочем, сама погода в этот день ритуального почитания памяти умерших часто навевает тоску. Бодлер в одном из стихотворений написал, что «слезы и стоны осени» напоминают ему стук молотка, сколачивающего эшафот. Кстати, во французском языке про ненастную погоду говорят, что она «как в День всех святых», даже если на дворе весна.

Кроме того, стоит на улице стемнеть, как начинают происходить странные вещи. Кто-то стучит вам в дверь. Вы открываете и видите перед собой целую шайку мальчишек и девчонок, одетых в белые балахоны, с разрисованными лицами или в устрашающего вида масках, в ведьминских шляпах – и все они дружно ухают вам в лицо, требуя конфет, или пирожных, или яблок, или пару монет. В ваших интересах – не отказывать им, потому что в противном случае они наложат на ваш дом проклятье, а главное – вернутся ночью и не дадут вам спать, а то еще проберутся в ваши сны и наполнят их кошмарами. Да что же это такое?

И тут вы вдруг замечаете на подоконнике у соседей – если у вас есть соседи – гигантскую тыкву, судя по всему, вычищенную изнутри и изрезанную таким образом, что дыры в кожуре напоминают глаза и рот. Внутри колышется огонек свечи, от чего вся конструкция выглядит еще ужаснее, напоминая какой-то жуткий череп; вам становится не по себе, тем более что спустя минуту вы обнаруживаете, что остальные соседи – если они имеются – как будто сговорились между собой и уставили свои подоконники такими же чудищами. Что тут происходит, недоумеваете вы.

Ведь сейчас не карнавал и даже не Рождество! Хотя на Рождество никому и в голову не придет выставлять напоказ подобное непотребство. Но, несмотря внешнюю атрибутику, это глубоко христианский праздник, и пусть никто из ныне живущих не понимает, что он означает, люди интуитивно чувствуют, что он связан не с прославлением смерти и всякой дьявольщины, а, наоборот, дает повод для веселья. Вы задаетесь вопросами и тут же вспоминаете, что пару недель назад витрины магазинов вдруг как по волшебству украсились удивительными сказочными фигурками, и каждая лавка старалась перещеголять других – если не отсутствием вкуса, то оригинальностью. Здесь и страхолюдные игрушечные черти, и ведьмы на метле или над горшком с зельем, и всевозможные монстры – плод больной фантазии, не говоря уже об искусственных скелетах, ничем не отличимых от настоящих. А вы еще зайдите в кондитерскую! Там вам предложат пирожные в виде страшилищ, марципановых драконов, пряничных гномов, целый выводок цветных ископаемых ящеров, как будто шагнувших сюда прямо из «Парка Юрского периода», и заварные шу с кремом, больше похожие на призраки в смертном саване, чем на добропорядочные кочанчики капусты, в которых, по идее, должны находить младенцев. Повсюду вы будете натыкаться на афиши, приглашающие на костюмированный бал или вечеринку «с запашком серы». Ну и, разумеется, в отделе овощей и фруктов прилавки будут завалены огромными тыквами, и некоторые из них будут изрезаны точно так же, как те, что пугали вас из соседского окна.

Справедливости ради отметим, что именно в это время года, перед самым наступлением зимних холодов, с полей и огородов убирают бахчевые культуры, в том числе тыквы, из которых матери семейств варят своим деткам «вкусный и полезный суп-пюре» – правда, есть его детки почему-то наотрез отказываются.

Как бы то ни было, начиная с вечера 31 октября во всех странах Западной Европы воцаряется удивительная атмосфера. Ничего подобного не наблюдалось почти на всем протяжении ХХ века. Все описанные выше ритуалы стали появляться лишь в последние десятилетия, зато начали распространяться со скоростью пожара и, возможно, скоро догонят по популярности Рождество и Новый год, оставив позади полузабытую Масленицу. Пора назвать этот праздник по имени. Вы уже догадались, что мы имеем в виду Хэллоуин.

Представителям большинства народов это слово ни о чем не говорит: мы используем его, не понимая, что оно означает. Другое дело – народы англосаксонской культуры. Во-первых, это слово пришло из древнеанглийского языка, а во-вторых, жители Британских островов и Соединенных Штатов Америки никогда не прекращали отмечать сам этот праздник, считающийся национальным. Все так называемые народные праздники отличаются одним общим свойством – они с воодушевлением принимаются всем поголовно населением страны, вне зависимости от классовой принадлежности. Именно это мы наблюдаем в случае нашего загадочного Хэллоуина.

Для начала задумаемся о дате. Праздник приходится на ночь, предшествующую первому ноября, и это не случайно. В литургическом календаре Римской католической церкви канун 2 ноября – это день поминовения усопших. И это тоже не случайно.

В общественном сознании День всех святых, который по самой своей природе является радостным праздником, постоянно смешивается с днем поминовения мертвых. Вот почему люди в этот день несут на кладбище цветы – в этом обычае находит отражение наше стремление вспомнить о тех, кого с нами больше нет, и почтить их память; иными словами, это нечто вроде почитания «культа предков», хоть мы и не называем его такими словами.

Римская католическая церковь, как и многие протестантские церкви, ни в коем случае не одобряя приверженности культу предков, всегда поощряла ритуальные действия, совершаемые 1 и 2 ноября. Иначе и быть не могло, поскольку концепция Дня всех святых основывалась на христианском догмате, согласно которому любой человек может после смерти попасть в Царствие небесное – если заслужит, конечно. Но вот чего Римская церковь не признавала, так это светского, карнавального характера Хэллоуина. Вот почему в 1999 году, в канун Дня всех святых, французский епископат опубликовал текст, сурово осуждающий празднование Хэллоуина как оскорбительного для достоинства церкви и принижающего высокий статус святых.

С точки зрения логики, эта позиция вполне объяснима, поскольку подобные празднества почти всегда сопровождаются некоторыми эксцессами и злоупотреблениями. Но вот с точки зрения богословия она не выдерживает критики, потому что противоречит некоторым архетипам, с одной стороны, послужившим основой этим карнавальным практикам, а с другой, признанным, пусть и в несколько облагороженном виде, самой церковью, которая и не могла поступить иначе. На самом деле ошибкой было бы полагать, что профанные ритуалы Хэллоуина являют собой искаженную форму религиозных обрядов, совершаемых внутри святилища; в действительности, как мы покажем ниже, именно эти осуждаемые профанные ритуалы легли в основу христианских обрядов.

В любом случае осуждение со стороны французских епископов явно запоздало. В прошлом, церковь не раз вмешивалась в самые разные сферы общественной жизни, даже те, которые ее не касались. Так, например, было с «Рождественским Дедом», объявленным языческим персонажем – несмотря на то, что его почитали во многих христианских семьях. В этом отношении католическая церковь повела себя так же непримиримо, как протестанты, в первую очередь кальвинисты, считавшие, что радостные праздники не только бесполезны, но и вредны, поскольку отвлекают верующих от их главной заботы – печься о собственном спасении. По мнению Паскаля, подобные праздники являются частью «вводящих в обман могучих сил», которые создают дымовую завесу между повседневной жизнью человека и высшей целью его существования. Тем не менее христианство, не в силах отвратить паству от этого праздника, каким бы он ни был, постаралось ввести его в нужные рамки и придать ему смысл, согласующийся с его основными догматами.

Однако в случае с Хэллоуином резкий всплеск интереса к профанным ритуалам, отмеченный во Франции в 1990-х годах, вызвал остро негативную реакцию епископов. Напомним кстати, что этимологически слово «епископ» означает «надзиратель» – не больше и не меньше (от древнегреческого episkopein, т. е. «наблюдающий сверху»).

Но тогда возникает вопрос: откуда это внезапное увлечение фольклорными мероприятиями, носящими откровенно дерзкий и макабрический характер и пронизанными целым рядом фантастических представлений, уходящих корнями в коллективную память? Обычно на этот вопрос отвечают, что мода на Хэллоуин пришла к нам из Америки. Действительно, с начала ХХ века, точнее говоря, со времени Первой мировой войны, положить конец которой европейцы смогли благодаря вмешательству США, по всей Европе – да и по всему миру – постепенно распространилось то, что принято называть «американской моделью»; после Второй мировой войны эта тенденция только усилилась. Влияние американской модели проявилось во всех областях, послужив как на пользу (в том числе в сфере науки и технологий), так и во вред (появление «адских башен» – небоскребов, интенсификация сельского хозяйства с неоправданно высоким применением химикатов и т. д.); но ярче всего оно проявилось в моде – несусветной глупости, достойной панургова стада.

Бесспорно, мода на Хэллоуин возникла в подражание тому, что издавна имело место в США. К счастью, находятся дети – в странных костюмах и с раскрашенными лицами – которые в ответ на вопрос, заданный вечером 31 октября: «Откуда к нам пришел этот праздник?» ясно и недвусмысленно отвечают: «Из Ирландии». И это действительно так, во всяком случае отчасти так. Даже если карнавальное действо под названием Хэллоуин появилось во Франции и других странах европейского континента под влиянием американской модели, это не отменяет того факта, что оно ведет происхождение из Западной Европы, точнее, с Британских островов, где оно всегда было в почете.

По зрелом размышлении это совершенно нормально: большинство американцев являются потомками европейских эмигрантов, в поисках лучшей доли перебравшихся через Атлантический океан. За исключением автохтонной индейской составляющей (подвергшейся значительному сокращению по вине тех самых колонистов-эмигрантов, охотно занимавшихся геноцидом коренного населения), американское общество представляет собой melting pot[1]1
  Плавильный котел (англ.). – Здесь и далее, если не оговорено особо, – прим. переводчика.


[Закрыть], в котором перемешались разные европейские традиции с заметным преобладанием англосаксонской и кельтской культур. Бесспорно, Нью-Йорк – самый большой в мире ирландский город, и это заставляет предположить, что ирландский менталитет внес более чем весомый вклад в формирование группового сознания американцев, а ирландская культура оказала значительное влияние на популяризацию некоторых народных обычаев, сегодня воспринимаемых как чисто американские.

Но заимствование элементов чужой культуры никогда не происходит просто так: чтобы их проникновение в другую культуру состоялось, очевидно, требуется фундаментальный запрос принимающей стороны. Каждый феномен народной культуры – обычаи, верования, обряды – связан с коллективной памятью, иначе говоря, с базовыми мифами, которые сами по себе лишены смысла. Только конкретизация, то есть «воплощение» в определенной социальной среде, выраженное в приемлемой форме, способно наполнить их жизнью и сделать заметными.

Именно это и случилось с Хэллоуином. Начать с того, что это не единичный феномен, поскольку он распространен во многих странах мира, даже если люди, практикующие этот праздник-маскарад, понятия не имеют, что он на самом деле означает. Традиция Хэллоуина передавалась из поколения в поколение изустно. Это именно традиция, в строгом смысле слова, то есть «нечто, передаваемое от отцов к сыновьям», даже если ни отцы, ни сыновья уже не помнят, зачем и почему это «нечто» передают.

Единственными достоверными свидетельствами существования общей универсальной традиции, на протяжении тысячелетий подвергавшейся фрагментации, служат, быть может, ритуалы, устные сказания и поговорки. Часто их исходный смысл утрачен, и от них остается только костяк, на который могут наслаиваться предания, формирующие то, что Юнг назвал «архетипами», и то, что, на наш взгляд, скорее является основой бродячих мифологических сюжетов, утративших всякую логическую связь с исходным смысловым ядром.

Дело в том, что в этой конструкции напрочь отсутствует логика, как ее понимал Аристотель. Имеет значение только само событие – в нашем случае Хэллоуин – и его связь с тем, что его породило. Эту связь можно попытаться определить, изучив извилистую историю менталитетов на основе обрывочных данных, сохранившихся в различных источниках.

Что касается Хэллоуина, то все имеющиеся свидетельства, как прямые, так и косвенные, однозначно указывают, что этот обычай уходит корнями в историю кельтских островных народов. Там и следует искать его истоки.

Поэтому, если мы хотим понять смысл этого карнавального действа и его глубинную связь с христианским Днем всех святых как с одним из его проявлений, нам придется отправиться в путешествие в глубь веков – на поиски, если можно так выразиться, утраченного (или, скорее, забытого) времени и исследовать его теневые зоны в надежде узнать не только, как менялся этот обычай, но и почему он вообще появился на свет. На этом пути нас будет ждать много удивительных открытий.

Часть первая. Кельтский праздник Самайн

Так все-таки Хэллоуин – религиозный или светский праздник? В современном светском обществе этот вопрос приобретает особое значение, поскольку мы придерживаемся принципа, согласно которому повседневная жизнь гражданина никак не связана с его духовной жизнью, то есть принадлежностью к той или иной конфессии или школе философской мысли, потому что каждый гражданин имеет право думать что хочет. Этот принцип часто называют толерантностью, что не совсем верно. Дело в том, что во всех древних обществах духовная жизнь человека была неотделима от его материальной, бытовой жизни, и не существовало никакой разницы между сакральным и профанным; собственно говоря, оба эти термина не имели никакого смысла. Следовательно, мы вынуждены признать, что Хэллоуин был празднеством одновременно сакральным и профанным.

Само слово «Хэллоуин», бесспорно англосаксонского происхождения, появляется в результате разговорного «укорачивания» выражения All-(saints)-even, что буквально означает «Всех (святых) канун» и намекает на некий «святой» или «сакральный» вечер. Вполне себе христианское толкование. Ясное и четкое.

Однако нам известно, что христианство возникло не на пустом месте. Как черенок к саженцу, оно было «привито» к античным религиям, имевшим свои обычаи и свои верования. Отцы Церкви вели долгую борьбу против пережитков язычества, а епископы прямо выступали против практик, признанных сатанинскими, что лишний раз доказывает: христианство так и не сумело избавиться от некоторых концепций, уходящих корнями во тьму веков. Будучи не в состоянии от них освободиться, христианская церковь их абсорбировала, в каком-то смысле выдав им «священный сертификат». Посмотрим на Рождество, которое приходится на период зимнего солнцестояния. Мы видим, что в нем воспроизводится модель «перевертыша», характерная для древнеримских Сатурналий, когда царь становится подданным, хозяин – рабом, а раб – хозяином. А что же происходит с Иисусом, этим Воплощением Бога? Он появляется на свет в самых отвратительных условиях, в какой-то жалкой пещере, обдуваемый холодным зимним ветром. Кстати сказать, эта пещера, в дальнейшем быстро преобразившаяся в хлев, заставляет нас вспомнить миф о Митре, восточном божестве, он же Sol Invictus[2]2
  Непобедимое солнце (лат.).


[Закрыть], чудесным образом рожденном из пещеры девственной скалы, и как раз вечером 24 декабря. Составляя свой литургический календарь, христиане опирались на то, что было под руками, то есть на календари так называемых языческих обществ, предшествовавших появлению христианства.

То же самое относится к дате 1 ноября, когда церковь почитает всех святых – «бывших, ныне живущих и будущих». Несмотря на осторожность, с какой следует подходить к точным датировкам, слишком удобным, чтобы соответствовать реальности, мы не можем не заметить, что христианский День всех святых и карнавальные празднества Хэллоуина приходятся точно на тот временной отрезок, когда кельты под руководством друидов отмечали великий праздник Самайн.

Праздник Самайн в кельтском календаре

Начиная с эпохи Высокого Средневековья вся жизнь в Западной Европе подчинялась ритму так называемого григорианского календаря (введенного папой римским Григорием XIII), который по сути представляет собой реформированный «юлианский» календарь, судя по всему, разработанный Юлием Цезарем. Это солнечный календарь: он делит год на 365 суток с четвертью, каждый четвертый (високосный) год добавляя одни лишние сутки, и точно охватывает период, за который Земля совершает оборот вокруг Солнца. Это позволяет нам ежегодно отмечать некоторые праздники в одни и те же дни, например Рождество (25 декабря) некоторые другие менее знаменитые даты: Компьенское перемирие 1918 года – 11 ноября, а день взятия Бастилии – 14 июля.

Это удобно и практично, но не будем забывать, что начиная с самой древней Античности, если не с доисторических времен, существовали – и до сих пор существуют – и другие способы подсчета и упорядочивания дней года. Так, например, нас может удивлять, почему великий христианский праздник Пасхи не отмечается каждый год в один и тот же день (и не совпадает с православной Пасхой). Дело в том, что христианская церковь с момента своего возникновения старалась встроить свой литургический календарь в традицию, унаследованную от иудаизма: Страсти Христовы и Воскресение неразрывно связаны с еврейской пасхой. Но древние евреи пользовались не солнечным, а лунным календарем, построенным на неизменном 28-суточном лунном цикле, то есть на временном отрезке, за который Луна совершает полный оборот вокруг Земли. Этим, кстати, во многом объясняются яростные споры по поводу датировки Пасхи между первохристианами (в частности, между обращенными островными кельтами и жителями континентальной Европы, подчинившимися Римской церкви)[3]3
  См. на эту тему: J. Markale, Le christianisme celtique et ses survivances populaires, Paris, éd. Imago, 1986, и Le Périple de saint Colomban, Genève, éd. Georg, 2000.


[Закрыть].

У кельтских народов тоже был календарь лунного типа. Это известно нам благодаря, во-первых, бронзовому галльскому календарю, обнаруженному в виде 149 разбитых фрагментов в Колиньи (Франция, департамент Эн) и хранящемуся в Археологическом музее Лиона, а во-вторых, множеству ирландских текстов на гэльском языке, переписанных христианскими монахами и явно опирающихся на изустную традицию. Эти данные позволяют нам установить, что год делился на 12 лунных месяцев по 28 суток в каждом, к которым добавлялся тринадцатый месяц, необходимый, чтобы лунный цикл совпал с солнечным. Отсюда следует, что ни один кельтский праздник, привязанный к лунному календарю, не мог отмечаться в фиксированную дату, как это происходит и с христианской Пасхой, из-за чего сдвигаются и два других праздника, непосредственно связанных с Воскресением, – Вознесение и Пятидесятница. Отметим также, что проблема кельтского календаря праздников далеко не так проста, и мы должны поместить Хэллоуин, то есть великий друидский праздник Самайн, в его исходный контекст. Если христианский календарь стремится к универсальности и своего рода вечному возвращению в одну и ту же точку, то календарь кельтов ориентировался скорее на взаимодействие между живыми существами и космосом, который представлялся им некой единой и неделимой сущностью.

Именно этой тесной связью между бытием и космосом объясняется восприятие течения годового времени у кельтов. Однако в отличие от древних римлян год не делился у них на строго определенные, в каком-то смысле статичные, то есть чисто символические промежутки; он состоял из этапов, менявшихся в зависимости от космических ритмов, что можно сравнить с процессом неторопливого дыхания, представляющего собой неравномерное чередование вдохов и выдохов.

Казалось бы, для того чтобы пребывать в гармонии с этим космическим дыханием, достаточно точно определить самые заметные события солнечного года – дни летнего и зимнего солнцестояния и дни весеннего и осеннего равноденствия. Ничего подобного не наблюдалось у кельтов. Ни одно кельтское празднество не приходилось на дни солнцестояний или равноденствий[4]4
  В отличие от современных «неодруидов» и других кельтоманов, проводящих свои замысловатые обряды в день летнего солнцестояния. Ритуалы, связанные с солнцестоянием, гораздо более древние, уходят корнями в доисторические времена; судя по всему, они получили наибольшее распространение в бронзовый век. Одним из его отдаленных отголосков можно считать знаменитые «костры святого Иоанна». – Прим. автора.


[Закрыть]. Все четыре главные даты кельтского календаря отстояли от них на сорок – пятьдесят суток. Почему именно, мы не знаем, но не можем игнорировать этот факт. Если верить свидетельству Юлия Цезаря, подтвержденному другими греческими и латинскими источниками, друиды также много спорили о «светилах и их движении, о величине мира и земли»[5]5
  Записки о Галльской войне. Пер. М. Петровского.


[Закрыть], следовательно, эти сдвиги не могут быть объяснены их незнанием астрономии. Друиды отлично знали что делают, и, хотя нам неизвестно, какими доводами они руководствовались, несомненно одно: свой календарь они строили в зависимости от лунного цикла.

С этим лунным циклом и его особенностями мы сталкиваемся повсюду. Так, по утверждению все того же Цезаря, друиды считали наступление темноты началом следующих суток[6]6
  Некоторые отголоски этого подхода сохранились в английском языке: слово fortnight, которым называют половину месяца, на самом деле означает «четырнадцать ночей». – Прим. автора.


[Закрыть]. Так же полагали иудеи, тоже жившие по лунному календарю. Кроме того, месяц, состоящий из 28 суток, у кельтов начинался в ночь полнолуния. Поэтому, когда мы говорим, что главные кельтские праздники приходились на 1 ноября, 1 февраля, 1 мая и 1 августа, мы упрощаем картину ради удобства. На самом деле каждый из этих праздников отмечался в ближайшую к указанной дате ночь полнолуния. Это важно помнить, если мы хотим понять природу и значение праздника Самайн.

Согласно древним ирландским текстам на гэльском языке, год у кельтов – во всяком случае населявших Британские острова, так как относительно континентальных кельтов у нас достоверных сведений нет, – делился на две равные части или, если можно так выразиться, на два времени года: темный сезон, т. е. зима, начинался в Самайн, 1 ноября, а светлый сезон – в Белтейн, 1 мая. Посередине каждого сезона кельты отмечали промежуточный праздник: Имболк – 1 февраля и Лугнасад – 1 августа. Но год традиционно начинался именно в Самайн.

И это не гипотеза, а факт, точно подтвержденный благодаря находке знаменитого календаря из Колиньи – единственного оставленного галлами материального свидетельства того, что у дохристианских кельтов существовал свой особый календарь. Впрочем, и к этому свидетельству следует отнестись с осторожностью, и вот почему. Во-первых, его наличие противоречит тому факту, что друиды принципиально не признавали письменность, а во-вторых, он был изготовлен в эпоху римского владычества, следовательно, мог представить подлинную кельтскую традицию в искаженном виде. Так, если мы сравним календарь Колиньи с ирландским календарем эпохи Высокого Средневековья, то будем горько разочарованы: единственное галльское слово – Samonios – совпадает в нем с гэльским Samain. Названия остальных месяцев в галльском календаре не имеют ничего общего с теми, что использовались в средневековой Ирландии и до сих пор входят в современный словарь гэльского языка.

Итак, на современном гэльском «ноябрь» будет Samain, что соответствует галльскому Samonios. Кое-какие отголоски Samain можно найти в названии месяца июня – meitheamh (на галльском – Mehefin, на бретонском, он же армориканский – mezheven), что происходит от древнего medio-samonios («середина лета»). Названия остальных месяцев года являются либо заимствованиями из латыни (январь – Eanair, февраль – Feabhra, март – Marta, апрель – Abran, июль – Iul), либо носят описательный характер, как, например, сентябрь – Mean Fomhair («середина осени»), октябрь – Deire Fomhair («конец осени»), декабрь – Min a Nodlag («месяц Рождества»), либо повторяют названия древних кельтских праздников: Beltaine (май) и Lunasa (август). Очевидно, что в этих названиях нет ни малейшего сходства с теми, что фигурируют в календаре Колиньи, где Riuros означает «январь», Anagantios – «февраль», Ogronios – «март», Cutios – «апрель», Giamonios – «май», Simivisonnos – «июнь», Equos – «июль», Elembivios – «август», Edrinios – «сентябрь», Cantlos – «октябрь», а за месяцем Samonios идет Dumannios – «декабрь».

На современном гэльском слово Samain означает «ноябрь», что, бесспорно, связано с древним друидским праздником, который отмечали в начале лунного месяца, в ближайшее к 1 ноября полнолуние. А вот День всех святых, 1 ноября, называется Lâ Samhna, буквально – «день Самайн». Само это слово, появившееся в эпоху, когда его орфография еще не устоялась, встречается в разных вариантах: Samain, Samhain, Samhuin, даже Samfuin. Однако его значение остается неизменным – это всегда «угасание лета» или «конец лета». На северо-востоке Европы, территории с мягким и влажным океаническим климатом, четко различимы всего два времени года – лето и зима, и этимология этих названий соответствует погодной реальности. Так, в Бретани (древней Арморике) в День всех святых начинается пора «черных месяцев»: ноябрь называется «mis du» (буквально «черный месяц»), а декабрь – «mis kerzu